* * *
Ежеступенный Парад Разума. Впервые - я.
Рядом шагает Брид, и я с восторгом пялюсь на его отглаженный лиловый комбинезон. У него какие-то неприятности, и он бурчит непонятное, бубнит всю дорогу до площади перед Оплотом:
- Жители Агло живут поразительно прекрасной жизнью. Большинству из них противна их ежепопыточная работа, и они блаженствуют, потому что ради общего блага им выпало счастье преодолевать свое отвращение к труду и служить общему. Рано утром, когда они мучительно хотят спать, они бодро и радостно вскакивают, чистят свои гнилые кровоточащие зубы, съедают ту дрянь, которую им подсовывают на складах продуктов, бреются тупыми - Защита! - бритвами или намазывают лицо до неузнаваемости и спешат, чтобы не опоздать; потом одни трудятся до мозолей - единицы, другие слоняются по производствам и делают вид, что над чем-то усиленно думают; те и другие в определенный час идут обедать, в определенный час едут домой. И так - в течение десятков ступеней. Они никогда не задумываются: для чего они живут, ради какой такой цели встают, не доспав, и мчатся создавать материальные блага, почему вечера напролет смотрят ласкатели зрения и слуха, которые сами презирают и клянут за скучное однообразие; не задумываются, зачем женятся или выходят замуж, кроме животного желания и продолжения рода - то есть новых агломератов, которые, недоспев, побегут создавать материальные блага. Они не задумываются, почему они ради производства все новых и новых вещей - новых модных разновидностей того-то и того-то - отдают самое дорогое в жизни, а именно свое время. Тогда как: можно было бы производить разумный минимум вещей и отдавать время более важному, чем новая модель туфель, новый ласкатель или новый вид туалетной бумаги. Но они уже не могут остановиться и договориться о прекращении безумной возгонки вещей, о прекращении делания все новых агломерашей - для непонятной, бесцельной жизни, направленной только на все более совершенное самообеспечение вещами, шиманами, мебелью!.. Ты, Бажан, не слушай. Впрочем, ты шиша не поймешь - поэтому я тебе все это и говорю… Духовная Революция? Мы ее и не нюхали…
Мы с трудом пробивались сквозь толчею на площадь к Оплоту. Толпы были в сто раз больше, чем во время встречи нонфуистов. Площадь была единой сплошной толпой. Перед Оплотом были трибуны, перед ними - ряд лиловых. На трибунах много-много людей в диагоналевых комбинезонах - президенты. Они держались тройками, а тройки все время быстро перемещались по трибуне, которая была как бы огромной сценой.
- Брид, почему президенты не стоят на месте, а словно мелькают?
- Хотят спрятаться друг за дружкой. Каждый в тройке норовит спрятаться, и каждая тройка, в свою очередь, то же старается укрыться. Тройки, которые оказываются впереди проталкиваются внутрь. Они боятся ответственности. Это "танец президентов". А главное, мы никогда не знаем, кто какое решение принял и кому мы за него должны либо сторицей, либо в омут головой.
Все президенты были великолепны, их так много, что я не знаю, на которого смотреть.
- А вот тот, чубатый, - говорит агломераткин голос рядом, похоже, на ногах не держится.
Я ошеломленно оглядываюсь. С остервенением: кто? Но вокруг десятки агломераток - и все смотрят на толпу президентов с одинаково восторженным выражением лица. Очевидно мне послышалось.
Президенты - выступать. К микрофону - и говорить.
Я не все понимаю. Кое-чего не слышу. Голова трещит. Ура! Ох! Разум! В диагоналевых комбинезонах. Ура!
- …Окинем взглядом достижения Разума! Мы…
- … мы также положили конец многовековой борьбе агломерата с природой - мы загнали природу в Аграрку и в резервацию, где она медленно дотлевает и больше уже ничем не грозит агломерату.
- …мы высушили моря и превратили их в колоссальную свалку, видную далеко из космоса, мы превратили планету в Пустицу. Да здравствует Разум!
Толпа владеющих, подхватывая, закричала:
- Да здравствует Разум!
Толпы подвластных пророкотали:
- Да здравствует Разум!!!
