* * *
Наконец она за мной пришла.
Молли принесла широкополую шляпу, отцовскую белую рубашку, брюки, носки и сандалии. Сандалии оказались ужасно неудобными.
– Ты, наверное, большеногий снежный человек, – засмеялась она.
Я посмотрела на нее с обидой. Она сказала:
– Извини, это была шутка. Не очень удачная. Смотри. – Молли поставила ногу рядом с моей. – Размер почти одинаковый. Но тебе не обязательно надевать сандалии, – добавила она. – Вряд ли кто-нибудь увидит твои ноги.
А еще она велела мне застегнуть рубашку и поднять воротник, чтобы получше закрыть шею.
Если для прогулки на машине мне нужно скрыться под всей этой одеждой, наверное, я ужасная уродина.
* * *
Еще только садясь в машину, я почувствовала, что приключение начинается.
Машина резко рванулась вперед.
– Извини. Я не очень часто вожу машину, зато сейчас потренируюсь. Лучше пристегнись.
Мы катили вперед, и это было великолепно. Потом выехали за город, чтобы набрать скорость. Молли сказала, что в городе не разрешается разгоняться больше двадцати пяти миль в час. Мы открыли окна, задул свежий ветерок.
– Я могу и быстрее, – сказала Молли, – только перестань все время говорить "спасибо".
Я перестала, и она поехала быстрее.
Она включила радио, оно для меня тоже было в новинку, хоть я о нем и слышала. Понажимала кнопки, чтобы найти хорошую музыку. Сказала: "У папы оно все время стоит на новостях". Лично я бы от новостей не отказалась.
Мы начали поворачивать и неожиданно съехали с дороги. Нас встряхнуло, подбросило вверх, а потом машина перевернулась.
С нами ничего не случилось, но передние двери заклинило. Наконец Молли открыла заднюю дверь, и мы выбрались наружу.
Молли была сама на себя не похожа – до смерти испугана и явно не знала, что делать.
– У меня даже мобильника нет, – всхлипнула она.
Было уже за полночь. Вокруг – ни огонька. Молли заплакала. Я почувствовала, что сейчас я сильнее нее.
– Хватит плакать, – сказала я. – Пойдем обратно в город.
– Зря я ехала так быстро! Если бы скорость была не больше семидесяти, мы бы не заехали так далеко. Папа меня убьет.
– Папа тебя убьет?
– Нет, дурочка, конечно нет. Ты что, вообще ничего не понимаешь? – Рассердившись на меня, она почувствовала себя лучше. Она зашагала в темноте по дороге, но споткнулась и упала. И снова заплакала.
Наверное, у меня глаза видят лучше, чем у нее – я в темноте кое-что могла разглядеть. На небе висел узкий месяц.
– Все будет в порядке, – сказала я. – Только держи меня за руку.
Скоро рассвело, мы увидели ферму и направились к ней.
– Я зайду в дом и позвоню папе. А тебе надо спрятаться. Что бы никто не увидел.
Чем чаще она так говорит, тем больше я за себя беспокоюсь.
– И что папа станет делать? У нас ведь даже машины теперь нет… А тебя-то куда девать?
– Я не хочу в зоопарк.
– Смотри, тут сарай. Спрячься здесь, пока я буду в доме.
Я вошла и увидела стойла. Почти все они были пустые, только в дальних двух стояли лошади. Сначала я подумала, не забраться ли по приставной лестнице на сеновал, но я до сих пор никогда не видела лошадей – только в книжках с картинками – и решила посмотреть на них. Мне было страшно, что они меня лягнут или укусят, но они просто подошли познакомиться и были ласковые-преласковые. Как только я стала гладить большую, теплую лошадь, я сразу почувствовала себя лучше. Потом я забралась наверх и растянулась на сене.
Молли так долго не возвращалась, что я испугалась, не бросила ли она меня здесь. Я слишком переживала, что могу заснуть, поэтому спустилась и стала беседовать с лошадьми. Мы с ними сразу нашли общий язык. Одну я звала Пятнашка, а другую – Гнедая.
Наконец Молли все-таки пришла.
– Я никак не могла вырваться от хозяев фермы. Они такие добрые! Предложили отвезти меня домой, потому что все равно собирались в город, но мне надо было позвонить отцу. Сейчас они уехали в город. Я знаю их сына, он пока еще дома. Он учится класса на два старше меня в школе и ездит туда на школьном автобусе. Отец возьмет машину напрокат. Он приедет сюда, как только сможет, но все равно придется подождать. Про тебя я ему ничего не сказала. Что будем с тобой делать?
