– Зигфрид, – настойчиво продолжал голос. – Бросай оружие и выходи. Я не хочу стрельбы. И не хочу трупов. Зачем ты накручиваешь ситуацию?
– Не хочешь трупов? – деревянно рассмеялся Зигфирид. – А как же Сергей?
– Брось, – сказал голос. – Ты же прекрасно понимаешь, что это случайность. Несчастный случай…
Воздух сотряс совершенно неестественный смех – будто расхохоталась гиена. Артемий почувствовал каждый вставший дыбом волосок на теле.
Долбанный коридор событий…
– Кому ты это впариваешь, Рустам?! – крикнул Зигфрид. – Мы же с тобой все знаем про несчастные случаи!..
– Зигфрид!
– Это же ясно, как божий день!
– Перестань!
– Вы убили его!
– Что за бред! Зачем нам его убивать!
– Да, брось! У меня здесь ваш человек! Он мне все рассказал!
– Какой еще человек?!
– Артемий! Что, скажешь не слышал про такого?
– Конечно, нет! Ты же знаешь всех наших! Кого ты там притащил?! Зачем усложнять ситуацию?
– Уходите, или я его пристрелю!
– Расслабься, Зигфрид. Мне кажется, у тебя просто нервное расстройство. Тебе бы отдохнуть…
– Кто псих?! Это ты назвал меня психом?!
– Я ничего такого не говорил… Послушай…
Бах!
Бах! Бах! И-и-и…
Как интересно звучат на чердаке звуки выстрелов из пистолета с глушителем. Совсем не так тихо, как в кино…
И режущий свет фонарей в глаза…
– Стой! Прекрати!
Бах! Бах!
И-и-и! Бах!
– Не двигаться! Руки в стороны! Кто такой?!
– Вот, у него паспорт с собой. И никаких "корочек".
– Что за фигура?
– А, кто его знает…
Несколько крепких молодых людей мрачно изучали Артемия. Он стоял на коленях, раскинув руки – будто молился им, новоявленным божествам с пистолетами.
– Бред какой-то… – проговорил тот, кого Артемий сразу же принял за главного. – Нормального парня кокнули…
– А какие были варианты? Он бы не одного нашего здесь положил…
– Ладно, чего уж тут. Дело сделано.
Все выглядели подавленно – будто только что завалили собственного брата. И готовы свалить всю вину на Артемия.
– Рустам, что с телом делать?
– В мешок, – дрогнувшим голосом сказал тот, кого назвали Рустамом. – Все следы убрать.
– А от пуль? – поинтересовался кто-то.
Рустам наградил умника испепеляющим взглядом, и тот спешно бросился к телу. Зигфрида застрелили аккуратно – в висок. Видимо, подкравшись сбоку, пока тот был увлечен пальбой на звук.
Что-то в происходящем было не то. Словно эта смерть была результатом нагромождения недоразумений и нелепостей.
Коридор событий – это когда от тебя ничего не зависит. Бывает светлый коридор, бывает темный. И Артемий чувствовал, что лучик света в конце своего коридора он увидит не скоро.
– Что с этим делать будем? – спросил кто-то, и даже не требовалось уточнять – с кем именно.
– Отпускать нельзя… – угрюмо сказал кто-то еще.
Артемий судорожно сглотнул.
Вот и все, Иван Сусанин, допутешествовался…
– С собой заберем, – решительно сказал Рустам. – Там разберемся. Обездвижьте его.
– Как Зигфрида собирались?
– Да.
Боковое зрение уловило приблизившуюся сбоку тень. Острая, но терпимая боль в бедре.
И быстро наваливающаяся слабость.
– Бери его под руки. Понесли.
Нагромождение случайностей.
Хаос. Бесформенная куча событий.
Ломаный кривой путь. Который с неизбежностью ведет к цели.
Любой путь куда-то ведет…
Вспышка.
Тьма.
Часть вторая. Изнутри
1
Тьма.
Неровное дыхание. Чужое.
Кто-то смотрит сверху.
Холодно.
Почему ничего не видно? Может, ослеп?
– Живой…
– Пьяный, что ли?
