Беглецы - Нил Шустерман 8 стр.

13. Лев

У Льва был план спасения. Но в этот день слу­чилось столько всего неожиданного, что осу­ществить его не удалось.

Лев хотел совершить побег сразу, как толь­ко они окажутся в каком-нибудь городе. Он мог убежать, когда они вышли из леса, но не убежал. Дождусь более подходящего момента, решил он. Он обязательно настанет, нужно только проявить терпение, ждать и наблюдать.

Разум Льва был подчинен только одной цели - старательно делать вид, что он заодно с Коннором и Рисой. Держать себя в руках, ничем не выдавая, было тяжело, но его грела мысль, что скоро статус-кво будет восстанов­лен.

Когда на улице появилась полицейская ма­шина, Лев приготовился броситься под колеса, остановить ее и сдаться служителям закона. Он бы обязательно исполнил задуманное, если бы не одно обстоятельство.

В газетах не было их фотографий.

Это беспокоило Льва больше, чем других. Его семья обладает существенным влиянием. Играть с ними в игры бесполезно. Он был уве­рен, что увидит свою фотографию на первой полосе газеты. Но ее там не было, и Лев при­шел в замешательство. Даже версия Рисы, со­гласно которой его родители попросили поли­цейских не брать их с Коннором живыми, по­казалась ему не лишенной смысла.

Что произойдет, если он сдастся полиции и если Риса права, размышлял Лев? Вдруг они тут же начнут стрельбу на поражение и убьют ребят? Могут они так поступить? Он хотел, чтобы Коннора с Рисой судили по справедли­вости, но взять грех на душу, став виновником их смерти, - это уже слишком. Пришлось отка­заться от мысли остановить полицейскую ма­шину.

Теперь же ситуация стала еще сложнее. По­явился ребенок. Надо же такое придумать - украсть подкидыша! Нет, Коннор и Риса опас­ны. Лев больше не боится смерти - ясно, что убивать его никто не собирается, но ребята все равно представляют опасность, прежде всего для самих себя. Их необходимо защитить. Нуж­но их... нужно их... отдать на разборку. Да, для них это лучшее решение. В текущем состоянии от них никакой пользы, даже для самих себя. Переход в другое состояние позволит им обре­сти душевный покой, потому что внутренне они и так уже разобраны. Пусть уж будут разо­браны и в прямом смысле этого слова. Так их души обретут покой, зная, что плоть будет рас­пределена по миру, спасая других людей, воз­вращая им целостность. А вместе с ними успо­коится и он сам.

Лев размышлял обо всем этом, сидя в авто­бусе, стараясь не обращать внимания на раз­брод, царивший в его собственной душе, и по­нимая тем не менее, насколько все неодно­значно.

Видя, что Рису и Коннора отвлекла неверо­ятно болтливая девчонка с ребенком, Лев пере­бирается на другое сиденье, ближе к водителю, чтобы увеличить дистанцию между собой и беглецами. Автобус в очередной раз останавли­вается, в него забираются новые пассажиры, и рядом со Львом оказывается какой-то мальчик. Усевшись на сиденье рядом с ним, мальчик надевает наушники и начинает напевать. Льву му­зыки не слышно. Мальчик ставит рюкзак на си­денье между ними, прижав Льва к окну, и начи­нает копаться в меню плейера, не обращая на соседа ни малейшего внимания.

В этот момент Льву приходит в голову свет­лая мысль. Оглянувшись, он обнаруживает, что Риса и Коннор до сих пор поглощены беседой с болтливой девчонкой. Тогда Лев осторожно засовывает руку в рюкзак соседа и вытаскивает оттуда потрепанный блокнот, на котором боль­шими черными буквами написано: "Алгебра - это смерть". Надпись окружена миниатюрны­ми черепами и скрещенными костями. Страни­цы блокнота испещрены беспорядочными ма­тематическими выкладками и черновиками до­машних заданий. Все время, пока Лев разглядывает блокнот, мальчик занят выбором музыки и не следит за рюкзаком. Взяв ручку, Лев быстро пишет на пустой странице: "НУЖ­НА ПОМОЩЬ! МЕНЯ ДЕРЖАТ В ЗАЛОЖНИ­КАХ ДВА МАЛОЛЕТНИХ ПРЕСТУПНИКА. КИВНИ, ЕСЛИ ПОНЯЛ..." Закончив писать, Лев тянет мальчика за плечо, чтобы привлечь его внимание. Приходится повторить процеду­ру дважды, и только после этого мальчик нако­нец решает спросить, что ему нужно. Лев осто­рожно передает ему блокнот, стараясь сделать так, чтобы с заднего сиденья его действия не были заметны. Посмотрев на него, мальчик го­ворит:

- Эй, это же мой блокнот.

