На рамах уличных зеркал связи надпись есть, Дариэлю её читали. "Медпомощь, полиция, пожарная охрана и служба спасения вызываются бесплатно". Чтецам Дариэль ни разу не поверил, ни один человек не пойдёт работать в службу, которая помогает бесплатно. Полицейский получает столь желанную человекам власть, а что, кроме жалованья, может получить спасатель, пожарный или целитель в бесплатной службе? Не бывает человеков для таких служб, это вам не хелефайи.
"Но что я знаю о человеках? - с тоской подумал Дариэль. - Они все такие разные. Загадочные. Это хелефайи простые и обыкновенные как вода в роднике, тут и понимать нечего, с первого взгляда всё про всех ясно. А человеки похожи на морскую пучину - непостижимая глубина, тайные течения, а в глубине - как немыслимые чудовища, так и немыслимые сокровища. Предугадать человеческие поступки невозможно. Человеки - самая неразрешимая из загадок мира. Даже те, о которых написано в наших книгах и свитках".
И как поступить, тоже неизвестно. Можно уйти. Меру благодарности, как требует обычай в отношениях с инородцами, ему назначили, оплати долг - и свободен. Можно остаться. Человек достаточно благороден, чтобы простить Дариэлю сомнения и бездумные слова. Вот беда, такого в жизни Дариэля ещё не было ни разу: что ни сделаешь, всё будет правильно, - и уйти, и остаться. Славян примет оба решения как должное. Но что здесь должное?
"Решай, Эндориен-шен Аолинг ар-Каниан ли-Шанлон Дариэль. Решай сам, подсказывать некому. Да и какой ты Эндориен-шен, ты вышвырок, присоединять к своему имени имя долины не можешь".
На кухне говорили о рыбалке, причём ни Славян, ни его жирный приятель ровным счётом ничего в ней не смыслили. У Славяна голос ровный, с лёгкой насмешкой, он прекрасно понимает, какую чушь они метут, иронизирует над своим незнанием. Но если Славян и говорит, и думает о рыбалке, то жирного старика гнетёт какая-то иная мысль, разговор для него - просто способ отвлечься.
А за дверью Дариэля ждёт одиночество - вечное и беспредельно огромное одиночество. Холодное, злое, колючее. И тёмное, глубокое, безмолвное. Во всём трёхстороннем мире нет беды страшнее одиночества. Но можно ли пустить в свою жизнь человека - со всей их непредсказуемостью, вечной ненасытностью, с их непонятностью и непонятливостью? Можно ли самому войти в жизнь человека - такую чуждую и странную? С человеками хелефайи дружили, бывало и такое. Некоторым давали даже вассальную клятву - если человеки стоили служения.
Для Славяна Дариэль перестал существовать. А для толстяка и не существовал, так что нечего и надеяться, будто по какой-то счастливой случайности он когда-нибудь напомнит своему другу о хелефайе, как его там?.. Даниель?.. Дариэль?.. Но если войти на кухню прямо сейчас - всё вернётся, Славян сможет стать… Кем? Другом? Дариэль и сам не знал, чего ждёт от человека, чего от него хочет, но совершенно точно понимал, чего не хочет - потерять Славяна, забыть, как того требует назначенная им цена благодарности.
В кухне приглушённо загрохотала музыка, на незнакомом - русском? - языке завыли жуткоголосые певцы. Их Дариэль уже слышал - весной, в парке.
- Славян, - шагнул на кухню Дариэль, - я…
- Дурак ты, хелефайя, - перебил толстяк. - Большой дурак. Можно сказать - огромный. А свинтус ещё больший.
- Перестань, - сказал ему Славян. - Научиться доверию очень трудно, а подозрительности - легче лёгкого, иногда пары минут хватает. - Губы тронула горькая усмешка. Дариэль смотрел на него испуганно и виновато, уши покраснели и жалко обвисли.
- Славян…
Но толстяк опять перебил:
- Лучше помолчи. Ты такой хороший мальчик, пока рот не разинешь.
- Просил ведь, - сказал ему Славян, - перестань. Дариэль, чего косяк подпираешь, садись. И куртку сними, переобуйся, не на вокзале.
