Марго (19). Сентябрь
…Луна была похожа на кружочек на заиндевевшем холодном стекле… Черном, замороженом стекле равнодушного неба, которому нет никакого дела до замерзающей Марго.
Марго обняла себя за плечи, вцепилась коченеющими пальцами в ускользающий шелк платья и почувствовала, как подступает, потихоньку, вползая за шиворот вкрадчивым ознобом, крупная холодная дрожь.
Луна была еще бледной, а багряный закат уже затухал, и черная шерсть волка казалась присыпанной серебром с одного бока и облитой кровью - с другого. А в красно-безумном небе его глаз, где только что падали два золотых солнца, теперь поднимались две оловянно-бле-стящие луны. Небо отражается в глазах ее волка, или глаза ее волка отражаются в небе - кроваво-пылающем на западе и угольно-черном на востоке - как хрупкий лепесток пепла, только-только выпавший из костра… Потухающего костра, в который смотрит старуха, морщинистая, сгорбленная, седая - ведьма без имени. Смотрит задумчиво и устало, а ее тонкие сухие губы кривятся и дрожат - то ли оттого, что она пытается что-то сказать, то ли оттого, что она пытается улыбнуться. А улыбка не получается.
И Марго, запрокинувшей голову к небу (беззащитно обнажая шею - для ночного ветра, лунного взгляда, прыжка волка, до которого всего несколько шагов…), показалось, что так оно и есть. Что старуха все еще смотрит. Смотрит на этот костер. И что вот-вот из темноты, из складок старухиного плаща вынырнет сухая морщинистая рука и крепко вцепится в тонкое плечо двенадцатилетней Марго, а скрипучий повелительный голос скажет в самое ухо: "Смотри. Смотри в луну, девочка. Смотри как следует. Потому что луна - это зеркало"…
"Я так давно этого не делала", - подумала Марго, послушно, до рези в усталых глазах вглядываясь в равнодушно усмехающееся лицо луны. "Я так давно не смотрела в глаза своему настоящему отражению. Может быть, из-за этого все случилось - так?" И вдруг ей показалось, что если бы она смогла вернуться и глазами двенадцатилетней Марго - увидеть в бледном окошке луны, протопленном на черном окне неба, увидеть этот вечер… Спустя семь лет увидеть багрянец заката, волка, застывшего черной статуей, и себя девятнадцатилетнюю на этой черной осенней поляне… Если бы она смогла, может быть, она смогла бы что-то изменить…
Чтобы не было ало-багрового цвета на вечернем небе, чтобы не было вкуса крови и головокружения от черной рваной раны на разорванном горле, въевшихся в память Марго и сводящих с ума ее волка… И на несколько секунд ей показалось, что у нее получилось - что она вернулась, и ей двенадцать, и она стоит возле костра, задрав голову к луне, старухина рука цепко держит ее плечо, а теплое звериное дыхание волчонка щекочет ее голые лодыжки, и она еле сдерживается, чтобы не закричать….
…И она еле сдержалась, чтобы не закричать.
…А потом, внимательно обнюхав ее лодыжки, волк уселся возле ног, укрыв пушистым хвостом ее окоченевшие ступни. Марго осторожно - очень осторожно - опустила руку на его еще вздыбленный загривок. Тихонько потрогала жесткую шерсть. Волк замер и напрягся - чуть-чуть. Пальцы Марго помедлили и мягко скользнули выше, осторожно лаская могучую пушистую шею, дотронулись до шелковистых нежных завитков под настороженными острыми ушами и погладили широкий умный лоб. Волк поднял голову и посмотрел на Марго - растерянно, недоуменно и измученно.
- Прости меня, - сказала Марго, возненавидев себя - за свои невозможные мысли, в которых его клыки смыкались на ее горле. И осторожно, очень осторожно, сдерживая дыхание и почти не шевелясь, - как будто она пыталась балансировать над пропастью, - попробовала вглядеться внутрь его глаз - сквозь кровь и серебро, глубже и глубже погружаясь в золотистый океан, плещущийся вокруг его зрачков.