– Да, не похоже, запаха нет.
– Может, наркоман?
– Да кто его знает. Принесли, бросили – и все… Дышит ровно. Вроде, как спит…
– Знаю я эти штучки: обкололи какой-нибудь дрянью. Чтоб не дрыгался. Как Хромого тогда притащили, помнишь?
– Тихо, Седой, староста услышит… И про камеры не забудь.
– Пусть, суки, слышат! Буду я еще таиться…
– О, смотри, никак просыпается.,,
Вот, значит, почему тьма: невозможно открыть глаза. Прямо наваждение – веки будто чужие. Как странно… А если еще раз?..
Вроде получается… Но… Кажется, это не веки дрогнули, это раздвинулись ворота в иной мир. Искаженный, изломанный, темный со своими холодными светилами и мрачными обитателями.
Мир постепенно обретает четкость. Он действительно мрачен. Светила превращаются в лампочки, мрачные существа – в людей в полосатой одежде. Почему – полосатой? Какое странное место – еще более непонятное, чем туманный мир образов, рожденный тяжелым болезненным сном.
– Очнулся, – тихонько сказал кто-то.
– Значит, живой, – заметил другой.
– Эй-эй! Парень, ты кто?
– Да он не слышит тебя!
Как это неприятно, когда тебя, беспомощного, шлепают по щеке. Дуэль, только дуэль. Я требую удовлетворения. Драться сейчас, немедленно, на скрюченных пальцах, сдавив вражью шею… Боже, что я несу?..
– Что он там лопочет?
– Наверно, пить просит.
– А, сейчас…
Артемий застонал и приподнялся на локте. Голова еще кружилась, пальцы на руках и ногах кололо миллионами иголок, но сознание прояснялось. Он понял, что лежит на полу, на грубых досках посреди обширного темного помещения. Перед ним на корточках сидят худые, заросшие щетиной, люди в полосатых робах. Смотрят с любопытством, словно он, а не они сами выглядят персонажами, сбежавшими из полузабытого, страшного кино. Артемий глянул на свою руку и вздрогнул: на нем была такая же полосатая роба. Быстро сунул руку за пазуху: шнур с оберегами на месте. Как ни странно, это несколько успокаивало.
Седой протянул мятую железную кружку. Артемий принял ее и сделал пару глотков.
– Спасибо, – сказал он, возвращая кружку. – Где это я?
– На этом свете пока что, – сказал седой мужчина, что был ближе всех к Артемию. Видимо, Седым называли именно его. – Добро пожаловать в Лагерь Правды.
– Что это еще за хрень такая? – поинтересовался Артемий.
– Первый совет, – сказал Седой. – Будь аккуратнее со словами. Здесь стены с ушами – в самом буквальном смысле.
– И за свои слова приходится отвечать, – сказал другой – настолько худой, что в свое полосатой робе вызывал просто пугающие ассоциации. – В натуре отвечать. Так что, думай, о чем базаришь…
– Это что же, зона? – неуверенно произнес Артемий.
– Можно и так сказать, – кивнул Седой. – Только мы не зэки. Мы – массовка. Чувствуешь разницу?
– Нет, – признался Артемий.
– Мы тоже, – хмыкнул худой.
– Кстати, я – Седой, – сказал Седой. – А это – Тощий. У нас не принято звать друг друга по именам. И у тебя будет погоняло.
– Что?
– Кликуха. Как тебя звать?
– Артемий…
– Чем занимаешься по жизни?
– Всяким. То тем, то этим…
–. Как бы тебя обозвать, чтобы не обидеть…
– Для краткости можно – Арт… Так меня друзья зовут…
– Хе – Арт! Нормально! Здорово, Арт! С прибытием в Лагерь Правды, Арт!
Седой с Тощим переглянулись и тихо рассмеялись. Очевидно, это был особый юмор – для внутреннего пользования.
– Бред какой-то. Что это за правда такая, ради которой лагерь строить приходится?
– Ну, уж точно, не наша. Это Его правда.
Седой кивнул куда-то в сторону. Туда, где высились длинные ряды двухэтажных нар. Те были полны спящими людьми. Видимо, уже давно наступила ночь.
