Беглецы - Нил Шустерман 9 стр.

Затерявшись в бесконечной сети коридо­ров, Лев старается восстановить дыхание. На него налетает небольшая орда школьников, опаздывающих на урок. Ребята толкают его, огибают справа и слева. На мгновение Лев пе­рестает понимать, где он и куда его несет. Ребя­та по большей части крупнее и выше его, - вероятно, он попал в отделение для ребят стар­шего возраста.

Нечто внушительное, пугающее. Такими всегда представлял себе Лев классы для стар­ших - опасное место, где полным-полно непо­нятно о чем думающих, склонных к насилию подростков. Раньше ему никогда не приходило в голову, что он может туда попасть, ему и вось­мой класс не было суждено закончить.

- Простите, вы не подскажете, где приемная директора? - спрашивает Лев у мальчика, бегу­щего не так быстро, как остальные. Тот смот­рит на него сверху вниз, как будто Лев упал с Марса.

- Ты хочешь сказать, что не знаешь этого? - спрашивает здоровяк и удаляется, сокрушенно качая головой. Лев предпринимает новую по­пытку, и на этот раз ему везет - он находит бо­лее сговорчивого старшеклассника указываю­щего ему, куда идти.

Лев знает: статус-кво должен быть восстанов­лен. И лучше места, чем школа, для этого не най­ти. Если полицейским дали секретное задание убить Коннора и Рису, они ни за что не станут этого делать там, где так много детей. А если он все хорошенько продумает, их не убьют вовсе. Если его план осуществится, их просто отправят туда, где им надлежит быть, - в заготовительный лагерь. Судьба всех троих была предопределена, и все должно идти так, как было задумано.

Расстаться с жизнью Льву по-прежнему страшно, но жить, не зная, что случится в сле­дующую минуту, еще страшнее. Это настоя­щий ужас. Его вырвали из круга привычных понятий, отняли у него цель, и никогда рань­ше он еще так не нервничал. Зато теперь Льву понятно, зачем Господь обрек его на это испы­тание. Это урок. Всевышний хотел, чтобы Лев узнал, что случается с детьми, пытающимися избежать того, что предопределено: они ста­новятся затерянными душами, не знающими покоя.

Лев находит приемную, заходит внутрь и останавливается у стола секретаря, ожидая, по­ка его заметят. Однако женщина слишком заня­та бумагами и не видит его.

- Прошу прощения... - говорит тихонько Лев.

Дама наконец поднимает голову и видит его.

- Что я могу для тебя сделать, дружок? - спра­шивает она.

- Меня зовут Леви Калдер. Меня похитили двое подростков, сбежавших по пути в загото­вительный лагерь, - говорит Лев, откашляв­шись, чтобы голос не дрожал.

Женщина, поначалу слушавшая его впол­уха, вся превращается в слух.

- Что ты сказал? - переспрашивает она.

- Меня похитили, - объясняет Лев, - но мне удалось сбежать. Они до сих пор здесь. У них маленький ребенок.

Дама вскакивает на ноги с испуганным ви­дом, как человек, увидевший призрак, и броса­ется к двери, за которой находится кабинет ди­ректора, прося его немедленно выйти в прием­ную. Выходит директор и, разобравшись в ситуации, вызывает охрану.

***

Через минуту Лев уже находится в кабинете медсестры. Девушка ощупывает его, как будто он заболел.

- Не волнуйся, - говорит она, - что бы с то­бой ни случилось, все позади.

Сидя в кабинете медсестры, Лев не может знать, поймали Коннора и Рису или нет. Он наде­ется, что если поймали, то сюда, по крайней ме­ре, не приведут. Ему будет стыдно смотреть им в глаза. Но как странно, думает он, мне не должно быть стыдно, ведь я поступил правильно.

- В полицию уже позвонили, все сделали, - говорит ему медсестра. - Скоро ты поедешь домой.

- Я не поеду домой, - возражает Лев. Медсе­стра удивленно смотрит на него, и Лев решает не посвящать ее во все детали. - Ладно, не важно, - говорит он. - Могу я позвонить роди­телям?

Медсестра в замешательстве.

