Были мы влюблены тогда? Мы были очень молоды. Все так остро и ярко в молодости, когда тебе двадцати нет. Эмоции всплескивают, как приливные волны, а неожиданная улыбка какой-нибудь девушки - и сердце вспыхивает фейерверком. Захваченные моментом, завороженные глазами друг друга - как кролики фарами мчащейся на них машины… да, она была моей первой любовью, и время, проведенное с ней, я не забыл.
И все, что мы хотели с ней сделать, все то, чем и кем мы могли бы стать… все выброшено к чертям в момент безумия.
Я напомнил Люси, как мы увиделись впервые: поздно ночью, на вокзале, в ожидании поезда, который, казалось, уже никогда не придет. Я посмотрел на нее, она на меня, мы улыбнулись оба, и дальше помню, как мы стали болтать, будто всю жизнь друг друга знаем. С тех пор мы не расставались. Смеясь и дразня друг друга, ссорясь и снова мирясь, мы шли рука в руке или рука об руку, потому что не касаться друг друга не могли. Бежали через густой лес под Даркакром, пили и пели в местном гадючнике, хотя были еще несовершеннолетние, потому что его владелец был старый романтик, верящий в юную любовь, а потом был медленный танец на булыжной мостовой глухого переулка под музыку из полуоткрытого окна третьего этажа.
Никогда не забыть свою первую любовь, свою первую великую страсть.
Меня выдернули из воспоминаний - Гарри Фабулоус вывернулся из толпы, приветствуя меня ослепительной улыбкой коммивояжера. Тоже мог бы понимать, но Гарри из тех, кто попытается продать глушитель своему убийце. Всегда доброжелательный, с профессиональным очарованием, Гарри - мошенник, аферист, после сделки с которым стоит пальцы у себя пересчитать - все ли на месте. Всегда готов тебе всучить то, что окажется вредно тебе или кому-нибудь другому. Его трудно невзлюбить, но результат стоит усилий. Он подошел ко мне, собираясь сесть рядом - и застыл, когда я уперся в него взглядом. Я улыбнулся ему всеми зубами - и он побледнел, бочком подался прочь от стула, выставив перед собой пустые ладони, показывая, что совершенно безобиден и вообще шел в другую сторону. Я дал ему уйти. Время, проведенное с Люси, куда ценнее десятка таких, как Гарри Фабулоус.
Я вспоминал, как бежал через лес, догоняя Люси, мелькая вслед за ней между темными деревьями, а она бежала впереди, смеясь, дразня, всегда чуть дальше, чем можно достать, но никогда слишком далеко, чтобы я не подумал, будто она не хочет быть пойманной. Ночь была поздняя, но в лесу переливался свет бело-голубой луны, и я несся, купаясь в нем, и мир оживал вокруг меня, играя такими богатыми звуками и ароматами, каких я никогда не замечал раньше. Чувство силы, быстроты, неукротимости владело мною, и я мог бежать и бежать вечно.
Люси бежала впереди, в белом длинном платье, призраком мелькала среди деревьев.
Луна заполнила мой разум, луна кипела в теле. Чувства обострились почти до боли, и никогда не был я так жив и так счастлив. Перемена захлестнула меня приливной волной, затрещали кости, удлиняясь и перекатываясь, и мне было все равно. Мех выплеснулся на кожу, накрыл меня, сделал цельным, рот вытянулся в длинную пасть, и я благодарно взвыл, обращаясь к полной луне, от которой только что родился. Даже не заметив этого, я рухнул наземь и помчался дальше на четвереньках. И был я волком под яростной луной, и делал то, для чего был рожден, и древний императив охоты взял надо мной власть. И забыл я Лео Морна, забыл Люси, с воем несся среди деревьев в безумии луны и восторге первого превращения. Наконец-то вырвался из людской скорлупы, ловушки человеческого тела настоящий я, освобожденный для бега, для которого был сотворен.
И я бежал, несомый чудесной силой и быстротой своих новых ног, повелитель всего, что видел я, и весь мир и все, что в нем, были только моей дичью.
