Вообще-то любой нормальный мужик на его месте плюнул бы на все и исполнил бы свой приятный долг. Забыв про все возможные последствия. Какие там к черту размышления – на то он и мужик! Артемий, пожалуй, даже завидовал таким вот крепышам, которые сначала действуют, а потом уж чешут в затылке.
Но откуда-то из глубины души накатило беспокойство. Не просто беспокойство – острое чувство опасности. И дело даже не в Катрин. Точнее – не только в ней.
– Я что, не нравлюсь тебе? – промурлыкала девушка, и рука ее заскользила по напрягшемуся телу куда-то вниз.
Артемий осторожно взял ее за плечи и чуть отстранил от себя. В глазах "амазонки" мелькнуло изумление. И еще – разочарование. Наверное, так с ней поступали не часто.
– Ты что, гомик? – презрительно бросила она.
Артемий не смог подавить улыбку: это самая беспомощная реакция красотки, уверенной в своей неотразимости. И споры здесь бесполезны. Лучше, пожалуй, даже согласиться с такой версией…
– Нет, ты не гомик, – желчно сказала Катрин, поправляя волосы. – У тебя же здесь телка… Ну, ничего мы о ней позаботимся…
Эти слова прозвучали крайне неприятно. Слава богу, Катрин не стала раздувать конфликт. Просто повернулась и нарочито медленно вышла из закутка на свет, повесив на лицо маску величественной невозмутимости.
Артемию потребовалось время, чтобы прийти в себя, собраться с разбитыми вдребезги чувствами. В пространство барака он выглянул с некоторой опаской. Мелькнула дурацкая мысль: интересно, каким же железным парнем надо быть, чтобы выходить перед скопившейся очередью после секса в самолетном туалете?… Толпы любопытствующих здесь не оказалось, и он отправился за ведром и тряпкой, чтобы закончить затянувшуюся уборку.
Впрочем, один необычный взгляд ему встретился. Та самая несдержанная командирша смотрела на него с нескрываемой ненавистью. Артемий отвел взгляд и склонился над мокрыми досками.
… Ближе к вечеру его покормили – все той же разбухающей в кипятке лапшой. Сидя на корточках с кружкой сладкого чая, он бессмысленно таращился перед собой и предавался вялым размышлениям. Накатило какое-то равнодушие к происходящему – словно и не было ничего "до и после", а всегда вокруг маячили четыре стены и двухэтажные ряды нар. Причина спуталась со следствием, желания притупились, потерялось ощущение времени. Наверное, стоило постоянно напоминать себе: "я жив, я все-таки жив". Но не хотелось и этого.
Свет здесь, как оказалось, все же, выключали. Щелкнул выключатель, и Артемий оказался в темноте – все с той же кружкой, на корточках, прислонившийся спиной к деревянной балке.
Неизвестно, сколько времени еще сидел бы в таком положении, но рядом послышалось неровное дыхание, и холодная рука неловко прикрыла ему рот. Наверное, это знак – "тихо!". Хотя, он вряд ли бы издал сейчас хоть звук, даже если б получил увесистую затрещину.
Опустошенность и оцепенение…
– Эй, не спишь? – зашептал в ухо тонкий голосок.
Артемий покачал головой, не особо размышляя, видят его в потемках или нет.
– Я Настя… Хотя, не важно… Слушай внимательно: тебе грозит опасность…
Артемий пожал плечами. Попытался сосредоточиться, чтобы понять, чего от него хочет эта невидимая Настя.
– Тебя хотят убить.
– За что? – так же, шепотом поинтересовался Артемий.
Вопрос глупый. Надо же – всего день прошел, а уже позабылось, на каких птичьих правах он все еще топчет землю. Точнее – барачные доски…
– Мила… Ну, главная у разведчиц…
– Командирша?
– Что? А, ну да… В общем, ты ей здорово насолил…
– Я?
– Весь барак уже шушукается, что у тебя шашни с Кэт. С Катрин, то есть…
– Бред… Во-первых, это не правда, а даже если так – что с того вашей Миле? Она что же, ревнует меня?
