– Да, и я согласна с тобой, – говорит София, утвердительно кивая и глядя на Оливера. – В большей части окружающий нас мир – чистая проекция нас самих. Вот даже, почему мы здесь все оказались и все склеились? Может, это мир, вселенная, устав объяснять людям о необходимости духовного развития, уже буквально склеивает людей? Сначала страдает психологический, духовный уровень, а потом психосоматика и болезни разные. Так идёт развитие аномалий.
– Именно так, – подхватывает Оливер. – Но я бы не ограничивался лишь духовным развитием. В любом случае нужен баланс, интеграция. Представьте, разовьётся личность лишь в духовной сфере и улетит в нирване на небеса, а приземлять кто будет? У человека есть чисто биологические потребности, и забывать об их удовлетворении, на мой взгляд, нельзя.
– Возможно, здесь есть правда, – вторит рыжий.
Сандра, Мария и Мигель просто молчат. Внезапно Динара дёргается, у неё начинаются судороги, её всю трясёт. Буквально за полминуты её скрючивает, потом расслабляет, потом опять скрючивает в судорогах и опять расслабляет. Она издаёт громкий выдох и замирает. Все в шоке смотрят на неё, не решаясь что-либо предпринять. Оливер первый выходит из ступора, подходит к Динаре и пытается нащупать ей пульс.
– Она умерла, – констатирует он.
– Ах, – охает Мигель. – Как же так?
– Чёрт, что же мы будем делать с трупом? – цинично произносит рыжий, за что получает осуждающие взгляды от Сандры, Марии и Софии.
Ужасное зловоние заполняет комнату. Это испускает газы Динара. Видимо, её сфинктер расслабился, и кал выходит наружу. Кажется, что фекалии лезут отовсюду, изо всех щелей.
– Сколько же в ней говна, и она держала его в себе! Чёрт, и теперь нам страдать от этого, – ещё более злобно произносит рыжий.
– Замолчал бы ты, – внезапно смелеет Мигель. – Она умерла. Имей почтение к смерти другого человека, неважно, каким он был. Ты не знаешь, как ты умрёшь, вот и помолчи.
Лицо Сандры искажается гримасой отвращения. Она оглядывается на то место, где к ней прилипла рука Динары, поднимает глаза, полные страха, в лице ни кровинки.
– Что же теперь делать? – в ужасе спрашивает она, едва шевеля побелевшими губами.
– Это ужасно, надо пережить. Я была прилеплена к трупу около шести часов. Не очень приятное ощущение, – вспоминает София.
– Проблема в том, что здесь у нас нет хирургического отделения, и нам придётся самим проводить операцию по разъединению, – Оливер оглядывается на обеденный стол в поисках острых предметов, но ничего не найдя, разочарованно качает головой. – Да, глупая была идея. Этот Макс, конечно, из колюще-режущих предметов ничего здесь не оставил.
– Придётся зубами, – говорит рыжий и смеётся истерическим смехом.
– Ужас, – фыркает Сандра.
– Не знаю, как ты запоёшь на второй день. Я даже не представляю, на сколько тебя хватит. Ты ближайшая склеенная с Динарой.
– Ещё я, не забывайте, – говорит Мигель, ощутивший свободу слова после смерти своей подруги.
– Ну, ты привыкший, надо полагать, раз жил с этим монстром, – съязвил рыжий.
Мигель молчит. Что он может сказать, когда рыжий прав? Он всегда находится под каблуком у кого-либо, всегда кто-то его подавляет, и он подчиняется. Он не в состоянии принимать самостоятельные решения, и нужен кто-то, чтобы управлял им. Конечно, он уже привык и не представляет, как можно жить по-другому, свободно. Когда он свободен, он плохо себя чувствует, ему даже дышать сложно. Он лишается опоры под ногами, и ему очень страшно.
– Прекрати, – осуждающим взглядом София прерывает нападки рыжего. – У всех у нас свои проблемы, поэтому мы здесь и собрались. Кстати, ты ещё не рассказывал свою историю.
– И ты тоже не рассказывала, – огрызается рыжий.
– Ладно, хватит вам. Надо думать, как будем отделяться от трупа, – вмешивается Мария. – И где же Макс? Он сейчас как никогда нужен.