Артемий ничего не понял из сказанного Седым, но кивнул.
Сколько же он был в отключке?
– Зато, в отличие от зэков, за сидение в этих бараках нам неплохие бабки платят, – сказал Тощий. – Только вот Седой думает – не видать нам денег и воли, как своих ушей.
– Это почему? – спросил Артемий.
– Хозяин у нас – псих, – пояснил Седой. – Между нами говоря, – слово "маньяк" здесь под запретом. А за нарушение запретов легко сгинуть.
– Что значит – сгинуть?
– Может, в изолятор отправят, может, в карцер, может, в крем.
– Куда?
– В крематорий.
– Что-о?!
– Выгляни в окошко.
Несмотря на слабость, Артемий поднялся на ноги и, шатаясь, бросился к малюсенькому окну, пробитому в грубых бревнах на уровне глаз.
В отдалении, подсвеченная прожекторами, словно столичный небоскреб, высилась здоровенная недостроенная кирпичная труба. Не надо было быть архитектором, чтобы в голове возникла одна-единственная ассоциация с этой конструкцией.
Хотелось кричать.
Биться в стены.
Рыдать.
Совершать самые нелепые поступки, какие возможны только в болезненном бреду. Потому что все происходящее могло быть только бредом.
Артемия вырвало. Тут же, под окошком.
– Убирать сам будешь, – сочувственно сказал Тощий. – Тут уборщиц нету.
– Ничего, это с непривычки, – заметил Седой.
– Вы меня разыгрываете, – слабо сказал Артемий.
Седой и Тощий тихо рассмеялись. Словно они ожидали подобной реакции от новичка и теперь наслаждались эффектом.
– Здесь не настолько скучно, чтобы среди ночи розыгрыши устраивать, сказал Седой. – Все действительно так, как есть. Даже еще хуже.
– Но кто мог позволить? – бормотал Артемий. – Есть ведь закон, власть, спецслужбы, наконец…
– Есть, есть, – усмехнулся Тощий. – Закон силы и власть денег. Спецслужбы тоже имеются. Частные охранные фирмы – слышал про такие?
– Ах, вот оно что, – пробормотал Артемий. Он почувствовал, как в голове начинают складываться пазлы пока еще непонятной картины. – Но… Как…
– Расскажи ему, Седой, – сказал Тощий. – А то он достанет всех вопросами, и привлечет к себе внимание…
Седой приблизил к Артемию обветренное лицо, заговорил:
– Мы – массовка. Биомасса – понимаешь? Нас собрали здесь под предлогом кино, а теперь, думаю, ставят на нас какие-то эксперименты. Как нацисты – можешь себе такое представить? И знаешь, что в этом во всем самое страшное?
Глаза Седого наполнились самым настоящим безумием:
– Самое страшное – мы не понимаем, чего от нас хотят! Мы знаем, что за нами день и ночь следят, но не замечаем в себе никаких изменений. А они должны быть! Ты нужен им как свежий материал, а нам – как тот, кто сможет увидеть, что же с нами происходит. Понимаешь?
– Н-не очень, – обмирая, сказал Артемий.
Седой начинал пугать его. Может, в этом и заключались те самые "изменения"? Тощий лишь нервно хихикал в такт словам Седого.
– Нам платят за каждый день пребывания в неволе, – говорил Седой. – Зачем? А я скажу, зачем: чтобы успокоить нас, превратить в послушных баранов, понимаешь?! Чтобы мы терпели, пока нас незаметно обрабатывают газом, излучением, еще, черт знает чем! Чтобы мы потом сами, блея, поперлись в эту печку, как только ее достроят! Две силы борются здесь: страх и жажда наживы! Некоторые всерьез полагают, что смогут, как следует, подзаработать – и спокойненько отправиться домой. Но кто же допустит такое?! За все, что здесь происходит всей этой шайке грозят максимальные сроки, понимаешь? Ты понимаешь меня или нет?! Никого из нас живым не отпустят! Мы все здесь – ходячие мертвецы!