– Не тебя, дурачок. Катрин. Она ее любит до безумия…
Нормально. Он еще умудрился встрять в идиотский любовный треугольник с лесбийским оттенком…
– В общем, ночью тебя собираются… Ну…
– Убить?
– Да. Тихонько, чтобы Катрин не расстраивать. Скажут, что ты сбежал. Нарочно лаз без охраны оставили…
Артемий воспринял эту информацию спокойно. Подумаешь – его в очередной раз решили кокнуть. Надо просто принять к сведению и двигаться дальше – куда выведет кривой коридор…
– Давай за мной, только тихо… – прошептал голос.
Артемий не стал утомлять девушку расспросами. Просто нырнул вслед за ней – под нары. И медленно, по-пластунски они двинулись по шершавому полу.
Обитательницы женской половины массовки еще не спали, и в бараке разносились негромкий шум голосов, скрип досок, звуки шагов. Наверное, поэтому, удавалось двигаться незаметно. Пару раз перед глазами в проходах мелькали ноги, один раз на Артемия чуть не наступили. Обошлось.
Наконец, стал слышен приглушенный шум воды и характерный писк в трубах: поблизости был туалет. Настя дернула Артемия за плечо, и он подполз к стенке. Настя повозилась немного, раз шикнула, как от боли – и явственно потянуло свежим воздухом.
– Давай! – шепнула Настя.
Пролезть в узкую дыру было непросто: видимо, Настя открыла проход не полностью. Но и этого лаза оказалось достаточно, чтобы через несколько секунд очутиться на свежем воздухе под огромной нависающей луной.
Зрелище лунного неба завораживает. Особенно такая, багровая, жуткая луна. Сразу вспоминаются вампиры и прочая нечисть. Это знак… Только чего? Забыл. Все эти приметы, знамения – все это из жизни какого-то другого человека…
– Чего расселся? Вперед!
Настя схватила за рукав и настойчиво потянула за собой. Интересная девушка. Особенно под этой тревожной луной.
– А почему это ты решила меня спасти? – спросил Артемий, осторожно двигаясь, вслед за Настей. – Я же враг – как все мужики здесь…
– Я не Катрин. И не Мила, – дернула плечиком Настя. – И все эти игры не для меня. Я хочу только одного: чтобы все это поскорее кончилось…
– Как, все-таки, совпадают наши желания. Только не вижу связи…
– Я не раз выходила за пределы барака. И кое-что запомнила. Павлу… Ну, тому, кто следит за нами, известно, что тебя увели наши. У нас же камеры ничего толком не видят. Так что у тебя есть шанс удрать и запас времени, чтобы сообщить, кому следует. Ну, и вытащить нас отсюда, разумеется…
– А почему же ты сама не сбежишь, раз знаешь как?
Настя усмехнулась и покачала головой:
– Боюсь, у меня как раз шансов никаких. Меня-то будут искать серьезно – в бараке кое-то присматривает за мной…
– Что ты за птица такая важная? – Артемий покосился на девушку. – Чего это столько внимания?
Настя ничего не ответила. Некоторое время петляли между проволочными ограждениями. В полумраке было не разобрать, как и куда они идут. Оставалось только надеяться: Настя знает, что делает. Наконец, остановились у какого-то бетонного бугра.
– Вот, – сказала Настя. – Здесь.
Артемий недоуменно огляделся. Поверхность невысокого бетонного сооружения на уровне пояса бледно отсвечивала в лунном свете. Ниже ни черта не видать
– Что – "здесь"?
До границы лагеря было довольно далеко. Да и колючая проволока никуда не делась.
Настя встала на колени рядом с бетонной плитой, взяла Артемия за руку и ткнула ей в черную бетонную стенку…
…Которой не оказалось на месте. Рука ушла в провал, из которого тянуло сквозняком.
