* * *
Он очнулся на руках у психоведьмы. Та хлестала его по щекам, буравя сверху вниз механическим глазом. Дело происходило в приемной, и как только мужчина пришел в себя, Рафта отпрянула, предоставив его заботам кресла.
- Все хорошо, - проговорила она, словно Шадраху приснился дурной сон.
Что-то с его телом было не так: оно казалось чересчур большим, долговязым и неуклюжим. По щеке стекала горячая струйка. Мужчина утерся и понял, что это кровь.
- Ты вырвал из головы разъем, - пояснила Рафта. - Надо же было додуматься. Но зато ты проснулся. Проснулся. Жив. И она жива. Я даже ввела тебе в вену протеины с витаминами, а то, кажется, ты уже дня два не брал в рот ни крошки. Так что все в порядке, и можешь больше не дрожать.
Психоведьма достала самозагорающуюся сигару, затянулась и присела рядом в кресло.
- Кэндл ушел, - сообщила она. - Велел передать, что мечтает никогда тебя больше не видеть.
Шадрах глубоко и судорожно дышал, чувствуя, как руки бьет крупная дрожь. Мужчине хотелось ударить Рафту, но он продолжал обессиленно лежать в кресле. Как можно такое помнить? Как можно такое забыть? Он побывал внутри разума Николь. Побывал ею. И теперь те странные дикие звери из района Толстого будут вечно рыскать в глубинах его сознания. Осталось такое чувство, будто с ним только что занимался любовью мужчина-голограмма. На сердце легло тяжелое бремя ее любви, потом отчуждения и, наконец, - приговора. Который Шадрах и принял. Все верно, все так, как она сказала.
- Напрасно я тебе разрешила, - тихо, словно сдерживая клокочущее внутри чувство, сказала психоведьма.
- Да нет же, нет. - Шадрах даже приподнялся, побледнев лицом.
Рафта отвернулась.
Мужчина посерьезнел и вытер слезы.
- Скажи, что находится на десятом уровне?
- Мусорная свалка. Ничего особенного.
- Разве что Николас.
- Кто?
- Человек, убивший Николь. Ее брат, - произнес Шадрах, запинаясь на каждом слове.
Рафта усмехнулась.
- Только не говори, что отправляешься мстить и не останешься с ней.
- Я прикончу этого Николаса. А потом возьмусь за Квина, который его заставил.
Психоведьма сделала новую затяжку.
- Стало быть, подставляешься под удар. И все ради мести. А любимой твоей куда деваться? Назад, на кладбище, и думать нечего.
- Вот моя кредитка. Тут хватит на все расходы.
- Да уж, это ее сильно утешит, когда девчонка очнется.
- У меня нет выбора. Никакого.
Он встал и направился к двери.
А вслед раздалось бесконечно язвительное, Шадрах еще никогда не слышал в человеческом голосе такого яда:
- Ты что же, не взглянешь на нее перед уходом?
- Нет, - отвечал мужчина и вышел.
Как только захлопнулась дверь, он замотал головой вокруг, точно слепой. В узком коридоре еле-еле сочился лиловый свет. Некоторое время Шадрах бессмысленно бродил по извилистому пустому тоннелю, но вскоре последние силы иссякли. В голове теснились картинки из ее жизни, толпились ее мысли. Мужчина опять перестал быть собой, и зрение странным образом раздвоилось: тоннель превратился в огромную червоточину, ведущую сквозь эпизоды, увиденные ее глазами. Картинки множились и ветвились, так что Шадрах совсем перестал различать дорогу.
Споткнувшись и едва не разбив нос, он решился присесть, сполз по стене тоннеля и уперся ногами в другую стену. Из пучины усвоенных сожалений, ужасов, счастья, радостей, скорбей и восторгов с ревом выстрелила одна-единственная пронзительная мысль: "Она меня не любит". Это казалось невыносимой ношей. Но Шадрах был не из тех, кто сломается или даст хотя бы трещину под гнетом подобных новостей. Вместо этого он согнулся - и продолжал, продолжал сгибаться под бременем нового жуткого знания, понимая, что скоро изменится навсегда, и радуясь, даже желая этого. Возможно, преображенное существо уже не будет испытывать боли, не будет бояться, а главное - оглядываться в жуткую бездну и думать: сколько же от меня уцелело?..