Лев задерживает дыхание, потому что те­перь Коннор смотрит на него.

Нужно быть предельно осторожным.

- Я знаю, что это твой блокнот, - говорит Лев, стараясь основной смысл послания пере­дать по возможности глазами. - Мне нужен... только... один лист.

Он поднимает раскрытый блокнот выше, чтобы мальчик видел, что написано, на страни­це, но сосед на нее даже не смотрит.

- Я тебе не разрешаю, - говорит он. - Снача­ла нужно было спросить, а потом уже брать.

Он, не глядя, вырывает из блокнота испи­санный листок и к ужасу Льва, скомкав, броса­ет в голову мальчику, сидящему впереди. Тот не обращает на него ни малейшего внимания, и скомканный листок падает на пол. Автобус ос­танавливается, дети начинают выходить на улицу, и Льву кажется, что по его надежде про­шлись три десятка пар изношенных ботинок.

14. Коннор

На стоянке школы собралось не менее десятка автобусов. Дети, боясь опоздать, штурмуют все входы в здание разом. Спускаясь по ступенькам вслед за Рисой и Львом, Коннор оглядывается, выискивая возможность сбежать, но это невоз­можно - кругом слишком много школьных охранников и учителей. Даже сама по себе по­пытка пойти в другую сторону, прочь от шко­лы, тут же привлечет внимание.

- Не можем же мы туда пойти, - говорит Риса.

- Почему нет? - спрашивает Лев, который чем-то сильно взволнован.

Кое-кто из учителей их уже заметил. Хотя в школе, если верить Алексис, есть центр для мо­лодых матерей, ребенок на руках все равно привлекает излишнее внимание.

- Пойдем внутрь, - решает Коннор. - Спря­чемся там, где нет камер слежения. В мужском туалете.

- В женском, - возражает Риса. - Там чище и кабинок больше.

Коннор размышляет над ее словами и при­ходит к выводу, что обе поправки верны.

- Ладно. Посидим там до перерыва на ланч, а потом уйдем с теми, кто пойдет обедать в город.

- Это в случае, если ребенок будет вести себя соответствующим образом, - напоминает ему Риса. - Рано или поздно ему захочется есть, а у меня ничего подходящего нет. Надеюсь, ты это понимаешь. Если же он начнет плакать в туале­те, слышно будет по всей школе.

Коннор понимает, что это еще один ка­мень, брошенный в его огород. Риса обвиняет его, это понятно по ее голосу. Такое впечатле­ние, что на самом деле она хочет сказать что-то вроде: "Ты хоть понимаешь, в какое сложное положение нас поставил?"

- Давайте надеяться, что он не будет пла­кать, - говорит Коннор. - А если будет, я раз­решу тебе ругать меня всю дорогу до заготови­тельного лагеря.

***

Коннору не в первый раз приходится пря­таться в туалете. Только раньше он делал это, когда не хотел идти на какой-нибудь ненавист­ный урок. Но сегодня все не так: в классе его не ждут, а если поймают, накажут почище, чем в воскресной школе.

Услышав первый звонок к началу уроков, ребята незаметно проскальзывают в женский туалет и прячутся в кабинках. Коннор объясня­ет им тонкости этого непростого дела: как от­личить шаги ученика от шагов взрослого; когда нужно поднимать ноги, чтобы все думали, что в туалете никого нет, и когда достаточно ска­зать, что кабинка занята. Риса и Лев могут по­зволить себе отвечать "незваным гостям", если таковые появятся, потому что тембр голоса у обоих достаточно высокий, но Коннору уже слишком много лет, чтобы успешно притво­риться девочкой.

Ребята прячутся вместе, но в то же время каждый остается наедине с собой в кабинке. К всеобщему облегчению выясняется, что входная дверь визжит, как недорезанная сви­нья, каждый раз, когда кто-то входит в туалет. Во время первого урока в уборную забегает не­сколько девчонок, а потом становится совсем тихо. Тишину в гулком помещении нарушает только звук беспрерывно льющейся воды в од­ной из кабинок, где, видимо, неисправен слив.

