- Кроме того, - добавил консул штернов, - уведомление о вашей высадке на поверхность Баварии пришло через двенадцать часов после начала самой высадки. Как вы можете прокомментировать этот факт, консул?
- Межзвездная гиперсвязь еще далека от совершенства, - развел руками Стаффорд.
- Однако, - с нажимом произнес фон Плауен, - это не помешало вам высадить десант на территорию сопредельного государства, даже не дождавшись подтверждения получения вашего сообщения о помощи нашему государству.
- Вы бы предпочли, чтобы все время, пока шло сообщение и ответ на него, - привел Стаффорд новый аргумент, - рейдеры Фронтира уничтожали ваше население?
- Значит, лучше, чтобы их убивали ваши рейнджеры? - снова вставил свои пять пенсов Дженнингс, как обычно с места и не поднимая руки.
- Дела зашли слишком далеко, - пришлось признать Стаффорду. - Рейнджеры бывают излишне горячими в некоторых моментах. За это их и отправили на дальний укрепрайон, где они более не могли причинять неприятностей местному населению.
- Где они сейчас ведут боевые действия против наших войск, - вставил фон Плауен. - И я хотел спросить у вас, мистер Стаффорд, на каком основании?
- Сформированные в Мюнхене Земельный сейм и Правительство, - заявил тот, - единогласно одобрили постановление об отделении Свободного государства Бавария от Доппельштерна.
- Ни Ландтаг, ни Штатсрегирунг Баварии нелегитимны, - отрезал фон Плауен, - а потому ни одно из их так называемых постановлений незаконно. И действия Соединенных планет можно трактовать не иначе как агрессию. Мой кайзер уполномочил меня вручить вам ноту, - консул отработанным движением вынул из папки лист бумаги с черным орлом и протянул ее Стаффорду. - Прошу вас ознакомиться с ее содержанием.
Консул Соединенных планет взял у него лист, пробежал глазами, кивнул.
- Это может служить официальным объявлением войны? - уточнил он.
- Если вы не покинете планету через две недели и не выдадите преступников из числа интервентов суду военного трибунала, который будет сформирован из представителей обоих наших государств, - кивнул фон Плауен, - то Доппельштернрейх начнет военные действия против Соединенных планет.
- Но ведь это же просто немыслимо, - развел руками Стаффорд. - На каком основании? Вы не смогли защитить свою провинцию от рейдеров Фронтира, мы сделали это. Нами было сформировано новое правительство, вместо того, что скрылось при появлении угрозы, и оно решило, что может отложиться от вас на основании того, что Соединенные планеты смогли помочь Свободному, - он сделал ударение на этом слове, - государству Бавария при атаке рейдеров Фронтира, в отличие Доппельштернрейха. Империя Двойной звезды решила задавить все ростки свободы, что пробились в одной из ее провинций.
- Это не свобода, мистер Стаффорд, - в третий раз высказался с места консул Дженнингс, - а сепаратизм.
Теперь фон Плауен всерьез задумался, быть может, на альбионца все же можно будет рассчитывать. В этом деле, по крайней мере. Неприязнь альбионцев к бостонцам своими корнями уходит еще в века, предшествующие Последним.
- Отчуждение Свободного государства Бавария от Доппельштерна есть волеизъявление его народа, - с пафосом, присущим всем бостонцам, говорящим о "свободе и демократии", заявил Стаффорд, - переданное через органы власти и поддержанное Соединенными планетами.
- При посредстве соответствующего воинского контингента, - заметил Дженнингс.
- Каждое молодое государство должно защищать себя, - пожал плечами Стаффорд, - и Соединенные планеты всегда готовы поддержать их в этом начинании.
- При условии, - теперь уже комментарий вставил фон Плауен, решивший не терять инициативу, в конце концов, он инициировал это собрание, - что это молодое независимое государство вольется в Соединенные планеты.
