– Ага, – сказал Артемий. – И он уже рассказал мне много интересного.
– Например?
– Например, что я ему ужасно нравлюсь, и что я – самый стоящий парень, из тех, что бывали на этой кухне.
– Крис, не думала, что тебе нравятся парни! – сказала Аня, трепля кота за ушами.
– Он просто уверен, что стоящие парни должны нравиться тебе…
– Так – я же предупреждала: без домогательств.
– А что я? Просто беседу поддержать…
В кармане джинсов запищал телефон. Крис напрягся и зашипел.
– Интересно… – глядя на кота, проговорил Артемий и достал трубку.
Номер на экране не определился.
– Да? – осторожно сказал Артемий.
В трубке некоторое время молчали, затем низкий голос поинтересовался:
– Это ты?
– Я, – не стал спорить Артемий.
Трубка напряженно засопела. Затем сказала коротко:
– Я видел его.
– Вот как… – сказал Артемий. – А вы кто?
– Вчера в кафе напротив моей конторы…
– Ага, понял, – сказал Артемий. – И что?
– Надо встретиться.
– Хорошо. Где, когда? – быстро спросил Артемий.
– Прямо сейчас. Я на машине, говори, где тебя подобрать?
Артемий сказал. И тут же направился к двери.
То, что Сергей не назвал своего имени, не очень удивило: у многих работников охранных агентств и иже с ними неизлечимая мания преследования. Больше настораживало беспокойство в голосе сильного и, на первый взгляд, уравновешенного человека.
Обувшись, Артемий бросил взгляд на папку, лежавшую в прихожей на тумбочке. Подумав, он взял ее – не столько боясь ее потери, сколько опасаясь, как бы какой-нибудь кран не рухнул и на этот дом. Страх, конечно, иррациональный и бессмысленный. Впрочем, как и все страхи.
– О, ты уже убегаешь? – спросила Аня.
Она появилась в дверях кухни с Крисом на руках. Кот снова выглядел чрезвычайно довольным жизнью, он закатывал глаза и урчал.
– Да, – отмахнулся Артемий. – Тут вариант с квартирой подвернулся, надо сбегать, посмотреть…
– А-а… – сказала Аня, и в голосе ее послышалось разочарование.
– Но не факт, что договоримся, – поспешил оговориться Артемий. – Слишком уж хорошие условия… Ты ведь пустишь меня обратно, если ничего не выйдет?
– Это мы еще поглядим, правда, Крис? – сказала Аня, почесывая кота за ухом.
Кот ответил безмолвным зевком.
Сергея не пришлось дожидаться долго. С ревом и воем напротив Артемия возник грязный, наглухо затонированный "BMW", словно вынырнувший из бандитских девяностых. Опустилось переднее стекло, за ним мелькнуло лицо Сергея, кивком указавшего: "садись!"
Артемий сел. Глухо хлопнула дверь. Стекло быстро поднялось, отделив маленький мирок салона от города. Сергей, не поворачивая головы, стрельнул взглядом по зеркалам заднего вида и резко бросил машину в поток.
– Что стряслось-то? – поинтересовался Артемий. – Кстати, здравствуй!
– Привет, – бросил Сергей.
– Почему в машине? – спросил Артемий.
– Ушей чужих меньше, – сказал Сергей. – Хотя и здесь гарантии никакой. Давай сразу по делу.
– Давай, – сказал Артемий. – Ты сказал, что "видел его". Кого именно?
– Того, с фотографии… Ты мне показывал. В плаще.
– С чего ты взял, что это он? Качество снимка ведь так себе…
– Мы договорились, что я позвоню тебе, если увижу его или что-то странное. Вот я и увидел сразу – и его, и странное…
Сергей замолчал, а Артемий покрепче ухватился за рукоятку на двери – машина с раскатистым ревом принялась шнырять между рядами в поисках свободного пути. Водил Сергей хорошо, но, пожалуй, чересчур резко.