Артемий тяжело дышал. Ему казалось, что сейчас он снова потеряет сознание. Потому, что Седой умел говорить убедительно. Он просто заражал страхом, как кусачая собака – бешенством. Краем сознания Артемий понимал, что от этого человека стоило бы держаться подальше.
Но Седой не отпускал. Он говорил, говорил, говорил…
– Держись нас с Тощим, – сказал он под конец, совершенно спокойным голосом. – И главное – ничему и никому не верь.
– И вам? – нервно усмехнулся Артемий.
– А мне – тем более, – сказал Старик и подмигнул Артемию. – Здесь все – игра. Жуткая, дикая, но игра.
– Ты старосте не верь, – вставил Тощий. – Сволочь он.
– Тут все сволочи, – сказал Старик. – Поверь, скоро ты сам станешь такой же сволочью. Одним из нас.
– А если не стану? – медленно произнес Артемий.
– Тем хуже для тебя, – равнодушно сказал Седой. – Вот, это твои нары. У нас, все-таки, не совсем зона, так что есть из чего выбрать. И кормят здесь лучше, чем в концлагере. Правда, не намного.
– Но кое в чем это место хуже, чем зона, – добавил Тощий.
Седой закатил глаза и сказал, смакуя каждую букву:
– Массовка…
– Подъем! Подъем!
Мегафонный голос вырвал Артемия из забытья. Нормального сна так и не получилось – только короткие обрывки, наполненные болезненными видениями.
– Начинается…
– Достали уже, чертовы киношники!
– Куда спешим, не пойму?
– Жрать охота – сил нет…
Артемий наблюдал, как со всех сторон с деревянных стеллажей полезли люди. Одни мужчины. Только сейчас он обратил внимание на неприятный запах немытых человеческих тел. Неужто придется здесь гнить заживо?
Артемий закрыл глаза и медленно выдохнул.
Не стоит делать поспешных выводов. Что-то странное происходит в его жизни. Странное и опасное. И, в то же время очень и очень важное. Надо просто попытаться отстраниться от навязчивых домыслов и принять все, как должное. И уж после – принимать решение.
Артемия толкнули в бок:
– Идем с нами! Не то останешься без жрачки!
Это Тощий.
Артемий решительно встал с тонкого жесткого матраса. Спал он в одежде, так что мог сразу же влиться в унылый поток, бредущий в сторону двери. Узкий проход в торце барака был слишком тесен для такой толпы. Там даже образовалась пробка.
– Чем кормить-то будут? – ворчал Тощий. – Опять какую-нибудь лапшу жрать заставят…
– Или кашу, – сказал кто-то со спины. – Ненавижу кашу.
– Я бы сейчас яичницы с ветчиной, – мечтательно сказал длинноволосый парень по правую руку от Артемия. – И кофе…
– Эй, Арт, а ты бы чего сожрал? – Тощий ткнул его локтем.
Артемий недоуменно посмотрел на Тощего и пожал плечами:
– Я бы свалил отсюда – и дело с концом. Какая разница, чего жрать?
Тощий тихо рассмеялся:
– Вот ты лопух, Арт! Сразу видно, что не обломанный! Это пройдет. Скоро сам поймешь, что самое главное – это жрачка.
– А на втором месте что? – поинтересовался Артемий.
– Койка, – немедленно отозвался Тощий. – После жрачки хорошо всхрапнуть, как следует.
– Логично, – сказал Артемий. – Я вижу, у вас тут довольно гламурно: пожрал, всхрапнул, погадил… Прямо не лагерь, а курорт.
– Ты поменьше слушай Тощего, – на плечо Артемия легла тяжелая рука Седого. – Не все здесь так уж весело. Просто стараемся сами себе не накручивать…
– А, – сказал Артемий. – Тогда понятно…
Очередь двигалась, и вскоре они протиснулись наружу.
– Стройся! – рявкнул мегафон.
Выходящих направляли крепкие ребята в одинаковой черной форме и, похоже, даже в легких бронежилетах. В отдалении злобно лаяли овчарки, и этот фон вызывал самые неприятные ассоциации.
– Не задерживаться! Быстро!