- Верно, - не стал отрицать очевидного Стаффорд, - иного не подразумевает наша Конституция.
- Весьма удобный повод для оправдания агрессии, - решительно перешел в наступление фон Плауен.
- Новая война между государствами, - решил вмешаться Маний Сульпиций, - не может быть одобрена галактическим сообществом. Совет Семи собран именно для того, чтобы решать данные вопросы мирным путем. И даже если мирное решение невозможно по каким-либо причинам, путь войны никогда не будет одобрен. Люди не должны воевать друг с другом.
- Мы осведомлены об официальной позиции церкви и ее взгляде на вопросы войны, - согласно кивнул фон Плауен, - однако и оставить агрессию Соединенных планет без ответа мы не можем. И ответом на нее могут стать лишь адекватные действия со стороны нашего кайзера. Флоты Доппельштерна уже сосредоточены на расстоянии двух перелетов от границы Соединенных планет. И если Свободное государство Бавария не будет очищено от захватчиков в течение указанного срока, они перейдут в наступление.
- При всем моем уважении к мудрости кайзера, - приложил сверкающие золотом и драгоценными камнями руки к сердцу Акиль ибн Захран, - но в этом случае агрессором будет именно он, а не президент Соединенных планет.
- Наши границы лежат далеко от обеих стран, - высказался Манзо Уэсиба, консул Небесной империи, - и Тентейтоку не имеет интересов в этом регионе.
Значит, эмират может поддержать Соединенные планеты, а Небесная империя предпочтет остаться в стороне, впрочем, в этом нет ничего удивительного. Консулы Соединенных планет и Доппельштерна молниеносно анализировали ситуацию, начиная подсчитывать возможные потери в грядущей войне. В том же, что она почти неизбежна - никто из них не сомневался. Оставалось услышать мнение альбионского консула.
Осознавая свою значимость, Дженнингс помолчал несколько лишних секунд, балансируя на грани непристойно длинной паузы, и произнес:
- Империя Альбион не поддерживает ничью агрессию. Ни со стороны Соединенных планет, ни со стороны Империи Двойной звезды.
И понимай его слова, как хочешь. Кого они поддержат - понять из его реплики было совершенно невозможно. На фоне этого позиции Доппельштерна становились достаточно шаткими. Если бостонцев поддержит не один эмират, но и Альбион, пусть даже только экономически, введя санкции против Империи Двойной звезды. В этом случае война с Соединенными планетами может обернуться настоящей трагедией. Но пойти на попятный сейчас - значит, показать слабость, что недопустимо для звездного государства. На слабого накинутся все разом, разорвут на куски, использовав нынешнюю провокацию, как прецедент.
- Войны в нынешних условиях допустить нельзя, - неожиданно произнес консул Кибертроника Флориан 23/4. - Так как данный случай может послужить прецедентом для других государств, поэтому Кибертроник в возможном конфликте выступит на стороне Доппельштерна. Верховный интегратор уполномочил меня заявить, что в случае начала конфликта границу Соединенных планет пересечет экспедиционный флот в составе двух линкоров, шести крейсеров и пятнадцати кораблей сопровождения. На борту их будет размещен ограниченный контингент из двадцати пяти бойцов разных родов войск.
Не стоит обманываться удивительно малым количеством солдат, названным Флорианом 23/4. Каждый из них управлял как минимум десятком искусственных солдат, наделенных могучими телами при самом мощном вооружении, какое только имелось в Галактике. Два с половиной десятка бойцов Кибертроника можно было приравнять к бригаде или даже дивизии.
Теперь ситуация, можно сказать, перевернулась с ног на голову. Связываться с Кибертроником не хотел никто. Против них не воевали, а мощь армии можно было оценить только по нечастым совместным учениям. И надо сказать, киберам было что показать, чем удивить и как шокировать.