Я промолчала. Откуда я знаю?
В конюшню вошел мальчик. Сначала он спросил:
– Что это вы здесь делаете?
Но увидел меня и ахнул.
Я одета с головы до ног – ну, почти до ног, но и того, что он увидел, хватило.
– Ты кто?
– Большеногий снежный человек, – ответила я.
Он опустил взгляд на мои ноги и засмеялся. Мы все засмеялись.
– Я в тебя не верю, – сказал он.
– Никто не верит, – ответила я.
И мы рассмеялись еще сильнее.
Он решил не идти в школу – ведь Молли в школу не пошла – и пригласил нас на завтрак.
Пока мальчик готовил блины, он все время на меня смотрел. И все время все ронял.
Он сказал мне: "Мне нравится твой цвет волос", а потом: "Никогда не думал, что снежные люди бывают такими милыми", и еще: "У тебя красивые глаза". Я даже забеспокоилась. Хотя, возможно, он просто пытался меня ободрить. Наверное, я должна была ему за это сказать спасибо.
– Тебе, пожалуй, не надо возвращаться с Молли, – вдруг произнес он. – Лучше поживи здесь, тебе будет удобнее прятаться в нашем сарае.
Молли вздохнула с облегчением.
Я бы лучше вернулась в ее игровой домик, но не знала, как добраться туда никем не замеченной.
А потом мальчик сказал: "Мы можем покататься верхом", и я подумала, что, возможно, здесь будет не так уж и плохо. Я в эти дни узнала и испытала столько нового – даже попала в аварию. Покататься на лошади было бы здорово.
Отец Молли приехал в прокатной машине. Он едва остановился, посигналил, открыл дверь и начал кричать. Наверное, он здорово разозлился. Молли испуганно взглянула на нас и выбежала во двор. Даже если бы я хотела с ней уехать, ничего бы у меня не вышло.
* * *
Мальчика звали Бак. Он тоже сменил себе имя. Я не знала, что любой подросток может это сделать. Раньше его звали Джадсон.
– Джад тоже было неплохо, – сказал он, – но Бак мне нравится больше.
Он пошел переодеться для езды верхом. Оказалось, у него есть и шляпа, и сапоги – костюм настоящего ковбоя, как на картинках. Наверное, он хотел произвести на меня впечатление, да и просто покрасоваться. Сразу было видно, до чего он собой доволен.
Бак захватил с собой мешок припасов для пикника, мы вывели и оседлали лошадей. Сначала он их почистил, чтобы под седлом не оказалось грязи или соломинок. Он показал мне, как это делается, и я ему помогла.
Мне было странно сесть верхом на лошадь, с которой я только что разговаривала, но она, похоже, не возражала.
Бак направил свою лошадь к холмам, и вскоре мы въехали в рощу. Он перешел на галоп, хоть и видел, как я подскакиваю и больно ушибаюсь о седло. Рысь оказалась не многим лучше. Он ни слова не сказал, чтобы объяснить мне, что делать – похоже, ему нравилось, что я ничего не понимаю. Он все время смотрел на меня со странной улыбкой – как будто издевался.
Мы нашли хорошее тенистое местечко, слезли с лошадей и привязали их. Он расстелил одеяло, пояснив, что это для пикника.
А потом он снял свой ковбойский костюм… и все остальное тоже. У людей, что ли, так принято? – недоумевала я.
Но я уже начинала догадываться, что к чему. Я вспомнила, о чем меня предупреждала мама. Я ее, как обычно, не слушала, но в памяти все-таки кое-что отложилось.
Бак был гораздо выше и сильнее меня. Он порвал рубашку, которую дала мне Молли. Мне пришлось с ним драться, он резко навалился на меня, но тут я нашарила камень, и он живо отскочил.
– Какая тебе разница? – закричал он. – Ты же просто животное. Тебе не все равно?
– Я не зверь! А если и зверь, то только наполовину. Моя мать такой же человек, как и ты.
Бак снова бросился на меня, но я побежала в гору. Я решила вернуться в нашу хижину и разузнать, что случилось с мамой.
Бегала я гораздо быстрее, чем он, ведь я всю жизнь прожила в горах. Вскоре он отстал окончательно. С высоты я увидела, как он надел свой костюм, вспрыгнул на лошадь и ускакал прочь, держа вторую лошадь под уздцы.
Я села, чтобы перевести дух. Я была ужасно злая, а еще мне хотелось плакать. Молли ведь не думала, что я зверь. Или я все-таки зверь? Ах, если бы вернуться к ней, думала я.
