Иарра вдруг обнаружила, что задерживает дыхание, а пальцы, вцепившиеся край стола, побелели. Заставила себя откинуться на спинку дивана и принять прилично-беззаботную позу, точно так же, как только что это сделал Римуш.
Она не знала, отчего вся дрожит – гнев ли то перед наглостью Бездомного или ужас от чуть было не свершившегося на ее глазах убийства. Но была уверена – человек этот вполне заслужил смерть. На этот раз она ни за что, ни за что не стала бы за него заступаться.
Ни за что на свете!
Амурата между тем вернулась к делу:
– Итак, вы хотите, чтобы все Бездомные получили права Свободных?
– Разве Свободные принимают законы? – прищурился Римуш.
– Нет, но лучшие из них присутствуют на заседаниях Палаты, чтобы требовать от энсов мудрых и справедливых решений.
– Кто из них позаботится о Бездомных?
Энсы нахмурились, как будто до них разом дошло, к чему Римуш клонит. За другими столами шепотом возмущались.
– Чего же ты хочешь?
– О Бездомных не позаботится никто, кроме Бездомных, – торжественно изрек он.
– Ты хочешь… присутствовать в Палате? – неуверенно переспросила Амурата.
Он снова улыбался:
– Быть одним из вас.
Пока они ужинали, наступил вечер, прохладный и свежий вечер поздней осени, когда зимние дожди уже наступают на город, но капризные ветра еще нет-нет да подарят ему пару солнечных дней. Самое подходящее время, чтобы выйти в сад – великолепный тенистый сад энсы Амураты, благоухающий от цветочных клумб и гирлянд, влажный от нежно журчащих фонтанов.
Гости прогуливались по усыпанным мелким речным камнем дорожкам в раскидистой тени плодовых деревьев, скрывались в непрочном уединении украшенных беседок, чье ажурное плетение позволяло им казаться незаметными и в то же время наблюдать за всем, происходящим у фонтанов, и ждали возвращения энсов. Музыканты, тоже переместившиеся в сад, скрашивали их ожидание. Музыка теперь звучала громче и тревожней, под стать беспокойному настроению гостей: нежные задумчивые переливы сменились резким раскатом струн, ударами бубнов и пронзительными трелями флейт.
За столом, когда улыбающийся во весь рот Римуш потребовал себе места в первом ряду Палаты, уточнив, что иначе все пленные умрут и Бездомные продолжат то, что начали шесть дней назад – иными словами, станут громить, жечь и убивать, и к приходу энса Караны превратят город в руины – энсы не выдержали. Окончательно махнув рукой на законы, по которым важные для всего города решения должно принимать в присутствии свидетелей, они пообещали дать ответ позже и покинули зал. Теперь шел уже второй час, как они совещались, закрывшись во внутренних комнатах энсы Амураты.
Обязанность веселить гостей досталось ее старшему сыну. Тот справедливо счел, что для веселья не время, а тему для разговора гости найдут себе сами. Пригласил всех в сад и тоже исчез – наверняка ушел подслушивать. У себя дома Иарра сделала бы то же самое, а сейчас ей оставалось только завивать догадливому Красному и, раз уж нет возможности подслушать энсов – наблюдать за Римушем.
Он недолго оставался один – Бездомный с Бессмертными в кармане, бросивший вызов всем вплоть до самих богов. Гнев и страх Высших только подогревали их интерес. Как тут не забыть о приличиях, если сами энсы не сочли зазорным оказаться с ним за одним столом? И пока старшие, краснея от гнева и неприязни, осуждающе качали головами, гости помоложе и пониже рангом один за другим подходили к Римушу. Брезгливо кривя губы и отворачиваясь так, словно от Бездомного дурно пахло, они все-таки вступали с ним в беседу, спрашивали о чем-то, а Римуш охотно им отвечал. Затем, устыдившись, собеседники исчезали, оставляя его одного, ссутулившегося на краю окруженного мраморным парапетом бассейна. Фонтанная скульптура изображала трехголового вепря со струями, бегущими прямо из ноздрей – грубовато, но внушительно. Каждый раз, оставшись в одиночестве, Римуш замирал в такой же каменной неподвижности и оживал только, когда рядом появлялся новый любопытный собеседник.