Марго (12). Июнь
Океан… который Марго никогда не видела, но иногда пыталась представить - бесконечность соленой холодной воды от одного края неба до другого - бесконечность, в которой даже самые громадные корабли кажутся не больше ореховых скорлупок… и тонут - так легко и бесследно… Ничего, кроме воды и неба, неба и воды… И совершенно нечего там делать, если, конечно, ты не рыба и не птица…
Марго было страшно, ей казалось, что она захлебнется - и утонет. Она вздохнула - глубоко и испуганно, закашлялась и зажмурила глаза, выпрыгивая на поверхность - в искрящуюся звездную черноту на обороте своих век.
- Я не могу, - жалобно сказала она.
- Марго, - старуха положила ладони на ее плечи и оперлась на них, придавливая девочку к земле. - Все, что я сделала, будет без толку, если ты не сможешь. Давай. Это не страшнее, чем просто войти в комнату. Открыть дверь - и войти. Я сто раз тебе говорила, что глаза - это дверь. Иногда она открыта, иногда ее надо приоткрыть, иногда она заперта - но тогда можно подобрать ключ или, на худой конец, выломать замок. Но это всегда дверь.
- Только не надо пытаться в нее войти, когда тебя не приглашают, - сердито ответила Марго, поводя плечами. - Это ты тоже говорила. Иначе в потемках можно переломать все кости. А иногда - свернуть шею. Так ты говорила, да?
- Это твой волк, - костлявые пальцы еще сильнее впились в ее плечи. - И я не смогу сделать это за тебя, понимаешь, девочка?
Старуха закашлялась и, тяжело опираясь на плечи Марго, присела рядом на ствол мертвого дерева. Потерла задрожавшей ладонью слезящиеся глаза.
- Я устала, - тихо пожаловалась она, так тихо - Марго подумала, что ослышалась. Она украдкой посмотрела на старуху - растерянно и изумленно.
Марго не знала, что делать, когда старуха говорила таким голосом. А в последнее время старуха иногда говорила таким голосом. И, что самое скверное, ее глаза действительно были усталыми. Смертельно усталыми. Как глаза больной птицы. "А я не могу ничего с этим сделать", - чуть не плача, в который раз подумала Марго, тщетно пытаясь поймать ускользающий и тускнеющий старухин взгляд. "Ничего не могу сделать, потому что она не пускает меня. Может… может, мне надо выломать замок?"
Первая и единственная попытка Марго проскользнуть внутрь старухиного взгляда, применив на практике старухины же уроки, закончилась весьма плачевно. Жесткой хваткой костлявых, но невероятно сильных рук, больно вонзившихся в плечи самоуверенной девчонки и безжалостно встряхнувших эту девчонку, как нашкодившего щенка. "Никогда, - рявкнула старуха в ее перепуганное лицо, обжигая Марго разъяренным огненным взглядом, только что вышвырнувшим нахальный взгляд Марго. - Никогда не лезь внутрь, когда тебя не зовут. Никогда! Поняла?". Марго поняла. И больше не пробовала.
"Что там - по настоящему?" - как-то спросила она у старухи. Та пожала плечами: "Когда как, девочка. У всех по-разному. И всегда по-разному. Иногда дом - знаешь, уютненькая комнатка с памятными безделушками и картинками на стенах, иногда - ободранные пустые стены и хлам по углам. Кучи мусора, в которых можно найти золотые самородки. Или окровавленное тряпье, которое пахнет страхом, болью и смертью. Или ничего не найти. А можно ступить на подгнивший пол, - и провалиться сквозь него в темный подвал. Каменный и душный, как пыточные камеры инквизиторов. А иногда это не дом, а целый лабиринт, в котором можно заблудиться. Иногда… - старуха усмехнулась, и Марго показалось, что усмешка задрожала на искривившихся старухиных губах. - Иногда это небо, в котором можно летать. А иногда - обрыв. Бездонная пропасть, в которую очень легко сорваться, Марго".
"Да, пропасть", - вздрогнув, Марго вспомнила прошлую ночь и огненную пропасть в черных глазах женщины с лицом луны. Пропасть, в которую она едва не сорвалась. "А иногда - луна. Иногда луна, да? - вдруг подумала она. - Луна, в которой можно разглядеть все, что угодно".