Хорошо, что в горах мамы с детьми живут сами по себе. Сначала я думала, что хотела бы познакомиться со своим отцом, но теперь уже не была в этом уверена. Ведь он, наверное, больше зверь, чем я. Хотя, если мама его любила, вряд ли он был такой уж плохой. А может, она его и не любила, а просто не смогла отбиться.
А потом я вспомнила, что мамина книжка осталась в кармане моих шорт, в игровом домике. Значит, вернуться туда надо обязательно.
Я уже добиралась дотуда пешком, значит, и теперь получится. Я не стану спускаться с предгорий, а идти буду ночами. Моя шерсть прикрыта рубашкой, хоть она и порвана и осталась без половины пуговиц, а с брюками все в порядке. Шляпа где-то потерялась.
Я задумалась о том, как теперь поступит Молли. Может, она заедет за мной на ферму? Конечно, не на машине. Интересно, думала я, что она сделает, когда узнает, что я пропала. Она хоть понимает, какой Бак на самом деле? Хотя, может быть, он так себя ведет только со зверями…
Мне было слишком не по себе, чтобы дожидаться темноты. Я пошла к городу, держась подальше от дорог и домов. Путь был неблизкий, ведь Молли ехала очень быстро. Я даже не знала, как называется этот город, но пах он по-особому. Этот запах было легко узнать.
Потом я вышла к реке, увидела на берегу большую кучу хвороста и земляничник и решила отдохнуть здесь до темноты.
Но заснуть я никак не могла – слишком была взбудоражена. Мне нужно было срочно поговорить с Молли. И я пустилась дальше в путь по предгорьям.
* * *
Лучше бы я осталась на берегу.
Сначала мне показалось, что за мной гонятся волки, но потом я увидела, что это стая бродячих собак. Я взобралась на можжевельник – они, разрываясь от лая, скучились под деревом.
И тут вышел человек с ружьем. Он выпалил в воздух, и собаки разбежались. А он подошел посмотреть, кого они загнали на дерево. Он вытаращил глаза и обошел вокруг дерева, чтобы рассмотреть меня со всех сторон. Рубашка и брюки не так уж много скрывали. Мои шерстяные лапы висели прямо у него над головой.
Хоть на нем и была ковбойская шляпа, но одет он был не так, как Бак. У него были пушистые, почти седые усы. Он выглядел гораздо старше Бака, и я не знала, хорошо это или плохо: а вдруг он еще быстрее сорвет с себя одежду и схватит меня? Вдруг он влезет на дерево, стащит меня вниз и попытается сделать то, что не удалось Баку?
– Ты говорить умеешь?
"Почему все у меня это спрашивают? – подумала я. – Что, я настолько похожа на зверя? Наверное, похожа".
– Конечно, умею, – ответила я и забралась чуть повыше.
– Не бойся, я тебя не трону. Честно. Слово даю. Ты есть хочешь?
Ну конечно, решил сманить зверя вниз лакомым кусочком.
Он сел под деревом и снял шляпу. Лоб у него был высокий-превысокий. Я видела такое на картинках. Это называется "лысый". Может быть, когда я стану старше, и у меня все волосы выпадут?
Мужчина достал яблоко и бутерброд и не торопясь принялся есть. Время от времени он косился на меня и качал головой, будто тоже не верил в меня, как и Бак.
– Я слышал о таких, как ты, но еще никогда такого не видел. Ты откуда?
Я не знала, как ему ответить.
– У тебя есть имя?
"За кого он меня принимает? – рассердилась я. – Впрочем, это как раз понятно".
– Конечно, есть.
– Меня зовут Хайрам. Но все называют меня просто Хай.
– А меня Сабина.
– Я в жизни никого не встречал по имени Сабина. Это имя принято у твоего рода?
– Рода?
– Ну, племени… или как это у вас называется.
Я никогда не думала о том, что принадлежу к какому-то "роду". Может быть, он хотел сказать, виду?
Несколько минут мы оба, чуть смутившись, просто смотрели на раскинувшиеся вокруг поля с едва заметными вдалеке черными коровами. Потом он сказал:
– Может, тебе стоит слезть? Ведь все равно когда-нибудь придется. Лучше уж теперь. Когда я уйду, эти собаки могут вернуться. Если хочешь, можешь съесть половину моего бутерброда и яблока.
Он прав, подумала я, и слезла.
Я взяла бутерброд и села в нескольких ярдах от него, надеясь, что сижу и ем я по-человечьи, а не по-звериному. Я села так же, как и он. Я была ужасно голодная, но старалась не торопиться. А еще я пыталась, как могла, запахнуть порванную рубашку.
