Перед глазами – листы бумаги с корявыми детскими рисунками: вот смешные человечки в полосатых робах, вот такой же человечек, только мертвый, вот домик с трубой, из трубы валит смешной курчавый дым… Да это ж не домик – это крематорий! А кто позволил его запустить?
– Почему дым?! – заорал Павел, подымаясь.
Стоял нетвердо, и, наверное, могло показаться, что он пьян. Но это не опьянение. Это болезнь, что выскочила, как хищник из засады, схватила за горло и пытается утащить в свое логово.
– К-какой дым? – неуверенно улыбаясь, спросил референт. – Это графики…
Павел сунул тому под нос смятые листы.
– За кого ты меня принимаешь, ничтожество?! Почему дым?!
– Павел Сергеевич, вам надо успокоиться!
– Что?! Это ты будешь решать, что мне надо?
– Но… Я просто…
– Да! Ты просто. Просто ничто. Убирайся к черту!
– Простите, но этот тон… Хоть я и референт… Отцу не понравится, как вы со мной обращаетесь!
– А?! Да ты на меня голос повысил, тварь! На колени!
По залу пронесся изумленный ропот.
– Да идите вы, Павел Сергеевич! Сами же завтра звонить будете и извиняться…
– А-а-а!!!
Бахнуло. В конференц-зале заголосили, завизжали женщины. Кто-то бросился в сторону дверей, но наткнулся на охранников.
Павел с удивлением смотрел на дымящийся ствол пистолета в своей руке. Референт сползал под стол, подминая под себя графики. Стоявшие поблизости оцепенели от ужаса. Белые воротнички усеяли мелкие красные капли.
– Каков, а? Решил меня из себя вывести. Поздравляю, получилось!
Однако, стало гораздо лучше. Определенно, лучше!
Глубоко вдохнул и осмотрел присутствующих победным взглядом. Сочувствия он не встретил. Где-то на самом краю сознания мелькнуло: только что он совершил непростительную ошибку.
– Довели человека… Однако…
Подскочил, задыхаясь, Рустам. Дикими глазами глянул на Павла, на тело, на пистолет.
Павел почувствовал, будто трезвеет. С возвращением сил и ясности, пришла тревога. Он никогда еще не терял над собой контроля, по крайней мере – до такой степени. Плохо. Очень плохо.
Но теперь не время рефлексировать. Возникла неприятная ситуация, и ее нужно решить – быстро, четко, без помарок. Как это было всегда, как это будет до самого конца.
– Так вышло, – коротко сказал Павел. – Этих всех – в лагерь. Быстро и тихо – как привезли…
– Но… – Рустам насупился, лицо его залила краска. Впервые он был в замешательстве.
– Делай, что я говорю.
– Но этого так не оставят. Здесь такие люди…
– Тебе кто платит? Они?
– Вы… Но…
– Выполняй!
Рустам попятился, все так же пялясь выпученными глазами. И принялся отдавать в переговорное устройство отрывистые команды.
Павел склонился над телом референта, разглядывая его с интересом. Он впервые застрелил человека. Но что-то внутри подсказывало, что убийцей он стал не сейчас. Все началось гораздо раньше…
По мере приближения к лагерю самочувствие заметно улучшилось. И одновременно проходило опьянение убийством. В момент, когда машина нырнула в ворота – под зловеще-ироничную надпись – пришло понимание и ощущение чего-то ужасного.
Страшно не их-за этого нелепого и бессмысленного убийства и даже не от осознания того, что он зашел слишком далеко. Страшно от понимания: теперь он привязан к этой проклятой массовке, будто какой-то омерзительной пуповиной. Он не может жить без нее, зависит от нее, как нерожденное дитя. Он снова стал должником – только теперь он вечно должен другому монстру. Тому, которого создал сам.
Толкнул дверь в Комнату правды. И даже не удивился увиденному.
Переходящий дорогу сидел в том же кресле, в той же позе, в которой Павел оставил его пару часов назад.
– Быстро ты! – без улыбки сказал Переходящий дорогу.
Павел ничего не ответил. Тяжело прошелся до центра комнаты. Медленно опустился на неудобный стул. Замер.