- Ты хочешь сказать, что им еще никто не звонил? - спрашивает она, неуверенно глядя в сторону стоящего на столе аппарата. Потом ра­зыскивает в кармане сотовый телефон. - По­звони и скажи, что все в порядке. Можешь го­ворить столько, сколько нужно.

В течение пары секунд она стоит и смотрит на мальчика, но потом, спохватившись, выхо­дит из комнаты, чтобы дать ему возможность спокойно поговорить с родителями.

- Я буду рядом. Позови меня, когда закон­чишь.

Лев набирает номер, но останавливается, так и не закончив. Ему хочется поговорить во­все не с родителями. Стерев цифры, которые он уже успел ввести, он набирает другой но­мер, замирает и после пары секунд размышле­ний нажимает кнопку вызова.

Ждать приходится недолго; после второго гудка абонент отвечает на вызов:

- Алло?

- Пастор Дэн?

После секундной задержки священник узна­ет мальчика по голосу.

- Боже мой, Лев? Лев, это ты? Где ты?

- Не знаю. В какой-то школе. Послушайте, па­стор, вы должны позвонить родителям и по­просить, чтобы они дали полицейским отбой! Я не хочу, чтобы их убили.

- Лев, подожди. С тобой все в порядке?

- Меня похитили, но ничего мне не сделали. Я тоже не хочу, чтобы с ними что-то случилось. Скажите отцу, чтобы остановил полицейских!

- Я не понимаю, о чем ты говоришь. Мы не сообщали в полицию.

Такого Лев просто не ожидал.

- Что?..

- Родители хотели это сделать. Хотели уст­роить розыск по полной программе, но я убе­дил их отказаться от этой мысли. Я сказал, что раз тебя похитили, значит, на то воля Гос­пода.

Лев потрясен. Ему кажется, что он спит и разговаривает с пастором во сне. В надежде проснуться он даже начинает трясти головой.

- Но... зачем вы это сделали?

Теперь разволновался уже пастор Дэн, это чувствуется по его голосу.

- Лев, послушай меня. Слушай внимательно. Никто, кроме нас, не знает, что ты сбежал. По­ка что все уверены, что тебя принесли в жерт­ву, и вопросов никто не задает. Понимаешь, о чем я?

- Но... я действительно хочу, чтобы меня принесли в жертву. Так и должно было быть. Нужно позвонить родителям и попросить их забрать меня. А потом мы все вместе поедем в заготовительный лагерь.

Пастор Дэн приходит в ярость:

- Не заставляй меня это делать! Я прошу те­бя, не заставляй!

Такое впечатление, что пастор с кем-то сражается, но не со Львом, это точно. Чело­век, с которым разговаривает Лев, настолько не похож на священника, которого он так дав­но и хорошо знает, что мальчику даже кажет­ся, что на другом конце не пастор, а кто-то другой. Его как будто подменили: голос тот же, но мысли, убеждения - все это Льву совер­шенно незнакомо.

- Ты что, не понимаешь, Лев? Ты можешь спастись. Можешь стать кем угодно.

И вдруг разрозненные части мозаики скла­дываются воедино. Неожиданно мальчик по­нимает, что в тот день пастор Дэн приказывал ему бежать вовсе не от похитителей. Он хотел, чтобы Лев бежал от себя. От того, что хотят сделать с ним родители. От предстоящего жертвоприношения. Пастор произнес сотни проповедей и прочел несметное количество лекций, и Лев был уверен в своем священном предназначении, но все это было обманом. И самое страшное, что человек, который боль­ше всех убеждал его в праведности избранного пути, сам в это не верил.

- Лев? Лев, ты слышишь меня?