– Здесь труба начинается, – пояснила Настя. – Я сама видела, как в нее залазили собаки. А потом они на той стороне бегали…
– Так то собаки… – неуверенно проговорил Артемий, заглядывая в трубу.
Можно смотреть до бесконечности – от этого мрак не становился светлее. Наверное, какое-то дренажное устройство.
– Э… А большие собаки-то? – спросил Артемий. Как-то не улыбалось застрять на полпути наподобие Вини Пуха.
– Не очень, – честно сказала Настя. – Но другого пути нет…
Вот и момент истины. Артемий вдруг поймал себя на странной мысли: ему страшно убегать. Нет, он боялся не охраны. Страшно снова оказаться в том, "нормальном" мире. Он слишком привык к этому кошмару. Наверное, так наркоман привыкает к самому отвратительному зелью…
Невдалеке залаяли собаки. Может, местные, сторожевые. А может, те самые, которые наладили сообщение через эту вот трубу. М-да… Было бы весьма неприятно наткнуться в темноте на зубастую пасть…
– Ладно, – сказал Артемий решительно. – Я пошел…
– Пусть нас вытащат отсюда… – тоскливо сказала Настя.
– Конечно-конечно…
– Только вот…
– Что?
– Я боюсь, чтобы не стало еще хуже. Ты ведь знаешь, как у нас спасают…
Перед глазами пронеслись кадры телерепортажей. Да, освобождение заложников – скользкая тема. Но тут же он вспомнил глаза, слепо пялящиеся из кошмарного ведра, и сказал решительно:
– Хуже не будет. Поверь…
Настя молча кивнула.
Он опустился на землю, выставил вперед руку. И неуклюже втиснулся в темноту.
9
– Послушай меня, тот, кого мы не видим, но кто день и ночь смотрит на нас. Ты знаешь каждый наш шаг, видишь истину. Ты не можешь ошибиться. И ты знаешь, что я говорю искренне… Я ничего не прошу для себя – я слишком ничтожен для этого. Но ты, всесильный, всевидящий, ты можешь многое… Нет, ты можешь все! И я молю тебя об одном: помоги нам, укажи нам путь к спасенью! Мы не знаем помыслов твоих, мы просто ничтожества, копошащиеся у твоих ног… Об одном прошу тебя: не оставляй нас! Не оставляй нас наедине со злом! Будь с нами, веди нас за собой! Аминь.
Зеленоватая инфракрасная картинка слегка размыта, но микрофоны прекрасно ловят звук голоса. Даже не голоса – едва различимого шепота. Усиленный электроникой, шепот становится громче крика.
И смысл лихорадочно произнесенных слов хватает за горло.
Это молитва.
Как это, оказывается, страшно – быть ИМ… Какое одиночество, какая беспомощность и ужас. Ужас от того, что взял на себя совершенно непосильную ношу. Более того – ты украл эту роль у того, с кем шутки плохи. С кем очень скоро придется встретиться один на один…
Павел прикусил губу. Сердце билось учащенно. Неожиданно он почувствовал себя лучше. Гораздо лучше. Просто совершенно здоровым!
И дело не в новом лекарстве, нет.
Дело в молитве.
Закрыл глаза и еще раз прогнал в уме слова этого человека. И снова почувствовал необычный прилив сил и тонкое, сладкое чувство, какое бывает только в счастливом сне…
Перевел дыхание и вдруг понял, что блаженно улыбается. Улыбается, как ребенок, нашедший под елкой груду многообещающих разноцветных коробок.
Неужели на него так подействовали эти слова? Неужели все, чего он в тайне от самого себя желал всю жизнь – чтобы к нему обращались, как богу? Откуда это в нем?
Мысли путались, он чувствовал себя пьяным.
А Бог-то не глуп! Он, оказывается, знает толк в удовольствиях! Какова ж сила миллиардов молитв, которые ты принимаешь каждый день, тысячи лет подряд? Даже страшно себе представить…
Павел расхохотался – совершенно счастливым, детским смехом. Он смеялся и не мог остановиться. По бледным щекам бежали слезы, тело содрогалось…
Рывком поднялся и прошелся по Комнате Созерцания. Какой же здесь затхлый воздух. Болезненный. Можно подумать, тут обитает смертельно больной человек…
Новый приступ смеха. Кто бы мог подумать!..