– Мое агентство принадлежит одному очень большому человеку, – сказал Сергей. – Я даже не буду говорить, кто это, чтобы тебе спалось легче. И вот, сразу после нашей встречи меня вызвали, чтобы обеспечить безопасность одного мероприятия. Точнее, я – один из тех, кто занимается безопасностью. С таким уровнем секретности у частных лиц я столкнулся впервые. И не уверен, что моя машина уже не прослушивается…
Сергей замолчал, тщательно изучая обстановку в зеркале заднего вида. "Хвост" ищет, что ли?" – предположил Артемий.
– Так вот, – продолжил Сергей. – Я бы не придал этому значения – мало ли секретных дел у олигархов…
– Олигархов? – переспросил Артемий.
– …но происходящее мне очень не понравилось. А когда я увидел этого, в плаще… В общем, он посмотрел на меня.
– И что? – с любопытством спросил Артемий.
– Ничего, – зло ответил Сергей. – Страшно стало. Наверное, я уже сам себя запугал…
– А этот, в плаще, – произнес Артемий, – он случайно, не переходил тебе дорогу?
– Что? – недоуменно спросил Сергей. – Да нет, вроде. Он просто стоял и наблюдал за происходящим.
– Да что там происходило-то? – спросил Артемий.
– Кино снимали, – нехотя процедил Сергей
– Порнография, что ли? – ляпнул Артемий.
– Сам ты… – буркнул Сергей. – Нет, не ее. Хотя с какой стороны посмотреть… Сдается мне, никакое это не кино…
– Ничего не понимаю, – признался Артемий. – Кино – не кино… Ну, да ладно. А не пробовал говорить с этим… в плаще?
– Хотел, – нахмурился Сергей. – Не поверишь – страшно стало. Не смог.
– Дела… – произнес Артемий.
Машина остановилась на светофоре. И Сергей вдруг заорал во весь голос:
– Да вот же он!!! Вот!!! Смотри!
Словно в замедленном кино Артемий увидел, как по пешеходному переходу прямо перед машиной неспешно прошел невзрачный человек в плаще. Он даже провел небрежно пальцами по пыльному капоту.
И на мгновение скосил взгляд в его сторону.
В сердце кольнуло.
– Ну, что? Хватаем его?! – глядя на Артемия безумными глазами, крикнул Сергей.
– Нет! – выдавил Артемий. – И думать забудь!
Сергей тяжело дышал, провожая взглядом незнакомца.
– Как… Как же он успел сюда добраться? – пробормотал он. – Он что, специально за мной гнался?!
Сзади вовсю засигналили: загорелся "зеленый".
– Стой! – отчаянно крикнул Артемий. – Вперед нельзя! Он перешел нам дорогу!
– А какие есть варианты?! – крикнул Сергей и вдавил в пол педаль "газа".
Машина рванула вперед. Сергей рассмеялся:
– Вот видишь. А ты говоришь….
Рваные фрагменты реальности – все что осталось в памяти от следующих секунд: и замерший впереди белый микроавтобус с неработающими "стоп-сигналами", визг тормозов, удар, ругань Сергея…
И страшная туша "Урала", будто свалившегося с неба со стороны водителя. Белая пелена перед глазами, которая обернулась сдувающейся "подушкой безопасности".
…Артемий стоял рядом с останками "бумера" и не верил, что все еще жив. Он даже не пострадал, если не считать порезов от лопнувшего бокового стекла. Про то, во что превратилась голова Сергея, еще несколько секунд назад говорившего с ним, нельзя было даже думать.
Одно в голове звенело четко и ясно: "он перешел мне дорогу".
– Коридор событий… – вяло, самому себе сказал Артемий.
– Что? Что вы говорите? С вами все в порядке?
– У него шок! Надо заставить его лечь!
– Куда лечь? "Скорую" кто-нибудь вызвал?!