* * *
Жерар глянул в темноту за окном. Поздно уже, уходить пора.
Слав читает эльфу газету, мальчики глубокомысленно обсуждают преимущества профессий и училищ. Недоверчивый, настороженный как дикий зверёк хелефайя успокоился, повеселел - вон как глазища сверкают, уши немного повернулись вперёд, мочки приподнялись. Болтает, будто у себя в долине, шутит. Умеет Слав тревоги и заботы снимать, и помочь может так, что обязанным себя не чувствуешь, облагодетельствованным, а значит - униженным.
Таким сыном любой отец будет гордиться.
"Мне всё равно, моя кровь у Слава или нет. Если кровный отец его бросил, то я забрал. И плевать мне на экспертизы, обычаи и законы всех трёх сторон, вместе взятые".
* * *
Вечер выдался излишне богатый на события, и Дариэль был уверен, что не уснёт до утра. Но стоило только лечь на скрипучую раскладушку, как заснул он мгновенно и крепко, а проснулся только в девятом часу утра.
Славян делал на балконе зарядку, нелепую смесь упражнений из бодибилдинга и цигуна. И те, и другие ему совершенно не подходили, и хотя вреда причинить не могли, толку от них тоже не было.
"Я объясню ему, как надо выбирать правильные упражнения", - подумал Дариэль.
- Привет, - махнул ему гантелей Славян. - Поднимайся, сейчас завтракать будем.
- Хорошо.
В ванной Дариэль внимательно посмотрел на своё отражение в зеркале.
- Ну и что ты теперь делать будешь? - спросил у него Дариэль.
Он словно попал в одну из тех легенд о человеках, которыми зачитывался дома. Благородных, отважных, мудрых. Владыка чтение не запрещал, но и не одобрял. Говорил, что среди человеков такие рождаются один раз в столетие и по одному, зато в большинстве своём человеки - существа злобные, алчные и завистливые. А про человечье коварство и говорить не приходиться. О нём книг и свитков было гораздо больше, только читать их молодым хелефайям быстро надоедало, - ну что там интересного?
За полгода изгнания Дариэль в правоте владыки убедился сполна. И оттого встреча с человеком, подобным героям любимых историй, становилась вдвойне драгоценным даром судьбы. Дать клятву дружбы такому человеку - честь немалая. Для вышвырка в особенности.
Но прежде чем клясться в верности, надо рассказать, почему стал вышвырком. Славян должен знать, чьим другом становится, принимая клятву.
Пока Дариэль размышлял да умывался, Славян успел убрать в комнате и завтрак приготовить.
- Ты чего не ешь? - спросил он Дариэля.
- Я должен рассказать тебе… за что меня изгнали. Что я сделал… И, самое главное, чего я не сделал, - Дариэль сложил руки на коленях и не отрывал от них взгляда. - Всё рассказать.
- Прямо сейчас?
- Да.
- Дариэль, я не собираюсь тебе в душу лезть, и отчитываться передо мной ты не обязан. Не хочешь, не говори.
- Нет. Ты должен узнать всё сейчас. Я должен всё рассказать. Так надо. Так будет правильно. - Дариэль перевёл дыхание. Деревенел язык - так не хотелось говорить. Но и промолчать нельзя, пусть от его чести остались жалкие крохи, но даже крохотная честь остаётся честью. - И если ты скажешь… Если ты велишь мне убираться прочь, это будет справедливо. Я больше никогда тебя не побеспокою.
Славян ничего не ответил, просто смотрел внимательно, на губах едва заметная сочувственная улыбка. Нет, такое понимание и тактичность для человека немыслимы.
- До изгнания я был словоблюстелем, - начал рассказывать Дариэль. - Звучит красиво, а на самом деле - полуархивариус-полубиблиотекарь. Архив и библиотека называются словохранилище. Все хелефайи очень любят читать, и библиотекарь знает всю долину. И его все знают. В словохранилище всегда полно народу. Так что приятелей у меня было не счесть. Один из них…
В дверь позвонили.
- Извини, - Славян легко сжал ему плечо и пошёл открывать.
- Ты позволишь войти? - негромко спросил женский голос. Хелефайна, ни одна другая женщина не может говорить с такой мелодичностью.