Стаффорд был вынужден взять отсрочку, чтобы проконсультироваться со своим правительством. Изменившиеся обстоятельства требовали запросов на самый верх. Готовы ли Соединенные планеты воевать с Доппельштерном и Кибертроником одновременно? Тем более, что эмират и Альбион высказались весьма туманно, и еще совсем не факт, что они поддержат бостонцев в случае такого конфликта. Маркус Стаффорд был почти уверен, он знает ответ на этот вопрос.
Первым из-за стола поднялся Маний Сульпиций и объявил об окончании собрания. Консулы поднялись, попрощались друг с другом и покинули Зал Семи.
Самым удивительным итогом жестокого боя за укрепрайон стало то, что я оказался командующим всеми войсками. Во время высадки погибли не только наш полковник, которого еще в воде накрыло миной из малой мортиры, и майор Фернер, убитый у меня на глазах, но и Минц с Башталовским. Мрачный капитан был убит вражеским снайпером на берегу, а командир третьей роты погиб, когда пытался захватить вражеское орудие.
Теперь мне пришлось брать организацию обороны на себя. Укрепрайон был рассчитан максимум на два полка, но нас теперь было намного меньше. Пусть в нашем распоряжении были сотни пулеметов и около десятка пушек, которые мы смогли развернуть от берега. Только к ним я выделил полноценные расчеты, у пулеметов же оставил по одному человеку, правда, из своих драгун. Они смогут управиться с ними и в одиночку, всех ведь учили обращению с таким оружием. Но длина фронта обороны была слишком велика, а людей у меня слишком мало. Особенно с учетом того, что большую часть фортов мы уничтожили, попортив при этом достаточно много боеприпасов. А вот проходы в третью линию траншей уничтожить не смогли, пришлось именно там расставить большую часть драгун из взводов тяжелого вооружения, слишком велик был шанс того, что враг ударит оттуда. Пусть и не самое очевидное направление, но для фланговой атаки подходит как нельзя лучше.
Когда подготовка была закончена, началось ожидание. Я прохаживался по траншеям, инспектируя оборону. Видя меня, драгуны и ландверьеры собирались, подтягивались, брались за ручки пулеметов, начинали перебирать ленты или складывать их в бункеры. Другие же не делали лишних телодвижений. Только поднимались на ноги, если сидели и отдавали честь. Если я спрашивал о чем-то, отвечали спокойно и размеренно. Отчитывались, что сделали, и чего не смогли сделать - и почему не смогли.
Я то и дело ловил на себе мрачно-недовольные взгляды лейтенантов. Мало того, что "этот выскочка" умудрился первым заработать капитанские погоны, так еще и командование получил. И теперь даже превосходящие званием офицеры ландвера вынуждены слушаться его. Последним, надо сказать, это тоже не нравилось, но против субординации не пойдешь - приходилось слушать меня.
На всех наложило отпечаток ожидание атаки. Солдаты нервничали, удерживать драгун от стычек с ландверьерами унтерам удавалось все сложней. Частенько доходило до рукоприкладства. Одного рядового даже публично выпороли перед взводом, что было невиданным делом в боевой обстановке. Я не вмешивался в подобные дела, ибо они были уделом унтеров и нечего обер-офицеру совать в них свой нос.
Ожидание затягивалось. Нервы не могут постоянно быть натянутыми, как струна. На третьи сутки люди расслабились. Стычки прекратились. Унтера перестали орать и раздавать зуботычины тут же, как только увидят малейшее нарушение. Настороженными оставались только те, кто дежурил в проходах. Там всегда можно было ждать атаки, а врага не увидишь за милю, как в других местах. Но никаких стычек в этих дозорах, конечно же, не было. Находились там исключительно драгуны, при этом команды старались комплектовать бойцами одних рот, а, главное, куда ссориться, если в любой момент враг может оказаться на расстоянии выстрела. Надо постоянно держать ухо востро.