Пока толпа топталась, неумело выстраиваясь в шеренги, Артемий осматривался по сторонам со странным чувством нереальности и тревоги.
С одной стороны, все эти бараки, колючая проволока, охранники в черном и злые псы на привязи выглядели как-то… слишком декоративно, что ли. Но с другой – это только добавляло неприятных оттенков в общее ощущение.
Как такое возможно – в наше-то время? Кто позволил? Неужели никому нет дела до беззакония, которое творится прямо под носом у властей?
Артемий чуть не рассмеялся собственным мыслям: с чего это в нем проснулся добропорядочный гражданин? Неужто такой просыпается в каждом только тогда, когда пришло время кричать "караул" и "спасите"?!
Но больше всего тревожила неизвестность: зачем он здесь? И что здесь вообще происходит? Ни Седой, ни Тощий так толком ничего и не объяснили.
Но вон торчат караульные вышки, а вон – жуткая труба крематория.
Зачем?
Краем глаза Артемий увидел, полосатую колонну, вытекающую из другого барака. Присмотревшись, понял: женщины. Но долго пялиться по сторонам не дали.
Перед шеренгой появился рослый мужчина в костюме – конечно же, черном. Его сопровождали угрюмые амбалы с компактными автоматами.
– Начальник охраны, – шепотом пояснил Тощий. – Этот – просто зверь. Недавно один псих истерику закатил – так этот вот его лично, посреди барака до полусмерти отдубасил.
– У вас и так бывает? – проговорил Артемий.
– По всякому, – коротко отозвался Тощий. – Тихо, замерли!
Начальник охраны исподлобья осмотрел неровный строй. Похоже, ему самому не очень нравились собственные функции. Но он тщательно высматривал что-то в полосатых рядах.
Пока его взгляд не уперся в Артемия.
– Статист номер тридцать два, выйти из строя! – негромко приказал начальник.
– Это тебя! – Седой ткнул в номер на груди Артемия. – Вперед!
Артемий шагнул вперед. Получилось непросто – ноги отказывались слушаться.
Как его назвали? "Статист"? Интересно. Выходит, формально все здесь – и не заключенные вовсе. Статисты. "Массовка" – так, кажется, сказал Седой. Непонятно, что это означает, и какова разница…
Начальник охраны тем временем, шел вдоль рядов и небрежно тыкал пальцем в полосатых "статистов" – те послушно выходили из строя и замирали в ожидании.
– Вы все, – сказал, наконец, начальник, – на объект номер два. Остальным – время приема пищи…
Как это дико, безжизненно звучит: "время приема пищи". И что это за объект номер два?
– За мной, – бросил какой-то здоровяк во все той же полосатой робе.
Вслед за ним, с черными охранниками по бокам, двинулись отобранные начальником люди. Артемию не требовалось много времени, чтобы понять: объектом номер два называли строящееся здание крематория.
– Продолжаем копать котлован, – пробасил здоровяк. – Вот лопаты…
А сам уселся на перевернутое ведро и закурил.
– А сам-то что? – поинтересовался Артемий с интересом рассматривая лопату у себя в руках.
– Ты чего, – испуганно проговорил пожилой статист, уже схвативший лопату. – Это же бригадир!
– И что с того?
– Он никогда не работает.
– Я, может, чего-то не понимаю, – сказал Артемий, – но чем этот статист отличается от нас?
– Он бригадир, чего ж тут непонятного! – тоскливо сказал пожилой.
Артемий посмотрел в глубь большой ямы, которая начиналась прямо за черными провалами в недостроенной кирпичной кладке. Можно было только догадываться о назначении котлована. И догадки Артемию не нравились.
– А я не хочу копать, – сказал Артемий и решительно бросил лопату.
Статисты испуганно уставились на него.
– Эй, новичок, не дури, – лениво сказал бригадир. – Сказано копать – значит, копай.
– Иди в задницу, – предложил Артемий и спокойно направился в сторону бараков.
Все это бред. Маразм. Игра воспаленного воображения. Нет ни единой причины, чтобы оставаться здесь. Никто не заставит его поверить, что происходящее – правда. Он – никакой не статист. Он – личность, у которой полным-полно собственных дел и…