– Ты снова обманул меня… – бессильно произнес Павел. Смотрел в слепое белое окно, за которым начинало темнеть.
– Я? – Переходящий пожал плечами. – И в мыслях не было. Ты сам себя обманул. Человек, который идет против Единого, против судьбы, природы – глупец… Желающий в одиночку сдвинуть гору, всегда обречен на неудачу. Можешь хитрить, прилагать неимоверные усилия – все равно останешься в проигрыше. Возможна отсрочка, но, как видишь, она обременена самыми разными условиями, и не всегда приятными…
– Не всегда приятными… – повторил Павел.
– Да, – пожал плечами Переходящий дорогу. – Я даже мог бы тебе посочувствовать, но… Никому ведь не придет в голову сочувствовать мне.
– А ты нуждаешься в сочувствии? – недобро спросил Павел.
– Почему бы и нет? Я один, а вас так много. Мне тоже несладко. Только познакомишься с интересным человеком – а срок его вышел.
Издевается. Он всегда издевается. Наверное, если это Единое, эта неимоверный глобальный человечник действительно существует, то на роль Переходящего дорогу большой конкурс. И проходят его лишь редкостные мерзавцы. Их задача сделать конец обреченного как можно гадостней. Может, в этом есть рациональное зерно: обреченному куда легче расставаться со вконец опротивевшей жизнью.
– Ну ничего, у тебя есть время пожить всласть, – продолжал Переходящий. – И не просто пожить, а побыть почти сверхчеловеком. Вроде божка на каком-нибудь диком острове. Тебя будут обожать, устраивать пляски в твою честь, резать друг друга, чтобы вызвать дождик…
– Убирайся! – выдавил Павел.
– Да, да, конечно, – сказал Переходящий, выбираясь из-за стола. – Жизнь – интересная штука, не правда ли? Как бумеранг: отбрасываешь неприятности подальше от себя, а они возвращаются и бьют тебя по затылку…
– Пошел вон!!! – заорал Павел и швырнул в Переходящего первым, что подвернулось под руку.
Это оказался пистолет. Он грохнулся об стену рядом с дверью, и Переходящий ушел, улыбнувшись напоследок своей ненавистной улыбочкой.
Павла трясло. Он смотрел на свои руки и не понимал, что это. Обессилено сполз со стула на пол. Свернулся калачиком, трясясь, как от холода.
И зарыдал.
Новая жертва придала сил, но не принесла облегчения. Павел неподвижно сидел перед экранами, глядя на творение рук убийцы.
Он чувствовал себя обманутым. В который раз провел его хитрый посланник судьбы. Заодно появилось новое чувство – отвратительное, непреодолимое – ощущение зверя, загнанного в западню.
Словно иллюзия жизни и само яростное желание жить были даны взамен на острое отвращение к такой жизни. В этом контексте ощущение собственного распадающегося тела и разума казались теперь гуманным обезболивающим, делающим саму смерть приятным избавлением от мук.
Хотелось выть от бессильной злобы, кидаться на стены, но… Это бессмысленно. Как сама жизнь, сосредоточенная вокруг маленького персонального ада.
Вот они – окошки в преисподнюю, транслируют круглосуточно быт обитателей непроходящего кошмарного сна. Давно уже перемешались там режиссеры и сценаристы, операторы и осветители, актеры и статисты, гримеры и костюмеры. Все они – одно месиво. Стадо, поклоняющееся Хозяину, их задача – производить страх и смерть, продлевая существование своего божества.
Почему эти жертвы продляют ему жизнь, почему? Этот вопрос, наверное, не имеет смысла, когда хочется одного – жить. Но жизненная сила заставляет беспокойный мозг думать, думать, думать! И мысли копошатся в возбужденном сознании, не давая обрести покой, насладиться фактом собственного бытия.
Павел старательно отгонял проклятое "почему?" Но ответы рождались сами собой, лишая покоя, сна, всякой радости существования.
Переходящий прав: правда спрятана не так уж глубоко.
– Нет, не надо…
Правда лезет наружу, как магма, выдавливаемая вулканом.