Он, к счастью, не стал снимать одежду, и после обеда мы просто посидели молча. Я подумала, что, может быть, мне стоит спросить его про мужчин, которые снимают одежду, но все же промолчала. Хоть он и мужчина, подумала я, он может помочь мне вернуться в город.
Незнакомец меня все время разглядывал, так буквально и ел глазами. Наконец он сказал:
– Извини, я знаю, что глазеть нехорошо. Мне бы хотелось тебя сфотографировать. Конечно, никто все равно не поверит. Все подумают, что я это на компьютере нарисовал.
– Ты умеешь водить машину? Я хочу добраться до города. Если поможешь мне, я тебе попозирую. Ехать придется ночью. И мне нужно добраться только до окраины. А еще не одолжишь ли мне шляпу? Я потом тебе ее отдам.
* * *
Он отвез меня к себе домой. Сначала я не хотела входить. Ну и пускай считает, что я веду себя, как испуганный зверек, решила я. Я не хочу туда входить, я ведь сейчас и правда испуганный зверь. Он вынес фотоаппарат и сделал кучу снимков с разных сторон. Я забеспокоилась, потому что Молли сказала, что мне надо прятаться, а так я могу выдать себя. Но что поделать, иначе мне было ее не найти. Если уж Хай решил мне помочь, подумала я, его надо как-то отблагодарить.
А потом мы сидели и ждали полуночи. Я извинилась за то, что не даю ему спать.
Он так и не снял одежду. Может быть, не все мужчины так делают, подумала я, и решила, что спрошу у Молли. Она ведь говорила, что в компьютере можно найти ответы на все вопросы. Если она про это не знает, мы можем посмотреть там.
Хай приготовил мне на ужин похлебку, в которую чего только не намешал. Он сказал, что это называется "хрючево", и это такая мужская еда. Он накрыл для нас стол во дворе, чтобы не надо было заходить в дом. Я начала думать, что зря его боюсь. Интересно, задумалась я, мой отец такой же добрый?
Хай сидел напротив меня и ел.
– Тебя, наверное, кто-нибудь обидел. Или ты всех нас, людей, опасаешься?
– Молли мне нравится. Я хочу ее разыскать. Но с Баком мне не повезло. Он снял одежду и начал меня трогать.
И я рассказала ему про Молли, про то, как перевернулась машина, и про Бака.
– Ты вроде бы не такой, как он, – добавила я.
– Боже сохрани. Вообще-то, когда мужчина начинает при тебе раздеваться, сразу давай деру. У меня дочь тебе ровесница. Я живу один, а она ко мне приезжает на каникулы. Если я кому-нибудь покажу твои фотографии, у тебя будут неприятности. Тебя начнут разыскивать – даже если спрячешься, из-под земли достанут. Возвращайся обратно в горы и оставайся сказкой, как и весь твой народ. Я не станут вывешивать эти снимки, пока ты хорошенько не спрячешься.
– Но я ничего не знаю о моем народе. Отца я никогда не видела, а мама такая же, как ты. Молли предложила меня побрить папиной электробритвой. Как ты думаешь, получится?
– Плохая идея. У тебя вырастет колючая щетина, так что к тебе никто и близко подойти не сможет. Пощупай вот мою щеку. Я со вчерашнего дня не брился.
Я потянулась через стол и погладила его по щеке.
– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я тебя завез повыше в горы и там отпустил? Я тебе дам рюкзак с едой и водой на пару дней. Так для тебя было бы лучше.
– Я хочу сначала увидеть Молли. А еще я у нее оставила мамину книжку.
Он принес мне чистую рубашку. Темно-зеленую – в ней удобнее прятаться, чем в белой.
Вечером мы, чтобы убить время, разглядывали звезды. Он их все знал по именам. Я сказала, что мама тоже их знает. Потом мы выпили кофе, хотя мне Хай налил только чуть-чуть. Он сказал, что, если я не привыкла к кофе, я от него начну нервничать. И наконец, мы поехали в его старом тряском грузовичке. Он дал мне запачканную ковбойскую шляпу и сказал, что, может, она и неказистая, зато непромокаемая.
Хай высадил меня на окраине города, как я его и попросила. Дорогу к дому Молли я могла найти по запаху, но только не из грузовика.
На прощание он мне сказал:
– Знаешь, я никому не покажу эти снимки. Оставайтесь лучше сказкой. А ты скорее возвращайся в горы. Твой дом там.
Я рада, что встретила его после Бака. А то я уж было подумала, что никогда и близко не подпущу к себе мужчину.