Лев слышит, но лучше бы ему ничего не слышать. Ему больше не хочется говорить с че­ловеком, который привел его к краю обрыва и заставляет повернуть назад в последнюю мину­ту. Внутри начинается настоящая буря, чувства сменяют друг друга, как узоры в калейдоскопе. Ярость, умиротворение, радость, ужас. В какой-то момент Льву кажется, что страх напол­нил его существо целиком, подобно яду, и он может чувствовать его запах, похожий на испа­рения кислоты. Внезапно его состояние меня­ется, и вот он уже вне себя от счастья - что-то подобное он испытывал, махнув битой и услы­шав, как она со звоном ударила по мячу. Только теперь он не игрок с битой, а мяч, стремитель­но улетающий бог знает куда. Раньше его жизнь была похожа на бейсбольную площад­ку - аккуратно разлинованную, идеально ров­ную и гладкую. Все происходящее подчинялось правилам, и ничто никогда не менялось. Те­перь же он вылетел за пределы поля, переле­тел через стену и упал неизвестно где.

- Лев? - зовет его пастор Дэн. - Ты пугаешь меня. Отзовись.

Лев набирает полную грудь воздуха, потом медленно выдыхает его.

- Прощайте, сэр, - говорит он и кладет трубку.

Взглянув в окно, Лев видит съезжающиеся к школе полицейские машины. Если Коннора и Рису еще не поймали, значит, скоро поймают. Медсестры у двери нет - она отчитывает ди­ректора за то, что он отдает неверные распоря­жения в чрезвычайной ситуации.

- Почему вы сразу не позвонили родителям бедного мальчика? Почему не эвакуируете де­тей и персонал?

Лев знает, что нужно делать. Это неправед­ный поступок. Он должен сделать нечто пло­хое. Но вдруг ему становится ясно, что отныне ему наплевать, грешит он или нет. Осторожно выбравшись из кабинета, он незаметно про­скальзывает прямо за спиной медсестры и ди­ректора и устремляется вперед по коридору. Чтобы найти то, что он ищет, требуется не бо­лее секунды. Лев тянется к небольшой красной коробке, висящей на стене. Теперь и я заблуд­шая овца, думает он, но мне все равно. Чувст­вуя пальцами холод стали, Лев нажимает крас­ную кнопку, и тишину разрывает душераздира­ющий вой пожарной сигнализации.

16. Учительница

Сигнал тревоги раздается во время, отведен­ное на подготовку к уроку, и учительница, мыс­ленно чертыхаясь и сетуя на то, что времени и так не хватает, поднимается из-за стола. Мож­но было бы остаться и поработать, пока в клас­се никого нет, а ложная тревога тем временем закончится сама собой. Ибо какая это еще мо­жет быть тревога? Но потом учительница ре­шает, что, оставшись, подаст нехороший при­мер проходящим мимо ученикам.

Выйдя из класса, она обнаруживает, что в коридоре полным-полно детей. Коллеги пыта­ются поддерживать порядок, но это старше­классники, и навыки построения по учебной тревоге, которыми они овладели в младших классах, давно забыты. Кровь бурлит от гормо­нов, и тело, опережающее разум по развитию, удержать в состоянии покоя удается далеко не всем.

Неожиданно учительница замечает нечто удивительное, обстоятельство, которое непри­ятно ее поражает.

У кабинета директора стоят двое полицей­ских. Их определенно раздражают толпы ору­щих детей, проносящиеся мимо них к выходу. Зачем здесь полиция? Почему не пожарные? И как им удалось приехать так быстро? Такого не может быть - кто-то вызвал их раньше, чем раздался сигнал тревоги. Но зачем?

Последний раз полицейские были в школе, когда поступил звонок, предупреждавший об угрозе взрыва. Персонал и школьников эвакуи­ровали, но никто толком не знал зачем. Оказа­лось, никаких террористов в школе не было - тревога была ложной. Кто-то из учеников ре­шил пошутить. Тем не менее угроза появления Хлопков считается серьезной, так как никто не может сказать на сто процентов, есть они в по­мещении или нет.

- Пожалуйста, не толкайся! - говорит она ученику, зацепившему ее локтем. - Я увере­на, всем удастся выбраться на улицу и без этого.

- Прошу прощения, мисс Стейнберг, - изви­няется парень.