– Нет…
…как кровь, проступающая сквозь бинты, стянувшие рану.
– Заткнись!
…как зеленый росток, пробивающий асфальт.
– Я не хочу знать!
Правда в том, что ты – никакое не божество. Ты – ничтожество. Такое же, как и те, растворенные в массовке статисты. Ты по-прежнему лишний. Ты не нужен этому громадному, непостижимому Единому.
Но вместо себя ты отправляешь в никуда ни в чем не виновных заместителей.
– Нет!
Просто бездушное и безмозглое Единое принимает эти жертвы ЗА ТЕБЯ…
– Не-ет!
Это ты умираешь каждый день, и каждый раз разной, все более ужасной смертью
– Нет!
Оно огромное, неуклюжее, тупое. Его можно обмануть – на время. И как долго ты будешь подсовывать ему кого-то – вместо себя?
– Нет! Все не так! Это ложь! Ложь!
4
На этот раз его разбудил собственный крик. Артемий сидел на лавке, тяжело дыша, потный, пытаясь совладать с беспричинным страхом. Страхом – не кого-то или чего-то. Просто страхом БЫТЬ, существовать на этом свете. Странное, ужасное, ни на что не похожее чувство.
Дверь заскрипела, в баню с фонариком в руке вошел Архип.
– Проснулся? – спросил он. – Хорошо. Тогда одевайся быстрее.
– А что… Что случилось? – с трудом двигая засохшим языком, проговорил Артемий.
– Ничего нового, – спокойно ответил шаман. – Чувствую – скоро кто-то заявится. По твою душу.
Спрашивать, как шаман мог такое почувствовать, глупо. Надо просто подчиниться. Встать, одеться и убраться восвояси, чтобы не доставлять другу новых неприятностей. Только вот – куда убраться?
Сборы недолги: только одеться, да взять сумку.
– Спасибо, дружище! – Артемий протянул на прощание руку.
– Сам знаешь, что не за что, – сказал шаман, вместо рукопожатия похлопывая Артемия по плечу. – Просто твой долг растет. Смотри, не забудь вернуть его тому, кто будет нуждаться…
Старое доброе правило нелинейной благодарности: благодари не того, кто дает, а того, кто нуждается. Священное правило, которым, почему-то многие пренебрегают. И после удивляются черной неблагодарности родственников, друзей, судьбы. Нет большей радости, чем отдавать. Правда, нелегко принять это во времена расчетливости и душевной черствости.
Уже свернув в темный проулок, Артемий увидел кавалькаду машин, пронесшихся в сторону шаманова дома.
Как его вычислили? Снова какой-то пеленг? Или темные штучки следователя-мистика? Какая, в сущности, разница…
Надо определяться с дальнейшими планами.
Хотя план, по большому счету, один: сообщить, куда следует, про творящиеся беззакония. Прекратить этот кошмар, вызволить Аню.
Идти на поклон к силовикам не хотелось. Да это просто немыслимо! Ему и слова сказать не дадут: сразу скрутят, засунут на самое дно, под самую свирепую охрану. Какой список грехов числится за ним? Классический набор маньяка-убийцы, плюс дерзкий побег из-под стражи.
Только сейчас пришло в голову, что, пожалуй, мог бы помочь тот же Мустафа. Наверняка у него есть свои выходы на силовые структуры. Хотя… Что ни делается – все к лучшему.
В пространстве между домами показалось солнце. Город нехотя просыпался.
Артемий забрел в какой-то маленький дворик с чахлыми деревцами и порядком запущенной детской площадкой. Ржавые качели, покосившееся нагромождение из вертикальных и поперечных железных труб с облупившейся краской. Песочница, полная сомнительных артефактов, в том числе и животного происхождения. Отличный полигон для подрастающих сталкеров.
И конечно – жутковатая карусель, больше похожая на средневековое орудие для колесования.
Уселся на фанерное сиденье с трубчатой спинкой. Машинально оттолкнулся ногой от земли – карусель двинулась. На удивление легко, тихо, почти бесшумно. Подшипник хорошо смазан. Кто-то любит здесь от души повертеться. Судя по батарее пустых бутылок у кустов – не только пятилетние карапузы.