Она его не любит. Подумав об этом, мужчина разразился грудным громогласным смехом, от которого перегнулся пополам и некоторое время лежал в пыли, ожидая, пока придет в себя. Ну надо же, обхохочешься. Он сразился с дюжиной кошмаров, и все ради милой. А она - не любила. Шадрах ощущал себя героем из головизора - паяцем, шутом, болваном.
Но вот мужчина выпрямился, отряхнул запыленные плечи, достал Иоанна Крестителя из кармана и положил голову рядом с собой.
- Сколько тебе осталось? - спросил он у суриката.
Иоанн, растерявший свою обиду и злость, утомленно проговорил:
- Меньше суток. Чувствую, органы отключаются.
- Нет у тебя никаких органов. Еще мечтаешь меня убить?
Облитый тусклым тоннельным светом, сурикат впился в него взглядом снизу вверх.
- Я просто мечтаю жить, как все.
- Тогда не надо было трогать Николь. Ты сам на нее напал.
- Она раскрыла наше убежище. Прикажешь пожертвовать целым народом ради одного человека?
- Да! Ты же машина, в сущности. Бесправная машина. Делаешь то, что прикажет Квин. У тебя и воли-то своей нет.
- Ну так найди себе разумное существо и оскорбляй на здоровье. Тебе же будет веселее. Зачем связался с несчастной машиной?
- Ну вот скажи, сурикат, есть у тебя семья? Ты ведь из чана. Квин тебя создал. А я - у меня целая куча предков. Нашему роду много веков.
- Пустое, все пустое. Я же знаю, что чувствую. Знаю, кто я такой. Квин меня создал, но я не машина.
- Ну и каков твой создатель? Наверное, добрый боженька?
- Да уж добрее тебя. Он бы никогда не отсек мне голову, бросив тело на произвол судьбы.
- Скоро весь помрешь, со всем твоим телом.
- Главное, заодно с тобой. Я все слышал. Ты хочешь убрать Квина. Уж лучше сразу застрелись.
- А ты у нас весельчак, Иоанн.
- Будешь на моем месте, сам поймешь. А ты обязательно будешь на моем месте, очень на это надеюсь. Я, конечно, недотяну, а все равно приятно.
Мужчина вдруг понял: он восхищается умирающим зверем, головой на блюде, этим убийцей, который точно знает, что чувствует и кем является, который не ведает или не показывает сомнений. И снова рассмеялся.
Ведь ему только предстояло выяснить, кто он такой без любви, сможет ли любить человека, который абсолютно точно не любит в ответ?
Шадрах собрал волю в кулак и выбросил из головы все мысли, не связанные с Квином.
- Пора навестить твоего знакомого, - сказал он, убирая Иоанна Крестителя в карман и поднимаясь на ноги.
Глава 5
Мусорная свалка напоминала зверя, который поедал свои собственные темные внутренности и никак не мог ими насытиться. Когда-то это был ИИ, а нынче - всего лишь старый зверь, медлительный и к тому же без глаз, чтобы различать кусочки плоти, которые копошились на грудах его вечного подвижного обеда. Свалка свернулась кольцом, на дальней стороне которого - дальней от места, где появился Шадрах - щелкали проржавевшие челюсти, пожирая зловонные отбросы, которые состояли из протухшей еды и нескончаемых пластиковых упаковок. Со скрежетом шестеренок они поглощали тонну за тонной. Часть мусора сжигалась, другая проваливалась в глубокую дыру и там расплющивалась, но в основном старый зверь преобразовывал объедки в сырье и выбрасывал через дыхало на верхние уровни, откуда вторичные продукты спускались обратно, на свободные рынки, где использовались по назначению и снова выбрасывались, так что свалка поедала не только сама себя, она питалась отходами собственных отходов: вечный пожиратель мира. К счастью для него, зверь не имел обоняния и даже мозга и не мог учуять бессильных кусочков плоти, которые возились в его внутренностях, таская совсем уж маленькие кусочки.