Проходя мимо одной из лабораторий, где ребята ставят опыты, учительница замечает, что дверь открыта. Осторожности ради она за­глядывает внутрь, чтобы проверить, не забрел ли туда кто-нибудь из учеников, не желающих участвовать во всеобщем столпотворении. На каменных столешницах лабораторных столов пусто, и стулья аккуратно расставлены по мес­там. Судя по всему, лабораторной работы на этом уроке ни у кого не было. Учительница хо­чет закрыть дверь, скорее по привычке, неже­ли чем по необходимости, но неожиданно ее внимание привлекает звук, которого в этих стенах никто и никогда, вероятно, не слышал.

Где-то рядом плачет ребенок.

Сначала учительница думает, что звук доно­сится из комнаты матери и ребенка, но она на­ходится слишком далеко, в другом конце кори­дора. Ребенок плачет прямо здесь, в лаборато­рии. Она снова слышит его, но на этот раз звук тише, хотя малыш явно чем-то рассержен. По­хоже, решает мисс Стейнберг, кто-то пытается прикрыть рот ребенку, чтобы он не плакал. Ох уж эти молодые мамаши, думает учительница. Они всегда так поступают, попав с ребенком ту­да, где им быть не положено. Кажется, ни одна из них не понимает, что ребенок, если пытать­ся прикрыть ему рот, будет плакать еще громче.

- Ребята, хватит прятаться, - говорит учи­тельница. - Вам следует быть на улице со всеми остальными.

Никто не выходит. Ребенок принимается плакать еще громче. Слышен чей-то шепот, но о чем говорят, учительница не понимает. Окон­чательно раздражаясь, мисс Стейнберг реши­тельно направляется в глубь лаборатории, по­путно заглядывая под столы справа и слева. На­конец она находит тех, кого искала: за одним из столов прячется девочка с ребенком. Она не одна, с ней мальчик. Вид у обоих растерянный. Ребенок плачет. Мальчик, судя по всему, готов дать деру, но девочка крепко хватает его за руку, не позволяя встать. Он, вздохнув, подчиня­ется.

Мисс Стейнберг конечно же не помнит имена всех детей в школе, но уверена, что зна­ет каждого в лицо и уж точно помнит напере­чет всех молодых матерей. Эту девочку она не знает, и мальчика тоже.

Девочка смотрит на нее умоляющими глаза­ми. Говорить она не может - слишком страш­но, только качает без конца головой.

- Если вы скажете кому-нибудь, что видели нас, нам конец, - говорит мальчик.

Девочка прижимает к груди ребенка. Он продолжает плакать, но уже не так громко. Так вот кого ищет полиция, думает мисс Стейн­берг. Но по каким причинам, остается лишь га­дать.

- Пожалуйста... - говорит парень.

Пожалуйста? Что? Пожалуйста, пойдите на нарушение закона? Пожалуйста, поставьте под угрозу порядок в школе? Но нет, он хотел ска­зать что-то другое, думает мисс Стейнберг. Его глаза говорят: пожалуйста, будьте человеком. В мире, где так много законов и правил, так просто сделаться нарушителем. Учительница понимает - и знает, - как часто сочувствие бе­рет верх над долгом.

- Ханна? - зовет ее кто-то от двери.

Мисс Стейнберг оборачивается и видит знакомую учительницу. Коллега вопроситель­но смотрит на нее. Выглядит она слегка растре­панной, - очевидно, попытки организованно эвакуировать орды непослушных детей даются ей нелегко. Вероятно, она слышала плач ребен­ка, думает Ханна, да и кто бы не услышал, про­ходя мимо.

- Все в порядке? - спрашивает ее коллега.

- Да, - отвечает Ханна, удивляясь тому, как спокойно звучит голос, учитывая непростую ситуацию, в которой она оказалась. - Помощь не нужна, - добавляет мисс Стейнберг. - Я раз­берусь.

Коллега кивает и поспешно ретируется, чувствуя, очевидно, облегчение от того, что не нужно взваливать на себя еще и заботу о моло­дой матери с испуганным ребенком.

Что ж, теперь Ханне понятно, в чем дело; по крайней мере, одно предположение у нее есть: такое отчаяние в глазах она видела только у детей, обреченных отправиться на разборку.

- Идите за мной, - говорит она, протягивая руку девочке. Ребята колеблются, и она по­спешно добавляет: - Если вас ищут, то обяза­тельно найдут, когда здание опустеет. Здесь прятаться бесполезно. Если вы хотите уйти, нужно делать это сейчас, пока другие дети еще не вышли. Вставайте, я вам помогу.