– Не волнуйся, скоро появится ваш красавчик, – ревниво произносит рыжий.
Оливер сидит, подперев голову рукой и думает. Ничего не приходит в голову, он как будто в ступоре. Ангелина, наверное, уже волнуется. Интересно, трейдеры заметили, что он не выходит в сеть? Конечно, заметили. И он надеется, что скоро прибудет помощь. Хотя вряд ли. Трейдерам надо убедиться, что он в опасности, потом выехать из Нью-Йорка в Москву, перелететь в Питер. На это уйдёт как минимум двенадцать часов. А если из-за непогоды или высокой амплитуды колебаний Земли и океана поезд не подадут вовремя, то и больше. Да и вообще, что это он вообразил, что его приедут спасать? Откуда такая уверенность? Остальные продолжают препираться, и он краем уха слышит этот бесполезный трёп. Лишь София не участвует в перепалке, она, как заворожённая, смотрит на Оливера. Отвлекает его включение экранов и появление Макса.
– Я вижу, у вас перемены! Отлично, это всегда к лучшему. И это было ожидаемо. Динара была тяжёлым случаем и обработке не поддавалась, настолько закостенелым мне представлялся её мозг и убеждения, живущие в нём. Думаю, и вы это заметили? – Макс выжидает, кто что скажет, но все молчат, напуганные его реакцией на агрессию Динары. – Сейчас вас мучает вопрос, как отделиться от неё физически. Дезидентифицироваться. Буквально, я бы сказал. Задача стояла небуквальная, а у вас всё получилось в прямом смысле.
Макс смеётся. И этот смех звучит нелепо и устрашающе среди несчастных людей, склеенных оковами неосознанных частей своей личности.
– Вот, что я вам скажу, – зловеще говорит Макс после приступа дикого смеха, ощущая прилив собственного всемогущества и божественную силу. – Никаких инструментов вы не получите. Отгрызайте зубами, отковыривайте ногтями, чем хотите. Это теперь ваши проблемы. Вы не успели выполнить задание и отделиться по-хорошему. Раз так, решайте проблему сами. Считайте это наказанием за неследование правилам. И прочитайте их ещё раз.
Макс отключается. Повисает тишина. Все сидят, переглядываются. Сандра начинает подвывать, ощущая мёртвую руку у себя на теле и холод, исходящий от неё.
– А вдруг это заразно? – сквозь слёзы говорит она. – Трупный яд ведь может просочиться ко мне. Надо срочно отделять её, или я тоже скоро умру!
Мигель смотрит на Сандру полными ужаса глазами. До него тоже доходит этот факт.
– Да, согласен. Это может нас заразить и убить. Через какое время начинается разложение трупа и распространение трупного яда? – спрашивает он, и скорее этот вопрос обращён внутрь себя, чем к окружающим.
– Мигель и Сандра, – Оливер смотрит на них сочувственно, – трупного яда не существует. Вернее, то, что образуется в результате разложения биогенных аминов, таких как норадреналин, адреналин и дафомин, – это гормоны, – птомаины: путресцин, кадаверин, спермидин и спермин, – имеют небольшую токсичность и неприятны лишь своим отвратительным сладковатым выраженным трупным запахом. То, что действительно мерзко быть склеенным с трупом, – это да, но это неопасно. Я полагаю.
– Кажется, ты не очень-то уверен в этом, замечает София.
– Я действительно не знаю, что произойдёт, если в течение суток не отделиться от трупа. В медицинской и научной практике нет данных об инфицировании так называемыми трупными ядами или птомаинами, – Оливер осматривает труп Динары. – Скоро, в течение часа-двух пойдут трупные пятна. Судя по мышечным сокращениям, которые только что произошли, у неё уже наступила биологическая смерть.
– Я предлагаю убрать её испражнения и всё здесь вымыть, – зажимая нос рукой, говорит Мария. – Дышать ведь невозможно. Хватит разглагольствовать.
– Ой, невозможно, эта вонь! Ужас, – подхватывает Сандра. – И как противно, что её рука ко мне приклеена. Кажется, она уже холоднее становится.