Сидя в беседке под сенью огромного царственного кипариса, чьи ветви были увешаны разноцветными фонариками, Иарра не слышала их разговоров. Зато отлично все видела. Известно, что движения глаз и губ, непроизвольный язык жестов гораздо больше сообщат внимательному наблюдателю, чем слова, ведь словами лгать проще, нежели телом. Так и в этот раз: что бы ни говорил Римуш вслух, какую бы нахальную уверенность ни выставлял напоказ, издалека он больше походил на человека, ведущего смертельный бой, чем на того, кем хотел казаться – наглого, уверенного в себе Бездомного в окружении побежденных врагов.
Он пришел сюда один, невооруженный, без своих хваленых Бессмертных. Он знал, что его могут убить – скорее всего, убьют. Зачем ему понадобилось так рисковать?
Иарра разглядывала его, прищурив глаза и почти позабыв, где находится. В нем, как и в Таше, была некая загадка, неожиданная глубина в создании столь простом и незначительном, как Бездомный. Она не была бы Самурхиль, если бы не попыталась эту тайну разгадать.
– Можно? – спросила, приблизившись, но не заходя в беседку, дочь энсы Амураты.
Иарра улыбнулась:
– Ты же у себя дома.
– Ты казалась задумчивой. Я не хотела мешать.
Кассия была тремя годами младше Иарры и совсем не походила на свою резкую и властную мать. Подвижная, быстрая, как маленькая ящерка, она могла быть безжалостной насмешницей или всеобщей любимицей, затевающей и первой приводящей в исполнение любые шутки вплоть до самых неприличных. Между ней и Иаррой не было дружбы: в компаниях, где верховодила Кассия, внучка безумного энса Самурхиль со своей вечной задумчивостью оказывалась не ко двору. Не то, чтобы Кассия добивалась этого нарочно, скорее, так получалось само собой. Иарра даже не обижалась – так масло не обижается на воду за то, что не может с нею смешаться.
Но сейчас Кассия казалась очень приветливой и дружелюбной. К чему бы это?
– Не хочешь с ним познакомиться? – она кивнула в сторону опять окруженного любопытными Римуша.
– Нас представили.
– Да нет, – она поморщилась, досадуя на Иаррину глупость. – Лично!
– А ты хочешь? – Кассия вспыхнула румянцем, и Иарра с трудом удержалась от смеха: – Ты же дочь энсы, а он Бездомный!
– Да в том-то и дело! – досадливо воскликнула Кассия. – Стала бы я иначе тебя просить!
– Ты хочешь поближе познакомиться с Бездомным, стыдишься к нему подойти и думаешь, что двум дочерям энс это будет не так зазорно, как одной?
– Ага. А матери я, если что, скажу, что просто сопровождала тебя, чтобы…
– Чтобы эта ненормальная Самурхиль не опозорилась окончательно.
Татуировка у нее на лбу изображала красного вепря. Подобно своему семейному животному, Дильмун не искали обходных путей там, где можно пройти напролом. Кассия улыбнулась с обезоруживающей прямотой:
– Да.
– Твоя мать теперь дружит с моей. Может статься, что звать меня ненормальной уже не модно.
– Ну и ладно. Так ты хочешь с ним познакомиться? Он же, – Кассия хихикнула, – собирался взять тебя в жены.
Иарра принужденно засмеялась:
– Я как раз мечтала его убить.
– Как того Бездомного, который на тебя напал? Я слышала об этом, – впервые Кассия показала что-то похожее на уважение. – Мать тогда сказала, что тебе надо было родиться Красной. А это, кстати, ее лучший комплимент. Как тебе удалось?
– Жезл. Я же ехала из Палаты.
– Вон оно что… – Кассия подумала и вдруг предложила: – Хочешь, научу тебя пользоваться оружием? Смотри, как у меня.