Голоса вокруг ощущались не более, чем как фон. Происшедшее не имело самостоятельной ценности. Это всего лишь еще одно событие в длинном коридоре, ведущем… Ведущем – куда?
Вокруг толпились любопытные, некоторые с интересом заглядывали вовнутрь искореженной машины. Доносились вздохи испуга, жалости и отвращения. Кто-то негодовал по поводу беспредела на дорогах…
Артемия трясли и норовили то ли утащить куда-то, то ли посадить на асфальт, но он продолжал упрямо стоять на месте.
Медленно повернул голову вправо. Там все еще стоял злосчастный белый фургон с большой вмятиной выше бампера. Из окошка испуганно смотрела девушка, словно боясь выйти наружу.
Какое знакомое лицо… Почему знакомое?..
Неожиданно фургон взревел, окутался черным дымом и умчался прочь под возмущенные крики свидетелей.
Неслыханно – удрать с места такой аварии. Но Артемий равнодушно посмотрел вслед – и тут же переключился: ощутил вибрацию телефона. Машинально достал трубку, поднес уху.
– Слушаю…
– Это вас из следственного управления беспокоят, – сказал колкий голос. – По делу Переверзева.
– Слушаю, – повторил Артемий.
– Что же это вы от следствия скрываетесь? – поинтересовались в трубке. – Два адреса уже сменили? Что-то утаиваете?
– Ничего я не утаиваю. Так получилось, – тихо сказал Артемий и отключил телефон.
Он не мог разговаривать. И стоять здесь тоже не мог. А потому просто взял и пошел прочь.
– Стой! – крикнули вслед. – Останьтесь! Эй, пострадавший! Да постойте же!
Но Артемий только прибавил шагу. В ушах гудел приближающийся вой сирен…
9
Мальчишка был худенький, бледный, испуганный, с совершенно недетскими глазами, в которых постоянно блуждал какой-то немой вопрос.
"Не жилец" – так сказали в роддоме. Он, действительно, не должен был выжить. Даже современная медицина смотрит на такие случаи с нескрываемым скепсисом, а уважаемые доктора тайком крестятся и разводят руками: "чудо!".
"Недоносок!" – так ругался отец, и был недалек от истины. Казалось, он очень удручен тем, что недоносок выжил, несмотря на заверения специалистов. Этот малец был просто бельмом на глазу у семьи. Только мать тихонько, будто стыдясь и опасаясь гнева родственников, делилась с ним скудной теплотой.
"Дохляк" – так прозвали в школе. Его не принимали всерьез ни в одной компании. Его унижали и били – таковы для некоторых счастливые детские годы. Что самое обидное – не он один был таким дохляком и недоноском. Но те, другие, легко находили свое место в шумных детских бандах – в качестве шутов, мишеней для постоянных подколов и выплесков агрессивности.
А его просто не замечали. Даже били его как-то вяло, без особого садистского азарта. Но били постоянно – словно выполняя какую-то обременительную, но совершенно необходимую процедуру.
Часто такие отверженные среди сверстников делают ставку на учебу, окунаясь в нее, как в какое-то спасательное средство. Но и для учителей Дохляк оставался Дохляком. Он не вытягивал ни по одному предмету – даже по рисованию, не говоря уж про пение и физкультуру. Некоторые учителя злорадно сулили ему будущее на помойке. Другие же, как и одноклассники, просто не замечали: всякий раз, открывая журнал, хмурились, читая его фамилию, и интересовались, не новенький ли он в классе?
Уже тогда пришло чувство: с ним что-то не так. Что с его существованием в этом мире произошла какая-то дурацкая ошибка.
Его просто не должно быть на этом свете.
Он лишний.
Может же быть так, что человек оказался лишним? Просто, случайно родившийся, выбившийся из планов природы-матушки. Природа поначалу заметила ошибку и дала ему шанс спокойно умереть. Но слепая медицина так же случайно вытащила эту ошибку из ведра для ампутированных органов.