После очередного утреннего обхода всей линии обороны, я вернулся в свой бункер, чтобы позавтракать с чистой совестью. Припасов в укрепрайоне было вдоволь. Техасские рейнджеры привезли вдобавок к тому, что и без того имелось тут, еще и собственные запасы провианта. Так что с питанием проблем как раз не было, да и с боеприпасами и оружием тоже, медикаментов было вдоволь. Не хватало только людей.
Я трижды отправлял запросы в тыл на получение пополнений. Мне каждый раз отвечали, чтобы держал оборону имеющимися силами, а все войска задействованы на других участках фронта.
На третьи сутки я решил провести разведку. Отправил трех ландвереров в во вражеские траншеи. Враг там был - после короткой перестрелки бойцы вернулись, даже без потерь. Однако и атаковать бостонцы не стали, не поддались на провокацию.
Так и просидели в бетонных траншеях, на расстоянии мили друг от друга, без малого неделю. Пока ко мне, как раз во время завтрака, сразу после обхода линии обороны, не вбежал дежурный связист. На лице молодого парня играла такая улыбка, что я понял - он принес очень хорошие новости. В руке он держал бланк шифрограммы. Едва сдержавшись, чтобы сразу не выпалить новости, а прежде отдать честь и правильно обратиться ко мне.
- Ваше благородие, шифрограмма из штаба бригады, - выпалил он и протянул мне бланк.
Я взял его, развернул, пробежал глазами несколько ровных строчек, затем прочел их внимательней. Поднял взгляд на юношу, он был одет в коричневый комбинезон и гвардейскую каску с пикой. Парень смутился, опустил взгляд, уставившись на собственные сапоги. Зачем-то снял каску, взяв ее под мышку, едва не пропоров пикой форму.
Свет в бункере загородил вахмистр Быковский. Он протопал мимо ландверьера, встал ближе ко мне. Почти небрежным взмахом руки отдал честь.
- Мы тут по вашему приказу бостонских покойников стаскиваем в форты, - доложил он, - чтобы пожечь. Как и сказали, дабы они заразу не распространяли, а то пованивать начали. Так тут ребята заодно барахолят по малости, у кого часы, у кого сапоги, у кого еще что снимут. Мы не препятствуем, себе тоже по малости берем. Трофеи - святое дело. - Он будто даже оправдывался за это мародерство. Оно, конечно, не поощрялось, но и против него я, лично, не возражал. - Так мы у одного офицера ихнего нашли - вот.
Быковский вытащил из-за пояса старинный револьвер с рукояткой сандалового дерева.
- Ваш трофей, - сказал он.
Я взял у него отличный револьвер. За него можно выручить неплохие деньги. Но главным было то, что это было готовое к стрельбе боевое оружие. Немного повозившись, я понял, как проверить, есть ли в барабане патроны. Оказывается, он откидывался вправо вместе с рамкой. Я вынул все патроны, они были тоже непривычного вида, слишком маленькими. В наше время они намного больше, даже в оставшихся образцах легкого ручного оружия.
- Отличное оружие, - сказал я, снова начиная заряжать револьвер..
Все это время бланк шифрограммы лежал у меня на коленке. Но я смотрел не на него. Я снова поднял взгляд на замершего по стойке "смирно" радиста. Тот рискнул поднять глаза, и в этот момент я резко встал, прижал револьвер к левой стороне груди несчастного юноши - и нажал на курок. Выстрел ударил по ушам, прогремев так, что даже мне стоило определенных усилий не вжать голову в плечи. Толстые стены бункера усилили звук выстрела, но при этом я был почти уверен - за его пределами никто ничего не слышал.
Радист начал медленно заваливаться на спину. Я зачем-то левой рукой подхватил его каску с пикой, не дав ей упасть на бетонный пол. Слетевший с моего колена бланк шифрограммы закружился в воздухе. Он спланировал на грудь рухнувшего юноши.
- Забери его, - велел я Быковскому, - и отнеси к нашим мертвецам. Если что, его убил вражеский снайпер по дороге в мой бункер. Ясно?