В конце концов мальчик с девочкой выби­раются из укрытия, и Ханна облегченно взды­хает. Они ей по-прежнему не доверяют - но, с другой стороны, с какой стати им ей доверять? Подростки, старающиеся избежать принуди­тельной разборки, живут в атмосфере постоян­ного страха, опасаясь быть преданными кем угодно. Но сейчас доверие и не требуется. Нуж­но только пойти за учительницей.

- Ничего мне не рассказывайте, - преду­преждает ребят мисс Стейнберг, - иначе по­том, на допросе, мне, возможно, придется лгать, если будут спрашивать, что я знаю.

В коридоре по-прежнему полным-полно де­тей, не успевших еще покинуть стены школы. Мисс Стейнберг, ведя за собой ребят, с трудом протискивается к ближайшему выходу. Она твердо решила помочь им, вывести из-под ог­ня, что бы они ни натворили. Да и какой бы она была учительницей, что бы рассказывала детям о морали и нравственности, если бы по­ступила иначе?

17. Риса

Полицейские повсюду! В холле, в коридорах, у выходов! Ясно, что это дело рук Льва. Он не просто сбежал, он еще и сдал их. Учительница сказала, что поможет им, но что, если она лжет? Что, если она ведет их прямо в поли­цию?

Не нужно об этом сейчас думать! Нужно смотреть на ребенка.

Полицейских учат выискивать тех, кто бо­ится их. Но если я буду смотреть на ребенка, ду­мает Риса, они подумают, что я расстроена его плачем.

- Если я еще когда-нибудь встречу Льва, - го­ворит Коннор, - котлету из него сделаю.

- Тише, - говорит учительница, помогая им протиснуться к выходу.

Даже Риса ничего не возражает против то­го, что сказал Коннор. Наоборот, она мыслен­но укоряет себя за то, что не разглядела во Льве предателя, решила, что он действительно на их стороне. Как она могла быть такой наивной?

- Нужно было оставить маленького поганца родителям, чтобы они его отдали на разбор­ку, - шипит Коннор.

- Замолчи! - приказывает ему Риса. - Пого­ворим, когда выберемся отсюда.

Когда они подбираются к самому выходу, выясняется, что снаружи стоит полицей­ский.

- Давай ребенка, - требует учительница, и Риса беспрекословно подчиняется. Она даже не успевает понять, почему женщина хочет взять малыша, но это не важно, ведь учитель­ница помогает им, и это само по себе уже пре­красно. Как хорошо, когда хоть кто-то знает, что делать, и берет на себя командование! Эта женщина вовсе не враг, думает Риса. Похоже, она искренне хочет нам помочь.

- Я пойду вперед, - говорит учительница, - а вы должны будете разделиться и выйти в толпе других детей.

Рисе больше некуда спрятать глаза. Ребен­ка у нее забрали, и теперь любой полицейский сможет прочесть в ее взгляде страх быть пой­манной. Зато она неожиданно понимает, за­чем женщина забрала ребенка, а заодно и то, что паника в глазах в такой ситуации нормаль­ное явление. Да, Лев их предал. Но если им по­везет, у местных полицейских нет ничего, кро­ме устного описания. Они ищут мальчика с торчащими во все стороны жесткими волоса­ми и темноволосую девочку с ребенком. Без ребенка они с Коннором похожи на других де­тей, и как минимум половина из них подходит под описание.

Учительница - Ханна - проходит мимо по­лицейского, который едва смотрит на нее. Бро­сив на нее беглый взгляд, он снова начинает изучать проходящих детей и останавливает взгляд на Рисе. Девочка понимает, что, возмож­но, чем-то себя выдала.

Что делать? Развернуться и бежать назад, в школу? Где сейчас Коннор? Позади, впереди? Ри­са этого не знает, но чувствует, что осталась одна.

Спасение приходит немедленно, но в фор­ме, в которой Риса его никак не ожидала.

- Привет, Диди! - говорит за спиной чей-то тонкий голосок.