– Тело остывает примерно на один градус в час, так что примерно через двенадцать часов она станет комнатной температуры, – добавляет Оливер и пытается пошутить, за что получает ото всех осуждающие взгляды. – Ладно, пошёл в туалет за ведром и тряпкой. Что бы вы без меня делали?
Все держат носы зажатыми. Марию тошнит, и она своей блевотиной добавляет ещё запахов. Никто ничего ей не говорит, все сочувственно смотрят, зная, что это может произойти с каждым. Пока все терпят и держатся.
– Ладно, я думаю, надо привыкать к вони, – замечает рыжий, отрывая руки от носа. – Тем более, от запаха никто не умирал, к нему надо привыкнуть. А адаптация к вони наступает относительно быстро. Просто примите как должное.
– Не хочу я привыкать к этому, – капризничает София. – Я уже это испытала на себе. А ты нет и не знаешь, что это такое, быть склеенным с другим, да ещё и с трупом.
Приходит Оливер с ведром, тряпкой и перчатками. Переворачивая труп Динары, нехотя и брезгливо, они вместе с Мигелем, Сандрой и Софией начинают убирать фекалии. Сандра еле сдерживает рвотный рефлекс. А София, не выдерживает и блюёт. За ней рыжий и Мария.
– Я придумал! – проблевавшись, говорит рыжий. – Надо будет спрятать ложку или вилку после еды и заточить её, как делали в тюрьмах. И этой заточкой отрезать труп от живых людей.
– Кстати, да, хорошая идея, – задерживая дыхание и рвотные позывы, откликается Оливер.
– Откуда такие познания, рыжий? – ехидничает, проблевавашись, Мария. – Ещё хорошо бы её разрезать, я имею в виду Динару, её труп, и сбросить в утилизатор мусора.
– Хватит разговаривать, лучше помогите, – обрывает их Сандра.
– Мы привносим свежие идеи в вашу мрачную жизнь, – отвечает рыжий, которому явно легче, он адаптируется к зловонию и присоединяется к общим хлопотам, насколько ему позволяют тела, приклеенные с двух сторон.
– И свои выделения, пожалуйста, уберите. Вот тряпки, – указывает Оливер.
Убрав всё вокруг себя, люди идут мыться, потащив за собой труп. Он становится всё холоднее. Прошло пять часов со смерти Динары и хорошо было бы её отрезать и разрезать, чтобы утилизировать до того, как она затвердеет. Тогда сделать это будет намного сложнее. Когда выкатывается еда на ужин, приборов не оказывается, и надежда на лёгкий выход рушится.
– Нет приборов. Чёрт побери! – ругается рыжий. – Видимо, Макс всё услышал. Он всё слышит.
– Придётся отгрызать, – в ужасе говорит Сандра и начинает всхлипывать, косясь на неподвижное тело Динары и сдерживая очередной приступ тошноты только от одной мысли, что придётся делать.
– Подождите, а может, отклеится само? Если следовать идее программы, вернее, этого эксперимента? – высказывает предположение София.
– А где гарантия, что это так и будет? Нет никаких гарантий. Мы потратим время, ничего не получится, а труп затвердеет больше, – уплетая бутерброд с аппетитом, странным в данное время, говорит рыжий.
– Я даже есть не могу, – Сандра сидит, опустив голову, по её щекам катятся слёзы. – Такое чувство, что это я умерла, и меня уже нет. Лучше бы это было именно так. Я не могу больше, не хочу жить…
– Надо потерпеть, дорогая, – София нежно пожимает руку своей соседке. – Это надо пережить, это не будет вечным. Ты справишься, вон, сколько выдержала.
– Нет, нет, нет, Сонечка! Я должна была умереть ещё тогда, в больнице, как хотела мама. Она же так хотела.
– Это просто проблемы у твоей мамы. Тебе дана жизнь, и это твоя жизнь и только твоя, – Оливер присаживается на корточки и тоже успокаивает Сандру. – На духовном уровне мы сами выбираем себе родителей, и если выбрали таких, значит, это нам зачем-то нужно. Чтобы что-то понять для себя или стать теми, кем мы становимся, чтобы научиться тому или взять от жизни то, что нам не дали в детстве. И это уже твой выбор и ответственность. Чем тяжелее испытания, тем сильнее становится личность.