Расположил на коленях сумку, сунул руку во внутренний карман куртки. Вот он – старый добрый, похожий на кирпич, мобильник. Когда-то он был сверхсовременным аппаратом, купленным с большим финансовым напрягом. Теперь же вызывает только улыбку: за те же деньги можно купить совершенно потрясный телефон, о котором тогда и мечтать нельзя было. А прошло… Совсем немного времени прошло.
Вот вам самое настояще чудо, из тех, что окружает нас денно и нощно. Люди почему-то принимают его как должное, не задаваясь вопросом: как будущее умудрилось столь быстро проникнуть в нашу жизнь? Да и не зачем людям рассуждать о чуде, отбирая хлеб у чародеев и посредников. Если вам интересно – платите денежки, и проводник в мир тайн и чудес устроит незабываемую экскурсию.
Впрочем, сейчас не о том речь… Мобильник издал синтетическую мелодию, осветил подслеповатое окошко бледным болотным светом. Батареи осталось – всего ничего. А зарядное устройство к такому чудищу, пожалуй, уже и не достать. Так… Телефонная книга тоже порядком устарела. Что за имена? Кто это – "Иг. Мар. Стр." Игнатий Маркович Страх? Или что-то связанное со страхованием? Уже и не вспомнить.
Потому есть еще один – древний бумажный блокнот. Не просто дублер электронной памяти. Материальные знаки имеют совсем другую природу, особую силу – любой маг это подтвердит. И старая мудрость, гласящая "что написано пером, того не вырубишь топором" родилась задолго до электронных носителей.
Так… Вот список фамилий – очень серьезных фамилий, внушающих трепет, скованность и устойчивый комплекс неполноценности. Казалось бы – просто люди, но… Силы – порою темные, угрюмые, безжалостные – стоят за каждой из этих фамилий. Люди, считающие себя элитой, даже не подозревают, что всего лишь воплощают в материальном мире чьи-то потусторонние замыслы. Но шут с ними, с замыслами. Главное – научиться использовать хотя бы часть этих сил в своих собственных интересах. Иногда это удается, чаще – нет.
Ну, к примеру, вот этот номер.
– Я слушаю! – густой женский голос с первого слова настраивал на то, что придется извиняться, оправдываться, поддакивать и гаденько хихикать в поддержание разговора.
– Ирина Игоревна? – бодро воскликнул Артемий. – Это Арт…
– А, это ты, мой мальчик… – голос в трубке мгновенно стал ласково-приторным, и Артемий непроизвольно скривился. – А почему с нового номера? Слушай, твоя гадалка оказалась просто удивительной женщиной! Я до сих пор под впечатлением…
– Я очень рад, что сумел помочь вам…
– Ты послушай – она словно насквозь меня видит! Прочла, что было, что есть, такие ценные советы дала – просто е представляешь!
– Ирина Игоревна, я ведь не зря беру деньги. Шарлатаны – не мой профиль. Я вот по какому поводу звоню…
– …и она предсказала мне знаешь, что?
– Нет, нет! Не продолжайте: тайна личности клиента – мой принцип. Я просто хотел спросить…
– Ой, Артик, дорогой! Мне тут по второй линии звонят. Не представляешь – сказочный мужчина!
– Да, да, конечно…
Этот вариант, похоже, отпадает. Странно – а казалась вполне деловой женщиной. Видимо, этой тетке Аделаида здорово промыла мозги своей колодой. Многие из таких думают, будто они – серьезные деловые женщины, хотят лишь карьеры и успеха. Пока не удается подманить поближе так называемое "простое женское счастье". И карьерно-деловая дурь мгновенно вылетает из головы, как сажа из прочищенного дымохода.
Банально, но факт. Природа.
По другому номеру звонить не очень хотелось. Слишком круто – даже для этого случая. Но деваться некуда.
Длинные гудки. Слишком долго. Артемий хотел было отключиться, но в трубке раздался испуганный голос:
– Да?
– Иван Дмитриевич? – неуверенно спросил Артемий, хотя уже догадывался: голос не его.