Шадраху не было дела до свалки. Его интересовал народец, обосновавшийся на десятом уровне. Эти люди охраняли свою добычу так ревностно, словно золотые жилы. Еще бы, ведь каждый день какие-нибудь бездельники выбрасывали в мусоропровод, а значит, и в пасть зверя тысячи бесценных вещиц. Каждый день охотники за поживой копались в огромных ворохах из суповых пакетиков, банановых шкурок, дохлых животных, старых голограмм, бумажных тарелочек, мяса, костей, овощей, одноразовых вилок, редких монеток, использованных кредиток и потрепанных книжных обложек. Иногда, если свалка совсем уж ленилась работать челюстями, горы вырастали до сорока футов в высоту и каждый клан или семья набирали себе целый холм из добычи и яростно защищали его от любых посягательств.
Поэтому Шадрах держался низин, наступая то на разорванное платье, то на засаленного медвежонка, то на использованную кофеварку. Неровный потолок десятого уровня, вырубленный в твердой скале, темнел над головой примерно в шестидесяти футах, а под ногами постоянно хлюпали какие-то жидкие либо желейные субстанции. Издалека, от челюстей зверя, доносился слабый запах гари (мужчине даже померещилось, хотя это и глупо, слабое чавканье), и Шадрах обрадовался этой перемене, потому что с первой минуты собственный нос рассказывал ему воистину жуткие истории - и ни одной со счастливым концом.
Мужчина шел и звал Николаса, то крича, то понижая голос, а тем временем люди, вооруженные ружьями, лазерами, стальными копьями, занимали оборонительные позиции на холмах. Между членами кланов не было тесных связей, многие принадлежали к разным расам, но все они, увидев чужака, выстраивались плотной стеной, молчаливой и грозной. Едва же он благополучно проходил мимо очередного кургана, как люди лихорадочно кидались раскапывать новые сокровища. Шадраха тошнило от вони (даже Иоанн Креститель в кармане громко чихал и фыркал), и он молился о том, чтобы скорее найти Николаса. К тому же пол неприятно двигался под ногами, и нужно было постоянно ловить равновесие, отчего мир казался капризным и неустойчивым.
Наконец, четыре часа спустя, при свете сторожевого костра мужчина заметил, как призрачные тени мужчин и женщин у подножия мусорной кучи тычут во что-то копьями. Это что-то дергалось и скулило. Приблизившись, Шадрах различил и слова:
- Пожалуйста, не трогайте меня. Пожалуйста.
Ошибки быть не могло: Шадрах узнал этот голос, ровный и мертвый, в котором звучало нечто запредельное, выше всякого страха, достал пистолет и сделал предупредительный выстрел. Любители отбросов обернулись и озадаченно попятились на вершину холма, пожимая плечами: дескать, было бы ради чего драться. Под хохот мусорного племени мужчина подошел к покинутой жертве. Сверху кто-то крикнул:
- Если разберешься, что это за чучело, дай знать!
Шадрах даже ухом не повел. Он стоял на месте отступивших и вглядывался в темноту, куда не доставали отблески мерцающего костра. У стены горбилась низенькая фигура. Шадраха внезапно пробил озноб. Что-то здесь не так. Совсем не так.
Тень шевельнулась, побрела на свет, но вдруг заторопилась обратно. Мужчина успел уловить нечто странное, одновременно тощее и тяжеловесное. Призрак шумно облизнул губы, передернулся и подавился кашлем.
- Николас? Это ты, Николас? - поразительно сдержанным тоном спросил Шадрах.
Тень несмело повернулась к нему.