Несколько успокоившись, Павел упал в кресло и расслабленно уставился в потолок.
Безумие… Еще большее, чем сам замысел с этим лагерем…
Павел прокрутил воспоминания еще дальше – до того самого момента, когда в его честь была принесена первая жертва… Почувствовал ли он что-то в тот момент? Пожалуй, нет. Слишком скомканы были эмоции того, кто совершил тот жуткий поступок.
Тогда все было слишком непонятно, непривычно и страшно.
Но теперь смысл жертв обрел ясность.
Конечно, это грубо, жестоко, чудовищно.
Но – как искренне…
Как сладко…
Однако же, этот человек достоин того, чтобы божество, которому он молится, взяло его под покровительство…
Павел ощутил давно забытое чувство. Раньше оно определяло многое в его судьбе, если не все целиком.
Азарт.
Все оказалось еще сложнее, чем представлялось вначале. Путь по трубе был сродни мрачному мистическому испытанию, вроде какого-нибудь Чистилища.
Двигаться неимоверно трудно: почти невозможно развести сжатые в локтях руки, отталкиваться можно лишь предплечьями и ребрами ладоней, которые уже саднит там, где только что была кожа. А смрадное скользкое месиво, по которому скользит тело, намекает на то, что собаки здесь не только бегают…
Тяжелее всего заставить себя не думать о том, что же будет, если труба, все же, приведет в тупик или настолько сузится, что движение вперед станет невозможным. Труба шла под уклон, и движение задним ходом стало бы неразрешимой проблемой…
Так, наверное, и возникает клаустрофобия. Но черт с ней! Главное – увидеть "свет в конце тоннеля": в данном контексте этот образ обретает более, чем реальный смысл…
Неизвестно, сколько длился путь сквозь бетонный кишечник. И долгожданного света в конце тоже не оказалось. В какой-то момент труба резко накренилась, и Артемий просто выскользнул наружу, плюхнувшись в обширную и глубокую лужу.
"Как собачья какашка" – мелькнуло в голове.
Однако, свобода, братцы!
Долго сидел в луже, наслаждаясь чистым воздухом, любуясь лунной дорожкой на воде и пытаясь ощутить – как это, быть свободным…
Однако рассиживаться не стоит. Никто не гарантирует от погони. Попасться сейчас, после столь удачного побега, было бы верхом идиотизма. А если вспомнить судьбу трех последних беглецов…
Быстро поднялся, пошлепал к деревьям: в нескольких метрах отсюда начинались заросли. Конечно, двигаться придется на ощупь, что само по себе неприятно. Но главное – двигаться…
До деревьев добраться не довелось. Что-то произошло с лунным небом: оно метнулось в сторону, ноги оказались в воздухе, а тело ощутило скованность и дискомфорт. И только несколькими секундами позже Артемий понял: его схватили. Умело и крепко.
В лицо ударил луч света.
– Только тихо! – негромко произнес хрипловатый голос. – Ты кто?
– Арт… Артемий…
– Откуда?
– Из лагеря…
– Какого еще лагеря?
Так, значит, его схватили не охранники. Это обнадеживает. Хотя – как сказать…
– Там людей держат! В бараках…
– Гастарбайтеры? А одежда почему такая?
– Вы не понимаете… Надо сообщить в милицию…
– Считай, что мы за нее… Как ты оттуда выбрался?
– Через трубу… Надо быстрее уходить отсюда!
– Погоди… Покажи нам эту трубу.
– За мной может быть погоня! Сколько вас?
– Двое. Но ты не бойся, мы тебя в обиду не дадим…
– Ну, ладно… Я покажу…
Его отпустили. Фонарик погас, и единственное, что было видно – два чернильно-черных силуэта.