Она приподняла край накидки, показав подвешенный к поясу небольшой меч. Иарра уважительно присвистнула:
– Ничего себе!
– Я же Красная! Хочешь, научу?
– Ты серьезно?
Девушка решительно кивнула. Иарра спросила на всякий случай:
– А взамен?
Кассия засмеялась и вдруг схватила ее за руку:
– Пошли!
Тройка юношей с заплетенными в косы хилыми бородками, с татуировками Белых домов, удовлетворили свое любопытство и отошли, пересмеиваясь. Римуш остался один. Кабанья морда скалилась за его плечом, извергая из ноздрей тонкие водяные струи. Дно бассейна, неглубокое у самого парапета, ближе к середине понижалось, так что вода падала с большой высоты, разлетаясь веселыми брызгами, которые нет-нет да долетали до Бездомного. У него уже намокла спина, а с коротко стриженных волос сзади падали редкие капли. Но Римуша это как будто не беспокоило.
В первую их встречу Иарра не успела толком его разглядеть, зато сегодня сполна наверстала упущенное. Он был высоким и широкоплечим, даже когда сутулился, а сутулился он почти все время. Длинные руки словно искали себе занятия, теребили край одежды, вертели, как сейчас, сорванную с дерева короткую ветку, разминали ее и завязывали узлом. Иарра вспомнила, что именно этому человеку Арш обязан не проходящей вот уже несколько лет модой на плетеную мебель.
Он вполне походил на мебельщика и нисколько – на вождя и заговорщика. И уж тем более на убийцу. Как можно быть злодеем с таким открытым лицом, с таким взглядом, который остается прямым, даже когда Римуш насмехается? С таким взглядом не убивают, а если убивают… то лишь потому, что и в правду верят в собственную правоту.
А глаза у него были серые, в точности, как у Таши. Это здорово мешало Иарре его ненавидеть.
При виде двух дочерей энс он слез с парапета и поклонился, но тут же уселся обратно. Снова завертел в руках ветку.
– Не слишком у нас весело, да? – спросила его Кассия.
Римуш отозвался так, что нельзя было понять, насмехается он или говорит всерьез:
– Этот Бездомный благодарит Высших за гостеприимство.
– Ну-ну, – если Римуш смеялся над ними, Кассия ни в чем ему не уступала. – Этот Бездомный отнял у нас воздух и доволен собой. А в другие вечера здесь бывают танцы!
– Прости меня, балла, – он снова поклонился, не вставая, с видом искреннего огорчения. – Я не знал, что лишил вас танцев!
– Ты многих лишил жизни, не только танцев, – заметила Иарра.
Он не смутился:
– Не своими руками. Зато я многих спас и еще спасу.
– Ты так в этом уверен?
Кассия толкнула ее локтем – ей не нравился суровый тон. Спросила шутливо:
– А какие танцы танцуют Бездомные?
– Никаких.
– Как! А на праздниках?
– У нас редко бывают праздники, балла, и они не похожи на ваши.
Кассия не смутилась:
– Расскажи!
Римуш нахмурился и собирался что-то сказать, но внезапно образовавшийся рядом Красный в панцире и при мече окинул его подозрительным взглядом и произнес, не глядя на Кассию:
– Балла, энса о тебе спрашивает.
– Эннуг ее подери, – шепнула та Иарре. – Не отпускай его, я еще вернусь!
И умчалась почти бегом. Энса Амурата правила своим домом железной рукой.
Красный воин исчез так же незаметно, как появился, оставив ощущение неустанного наблюдения за каждым шагом Бездомного и всех, кто окажется с ним рядом, в особенности, если это девушка из старшей семьи. Которая, между прочим, вовсе не собиралась общаться с Римушем наедине под десятками любопытных взглядов.