- До перерыва на ланч мы здесь не продер­жимся, - мрачно возвещает Риса, сидящая по левую сторону от Коннора. - Даже если ребе­нок будет все время спать.

- Ты будешь удивлена, как долго можно про­сидеть в туалете.

- В смысле, ты этим часто занимался? - спра­шивает Лев, который прячется справа.

Коннор понимает, что только что добавил еще один эффектный мазок к портрету него­дяя, который Лев нарисовал у себя к голове. Ладно, пусть думает что хочет. Может, он даже и прав.

Раздается скрип - кто-то вошел в дверь. Все умолкают. Тихие, поспешные шаги - ученица в кедах. Лев и Коннор поднимают ноги, Риса, согласно предварительной договоренности, про­должает сидеть спокойно. Ребенок подает голос, и Риса удачно заглушает его кашлем. Девочка де­лает свои дела меньше чем за минуту и уходит.

Дверь снова скрипит, и ребенок тихонько хнычет. Коннор отмечает про себя, что ма­лыш, вероятно, здоров - хрипа или каких-то других признаков заболевания не слышно. Это хорошо.

- Кстати, - говорит Риса, - это девочка.

Коннор хочет снова предложить ей подер­жать ребенка, но приходит к выводу, что про­блем от этого может быть больше, чем пользы. Он не знает, как держать ребенка так, чтобы он не плакал. Потом ему приходит в голову, что не­плохо бы рассказать ребятам, почему на него на­шло умопомрачение, в результате которого у них на руках оказался новорожденный младенец.

- Во всем виноват этот парень.

- Что?

- Там на крыльце стоял такой толстяк, по­мните? Так вот, он сказал, что им "снова ребен­ка подкинули".

- И что? - спрашивает Риса. - Многим под­кидывают детей по несколько раз.

Лев тоже решает присоединиться к разговору.

- Так было и в моей семье, - раздается его го­лос с другой стороны. - Среди моих братьев и сестер два мальчика и одна девочка - подкиды­ши. Они появились в семье раньше, чем родил­ся я. Никто никогда не считал их обузой.

Коннор некоторое время размышляет над тем, стоит ли доверять информации, которой поделился Лев, потому что он, по его собствен­ному признанию, в то время еще не родился. В конце концов, это неважно, решает он.

- Прекрасная семья, - замечает Коннор вслух. - Подкидышей растят, как своих, а соб­ственных детей, плоть от плоти, отдают на раз­борку. Ой, прости, приносят в жертву.

- К жертвоприношению, между прочим, при­зывает Библия, - обиженно отзывается Лев. - Там сказано, что человек обязан отдать Богу де­сятую часть того, что имеет. И как подкинуть ребенка, мы знаем оттуда же.

- Нет этого в Библии!

- А как же Моисей? - спрашивает Лев. - Мо­исея же положили в корзину и пустили плыть по Нилу Его нашла дочь фараона. Он был первым подкидышем, и посмотрите, что с ним стало!

- Да, согласен, - говорит Коннор, - а что стало со следующим младенцем, которого она на­шла в реке?

- Вы не можете говорить тише? - требует Ри­са. - Вас могут услышать в холле. Кроме того, вы можете разбудить Диди.

Коннор делает паузу, чтобы привести в по­рядок мысли, после чего продолжает рассказы­вать, на этот раз шепотом. Впрочем, они сидят в туалете, где стены выложены плиткой и слы­шимость отличная.

- Нам подкинули ребенка, когда мне было семь.

- И что? - спрашивает Риса. - Это такое уж событие?

- Тогда для нас это было событием. По ряду причин. Понимаешь, в семье и так уже было двое детей. Родители не планировали рожать еще. В общем, однажды утром на крыльце по­явился ребенок. Родители жутко испугались, но потом им в голову пришла идея.

- Думаешь, стоит об этом рассказывать? - спрашивает Риса.

- Может, и нет, - говорит Коннор, понимая, что остановиться уже все равно не может. Он просто должен, обязан рассказать им все, и прямо сейчас. - На дворе было раннее утро, и родители предположили, что ребенка никто не видел. Логично, правда? На следующий день, еще до того, как все встали, отец поло­жил малыша на крыльцо соседнего дома.

- Это незаконно, - прерывает его Лев. - Ес­ли ребенка подкинули и ты не застал того, кто это сделал, на месте, он твой.