- Входи, - спокойно ответил Славян. Дариэль невольно сжался, он это спокойствие уже знал.
С гостевого места в кухне видно почти всю маленькую прихожую. Одета пришелица в серый рыбацкий дождевик размера на три больше, капюшон накинут - и это в сегодняшнее солнечное утро. Прячется. Дождевик дешёвый, явно купленный в спешке или вообще чужой, - обута хелефайна в изящные туфли-лодочки из чёрной замши, очень дорогие.
Гостья торопливо сбросила безобразный плащ. Сверкнули золотом длинные, до колен, вьющиеся густые волосы. Лайто. От дарко они отличаются только цветом волос и глаз, у дарко глаза всегда только чёрные или карие, а у лайто - синие или зелёные. Гостья обернулась, увидела Дариэля. Он вскочил на ноги и склонился в глубоком поклоне - долинница, ни ему, презренному вышвырку, чета.
"Какая красавица!" - только и подумал Дариэль. Человеческая одежда создана, чтобы всячески подчёркивать красоту тела, во всяком случае - у женщин. Маленькое чёрное платье из тонкого, воздушно-нежного бархата, шло зеленоглазой гостье необычайно, обрисовывало тонкую, безупречно правильную фигуру, соблазнительно обнажало прекрасные длинные ноги. Серебряный алиир в виде белочки - знак долины Пиаплиен. Маленькое ожерелье, кольца, заколки тоже серебряные, с жемчугом. Гостья из очень богатой семьи, серебро и жемчуг на Срединной и Магической сторонах ценятся дороже золота и бриллиантов, столь любимых на Техничке.
- Мы можем поговорить без помех? - смерив вышвырка презрительным взглядом, спросила у Славяна гостья.
- Да. Пойдём в комнату.
- Но твой… гость, - в крохотную паузу долинница ухитрилась вместить целый океан брезгливости, - нам не помешает?
- Не помешает, - всё с тем же спокойствием ответил Славян. И обратился к Дариэлю: - Я быстро.
Долинница ожгла вышвырка гневным взглядом.
- Славян, - торопливо сказал Дариэль, - я лучше пойду.
- Сиди. Ешь. Нам ещё в Комитет ехать. Говорю же - я быстро. - И обернулся к гостье: - Нам и говорить-то особенно не о чем.
- Сегодня есть о чём, - хелефайна прошла в комнату, Славян за ней.
- Элайвен, что ты хочешь? - спросил он.
- Для тебя я всегда и везде только Лаурин, - сказала гостья. - Не обижай меня общим именем, я ведь не сделала тебе ничего плохого.
- Извини, я не различаю имена, слишком сложная система.
- Лжёшь. Ты прекрасно знаешь, что на "-инг" или "-вен" заканчиваются общие имена, предназначенные для чужих людей.
- Мы и есть чужие.
- Славян, вчера мне отзеркалила Габриела, она говорит, что у вас уже неделя, как всё закончено, и ты совершено свободен. Она сама тебя оставила. Тебе больше некому хранить верность.
Дариэлю хотелось провалиться куда-нибудь в подвал. В комнате говорили шёпотом, но в квартире стены как бумажные, всё слышно так, словно сидишь в той же комнате. И уйти в ванную поздно, воду открыть - поймут, что Дариэль всё слышал, ещё хуже будет.
- Почему ты не хочешь принять мою любовь? - спросила хелефайна.
- Потому что мне нечего дать взамен. Я-то тебя не люблю.
- Неправда! Я чувствую твоё желание, твоё одиночество, твою боль.
- Элайвен, желание и любовь - вещи разные, и по ценности несопоставимые.
Имя гостьи Дариэля словно обожгло. Элайвен ар-Дионир ли-Маннук, дочь владыки Элравена, правителя долины Пиаплиен.
- Пусть. Я ничего у тебя и не прошу. Я не говорю "дай", я говорю "возьми". И перестань называть меня общим именем!
- Нет, Элайвен. Такая связь будет унижением для тебя, и бесчестием для меня. Уходи.
- Твоё "нет" - окончательное?
- Окончательное, Элайвен, - Славян припечатал отказ холодным именем для чужих.