Я метался туда-обратно среди деревьев, взмывал на гребни холмов и бросался в овраги, преследуя добычу, перервал ей горло одним движением челюстей, жаркая влажная кровь радовала пасть, дичь визжала и брыкалась, но очень недолго, и я пировал над дымящимся горячим мясом, наслаждаясь легкостью, с которой рвалось оно у меня на новых острых зубах. Я жрал до насыщения, потом поднял заднюю ногу и пометил остаток, чтобы ни одна тварь не посмела коснуться моей добычи. Вылизав начисто запятнанную кровью морду, я чувствовал наконец, что нашел свое место в мире.
А когда я пришел в себя, Люси не было.
И теперь, после всех этих лет, снова был канун Рождества в "Стрэнджфеллоузе", и набившаяся публика распевала какой-то рождественский гимн. Вечер шел к концу.
Я не сказал Люси, о чем я думаю, но она, наверное, знала. Она становится печальнее, стоит мне только подумать об этом. Но я ни о чем другом думать не могу, в эту ночь из всех ночей года, в эту ночь, которая разлучила нас навеки. Канун Рождества, когда мир полон обещания, ночь, когда я сказал Люси, что люблю ее и что буду любить всегда, до конца времен и после него. Я сказал ей, что ничего в мире не хочу так, как хочу ее, и это была правда - солгал волк, живущий во мне. Вот почему я прихожу сюда в каждый сочельник, в этот старейший бар мира… где иногда история еще может кончиться встречей влюбленных.
Я не обязан сюда приходить, но прихожу, потому что обещал ей любить ее до конца времен и после него.
Часы пробили полночь, посетители заорали, приветствуя Рождество, и Люси медленно растаяла в воздухе. Снова ушла на целый год.
Когда тебя настигает первое превращение, слишком легко перепутать одну страсть с другой.
Первую жертву ты никогда не забудешь.
Дана Кэмерон
Ночь перемены
Профессиональный археолог, специализирующийся по колониальному периоду Новой Англии, Дана Кэмерон еще и автор детективных археологических романов с главной героиней Эммой Филдинг. Шестая книга "Пепел и кости" в две тысячи седьмом году выиграла премию "Энтони" за лучшую оригинальную книгу в бумажной обложке. Рассказ "Князья беспорядка" о сыщице Маргарет Чейз (действие происходит в Лондоне восемнадцатого века), тоже был номинирован на премию "Энтони" за рассказ. Жившая когда-то в Салеме в штате Массачусетс (место действия данного рассказа), она переехала в расположенный неподалеку Беверли, где живет с мужем и весьма своенравной кошкой. Подробнее о Дане и ее работе можно прочесть на ее сайте, www.danacameron.com.
Я взобрался по лестнице к крыше и резко распахнул дверь. В лицо ударил морозный воздух. Моя сестра-вампир вытянулась на животе, почти голая, под бледным декабрьским солнцем.
Она не шевелилась. Я по телефонному звонку понял, что дело плохо, но чтобы…
- Клодия! - Я сглотнул слюну пересохшим ртом. - Кло?
Она шевельнулась, открыла затуманенные глаза. Лицо у нее осунулось, двигалась она скованно. Увидев меня, Клодия слегка успокоилась, застегнула лифчик бикини за спиной, потом села. Я отвернулся, покраснев.
- Господи, Кло! Тебе обязательно надо?
- А что такое? Я в укрытии. Джерри, выпей валерьяночки, никто меня здесь не видит. Мы потому это место и выбирали.
Она была права. Вечнозеленые кустарники и высохшие листья на лианах - летом буйство зелени - закрывали чердак со всех сторон, оставляя крышу открытой небу. На земле лежал снег, но Клодия даже не дрожала.
Но бикини уж слишком маленький. Я молчал, и она думала, что это от ханжества.
- Мне и купальник не нужен, когда я одна, - сказала она, глядя мне в лицо.
- А вот и нужен, потому что я - твой брат.
Да, я ханжа, можете меня осудить. Никто не любит, чтобы на его сестру глазели сальными глазами, особенно когда она выглядит так, что могла бы в этом бикини выйти на показ мод. И длинные темные волосы тоже лучше бы обрезать - в бою они слишком опасны.