– Если бы я смогла эти испытания пережить, – всхлипывает Сандра. – А если нет сил это переживать, да и не хочется? Я устала, мне всё надоело. Раньше ещё как-то держалась, а сейчас этот труп повис на мне, и как будто тянет за собой. И я уже чувствую холод смерти.
– Ты его чувствуешь только потому, что труп коченеет в буквальном смысле, и её рука приклеена к тебе. Надо отрезать от тебя руку, – говорит Оливер.
Тут внезапно начинает блевать Мигель. Оказывается, он, пока все ели и успокаивали Сандру, приступил к решительным действиям. Он откусывает кусок от плеча Динары и выплёвывает его, но не может сдержать тут же обрушившуюся на него тошноту. Мария, ближайшая к нему с другой стороны, наблюдает за ним и тут же начинает блевать в унисон с Мигелем.
– Ну, вы хоть бы поесть дали, – говорит рыжий.
– И как ты ещё можешь думать о еде? – недоумевает Мария.
– Извините, у меня нет таких запасов, как у вас, девушка, – язвит рыжий, бросая злобный взгляд на Марию.
– Дурак, – обиженно говорит Мария, вытирая рот рукой.
– Ах ты, сучка! – рыжий дёргается в направлении Марии, но Сандра и София его удерживают. – Вот отклеюсь, дам тебе просраться, овца грёбаная.
– Ушлёпок, – отвечает Мария.
– Ладно, хватит любезностей, – строго говорит Оливер. – Вон, Мигель правильно стал действовать. Что рассуждать и трепаться впустую? Правильно, дело надо делать.
– Вы даже не представляете, какая это гадость, – передёргиваясь, говорит Мигель. – Ужас, никому не пожелаю такого дерьма.
Из откусанного места на теле Динары струится сукровица и ещё не свернувшаяся кровь. Тело покойницы покрылось синими трупными пятнами, но ещё мягкое и еле тёплое. Мигель снова вгрызается в тело Динары, отрывает кусок и выплёвывает. И снова, и снова, пока не обкусал всю площадь склейки. На его плече остались остатки кожи и мышц Динары. И вот он свободен с одной стороны. Теперь он склеен только с Марией. Это комфортнее, чем раньше. Главное, не склеиться снова ещё с кем-нибудь. Остаётся рука Динары, приклеенная к ягодице Сандры. Девушка плачет, не переставая. Одна только мысль, что ей придётся откусывать сырое мясо мертвеца, повергает её в ужас. Мигель смотрит с состраданием. Он, в принципе, очень добрый и мягкий человек, даже чересчур. Он решает помочь Сандре. Тем более, что девушке самой не дотянуться до места склейки. И потом, по сравнению с остальными он чувствует себя ближе к Динаре и поэтому имеющим право на отгрызание её мяса.
– Если ты не против, я отгрызу от тебя Динару. Всё равно я уже испачкался, – надтреснутым нечеловеческим голосом говорит он.
На его щеке остатки мяса, сукровицы, ещё какой-то дряни. Изо рта воняет, хотя это сложно почувствовать на фоне запаха, исходящего от разлагающегося трупа. Его глаза приобрели неестественный блеск, свойственный одержимым страстью, людям, даже кажется, что это глаза безумца. Он подходит ближе к Сандре. Мария плетётся за ним. У Сандры замирает сердце, она поворачивается спиной к Мигелю. Слышен хруст хрящей. Мигель вгрызается в кисть Динары. Твёрдые кости плохо поддаются его зубам. Он руками ломает их и отгрызает сухожилия и связки. Но почти вся пятерня остаётся на Сандре. Мигель сплёвывает остатки. Он чувствует себя доисторическим животным. Снова блюёт. Вокруг всё пространство напоминает скотобойню. Ошмётки мяса, кровь, блевотина. И ужасающее зловоние.
– Спасибо, – мямлит Сандра сквозь слёзы. – Мне жутко страшно, и я не знаю, что делать с этим страхом. А вдруг остатки кисти Динары начнут гнить, и этот гнилостный процесс перейдёт ко мне?
– Это вполне возможно, – предполагает Оливер. – Но, надеюсь, к тому времени мы выберемся отсюда.