- Не нужна любовь, так получишь ненависть. Я тебя ненавижу! ненавижу!!! Ты враг - отныне и до конца мироздания!
Элайвен убежала, оглушительно хлопнула дверь, длинные тонкие каблучки выбили на лестнице пулемётную дробь, - о лифте даже и не вспомнила.
В ванной зашумела вода, холодный душ Славяну сейчас нужнее всего.
Спустя три минуты он вернулся в кухню - весёлый, деловитый, словно ничего и не случилось, даже губы улыбаются легко и мягко. Сплошное враньё. Так плохо ему давно не было.
- Остыло всё, - глянул он на яичницу с колбасой. - Греть будем или холодную съедим?
- Славян, здесь очень тонкие стены, а у хелефаев острый слух. Не бойся, я никому ничего не скажу. Но раз уж я всё знаю, не нужно прятать боль. На тебя смотреть страшно.
- Так плохо получается?
- Наоборот, хорошо. Потому-то и страшно.
Славян попытался осмыслить эльфийскую абракадабру. Не получилось.
- Ладно, проехали. Всё, - отрезал он. - Забыли.
"А как же. Хватит тебе пережёвывать беды в одиночку. Мы теперь вдвоём. Для начала ты хотя бы выговоришься".
- Почему ты отверг её? Она ведь не жениться предлагала. Упускать такую конфетку… - договорить Дариэль не успел, острый взгляд Славяна едва не пришпилил его к стене как бабочку.
- Дипломат фигов, - ухмыльнулся человек. - Психотерапевт ушехлопистый.
- Сволочь остроухую забыл, - подсказал наиболее употребительное ругательство Дариэль. - Некомплект получился.
- Ешь давай, и пойдём.
- И всё-таки, Славян, почему?
- Потому что от священного огня не прикуривают. Люди, во всяком случае.
- И тебе она совсем не нравится? Такая красивая?
- Очень нравится, но Элайвен заслуживает большего, чем простая симпатия пополам с похотью. Она хорошая девушка, и я не хочу портить ей жизнь. У хелефайн, к счастью, влюблённость хоть и сильная, но не долгая. Скоро всё пройдёт. - Славян немного помолчал и повторил: - От священного огня не прикуривают.
"Если Славян не примет мою дружбу, я дам вассальную клятву. Служить ему - честь для любого людя, кем бы он ни был - хелефайем, гоблином, человеком… - Тут вспомнилось некое сопутствующее обстоятельство: - Разбежался. Прежде расскажи, за что тебя из долины вышвырнули. Да и не вышвырнули, если быть совсем честным, сам удрал. Сначала расскажи, кто ты есть, а потом уже с клятвами лезь".
Но сейчас не время. Славяну и без его откровений забот хватает.
- Пойдём, - поднялся Славян, и вдруг мертвенно побледнел, осел на табуретку, судорожно, всхлипом втянул воздух. Непослушными пальцами вытянул из кармана пластинку с таблетками - Дариэль с ужасом смотрел на его полиловевшие ногти. Славян сунул таблетку под язык. Спустя пять нескончаемо долгих секунд порозовели щёки, выровнялось дыхание.
- Пойдём, - повторил Славян.
- Но…
- Ерунда, - отмахнулся он, - это быстро кончается.
Действительно, никаких следов недавней боли не осталось ни на ауре, ни на тени.
- Но я всё-таки посмотрю, - решительно сказал Дариэль. - Не бойся, наша магия исцеления не способна никому повредить.
- Только домашнего доктора мне и не хватало, - начал было Славян, но наткнулся на решительный взгляд хелефайи и покорился: - Ну ладно, только если недолго, ненавижу осмотры.
- Нет, я быстро.
Дариэль размял пальцы, огладил левое плечо Славяна, - болезнь, скорее всего, пряталась именно там. Ничего. Теперь в груди, под ключицей.
Но так быть не может… Ой!
- Ой! - воскликнул он вслух. - Нет… Нет!!! Ты… Ты чудовище… выворотень… - еле выговорил Дариэль. Вместо сердца у Славяна оказался искорёженный, нестерпимо омерзительный в своём уродстве кусок мяса, - непонятно, как такая несуразица вообще может гонять по телу кровь. И сама кровь тоже вывороченная, уродливая, грязная: зачать нормального, полноценного ребёнка Славян не сможет никогда, только такого же урода, как и он сам, если не хуже.