- Ты говорила, - негромко сказала Марго, осторожно глядя на старуху, за взглядом которой пряталась луна - насмешливая, изменчивая и сияющая. Луна в черной бездне неба, куда можно было упасть (или улететь?). А на краю этой бездны бесстрашно смеялась юная сильная женщина с волосами цвета ночи и лицом луны. - Ты говорила, - тихо сказала она этой женщине, - ты говорила, что нельзя пробовать войти, когда тебя не зовут.
- Говорила, - согласилась старуха.
И улыбка, тронувшая ее пересохшие губы, была улыбкой черноволосой женщины с огненными глазами.
- Только я еще не говорила тебе, девочка, что иногда это можно делать. Когда ты любишь. И когда тебя любят. И если ты не будешь об этом забывать - тогда там, за тем порогом, которого ты так сильно боишься, но всегда лезешь через него, не спросясь, тогда - там будет небо.
- …в котором можно летать? - почему-то охрипнув, продолжила Марго. - Или… океан?
- Может, океан, - старуха заинтересованно взглянула на нее. - Когда как.
- А если - океан? - глухо и испуганно спросила Марго, осторожно взглянув на волчонка возле своих ног, который, щекотно фыркая, обнюхивал ее босые ступни. Очень осторожно взглянула - избегая его любопытных и доверчивых глаз, в которых плескался золотистый океан.
- Тогда, может быть, ты научишься в нем плавать, а? - предложила старуха. - И нырять, и слушать, и видеть - так, как слышит и видит твой волк. Давай, девочка, - костлявые старухины пальцы легонько сжали напряженное запястье Марго. - Иди. Не бойся и не испугай его. Попробуй посмотреть на себя изнутри его зрачков. Понюхай воздух его ноздрями - знаешь, как восхитительно пахнет лес ноздрями волка? Как остр и горяч вкус пищи на его языке? Попробуй пошевелить его мускулистыми лапами - как будто они твои собственные. Давай, Марго…
Марго перевела дыхание, подчиняясь магии ее настойчивого голоса, и снова попробовала сосредоточиться. И прежде чем посмотреть в глаза волчонку, произнесла его имя про себя (два слога - пока только два слога) - и увидела, как дрогнули его острые серые уши. Подождала, пока он поднял голову, большелобую и остроухую. А потом посмотрела в его внимательные глаза - острые черные точки зрачков в темно-золотой глубине, как в живом бесконечном океане - и, почувствовав ледяные мурашки по спине, нерешительно шагнула туда, - и ей показалось, что ее затягивает вовнутрь, как в омут. Она снова начала захлебываться, когда золотая и любопытная бесконечность окружила ее со всех сторон. Опять стало страшно, захотелось закричать, беспорядочно замолотить руками - и вынырнуть на поверхность - в свое, знакомое, звездопадное небо. Но она вспомнила старухины слова и заставила себя успокоиться.
В золотистом океане не было враждебности - только любопытство, осторожное и доброжелательное любопытство юного зверька, который пока еще не ждет от мира ничего плохого. И Марго поняла, что ей больше не страшно. Разве что страшно испугать этого зверька или сделать ему больно - и заставить пожалеть о своей доброжелательности.
"Эй, - тихонько сказала она ему: - Меня зовут Марго. А тебе нравится имя, которым я тебя называю?" И ей показалось, что волчонок ткнулся влажным носом в раскрытую ладонь так, словно доверял ей свое дыхание, свое тепло, свою жизнь. И позволил ее взгляду войти внутрь своих глаз. Внутрь золотого океана с крапинками зрачков - черными прорезями в бесконечность. Марго нырнула, затаив дыхание и зажмурив глаза. А потом поняла, что может дышать. И смотреть. А внутри, в глубине, совсем не страшно - тепло и уютно, и золотистые волны покачивают и ласково поглаживают, и совершенно не собираются ее топить.
А когда Марго обернулась, вглядываясь назад, то не сразу поняла, что смотрит уже другими глазами. Золотистыми глазами своего волка.