- …мы разумно осваивали космос и участвовали всего лишь в полутора миллионах войн и потеряли в них только девяносто два миллиарда агломератов. Эти ничтожные потери Агломерации есть яркое выражение торжества Разума на протяжении всей истории Агломерации! В то время, как мы могли не потерять ни одного агломерата погибшим, мы потеряли всего лишь девяносто два миллиарда. Вот к чему приводит Разум. По-настоящему оценить неповторимость жизни агломерата, глубину этой жизни можно только после того, как он перестал быть. Наше огромное счастье, что мы смогли познать утрату 92 миллиардов агломератов. Тем самым мы остро ощутили неповторимость каждой из этих жизней в оценили горечь потерь. Если бы мы не ценили так высоко жизнь каждого, именно каждого, тогда бы погибло не 92 миллиарда, а намного меньше. Но мы принесли на алтарь самое ценное.
- Да здравствует Разум!
- Да здравствует Разум!!!
- …мы добились того, что стоит одному агломерату солгать в одном конце Агломерации, и эту ложь через несколько долек времени уже принимают за незыблемую правду во всех уголках огромной Агломерации. Это и есть чудо средств коммуникации. А правда - это что? Это то, что никого не обижает.
- Да здравствует Разум!!!
Среди рева толпы я вдруг явственно слышу чье-то:
- Чем трепать языками, Дурака бы лучше изловили. А то чучело его каждую ступень жгут…
Я остервенело кругом. Все с одинаково восторженными лицами. Почудилось?
- Да здравствует Разум!!!
Толпа взвыла миллионноглоточно, дрогнула и серым студнем, колыхнулась в сторону трибуны президентов. Передние готовы повалиться на шеренгу лиловых, не подпускающих публику к трибуне, но внезапно словно упираются в невидимое препятствие.
- Электромагнитный пояс, - поясняет криком Брид. Оказывается, он здесь, не оттерли еще. - Невидимая стена. В комбинезоны всех агломератов вшиты тонкие пластины металла - и пояс отталкивает их со страшной силой.
Толпа продолжала неистовствовать, так что я едва слышу Брида, который мне в ухо.
- За-щи-та! За-щи-та! Ра-зум! По-бе-да! - скандируют кругом, аж уши трещат.
- Вот животы поотьедали, падлы! - прозвенел рядок чей-то. Я не стал оглядываться и искать: кто? Я, наверно, переволновался - и мне чудятся голоса. Может, это мои внутренние голоса? Тогда - о ужас? Нет, во мне нет, не может быть подобных голосов. И в толпе не может. Я брежу.
Внезапно вижу невдалеке агломераша, зажатого среди взрослых. Он истерически рыдает. И вдруг среди всего гама, ора - возможно, по губам - я отгадал, что он кричит: "Мама! Мамуся!"
Он тянется к агломератке, которая не смотрит на него, иступленно орет и рвется вперед, ближе к родным диагоналевым комбинезонам.
Я кричу Бриду, что надо спасать ребенка, но он не слышит. Тогда я стал пробираться к агломерашу. Я толкаю агломератов изо всех сил, грубо, но ни один не обращает внимания. Тут толпа сгустилась еще больше и я остановился в не скольких шагах от агломераша, зажатый в тиски, - дальше не пробиться.
- Да здравствует Разум! Нет Дураку! Нет! Нет!
Агломераш упал. Я - а-а-а! Кто-то большой на
волокут вперед. Не видят - а-а-а! Кто-то на лежащих вскочил, чтобы лучше видеть вперед
- Ребенок! - рву себе легкие. - Ребенка задавили! Расступитесь! О галактика! - Они не слышат.
- Да здравствует Разум!
- Нет - Дураку!
- В порошок Дурака!
- Ура семи условиям Победившего Разума!
- Ребенок! Спасите!
- Мы победили! Мы победим еще лучше!
- О, спасибо Разуму!
- Эй, что тут за дрянь мокрая под ногами?
Брид бьет кого-то наотмашь.
- Пробивайся сюда, - орет мне, - а не то хана. . . . .
. . . . . сидим в каком-то подъезде. Брид бинтует мне голову рукавом от своего комбинезона - оторвал.
- Легко отделались, - еще тяжело дыша, сбивчиво, приговаривает он. Снаружи после умеренной тишины - снова рев.