Снайперы работали с обеих сторон, стараясь выбивать офицеров или связистов. Поэтому все ходили, пригнув пониже головы, и старались пробегать проходы в траншеях как можно быстрей. Они все были под контролем снайперов с обеих сторон.
- Так точно, - равнодушно отдал честь вахмистр.
Прежде чем вскинуть тело радиста на плечо, он снял с его тела шифрограмму и подал мне. Даже читать не стал.
- И передай всем офицерам, чтобы собрались в штабном форте, - добавил я.
- Есть, - ответил Быковский, честь отдать во второй раз он не мог, потому что на плече его лежал труп радиста.
Я в третий раз прочел шифрограмму, которая стоила жизни ландверьеру. В ней говорилось, что война окончена, и бостонские части будут сдаваться. Так как по условиям мирного договора, заключенного между нашими государствами их флот должен немедленно покинуть орбиту Баварии. На эвакуацию времени просто не оставили. Но оставлять их в живых я не собирался.
Они были врагами, вторгшимися на нашу землю, пусть и воспользовавшись глупостью подданных империи. Они убивали наших людей, не только военных и ландверьеров, до всех нас доводили сообщение о резне, учиненной Техасскими рейнджерами в Мюнхене. Вроде бы именно за это их и отправили стеречь дальний укрепрайон, как говориться, куда подальше, с глаз долой, чтоб не мозолили лишний раз.
И теперь мне предлагают брать их в плен!
Нет, как бы то ни было, но в плен не попадет никто из них.
Стены форта, который стал нашим временным штабом, были закопчены изнутри до чернильной черноты. Здесь славно поработали огнеметом, чтобы выжечь всех, засевших внутри рейнджеров. После каждого совещания, когда мы расходились, по траншеям, за нами тянулись цепочки черных следов сажи.
- Сегодня, господа офицеры, - сообщил я собравшимся в штабе, - я получил шифрограмму из штаба бригады. - Я продемонстрировал всем бланк, захваченный мной из бункера радистов. На нем сам же и отпечатал новый текст. Со стандартными радиостанциями учили работать всех офицеров в училище. - К бостонцам подошло крупное подкрепление с орбиты, и они готовятся к масштабному наступлению. Видимо, их разведка донесла, что нас тут меньше, чем могло показаться во время атаки. Бостонцы - не дураки, они просчитали, что раз мы не развиваем успех на этом направлении, значит, надо ударить здесь и сбросить нас в реку. Поэтому надо быть готовыми к атаке, и не дать врагу выбить нас из укрепрайона. Думаю, не надо объяснять, чем это нам грозит.
Офицеры, как драгуны, так и ландверьеры, молчали. Вопросов ни у кого не нашлось. Да и что тут можно было сказать.
- Раз никому нечего сказать, - подвел итог я, - расходимся по подразделениям и готовимся к завтрашней атаке.
Офицеры отдали честь и покинули бункер в порядке старшинства, правда, драгуны выходили, конечно же, первыми. Каждый раз в этот момент я вспоминал наш совет в штабном шатре на противоположном берегу Синей ленты. Я ведь и не думал тогда, что не пройдет и недели, как я буду стоять на месте полковника фон Зелле.
Когда бункер опустел, я вернулся к себе. Обход буду проводить как обычно, ближе к вечеру, перед ужином, чтобы не нервировать бойцов перед грядущим делом. Оказывается, на столе так и осталась лежать шифрограмма, которую принес радист. Я ведь даже не знал его имени, что не помешало мне прикончить его. Распалив огонь в сплющенной сверху гильзе, которую использовал вечерами для освещения бункера, я дал ему разгореться и сунул в пламя оба бланка. И держал до тех пор, пока они не прогорели полностью. От жара пальцы мои надежно защищали толстые перчатки. Черный пепел улетел куда-то в угол выделенного мне помещения.