Огонь костра вдруг заслонил собой полнеба. Его треск стал оглушительным, сияние - ослепительно. Испуганной Марго захотелось сейчас же вскочить и бежать в уютный сумрак ночного леса. Волчонок остановил движение Марго, уже торопливо дернувшее его задние лапы. Марго вспомнила - памятью волка - что раньше ему тоже хотелось сбежать. Но теперь огонь привычен. Не страшен, хотя и мешает смотреть, дышать, чуять.
"Прости, прости", - согласилась с ним Марго, потихоньку привыкая к ошеломившим ее звукам и запахам. Запахи обжигали ее ноздри и щекотали горло - дразнили, ласкали и поглаживали: можно было пробовать их на вкус - такими они были сочными и яркими; катать во рту, как леденец, облизывая неторопливо горечь и сладость. Сладкий запах перепуганного кролика, убегавшего от лисицы - вон за теми кустами, где-то перед сегодняшним закатом; запах, немного размытый вечерней росой, - интересно посмотреть, куда он ведет… Горький запах дыма - от костра; его тень - слабая струйка, приносимая иногда порывами ветра из-за холма, за которым начиналась деревня. Запах людей, острый, металлический, неприятный. Смутно неприятный, потому что волчонок не мог еще помнить запах капканов, ломающих лапы, и запах ружей, которые ранили неожиданно, резко, обжигающе - и иногда смертельно. Но память поколений, доставшая ему в наследство вместе с острым нюхом, серой жесткой шерстью и умением бесшумно двигаться - эта память пахла неприязнью. И девочка вместе с ним вдруг с изумлением ощутила эту неприязнь - к горьковатому дыму скрытой высоким холмом деревни.
Деревни, где ее едва не забили камнями насмерть. Марго заметила, что волчонок забеспокоился при этом ее воспоминании, напрягся, нюхал воздух, ворча и скалясь в ту сторону, откуда пахло деревней. Как будто он сам вспомнил удары камней, сдирающие кожу, визг детей, грязь, забивающуюся в рот и мешающую дышать…
"Эй, - поспешила успокоить его Марго, - сейчас-то все хорошо. Люди… знаешь, они бывают разными - слишком разными, чтобы ненавидеть или любить их всех за то, что когда-то сделал один из них", - она и не заметила, что говорит с волчонком так, как говорила с ней самой старуха, и не подумала, что волчонок, должно быть, не понимает ее слов. Так иногда не понимала старуху Марго.
Может быть, и волчонок понял не до конца - но он почувствовал - и послушно успокоился, положив морду на свои толстые щенячьи лапы. Зевнул и потянулся - и позвоночник Марго сладко заныл, наслаждаясь этим движением. Она почувствовала его лапы - продолжением своих бедер и лопаток - и упругое прикосновение их подушечек к земле было необыкновенно приятным - как будто они были с ней одним целым. Марго захотелось бежать на этих восхитительно сильных послушных лапах, и она подумала с дрожью восхищения, что этот бег будет быстр и легок, как полет птицы. Так быстр и легок, как никогда не сможет бежать человек - неуклюжий, медленный, безглазый и безносый по сравнению с волком. И Марго захотелось рассмеяться от восторга - она знала, что сможет так бегать вместе со своим волком. И нюхать ночь, и видеть ночь, и чувствовать ее - тонкой человеческой кожей сквозь пушистую и теплую волчью шерсть.
Марго вздрогнула, на долю секунды ощутив себя одновременно волчонком, сладко и лениво потягивающимся на мягкой земле и с симпатией разглядывающим голенастую черноволосую девочку напротив огня, - и этой самой девочкой с затекшими от сидения на корточках ногами.
- Ой, - сказала Марго, переводя дыхание, и растерянно повела плечами, словно заново ощущая власть над своим телом.