Жуть.
- Чего там еще? - содрогаюсь.
- Небось чучело Дурака сжигают.
Я выполз из подъезда. Отсюда виден приличный кусок площади перед Оплотом. Над толпами колышется многометровое чучело - лишь отдаленно формой напоминает агломерата. Оно вымазано черным и броско выделяется над серым морем толпы.
Крики сильнее. Президенты неистово у микрофона, стараясь перекричать толпу. Как будто сто ракет стартовали одновременно.
Метнулась вверх точка огня - и вся черная фигура сразу вспыхнула. Стартовали еще двести ракет, и еще двести. Я заткнул уши.
Фигура Дурака медленно горит, и стали вдруг заметны сгустившиеся сумерки.
Я зачарованно смотрю на языки пламени.
Я хочу, как можно скорее, прекратить делать то, что хочется. Ходить и ездить туда, куда мне хочется, распоряжаться своим временем по своему усмотрению. Я хочу прекратить думать то, что мне хочется, и хотеть того, о чем мне думается. Я хочу думать, хотеть и делать только то, что положено. Я хочу перестать быть недоразвитым, гадким, тупым мальчишкой - и стать полноценным живым существом, которое думает, хочет и делает лишь то, что положено. А я то и дело ошибаюсь. Деревенщина!
Немыслимый шум внезапно больше не раздражает, я даже отпускаю уши. Сладкий покой на меня. Дурак неспешно, верно, необратимо горит, и душа моя пылает радостью. Я рванулся бежать на площадь.
Брид подсек меня - и я падаю.
- Не спеши, олух! - шипит Брид.
Я укусил его. Он вскрикнул, но больше драться не стал.
Сидя на покрытии тротуара, я восторженно ласкаю взглядом дрожащий студень толпы. Я с ними, один них. Мои чувства - их чувства.
- Да здравствует Разум! - выкрикиваю я что есть мочи. Чучело внезапно вспыхивает, ломается пополам, рушится прямо на чьи-то головы!
- В клочья Дурака!!!
Даже если бы у меня из горла хлынула кровь, я бы не остановил свой счастливый крик. . . . . . . . . .
- Сейчас начнется праздничный карнавал, - с нехорошей улыбкой говорит Брид. - Это очень веселое мероприятие, поэтому я предпочитаю скромно удалиться. У меня что-то бок разболелся.
- Постой, Брид, а что такое карнавал? - говорю я.
- Это не просто карнавал, это разумный карнавал. Его особенность - каждый на несколько часов становится самим собой.
- Значит, все остальное время, всю ступень…
- Это ничего не значит, - грубо перебивает меня Брид. - Я тебе говорю: на этот карнавал надо являться со своим истинным лицом. Ты что, остаешься? Брось, лучше спрячемся, до моего дома все равно не успеем.
Мы зашли в подъезд. Привычно пахнуло помоями. Голова больше не кровоточит. На улице, как я заметил, происходит странное: агломераты поспешно разбегаются с площади перед Оплотом, пустеют и окружающие улицы. Кто же будет участвовать в веселом карнавале? Брид помалкивает.
Через полчаса улицы пусты. Брид привалился к обшарпанной стене и дремлет. Я, то и дело, выглядываю наружу. Ну, пустыня, Пустица. Это после столпотворения-то. Хотя бы где-нибудь, хоть один прошмыгнул. Даже не видно обычных патрульных шиман лиловых. Фонари льют свет на пустые шоссейные траншеи. Агломерация словно перестала быть. Только посапывание Брида отпугивает мой страх.
Вдруг - сразу, грохотом - музыка!
Брид подскочил и заморгал глазами. Его лицо искривилось от ужаса и отвращения.
- Ты, Бажан, крепкий, нормально переносишь музыку. - говорит.
- Так я ж привык в Аграрке. У нас, что ни вечер, - то песни, а то и танцульки.
- Тьфу, гадость! - говорит Брид.
Музыка набирала силу, становилась все веселее, ритмичнее.
Прямо хоть в пляс. Но ничто нё двигалось на улицах. Мне захотелось вида хотя бы кошки приблудной или куцехвостой собаки, но в Агло их нет. Даже нет лиловых. Словно эти прекрасные, благородные агломераты боятся показать свое истинное лицо.