Я сменил тему:
- Получил твое сообщение и встревожился.
Она кивнула, плечи ее ссутулились.
- Нехорошо сегодня утром вышло. Теперь нас ждет работа.
Последнее время все было так спокойно, что это должно было случиться.
- Рассказывай.
- Это было в приемном покое. - Клодия часто "случайно" оказывается в приемном покое, напрашиваясь на приключения. - На этого мужика наложили швы - порез на руке, он сказал, что на улице поскользнулся. Эйлин он задал работы, а до меня донесся его запах. Я ее попросила, чтобы она мне его направила для "обследования после травмы".
Клодия посмотрела на меня. У нее под глазами лежали темные тени.
- Он вломился ко мне в кабинет и разозлился, когда я велела ему подождать своей очереди. Очень агрессивный, подчиняется подсознанию, адски обидчив. Может быть, где-то под этой броней и есть обиженный ребенок, но поведением управляет бандитского вида я-защитник.
Не люблю, когда она болтает на этом жаргоне, но так она формулирует прямо из головы.
- Крупный по телосложению?
Она кивнула:
- Да, и этим пользуется. Запросто пускает в ход угрозы, пытался напугать меня. А потом… когда я встала и к нему подошла, он на меня замахнулся.
Я кивнул. С ней было все в порядке, но такие вещи очень было неприятно слышать. Это часть ее работы, и Клодия отлично умеет за себя постоять, но все равно раздражает. Можете считать, что я слишком ее опекаю.
- И что потом?
- Он промахнулся, от этого взбесился. Попытался снова. - Она пожала плечами. - И тогда я его укусила.
Я снова кивнул; лучше мне не стало. Если бы укус этого типа вылечил, она бы мне не звонила - подождала бы, пока соберемся вместе поужинать.
- Тебя кто-нибудь видел?
- Дверь была закрыта. Он меня сбил на пол, потом выбежал из кабинета. - Она запнулась. - Он какой-то очень плохой…
- Мы его возьмем. Плохие парни всегда попадают к нам, - сказал я уверенно.
Она покачала головой:
- Тут что-то очень странное. Глубокая какая-то неправильность.
- Ты просто устала. Мы всегда…
- Нет, Джерри! - Меня поразила неожиданная резкость, острота ее тона. - Тут что-то другое. Его реакция… я не могу избавиться от этого вкуса во рту. Он такой, будто… я с ним могла бы работать год, и все равно с места бы не сдвинулась.
Глаза Клодии наполнились слезами, и я понял, что она совершенно выбита из колеи. У нее и профессиональная, и личная гордость - о-го-го!
- Подвинься, - сказал я и ничего больше не добавил, только сел рядом и ее обнял. Подавил желание снять с себя куртку и набросить ей на плечи, потому что солнце - лучшее лекарство для вампира, нуждающегося в лечении, даже такое слабое солнышко, как в Массачусетсе зимой. А к тому же куртка мне самому нужна - холод я всегда чувствую.
Ханжи, наседки, мерзляки. Да, мы, вервольфы, во многих отношениях хуже любых старых теток.
Заставив Клодию пообещать, что не будет брать в голову, я взял копию досье, которая у нее нашлась, и поехал навестить по адресу некоего "Дж. Смита".
Еще одно лишнее доказательство, что зло неоригинально.
Можно было не вылезать из машины, но я вылез. Как я и думал, старая двухэтажка оказалась заброшенной, и мои следы первыми нарушили гладь выпавшего снега. Шныряя вокруг, я вынюхал множество сильных остаточных запахов, в большинстве своем не слишком благополучных: наркотики и секс, боль и страх. И что-то под ними, фоном, мерзкий запах, от которого по коже поползли мурашки. Не знаю, был ли здесь наш объект, но узнаваемый запах Зла призывал меня к перемене…
Не здесь и не сейчас. Подожди до ночи, когда ты сможешь что-то с этим сделать.
Я неохотно направил стопы обратно к машине и решил взять след в больнице. Строительные машины и ранние рождественские покупатели превратили шоссе номер 128 в слякотную парковку, но мой F150 с новыми снеговыми шинами справлялся отлично. Я настроил радио на "Холодный завтрак" на WFNX и медленно полз к больнице "Юнион хоспитал" в Линне.