И вот, результат ошибки живет и не может понять, почему все вокруг не так?
Осознание себя как личности к каждому приходит в разное время и связано с самыми разными событиями. Некоторые вообще не помнят детства, и отсчет сознательной жизни ведут с пьянки на школьном выпускном.
К Дохляку осознание себя пришло рано, и связано было именно с этой странной мыслью: "я лишний".
Мысль оказалась настолько яркой и страшной, что он заболел. И, разумеется, никто поначалу не обратил внимания на то, что Дохляк, Недоносок, Нежилец тихо натыкается на стены квартиры, пылая болезненным жаром.
Природа пыталась исправить ошибку. Но снова просчиталась.
Мальчик выздоровел.
В липкой от мерзкого пота постели у него было время, чтобы принять одно важное, почти отчаянное решение.
Он решил, что докажет всему миру: он вовсе не лишний! Более того – он очень даже нужный. Да что там – он докажет, что просто необходим, что без него весь мир просто покатится ко всем чертям!
Это трудно. Невыносимо трудно доказывать черствому миру, что ты не тот, кто есть на самом деле. Когда на тебя смотрят сначала с некоторой брезгливостью, затем удивленно, и лишь потом начинают прислушиваться к твоему жалкому лепетанию.
Может, мальчик не был нужным этому миру, но уже тогда он был нужен себе самому. Очень нужен. И вскоре оказалось, что огромными усилиями можно заставить людей поверить, что ты необходим еще кому-то.
Естественно, это иллюзия.
В жизни лишнего – все иллюзия.
И конечно, эту иллюзию можно было только купить. Дать списать контрольную, отмазать от гнева училки, познакомить с девчонкой, дрожа от ужаса полезть на защиту приятеля от старшеклассников…
Так Дохляк понял, что все имеет свою цену.
Если можешь предложить достойную цену – есть все шансы купить сверкающий набор пластиковых деталей "Лего", из которого легко построить ту жизнь, которую нарисовал себе в туманных фантазиях…
Павел задумчиво смотрел в горизонт – поверх серых крыш лагерных бараков. Теперь хватало времени, чтобы подумать. Того, времени, которого так не доставало в лихорадочной борьбе за власть и деньги.
И теперь можно честно признаться: он нарочно устроил себе такую жизнь. Чтобы не было времени на проклятые мысли.
Надо смотреть правде в глаза: даже взобравшись на самую вершину, не перестаешь быть лишним.
И что он доказал всему миру своим могуществом, своими деньгами, яхтами, самолетами и футбольными клубами? Всего лишь простую старую истину.
В мире полным-полно лишнего.
Того, без чего вполне можно было бы и обойтись.
Или без кого.
Павел скрипнул зубами. Нет, теперь все совсем не так! Каждый человек в этом Лагере правды уже знает одну важную истину: не кто-то, а именно он, Павел, прижал его к стенке, выдернул из мира причин и следствий, того мира, где каждый исполняет предназначенную судьбой функцию. Что бы ни случилось, воспоминания о пережитом уже никогда не сотрутся из памяти. А, значит, Павел уже никак не случайный прохожий в судьбе каждого из них.
И никто не сможет потерять его образ в серой однородной массовке. Он – самый необходимый элемент, ключевая деталь того мира, который создал. Пусть даже на совсем небольшой срок.
Где-то в глубине больной души Павел чувствовал искусственность этой конструкции, но гнал такие мысли прочь. Ведь для того и существует Комната правды, чтобы разобраться в главном вопросе его собственной жизни…
Спец сосредоточенно теребил бородавку на шее. Хотелось, заехать ему по уху, но Павел понимал: спецу жизненно важно крутить бородавку, как радист крутит верньер настройки рации. Чем отвратительнее выглядит компьютерщик, тем выше его квалификация. Еще один нелепый закон жизни, которая так любит громоздить нелепость за нелепостью… Как его – Коля? Почему-то имя все время выпадает из памяти…
– Нашел? – нетерпеливо поинтересовался Павел.