- Грязнокровый выродок!
- Я так понимаю, ты имеешь в виду, что у меня нарушенная генетика и мне нельзя иметь детей, - спокойно ответил Славян. - Кровь как таковая у меня в порядке. Более-менее.
- Выворотень… - попятился Дариэль. - Поганый грязнокровый выворотень!
* * *
Дариэль не помнил как надел куртку и кроссовки, как выскочил на улицу, куда бежал - ничего не было видно из-за слёз, из-за невыносимой боли. Его кумир, идеальный человек из легенд оказался выворотнем, самым мерзким, самым отвратительным существом в мире, гаже которого просто не может быть. И ему Дариэль собирался отдать свою верность… А он…
Хотелось забиться поглубже в какую-нибудь щель, выплакаться, а потом вымыться, стереть с себя всю грязь, которую оставило посещение дома выворотня.
- Отпустите! - хлестнул девичий крик. - Отпустите меня!
Семеро парней - два гоблина, хелефайя и четыре человека волокли в кусты девчонку. Саму девушку Дариэль не видел, но вполне хватило отчаянного, полного страха и бессилия крика.
Эту банду он не знал, район малознакомый, но какая разница, они все одинаковы. С человеками справиться легко, гоблины тоже не велика трудность, а вот хелефайя - это очень серьёзно, вышвырок явно из бывших воинов. Значит, он будет главным противником. Двух человеков Дариэль вывел из драки сразу - остались лежать на асфальте, с переломанными ребрами и вывихнутыми в локте руками не подерёшься. Зато хелефайя и замахнуться не дал, самого на асфальт уложил. Нарочито медленно, красуясь перед подельниками, вытащил из кармана куртки мотоциклетную цепь.
Но тут нежданно-негаданно в схватку вступила девушка - жёстко, резко, умело. Насильники на несколько секунд растерялись. Краткой передышки Дариэлю как раз хватило, чтобы придти в себя, и пока незнакомка вела схватку с хелефайей, он отправил на асфальт ещё двух человек и сцепился с гоблинами. Девушка тем временем не то вырубила, не то вообще прикончила хелефайю, и помогла справится с гоблинами. Отличный, оказывается, боец, Дариэлю такой уровень воинского искусства и не снился. О чём она только раньше думала?
- Когти рвём, - на хелефайгеле велела девушка, - сейчас полиция приедет.
Она бросила между насильниками одно из своих многочисленных серебряных колец. Кольцо вспыхнуло, выбросило вверх густое облако белесого тумана.
- Всё, теперь никаких следов. Бежим.
Куда бежать, девушка не знала, пришлось хватать за руку и тащить через парк к автозаправке, место людное, оторваться легко. Но их никто и не преследовал. Девушка бежала невесомо, быстро, только каблучки стучали. Бегать и сражаться на умопомрачительно тонких и высоких шпильках могут только вампирки и хелефайны.
- Всё, - Дариэль кивнул на скамейку, - садись. Здесь нас не найдут.
- Хорошо бы, - девушка плюхнулась на скамейку, вытянула ноги. - Капец туфелькам. Только вчера купила.
Заляпанные грязью, исцарапанные чёрные замшевые туфли оставалось только выкинуть.
Дариэль глянул в лицо девушке. Ну конечно, Элайвен, кто же ещё. Решила напоследок повздыхать под окнами неприступного возлюбленного, в лучших традициях слезливых человеческих любовных сочинений. А дождевика нет, то ли в драке потеряла, то ли забыла у своего выворотня. Ничего, не замёрзнет - хелефайи к холоду устойчивы.
Надо её в отель отвести, или где она там остановилась, пока глупая девчонка опять во что-нибудь не вляпалась. Только как к ней обращаться? С одной стороны, помог ей справиться с насильниками, с другой - не такая уж и большая помощь, самых опасных противников завалила как раз она. Да и в разговоре с долинницей лучше придерживаться наибольшей вежливости. Инородцы и вышвырки обращаются к незнакомым хелефайям по имени их долины.
- Госпожа Пиаплиен-шен.