Темнело. Незаметные слуги зажигали развешанные повсюду фонари – красные, синие, желтые, фиолетовые. По деревьям, по одеждам и лицам гостей танцевали разноцветные блики. Невидимые в ветвях ночные птицы пробовали голоса, готовясь соперничать с песней флейт. Слабый ветер кружил ароматы цветов и духов. От фонтана тянуло свежестью. Босой Бездомный в грязной одежде смотрелся на этом фоне до ужаса чужеродно. Еще ужаснее было знать, что он здесь сегодня – главная фигура.
Выдержав паузу достаточную, чтобы это не выглядело бегством, Иарра уже собиралась уйти, когда Римуш заговорил.
– Сестра просила кланяться балле от нее, – он смотрел в сторону и почти не шевелил губами.
– Да что ты говоришь! – ей стоило усилий сохранить безразличный вид. – Лучше бы она просила не нападать на мой дом!
– Твоя семья пострадала? – не похоже было, чтобы его огорчила эта мысль.
– Нет. Но не благодаря вам. Наш дом оказался крепче многих, иначе с нами сделали бы то же самое, что с другими!
– Хорошо, что дом крепкий, – он глянул искоса и опять отвернулся. – Таша будет рада.
Иарра мысленно помянула Эннуга. Над дверями, ведущими в дом, заколыхались занавеси, и в сад потянулись Красные стражники. Иарра узнала одного из тех, кто охранял ее мать, и поняла, что это возвращаются энсы. Успела еще спросить:
– Зачем понадобился этот спектакль за столом?
– Какой? – он смотрел в ту же сторону, но не очень-то спешил выяснять, чем закончились его переговоры.
– Про женитьбу! – прошипела Иарра.
И вновь эта насмешливая ухмылка:
– Я попробовал, меня не убили. Это хорошо!
– Я сама тебя убью! – воскликнула она, но Римуш уже встал и неторопливо отправился навстречу энсам.
Иарра, делать нечего, пошла следом. Пропустить такое она не могла.
Когда энса Инсина, отыскав взглядом Бездомного, обнаружила рядом с ним собственную дочь, возмущению ее не было предела. Глядя, как мать разгневанно кусает губы, не имея возможности устроить ей выволочку прямо здесь и сейчас, Иарра немедленно ощутила в себе прилив семейного упрямства и ускорила шаги. Так и вышло, что к энсам она подошла вместе с Римушем, только что не держа его за руку, с высоко поднятой головой, как презирающая всех и вся Самурхиль. Расширенные глаза и изумленно приоткрытый рот Кассии послужили ей некоторой наградой за смелость.
Теперь уже никто не изображал светского веселья, не делал вид, что просто отдыхает в саду. Даже птицы смолкли, лишь музыканты как ни в чем не бывало продолжали играть. Гости теснились ближе, не желая пропустить ни слова. В центре круга вместе с энсами и Римушем оказалась зажата и Иарра.
Но длинных речей не было. Амурата сказала:
– Мы согласны на все твои условия, Римуш. Пожалуйста, отпустите заложников.
Глава 10.
Мать и дочь
Алькум первым достиг вершины Силы. Тогда Имир убил Херума за оскорбление, когда тот усомнился в его праве на власть. Херум первым вызвал Имира на бой, сделав это при свидетелях, так что, если бы я не знала правды, не догадалась бы, что восстание было подстроено.
Теперь я и Алькум стали Сильными, и Имир начал готовить меня к обряду. В последнюю ночь перед тем, как все должно было случиться, когда я мучилась без сна в своих покоях, ко мне пришел Алькум вместе с моей матерью. Он сказал, что разглядел будущее, которое Имир до сих пор заслонял от него, и все понял. Кроме того он сказал, что Херум был его возлюбленным и теперь он жаждет отомстить Имиру за его убийство. Он знал, что завтра умрет, но не пытался избежать смерти, лишь просил моей помощи в том, чтобы отомстить. Моя мать не произнесла ни слова, лишь смотрела на меня, пока я наконец не упала к ее ногам. Тогда она рассказала мне все.