– Найду, куда они денутся, – с ленцой ответил спец.
Пальцы компьютерщика быстро мелькали над клавиатурой – просто невозможно понять, что он там делает.
Но Павел прекрасно представлял себе суть происходящего.
Вот оно, счастливое время, когда информация стала, наконец, главным оружием в умелых руках. Выражения, вроде "права человека", "неприкосновенность личной жизни" звучат просто смешно, когда ни одна структура не в состоянии уследить за всеми информационными потоками. Информация о каждом из нас в бесчисленных базах данных, живет своей собственной жизнью, удивляя порой неожиданными выкрутасами, вроде компьютерного "спама" или груды рекламы в почтовом ящике. И это самое безобидное. У многих волосы зашевелились бы, узнай, какие пути проходят данные о его паспорте, адресах, связях, предпочтениях и пристрастиях, больших и мелких грешках.
А если ты добровольно выплескиваешь в сеть информацию о себе, своих связях и предпочтениях, то не удивляйся потом сюрпризам, которые в любую секунду может выкинуть насмешница-судьба. Ведь никто не тащит тебя выворачивать наизнанку душу в каких-нибудь "Одноклассниках" – хищных пожирателях информации обо всех и каждом…
Одно позволяет жить более или менее спокойно: если ты ничего не значишь в этом мире – зловещий информационный механизм может никогда и не заработать: много чести уделять внимание каждому!
Но если ты, упаси бог, понадобился тому, кто обладает магической властью над информацией, оставь попытки скрыться, спрятаться, притвориться камнем. Тебя отыщут, где угодно – как мышь, которой бесполезно прятаться в лабиринте на лабораторном столе.
– Ага, есть, – невнятно сказал спец. – Да они почти все здесь, под боком…
Спец жевал что-то, и клавиатура была жирной от лоснящихся пальцев. Символично, что этих, забытых уже давно мерзавцев, выдернул, словно на удочку, такой отвратительный тип. Слизняк с засаленным компьютером вместо мозга…
– Давай, оформи все и распечатай, – приказал Павел. – Зигфрид! Черт… Рустам, где Зигфрид?
Тихо подошел Рустам.
– Его сегодня не было. Он вообще себя как-то… – Рустам замялся. – Странно себя как-то вел…
– Я заметил, – сухо сказал Павел. – Проследи, чтобы он не наделал глупостей. Никакой утечки быть не должно…
– Понял, – коротко ответил Рустам.
Спец протянул Павлу стопку горячих, как из печки, отпечатанных страниц. Павел кивнул Рустаму:
– И этими займись.
– Уже сделано, – сказал Рустам. И ушел.
Некоторое время Павел стоял, нахмурившись. Одна мысль не давала покоя. Хотелось найти еще одного человека. Хотелось мучительно, до боли.
Мысль о такой встрече пришла совсем недавно. Она не вязалась ни с прежней благополучной жизнью, ни с безумием царящим сейчас. Раньше такое даже не пришло бы в голову.
Но когда наступает пора подводить черту…
– Надо найти еще кое-кого, – произнес Павел.
– Какие проблемы? Найдем, – равнодушно сказал спец.
Сомнения не оставляли. Страшно, что этот человек увидит его лишь таким, каким он стал теперь, в самом конце.
Даже, несмотря на то, что они ни разу не встречались прежде…
К этим паршивцам давно не осталось ненависти. К этим маленьким негодяям, которые превратили в ад самые светлые годы. Точнее, те годы, которые принято считать светлыми.
Современные люди давно избавилось от иллюзий, что жестокость и черствость приходит к людям с годами. Как бы не так! Нет более жестоких и безжалостных существ, чем дети.
То, что происходит в карманном лагере Павла – это всего лишь цветочки по сравнению с обыкновенным детским фашизмом.