Вервольфом мне нравится быть по тем же причинам, по которым нравилось быть копом. Да, это работа в одиночку, и приходится встречаться с трагедиями, но их я исправляю. Я помогаю людям, я улучшаю мир и умею это делать. Я люблю быть одним из хороших парней. У меня такое чувство удовлетворения, которое, спорить могу, среднестатистическому бухгалтеру просто недоступно. Или доступно, но мне то откуда знать? Я просто себе Джерри Стьюбен, обычный парень, родился и вырос на Северном побережье, диплом по уголовному праву от Салемского университета штата, недавно досрочно вышел в отставку из Салемского департамента полиции. По налоговым декларациям я теперь частный детектив, но занимаюсь я не домашними разборками, мошенничествами со страховкой или изъятиями залога за просрочку платы. Я готов дойти до края земли, разыскивая пропавших детей, и цента за это не взять. Но в основном я держусь фамильного дела, которое состоит в искоренении зла из этого мира.
Если послушать, то я очень о себе высокого мнения? Да нет, если вы знаете правду о моем - нашем - типе. Фэнгборны, Сироты Пандоры, те, которых древние называли "Надежда" - считается, что их захлопнуло на дне ящика. Но по нашим легендам первые из Фэнгборнов выбрались наружу, и хорошо, что выбрались, потому что когда в мир выпустили зло, выпустили и средства его уничтожения. Вампиры и вервольфы - первые очищают кровь и снимают боль, вторые устраняют неискупимое зло, когда находят. Инстинкты наши безошибочны, органы чувств настроены на обнаружение зла. Истинное зло (не просто идиот, который тебя подрезает в потоке или крадет газеты у тебя из ящика) существует, и мы с ним ведем борьбу. Мы - те, кого не может коснуться зло, супергерои, которых никто никогда не видит, если мы правильно делаем свою работу. Я верю в это до самой глубины души, и ничего нет в мире лучше этого чувства.
Представьте себе, что было бы, если бы мы не приделали к злу тормозов. И это забавно, поскольку Фэнгборны во всех мифологиях описываются как самые развращенные убийцы. Существа нашей породы - не самые плодовитые в мире, и нас в Соединенных Штатах меньше тысячи, а вы, нормальные, когда перешли от охоты к земледелию, то стали размножаться как бешеные. Но мы - дети Надежды, и потому делаем что можем, и ни одно дело не пропадает зря.
И еще насчет мифов: не фазы луны, но призывы зла заставляют нас меняться - хотя я, например, и без этого могу, если очень разозлюсь. На ладонях у меня нет волос, хотя в тринадцать лет я - правда, по другим причинам, - опасался, что они там вырастут. Клодия говорит, что меня страшно достает, когда кто-то трогает мои вещи, но назовите мне хоть кого-нибудь, кто не защищает свою территорию? Когда мы заказываем пиццу, Клодия всегда просит к ней жареный чеснок. Зеркало у входной двери ей всегда напомнит, что в холода надо одеться так, как все прочие. Еще она говорит, что у нее аллергия на серебро, а на самом деле она просто считает, что серебро на ее коже выглядит безвкусно.
В реальной жизни мы очень внимательны к двум вещам: родство и тайна. Мы с Кло живем в Салеме, поскольку когда-то в восточном Массачусетсе нужна была наша семья. У деда по этому поводу юмор прорезался. "Кокта мы были приехать со старый родина, я думаль: эти люти люпят фидений? Ми им путем тафать прифидений!" И он смеялся кашляющим смехом.
Мне чертовски недостает старика, но наше присутствие никакого отношение не имеет к процессам ведьм: просто кучку немцев со странными привычками проще было спрятать среди польских и русских иммигрантов Салема девятнадцатого века. Мимикрия важнее всего. А тут не только ходят слухи о колдовстве, но и рассказывают истории про морского змея (состряпанные владельцами паромов и гостиниц), о пиратских сокровищах и домах с привидениями. На этом фоне рассказы о большой собаке под луной даже не смотрятся.