– Давай, веди…
Артемий неуверенно двинулся назад, снова ступил в воду, которая оказалась довольно холодной. Как он стразу не заметил этого? Воды по колено – а казалось больше…
– Вот… произнес Артемий. – Труба…
Один из силуэтов приблизился растворенному в темноте бетонному козырьку, щелкнул кнопкой фонарика. Незнакомцы на пару секунд вынырнули из мрака.
Эти двое казались очень крепкими ребятами. Какими-то однотипными, что ли: средних лет, коротко стриженными, в неброской одежде. Одним своим видом они невольно вызывали робость. Похоже, действительно, профессионалы…
– Ну, что же, – проговорил один из "профи" хрипловатым баском. – Раз можно вылезти отсюда, значит, можно залезть обратно…
Артемий обмер.
– Я бы не советовал… – проговорил он. – Вас всего двое…
– Во-первых, уже трое, – невозмутимо сказал второй "профи". – А во-вторых, не боись, не впервой.
– Вы не понимаете, – беспомощно пробормотал Артемий. – Там не просто лагерь, там…
– Вот мы и посмотрим, – оборвал его первый. – Давай вперед!
– Я не полезу! – решительно заявил Артемий.
– Полезешь, – заверил его первый. – Давай, времени мало…
– Я не хочу туда! – почти крикнул Артемий и попятился, лихорадочно соображая, как проскочить мимо этих двоих.
Но шансов не было никаких: его прижали к бетонной стенке, и перед лицом замаячил страшного вида нож.
– Слушай парень, – терпеливо сказал хриплый. – Не заставляй делать тебе больно. И не будь эгоистом. Мы хотим освободить всех. А для этого надо осмотреться. Ты ведь хочешь, чтобы всех освободили?
– Хочу, – угрюмо сказал Артемий. – Но вас только двое. А там все серьезно.
– Вот видишь! Пойдем посмотрим, насколько серьезно – и вызовем подкрепление. Идет?
Артемию казалось, что он говорит с глухими.
Как объяснить, что такое массовка?! И поверил ли бы он сам, услышав подобный рассказ?
Но если профи настолько уверены…
С тяжелым сердцем полез обратно, в трубу. Снизу его подсадили крепкие руки, запихнули легко, как патрон в патронник загнали.
Путь назад оказался тяжелее, но не настолько, как думалось вначале. Только на душе тревожно. Профессионалы профессионалами, а массовка массовкой…
У внутреннего входа в "собачий лаз" все трое присели на землю и огляделись. "Профи" тихо переговаривались, показывая друг другу какие-то ориентиры, разглядывая бараки, колючую проволоку и сторожевые вышки. Артемий же посматривал в сторону лаза, прикидывая, как бы, все-таки улизнуть от греха подальше…
"Профи" выглядели озабоченными. Видимо, совсем не то они ожидали увидеть. Наконец, один из них достал рацию… Нет, не рацию – обыкновенный сотовый телефон. Артемий почувствовал замешательство: непохоже, что там, в лесу, действительно сидит в засаде подкрепление…
Звонок не получился. Раздались три негромких хлопка, острая боль пронзила шею. И без того темный мир поплыл, померк.
И пропал.
И снова это странное "дежа вю". Словно он просыпается в бараке, на своих, привычных уже нарах. Наверху ворочается и кашляет беспокойный сосед, а рядом хором бормочут свои заклинания Достойные…
Заставил себя подняться, сел на пыльном тюфяке, хотя руки и ноги слушались плохо, а пальцы будто кололи сотни невидимых иголок.
Это не сон! Он снова в бараке, будто не было "суда", похищения "амазонками" и побега… Как же это?
– Проснулся? – рядом присел Старик. – Я уж, грешным делом, думал, что тебя уже не увижу…
– Как я здесь очутился? – безжизненным голосом спросил Артемий.
– Охранники тебя притащили, вместе с новенькими, – сказал Старик. – Бросили на пол, да ушли. Похоже, вас обкололи какой-то дрянью…