– Помечтай! – внезапно вспыхнувшие экраны и голос Макса грохотом отзываются в комнате. – Ха-ха-ха! Какие вы молодцы! Ведь придумали, что сделать. Теперь уберите и продолжайте работать по правилам. Всё идёт по плану. И я этому чрезвычайно рад.
– Объясни, пожалуйста, зачем тебе всё это? Неужели, чтобы стать знаменитым и получить премию за научное открытие? – спрашивает Оливер.
– А ты не думал, что это всё вторично, а главное – я просто так развлекаюсь. Мне нравится наблюдать, как вы, люди, находите выход. Да ты не забивай себе голову. Просто делай, как написано. Не надо всё анализировать.
– А ты просто больной. И это факт.
– Пусть будет так, мне плевать, что ты там обо мне думаешь. А сейчас заткнись и выполняй мои приказы. Кстати, касается всех. Уберите всё и избавьтесь от трупа.
Макс отключается. Стоит минутная тишина. Помещение похоже на анатомический театр. Оливер подходит, берёт труп Динары за ногу и волочёт его в туалет к утилизатору. Раздаётся щелчок включения и хруст засасываемых и дробящихся костей. Оливер успевает отскочить, чтобы вылетающие из утилизатора ошмётки не достали его. Тем не менее он весь грязный, в сукровице, крови и ещё бог знает в каком трупном дерьме. Утилизацию начинает с ног, и постепенно всё тело засасывает, остаётся голова. Машина издаёт булькающий звук и замирает.
– Чёрт, хоть бы не сломался! – орёт Оливер утилизатору.
Подходит рыжий с девочками. Мигель и Мария остаются в комнате. Мигель и так много пережил и сейчас приходит в себя, мерно покачиваясь из стороны в сторону. Похоже на тихое помешательство. Не часто приходится откусывать человеческое мясо от трупа. Оливер ещё раз нажимает кнопку, чтобы оживить утилизатор. Тишина. Снова пытается нажать. Тишина.
– А попробуй выключить из сети вообще, обесточить на пару минут. Может, он перегрелся? Вряд ли его использовали для таких целей, – предлагает рыжий.
– Да мне тоже кажется, что он использовался для утилизации мусора, бумаги, ну никак не трупов, – соглашается София.
– Что это ты во множественном числе говоришь "трупов"? У нас один труп. Оговорочка, – подмечает Сандра, передёрнувшись в ознобе от мыслей.
София молчит и смотрит на Сандру. В их глазах ужас от понимания ситуации и неслучайной оговорки. Тем временем рыжий засекает время, чтобы дать остыть машине и включить снова. Включают, и ура, она работает.
– Отойдите, тут летят ошмётки во все стороны, – предупреждает Оливер.
Все отходят к входной двери и смотрят, как засасывает с ужасными звуками и скрежетом голову Динары. Как она плющится и морщится под давлением. Вот и последний её тонкий волосок исчезает в недрах утилизатора, перерабатывается в муку. Всё. Нет её, как и не было. Все стоят молча, провожая то, что было Динарой. И если существуют человеческие души, то в данном случае она перемололась в мясорубке вместе с мясом и костями в фарш, который сгорит в топке утилизатора. Но у Динары вряд ли была душа, если судить по ведическим правилам. Как раз в этот момент появляется запах жареного мяса. Приторно сладковатый запах с примесью кислятины и гниения. Через минуту утилизатор выплёвывает сообщение о выполненной работе и выключается. Теперь надо вымыть всё кругом и помыться самим. Хотя смыть с себя воспоминания не удастся, разве что окунуться в иллюзию чистоты. Все ощущают себя убийцами, расчленителями или, по крайней мере, соучастниками.
Но в этих условиях только так можно спасти свою жизнь. А когда речь заходит о своей жизни, что ни говори, альтруизма мало. Никто не будет отдавать тебе свою жизнь. Нет героев. Когда-то, лет сто назад были герои, воевали, отдавали свою жизнь за победу. Но это, кажется, были необразованные люди или больные психически. А скорее всего и то, и другое. Какой умный, психически здоровый человек, отдаст свою жизнь ради чего-то там? Пусть даже победы или жизни другого человека, близкого, родного. Бред. Никто и никогда.