- Хочешь послушать историю? - прошипела она. - Я много знаю историй. Давай расскажу тебе о городе. Это очень важно. Город - искусно сделанная обманка, вырезанная из картона и размалеванная блестящими красками… - Голос превратился в неясный, неразличимый лепет.
- Нет, Ник, - оборвал его мужчина. - Не нужны мне твои истории. Ты знаешь, кто я такой.
Последовало молчание. Затем:
- Привет, Шад. Подумать только. И ты здесь. Собственной персоной, во плоти. - Призрак фыркнул и без надежды хихикнул. - Наркоты не найдется, нет? Или колес от боли?
Шадрах разбежался, метнулся в сумрак и пнул Николаса, но быстро отпрянул: нога угодила во что-то мягкое, гадкое.
- Господи, Ник, что с тобой?
Тень у стены согнулась пополам.
- Ну спасибо, Шад. Отличный пинок. Губу мне разбил. До крови, Шад.
- Могу добавить, если мало. Давай выкладывай то, что мне нужно.
- А может, просто уйдешь? Ну, просто… уйдешь. Пожалуйста.
- Не могу, я должен кое-что выяснить.
Судя по звуку, Николас сполз по стене и сел. Но тень оставалась на том же месте.
Каждый волосок на руках Шадраха поднялся дыбом.
- Выходи на свет, Ник.
- Не надо. Неужели ни одной таблетки? Совсем-совсем ни одной?
- Выйди, покажись, я хочу на тебя посмотреть.
- Ой, Шад, это тебе не понравится.
Мужчина прицелился в темноту.
- Выбирай. Даю пять секунд.
- Я уже не я, Шад. Ну правда.
- Три секунды.
Послышался долгий плаксивый вздох, и вот Николас опасливо, крадучись, переваливаясь всем телом, выбрался на свет. Шадрах не поверил себе, когда увидел его загадочные голубоватые многофасеточные глаза.
- Господи, Ник. Боже. - Мужчина сглотнул подступивший ком.
Тот, кого он искал, выглядел не иначе как тот самый котенок, собранный братом Николь из конструктора в детстве и милосердно избавленный от мук его сестрой. Да-да, те же граненые глаза и пять лап, хвост ящерицы, раздутое человечье ухо на темечке пушистой головы, в котором извиваются кроваво-красные языки. Несчастный завернулся в серый халат, но ткань истерлась, и сквозь дыры торчали-выглядывали разные органы. Во всем полуголом и грязном существе только и осталось от человека, что нос и клыкастый рот, в котором с трудом рождалась нормальная речь. Но это были нос и рот Николь.
- Можно, я вернусь в темноту? - попросил призрак. - Тебе же легче будет.
Шадрах качнул головой. Когда тварь оставила его, мужчина сам подошел к стене и сел рядом, не в силах посмотреть на соседа.
- Вот уж не думал…
Хриплый смешок.
- Я тоже.
- Кто это сделал?
- А кто, по-твоему? Квин. Не поверишь, у него были такие фантазии… Правда, он умер. Жив, но умер. В нем уже ни капли Живого Искусства. Впрочем, это ты нас свел. Тут не поспоришь.
- Как ты себя чувствуешь?
Тяжелая голова резко мотнулась в его сторону, многофасеточные глаза недобро сверкнули.
- Издеваешься? Ничего смешного. Плохо я себя чувствую. Я… как это он сказал?., отражение собственной неудачи. Вот как он сказал. Черт, если б не было так больно.
- Что ты сделал, когда я послал тебя к Квину?
- Я… я хотел купить суриката. А ты точно пустой? Ни таблеточки?
- Нет у меня никаких таблеток. Ты меня достал этим вопросом. Так что там было, у Квина?
- Сурикатов у него не оказалось; ну, я говорю, ладно, мол, все равно спасибо, и отправился восвояси…
Шадрах ударил его по лицу пистолетом. Рука вошла прямо в лицо. Раздался вскрик и булькающие звуки.
- Это ты зачем, Шад? За что?
- Говори, как было на самом деле. Что ты сделал, о чем я тебя предупреждал?