Поток машин наконец дополз до моего поворота, и я въехал на больничную парковку. Многие из Фэнгборнов работают врачами, сестрами, полицейскими, психоаналитиками, даже священниками. Любая работа с людьми, с нуждающимся в защите населением, нас устраивает.
Мне даже не пришлось опускать окно: вонь окутала кабину пикапа со всех сторон. Я едва сумел удержать лежащие на руле руки от превращения в когтистые лапы, а мозг - на слежении за правильной парковкой машины. Как только справился с приступом, выключил мотор, сжав рукой медальон св. Христофора, который ношу на шее с первого причастия. Святой он там или не святой, мне без разницы - не настолько я религиозный. Мне его дала мать, и иногда он помогает сопротивляться перемене. Клодия говорила правду: этот парень очень плохой. Смит от нее сбежал - это уже о чем-то говорит, и оставил такой след, что нормал мог бы взять - если бы сообразил, отчего это вдруг его мутит и хочется на людей бросаться. И не было слышно нигде поблизости ни зверей, ни птиц. Даже чаек.
Истинное зло пахнет гнилым мясом, разложившейся рыбой, палатой лазарета. Добавьте к этому ощущение, возникающее, когда вдруг понимаешь, что рядом происходит что-то настолько плохое, что меняет жизнь, такое, с чем ты ничего сделать не можешь, - и вы примерно представите себе, что я испытал. Только у меня чувства в сотни раз острее ваших.
Есть тут и хорошая сторона: это ощущение влечет за собой перемену, а перемена - силу.
Я осторожно открыл дверцу. Ветер переменился, и я почувствовал, что могу от перемены удержаться, так что пошел в приемное отделение. Сестры сказали мне, что врача, который осматривал "Дж. Смита", уже нет.
Я поблагодарил и пошел в кабинет Клодии. Здесь запах был сильнее - вероятно, из-за нападения на Клодию, но было еще что-то, чего я не определил, отчего у меня зубы заныли. Секретарша, которая у Кло общая с другими психиатрами, мне сказала, что с сестрой я только-только разминулся, и что у нее было сильное потрясение от одного из пациентов. Я изобразил удивление: у Клодии могла быть масса неприятностей, если бы узнали, что она говорила со мной об этом случае, тем более дала мне историю болезни, - и сказал, что я с ней свяжусь.
Запах я проследил обратно до парковки, и ребята в будке парковщика мне сказали, что этот человек поймал такси, привезшее посетителя, и на нем уехал. Такси местной компании.
Тут вышла Эйлин, невысокая миловидная сестра, у которой всегда находились для меня чашка кофе и доброе слово, когда я работал в полиции. Клодия сказала, что Смит из ее пациентов. Мы поздоровались.
- Ты слышал про Клодию?
- Да уж. - Я присвистнул.
- Да все в порядке. Привезли хулигана, его надо было зашить - он сказал, поскользнулся. Но я рану от разбитой бутылки не впервые видела. Наверняка уличная драка.
Я кивнул.
- Клодия мне подала знак, и я его послала к ней. Посттравматическая беседа, сказала я ему. А! - Эйлин что-то вспомнила. - Вот как было: его привез Вимс. Сказал, что нашел его на улице и привез заштопать. Жалко, ты с ним разминулся, могли бы вспомнить старые времена. - Она недобро улыбнулась: все знали, что мы с Вимсом друг друга терпеть не можем.
- Да, не повезло мне. - Я сунул руки в карманы. - А вообще как, работы много?
Она покачала головой:
- Последние два дня почти нет. Даже замерзших бродяг не привозили. - Она глянула в стальное небо. - Это ненадолго - сегодня вечером снегопад.
Я кивнул - тоже это чуял. Мы оба знали, что из-за холода, праздников и закона больших чисел скоро посыплются аварии, пьяные водители, домашние свары и замерзшие бомжи. Как обычно.
- Ладно, зато деткам нравится. - Она застегнула куртку. - Сегодня у них в школе последний день. Уже из шкуры выпрыгивают, пострелята.
- Да брось ты, - ответил я. - Детям полагается любить Рождество.