– Н-нет… Папа на совещании… То есть… Он вчера поехал на совещание, но до сих пор не вернулся… Мы тут переживаем… А вы кто? Сейчас маме трубку дам…
Послышалась какая-то возня. На говорившего, похоже, прикрикнули. Связь оборвалась.
Вот это номер! Что еще за совещание такое, с которого не возвращаются? Ну, это не наше дело….
Тогда проверенный вариант. Очень не хочется мешать устойчивый бизнес с неприятной уголовщиной. Но что делать?..
Трубку взяли почти сразу же.
– М-да?
– Андрей Алексеевич? Здравствуйте. Это Артемий. Котлин.
Напряженное молчание в трубке. И тяжелое:
– Я знал, что ты позвонишь. Что там за история? В какое дерьмо ты умудрился влипнуть?
Артемий ошарашено молчал. Пытался сообразить, с какой стороны клиенту могла прийти информация.
И тут его словно холодной водой окатило.
Ведь именно он, этот самый Андрей Алексеевич подкинул в свое время заказ с Переходящим! Черт возьми, через него, наверное, Павел вышел на Старика, а затем – и на Артемия…
Клубок. Чертов клубок человеческих связей. Беспорядочная куча случайных встреч и отношений.
Человечник.
– Погоди, не бросай трубку! – проговорил голос. – Слышишь меня?
– Да… – бледно сказал Артемий.
Голос помолчал. Явно тянул время. зачем? Черт, его же пеленгуют!
Артемий спрыгнул с карусели и положил телефон на сиденье – осторожно, словно боялся уронить.
– Эй, ты меня слушаешь? – крикнули в трубке.
Но Артемий уже со всех ног несся прочь из дворика, грозящего стать западней.
Никогда он не чувствовал себя таким одиноким. Бродил по улицам, знакомым и не очень, вглядывался в лица людей и ловил себя на крайне неприятном ощущении.
Он перестал быть ОДНИМ ИЗ ВСЕХ.
Можно долго рассуждать насчет человеческой индивидуальности, презрительно фыркать по поводу стадного поведения каких-нибудь футбольных фанатов или разбушевавшихся бритоголовых. Но сейчас вдруг остро захотелось стать одним из… Да из кого угодно! Просто ощутить принадлежность к какой-нибудь общности, почувствовать себя патроном в тесной обойме, в конце-концов, простым рабочим муравьем в дружном муравейнике.
Сейчас все не так. Он стал чужеродным телом. Бациллой, очумело мечущейся в агрессивной среде чужого организма. Он нужен только хищным защитникам этой среды – злым и безмозглым антителам. Нет, он ничего не имеет против иммунитета человеческого общества. Просто не хочет быть "по ту сторону".
Ведь я свой, свой! Я один из вас! Не слушайте это глупое Единое. Пусть оно огромное, пусть оно командует всеми сразу, пусть оно ни во что не ставит ни бомжей, ни академиков, но я-то свой!
Зашел в какое-то дешевое кафе неподалеку от Киевского вокзала. Очень хотелось есть. И уже пялясь в огромное окно перед длинным столом, подумал, что околачиваться в районе вокзалов неосмотрительно: слишком высока концентрация милиции. На него наверняка сброшена ориентировка. Интересно, как так там описывается он, несчастный беглец из частного концлагеря? "Вооружен и очень опасен?"
Справа и слева, плечом к плечу дружно жуют незнакомые люди.
"Как коровы в стойлах", – подумалось Артемию.
И на миг стало радостно от того, что он, все-таки НЕ ОДИН ИЗ ВСЕХ.
Впрочем, глупости. Что с того, что люди любят пожрать? И что еще в нашем суетливом мире объединяет людей, кроме молчаливого жевания в фаст-фудах? В конце-концов, толстый острый сандвич, стакан пива – отличная подзарядка для здорового организма. Сразу включается мозг, выдавая неординарные решения. А какое решение может быть самым неординарным? Скажем, попросить помощи у того, к кому обратиться сразу никак не придет в голову.
Например, к Ларисе.
А что? Неординарно!