Что-то изменилось. Морщинистое старухино лицо было знакомым и немного иным, словно Марго видела его впервые и по иному - глазами своего волка. И запахи… запахи стали слабее и все же не такими бесцветными, как раньше, будто Марго, запомнив, какие они на самом деле, теперь в любую минуту могла по своему желанию вызвать это воспоминание и понюхать воздух, как умел нюхать ее волк. Как будто часть ее самой так и осталась внутри волчонка, продолжая чувствовать его, а что-то от волка поселилось внутри Марго, растерянно озираясь внутри нового обиталища. Как будто они с волчонком обменялись одеждой, как иногда делают друзья, и пока еще немного непривычно примериваться к чужой куртке, хранящей - форму и тепло тела. И запахи.
- Дым, - морщась, и с удивлением прислушиваясь к своему голосу - знакомясь с ним заново, - сказала Марго. - Какой гадкий, горький запах дыма…
- Да, - кивнула старуха, пряча улыбку, довольную и немного усталую. - Звери… звери не любят огня.
Марго взглянула на волка, и его темные глаза с таящими в них точками зрачков показались ей невероятно близкими и знакомыми. Как зеркало, в котором отражалась она сама. Она шевелила рукой - и чувствовала, как это движение отражается внутри ее волка.
- Так-так, - эхом на ее мысли отозвалась старуха. - Теперь будет так, девочка. Не знаю, хорошо это или плохо, но теперь вы всегда будете вместе. Нет больше девчонки - и нет волка. Есть девчонка и волк. Ты понимаешь, о чем я говорю, Марго? Случается, так бывает между людьми - братьями-близнецами или влюбленными. Они будто чувствуют друг друга на расстоянии, и если один из них, например, обжигает ладонь - у второго краснеет та же рука и в том же самом месте, как бы далеко они не находились друг от друга. Как будто они все время держат друг друга за руку, и сила этого рукопожатия не зависит от расстояния. Нет, как будто они - одно существо, с одним сердцем, с одним дыханием, одной болью - и одной жизнью.
Так получается… никто толком не знает, как это получается. Наверное, именно это и называется любовью. Когда ты любишь кого-то больше, чем самого себя… и поэтому отдаешь ему свою жизнь, свое сердце и свое дыхание, не ожидая ничего взамен. Но взамен получаешь уже две жизни, два сердца и два дыхания… и небо, в котором можно летать… Ты понимаешь, Марго? Поймешь, когда почувствуешь это сама. Ни один человек никогда не сможет бежать рядом с волком по ночному лесу - и видеть, как волк, и слышать, как волк, и чувствовать землю под своими ногами, как волк. И оставаться при этом человеком. А ты - сможешь, Марго.
Сказки про оборотней - просто сказки, придуманные теми, кто никогда не пробовал разделить свою жизнь на двоих… с волком… нет - кто вообще никогда не пробовал разделить свою жизнь на двоих…
Марго поняла это значительно позже. Не тогда, когда впервые попробовала посмотреть на мир глазами своего волка и понюхать ночь его ноздрями. Тогда это все ошеломило ее - казалось странным и непостижимым то, каким незнакомым становится весь мир, если на него посмотреть чьими-то глазами. Может быть, это даже испугало ее… да, в какой-то момент она испугалась, что может не суметь вернуться назад - что она так и останется навсегда в теле маленького волчонка, глаза которого похожи на золотистый океан… что у нее не хватит сил и дыхания вынырнуть назад - из этого океана. В какой-то момент ощущения смешались, и Марго чувствовала себя одновременно и девочкой, и волчонком, и уже не была точно уверена, кто же она на самом деле… Потом, со временем, она научилась не бояться - потому что так и должно было быть, ведь у них с волком была одна жизнь на двоих… или нет, нет - по две жизни для каждого - какая разница?
А то, о чем говорила старуха, Марго поняла, когда волчонок стал приходить в ее сны и они перестали быть такими безнадежными. Ей по-прежнему было страшно во сне, например, когда ей опять снилась деревенская дорога, размытая осенней распутицей - скользкая и грязная черная дорога заворачивала за покосившийся старый дом на окраине, а за домом слышался смех и детские крики. А шелковые домашние туфельки то проскальзывают, то прилипают к этой грязи, а Марго всего семь лет, и она устала, и ей так не хочется идти, потому что впереди что-то скверное…