Я узнала правду о своем рождении и о своем предназначении. Мой Имир был воплощением достоинства и царственной красоты, любовь к нему была моим дыханием. Но Имир, каким его знали подданные, был жестоким правителем, прозванным Кровопийцей; на его руках была кровь множества мужчин, женщин и детей, а теперь она была и на моих руках. Я знала, что это правда. Призрак отца напоминал мне об этом каждую ночь. Имена моих погибших товарищей, Таяна, Саруба и Херуна звучали во мне всякий раз, как я принимала чашу с кровью и творила заклятия. Я не могла избавиться от них, не могу и теперь. Они станут преследовать меня до конца моей жизни. Благодарение Молчащим богам, эта жизнь не будет долгой.
Так мы заключили с Алькумом соглашение, и моя мать скрепила его своим благословением. Имир неподвластен смерти, но Прорицательница Непокорных поведала, как создать для него темницу, в которой он останется навеки. Это знание пришло к ней от Молчащих богов, чтобы она научила мою мать, а моя мать – меня и Алькума. Всю ночь и утро мы готовили заклятие, непосильное для простых смертных. Но мы были Сильными магами, и мы справились. Когда пришел час отправляться на урок, мы были готовы.
Мы явились в тайное место наших встреч, как делали это многие сотни раз за годы обучения. Я пришла первой и в последний раз насладилась объятиями Имира. К приходу Алькума все было готово. Любовь Имира ко мне была сильна, как никогда: он думал, что еще немного, и я навечно стану его. Он думал, что мы вдвоем обманываем Алькума, но в действительности мы с Алькумом обманывали его.
Иарра отложила манускрипт и неохотно подняла голову. Где-то далеко трубили рога – вечер. Рассказ Элетии, женщины, которой она бывала в снах, все больше казался ей вышедшим из-под ее собственной руки, хотя ни разу во сне ей не являлись сцены предательства – только любви. Запертый в древнем подземелье, вмороженный в камень пленник насылал на нее эти сны, надеясь зародить страсть, подобную той, что испытывали к нему и Лада, и Элетия. Хуже всего было то, что ему это удавалось. Все чаще Иарра обнаруживала, что скучает по Имиру, по его лицу, которого ни разу не видела наяву, по власти его голоса, по резкому, как внезапный порыв обжигающего южного ветра, смеху. По невыносимому совершенству его тела, которое так часто обнимала во сне.
Она гнала от себя эти чувства изо всех сил. Но отвергать неестественную, призрачную часть своей жизни ей было бы куда легче, если бы обычный мир оставался надежным и понятным, каким был до смерти деда. Увы, надежного в Арше становилось все меньше, а пониманием не могли похвастаться даже мудрые книгочеи Синих Домов. И даже в стенах родного дома, даже в собственных комнатах было не спрятаться от изменений.
Одним из таких новшеств стали постоянные визиты энсов. При жизни деда подобные посещения были редкостью, за всю Иаррину жизнь не насчиталось бы и десятка. Теперь, что ни вечер, мать либо отправлялась в гости к кому-нибудь из глав Домов, либо принимала их у себя. Из нескольких услышанных разговоров Иарра поняла, что дело здесь не в популярности новой энсы Самурхиль – потесненные правители Арша не имели другой возможности поговорить без посторонних глаз. На заседаниях Палаты теперь обязательно присутствовал Римуш, а с ним несколько десятков Бездомных, выгнать которых не было никакой возможности. Сотни таких же, как они, слонялись по бульварам Среднего города, готовые чуть что ввязаться в драку.
Они обзавелись настоящими доспехами и оружием, но это еще полбеды – многие из них были Бессмертными. Вернувшийся неделю назад энс Карана убедился в этом в первый же день. Его воины попытались очистить Средний город от незваных гостей. Завязался короткий бой. Бездомные дрались, как звери, не знающие ни страха, ни жалости; их раны, даже те, что казались смертельными, не кровоточили, а получившие их только яростнее кидались в атаку. Не поднимались лишь те, кого удавалось обезглавить, но сделать это было не так-то просто. Красные гибли один за другим, и энс Карана распорядился прекратить побоище на улицах города.