Все во мне задрожало и напряглось. Брид хватает меня за локоть: "Опять, щенок, в тебе соки играют?" Я его отталкиваю и встаю. Я должен. Мне нечего бояться. Я вышагиваю из подъезда и вываливаюсь в Пустицу. Музыка крепнет.
- Вернись, - кричит Брид, но выйти за мной не осмеливается. Из других подъездов испуганно выглядывают - вижу.
Я выхожу на середину улицы и оглядываюсь. Мне жутковато. Вроде сейчас дома двинутся и расплющат меня.
Я медленно иду вперед, не вижу глядящих на меня. Пасти подъездов. Агломераты - торчащие зубы. Если появится Он, то никто не бросится на помощь. А Защита? Нет, Защита меня охраняет.
Но музыка звучала, и навстречу ей звучала музыка внутри меня. Я забыл о нем. Потому что Он и музыка были несовместимы. Пока есть музыка, Он бессилен.
Я перестал робко сутулиться и, наконец, смотрю прямо перед собой, смело. Я напеваю, да, я напеваю!
Я пришел на карнавал, так какое же у меня лицо? Сейчас, именно сейчас у меня должно быть мое и только мое лицо! Я посмотрел направо и налево, и вдруг увидел себя отраженным в глазах тех, кто подглядывал за мной, торча в открытых пастях подъездов. Так вот я какой! Вернее, как много меня. В одних глазах я видел страх, в других - робость, в третьих - отвращение, в четвертых - восхищение. И из чужих я творил свой образ. Нет зеркала, кроме зеркала других. И каждое это зеркало дает свое отражение. И снова все непонятно. . . . . и вдруг я на площади перед Оплотом. И без того неимоверно огромная, она сейчас пустая, измеряется световыми годами. Я иду и иду, пока до самого Центра. Стоп. Вокруг. Меня видят все!
Музыка вихрилась, как заоконный белый мир моих детских зим. И моя музыка рвалась из меня-клетки. Я незаметно пританцовываю. И вдруг - в пляс. Прямо в центре площади. Один! Э-эх! Не удержаться!
Из одного подъезда в другой перебежала угловатая фигура. Я, извиваясь в танце, заметил, что это был домашний робот. Он прикрывал пульт управления - лицо робота - платочком. Э-эх, дурни!
Та-та-ту-тутам-та-ту. Рам-па-вы-вам-па… Все смотрят на меня. Э-эх, жуть. Пусть видят, видят, видят, мне нечего, нечего! нечего? скрывать. Словно я голый. Но я красивый. Додо говорила, и голым быть не страшно? не страшно
Я оцепенел. Замер. Остановился.
От шеренги шиман возле Оплота отделилась одна шимана - огромное кольцо шиманы оранжевой службы. Аспидно-серая. С тонкой оранжевой каймой.
Шимана медленно развернулась и выехала из ворот. Движется прямо на меня, пересекая площадь.
Прямо на меня. О галактика. Полушария прозрачного верха неумолимо смыкаются в купол вокруг одинокой сидящей фигуры в оранжевом комбинезоне. Ближе. Ближе.
Воитель в оранжевом - я вижу! - прикрывает лицо платком.
Бежать? Бежать! Хотя бы уступить дорогу. Стою. Музыка разрывается от счастья. Купол сомкнулся, и, несмотря на грохот музыки, я отчетливо услышал хлопок.
Шимана растет. Близко. В упор. Воитель - его глаза - смотрит прямо. Стоп. Рядом. Смотрю. И мгновенно лицо - прячу.
- Привет, мой мальчик, - голос. Не отрывая от лица. Джеб? Джеб!
- Ваше лицо? - слагаю в слова.
- Мое лицо? - Смех. Не зловеще, а добродушно. - Де-ре-вен-щи-на!..
Пауза.
- Открой лицо, - говорит голос Джеба.
- Нет.
- Не ломайся. Ведь ты не боялся. Я потрясен твоей отвагой. Открой лицо.
Я - нет! Вижу: люк распахивается, глубокое черное смотрит в меня. Дыра. Дыра, которая втолкнет меня в дыру, из которой не будет выхода.