- Не знаю, о чем речь. Честно, без понятия.
Мужчина посмотрел на существо, утонувшее по колени в мусоре, на свое отражение в блестящих граненых глазах.
- Послушай, Николас. Ник. Я не хочу тебе делать больно. Но если будешь отпираться, убью. Теперь-то какая польза врать? Не можешь остановиться, что ли? Посмотри на себя, до чего дошел. Тебе даже смертью грозить бессмысленно, все и так уже кончено.
Внутри заклокотала ярость, и Шадрах подумал, что убьет Николаса в любом случае.
- Неправда, - возразил тот. - Главное - выбраться отсюда, и я бы мог что-нибудь сделать. Если все обратить…
Шадрах помотал головой, обмякнув у стены.
- Мы оба знаем, тебе осталась от силы неделя. Ты - однодневка. Если сам не умрешь, кто-нибудь найдет и порешит. А теперь давай: что у вас было на самом деле?
- Я пытался договориться.
- А ведь я предупреждал, так?
- Прости, Шадрах. Прости.
- А потом?
- Он меня накачал. Делал со мной всякие вещи. Сказал, что убьет. В меня засаживали… плоть, она цвела и пускала корни. Сначала было не больно. Но это сначала. Он говорил… - Николас поперхнулся словом, выплюнул зеленовато-серую слизь.
- Что он тебе говорил?
- Говорил, что я буду его Живым Искусством. Разве откажешься? Карьера накрылась, а тут появляется он и предлагает стать… - голос проникся благоговением, даже любовью, - …бессмертным. Запомниться. Хреновые у тебя дружки, Шадрах, - жестко прибавил Николас.
- Это не мой дружок.
- Ты же работаешь на него.
- Мы еле знакомы. Ну и что ты делал потом, когда он тебя перестроил?
- Я… я…
- Дай отгадаю. Ты стал выполнять приказы. Выкладывай какие. Быстро.
- Незаконно провозил органы из одного района в другой. Еще доставал наркотики.
- Ты убивал ради него?
- Нет!
Шадрах достал из кармана Иоанна Крестителя и обратился к нему с наигранной серьезностью:
- Это правда? Он никого не лишил жизни? Эй, ты должен помнить Иоанна. Наверно, раньше у него было другое имя.
Николас ничего не ответил, потрясенно уставившись на отсеченную голову.
- Он прикончил семерых или восьмерых, - сказал Креститель. - В основном бионеров, которые пытались урвать часть хозяйского бизнеса. Привет, Николас.
- Привет, - ответил тот ровным, безжизненным тоном.
- Иоанн, - произнес Шадрах, - я знаю, ты пытался убить Николь. А знаешь, кто ее на самом деле прикончил?
Николас заплакал. По многогранным глазам покатились огромные блестящие слезы.
- Убери его. Пожалуйста, избавься от этой твари.
- Чтоб вам обоим подохнуть в ужасных муках, - пожелал сурикат, пока Шадрах запихивал его в карман.
- Да я себя убил! - проговорил Николас. - Себя. Постучал в дом, она открыла, и я себя убил. Это было как перед зеркалом, а мне хотелось положить всему конец, и я придушил ее, а тут пришли ганеши и утащили тело…
Иоанн Креститель сердито заворочался. Шадрах сунул палец в карман и поморщился от беззубого укуса. Боль помогла прояснить рассудок.
- Зачем ты это сделал?
- Хотел от себя избавиться. Меня заставили. Я уже превращался…
Призрак отчетливо вздрогнул, словно сам себя испугался.
- Нет, - заявил Шадрах. - Ничего подобного. Ты начал превращаться в это… в это… ну, в то, что ты есть… уже когда Квин перерыл ее память, то есть после того, как задушили Николь. Это ты ее убил, ты. От страха, из трусости.
- Врешь, - сказал Николас. - Неправда. Я уже менялся, я…
- Заткнись!
Темная фигура всхлипнула и склонила голову на подвешенные снаружи органы.
- Так захотел Квин?
- Да.