- Открой лицо, - повторяет Джеб.
Я отнимаю от лица. Ему в глаза. Ну?
Джеб - одни глаза видны. Отпрянул. Что?
- Какой кошмар, - говорит. - Я подозревал, но уже поздно, поздно…
Люк - хлоп, ужас - спрятался. Шимана задний ход - к Оплоту.
В ворота - в ножны. В шеренгу обратно.
Все.
Музыка - в клубок - и за печку. Тихо. Тишайше.
. . . . . вокруг. . . . . много. . . . . толпы и толпы. . . . . откуда взялись. . . . . и снова рев и снова многоголосица. . . . . тупею от перемен. . . . . море серых комбинезонов. . . . . вся площадь. . . . . толкают. . . . . о галактика. . . . . трибуны полны президентами, их тройки по-прежнему мечутся. . . . . гвоздь в галактику! ….
- Что было нашей целью? Дружба между агломератами. И мы добились ее.
- Да здравствует Разум!!! - ор, ушам больно.
- Каждый любит каждого, и все мы - друзья. Вы согласны, друзья?
- Да здравствует дружба всех и каждого, - многоголосо.
- Вы согласны? - вновь выкрикивает один из президентов в микрофон. Лучше бы он этого не делал.
Рядом со мной один агломер схватил другого за грудки и хрипит с пеной, пузырящейся в углах рта:
- Ты согласен, что мы все друзья? Признавайся!
- Согласен! - взвизгивает тот.
- Нет, ты действительно согласен? - не унимался первый, все еще надеясь на противодействие.
Агломер слева от меня бросился к этой паре:
- А ну, пусти!
Я с удивлением вижу, что он размахивает каким-то тяжелым предметом. Как ни странно, это - предплечье робота.
- Ах, это ты не веришь, что все агломераты - друзья и братья! - кричит первый агломерат и отпускает свою первую жертву.
- Верю! - говорит агломер и бьет задиристого по голове предплечьем робота. Тот упал. Из-за него выскакивает агломератка и на агломерата: "а-а-а!" Кругом закричали, заметались.
Я в растерянности. Кто-то толкнул меня и побежал вперед, крича: "Чего стоишь? Бей!"
Кого бить? Но тут кто-то мне по уху - бац! Я в ужасе - туда-сюда. Ага, и - на фонарный столб. Вверх. Вышло.
Сверху вся площадь. Дерутся везде. Очевидно, драка началась сразу в нескольких местах.
- Друзья, - выходит маленький лысый президент на трибуну, - мы рады свидетельству тесной дружбы, которое видим прямо перед собой. Но давайте прекратим этот дружеский спор и продолжим радостный разговор о притягательной силе всеобщей дружбы.
Из-за его спины выдвинулся широкоплечий широкогубый президент и, обдернув свой диагоналевый комбинезон, вдруг схватил маленького за горло.
- Что ты имеешь в виду, говоря тесная дружба? Тесная - значит, душная, гадкая. Дружба не может быть тесной, она просторна!
- Да я ведь…
- Это провокация! - широкоплечий широкогубый швырнул маленького на доски трибуны. Через дольку времени на трибуне, возвышенности, творилось то же самое, что и на остальной площади: агломераты падали, поднимались, снов сцеплялись, вновь рвали друг другу комбинезоны и рты.
Гордость реяла в моей душе. Ибо передо мной открывалась истина. Торжество Разума: когда агломераты могут собраться вот так, и быстро, немногословно разрешить по-дружески, празднично все наболевшие проблемы. Меня особенно поражает внедрение техники в процесс выяснения истины - этот кусок манипулятора от робота - предплечье.
Я особенно остро ощущаю достижения Агло в деле охраны личной безопасности агломерата. Вся площадь по периметру была густо уставлена фонарными столбами. Сейчас они облеплены агломератами. Вот мудрая предусмотрительность Защиты. Фонарные столбы - величайшее достижение деле охраны личной безопасности живых существ.
Кто-то дергает меня за ногу, я не удержался на столбе и падаю.
- Вот тебя-то, Мохнатый, я и искал! - громыхнуло надо мной. Я увидел знакомое лицо, и предплечье робота блеснуло отраженным светом фонаря.