- Правильно, но мои родители подумали: кто узнает? Они обязали нас хранить все в секрете, и мы приготовились услышать новость о том, что в дом на другой стороне улице подбросили ребенка... но так и не услышали. Соседи не рас­сказывали, а мы не могли спросить, потому что выдали бы себя с потрохами и фактически при­знались бы, что ребенка подбросили мы.

Продолжая, Коннор чувствует, что кабин­ка, в которой он сидит, как будто сужается. Вро­де бы товарищи по несчастью никуда не де­лись, сидят с двух сторон от него, но ему тем не менее ужасно одиноко.

- Мы продолжали жить как ни в чем не быва­ло, пока однажды утром, открыв дверь, я вновь не обнаружил на этом дурацком коврике с над­писью "Добро пожаловать" ребенка в корзи­не... Помню, я... чуть было не рассмеялся. Вы представляете? Мне это показалось смешным. Я повернулся, чтобы позвать маму, и сказал: "Мам, нам опять ребенка подкинули", - в об­щем, в точности как тот толстяк сегодня утром. Мама расстроилась, принесла ребенка в дом... и поняла...

- Не может быть! - восклицает Риса, догадав­шаяся обо всем раньше, чем Коннор закончил рассказ.

- Да, это был тот же ребенок! - говорит Кон­нор. Он пытается вспомнить, как выглядело его личико, но не может - в памяти все время всплывает лицо малыша, лежащего на коленях Рисы. - Получается, ребенка передавали из рук в руки всем районом целых две недели - каждый раз его оставляли на чьем-то крыльце... Это был тот же ребенок, только выглядел он значительно хуже.

Раздается скрип двери, и Коннор поспешно умолкает. Слышится шарканье. Пришли две де­вочки. Они болтают о мальчиках, свиданиях и вечеринках без родителей. Даже в туалет не идут. Наговорившись, девочки уходят, и дверь, закрывшаяся за ними, снова скрипит. Ребята снова остаются одни.

- Так что же случилось с ребенком? - спра­шивает Риса.

- К тому моменту, когда он снова появился на пороге нашего дома, он уже был болен. Каш­лял, как тюлень, а кожа и глазные яблоки были желтоватого оттенка.

- Желтуха, - тихонько произносит Риса. - Много кто из наших появился в интернате в та­ком состоянии.

- Родители отвезли малыша в больницу, но врачи уже ничего не могли сделать. Я ездил с ними. Видел, как ребенок умер.

Коннор закрывает глаза и сжимает зубы до скрежета, чтобы только не заплакать. Понят­но, что другие его не видят, но плакать все рав­но нельзя.

- Помню, я думал: если ребенка никто не лю­бит, зачем Господу понадобилось приводить его в этот мир?

Интересно, думает Коннор, а что скажет по этому поводу Лев? В конце концов, он опреде­ленно разбирается в вопросах религии лучше, чем они с Рисой. Но Лев заинтересовался дру­гим.

- Я и не знал, что ты веришь в Бога, - гово­рит он.

Коннор делает паузу, чтобы подавить обуре­вающие его чувства.

- В общем, согласно закону, ребенок уже был членом нашей семьи, - говорит он, сладив с со­бой, - поэтому хоронили его мы на свои день­ги. Его даже назвать никак не успели, а дать ему имя после смерти родители не решились. Он так и остался "младенцем из семьи Лэсситер". При жизни малыш никому не был нужен, но на похороны пришли жители всех окрестных до­мов. Люди плакали так, будто умер их собствен­ный ребенок... И тут я понял, что больше всех плачут те, кто утром переставлял его на чужое крыльцо. Они плакали, потому что, подобно моим родителям, чувствовали себя виноваты­ми в его смерти.

Коннор умолкает, и в туалете воцаряется гробовая тишина, нарушаемая только журчани­ем в испорченном бачке. В мужском туалете за стеной кто-то громко спускает воду, и звук, уси­ленный эхом, напоминает гул сходящей с горы лавины.

- Нельзя отказываться от детей, оставлен­ных на пороге твоего дома, - говорит наконец Лев.

- Прежде всего нельзя их подкидывать, - возражает Риса.

- В общем, много чего делать нельзя, - ре­зюмирует Коннор. Он понимает, что Лев и Риса, каждый по-своему, говорят об одном и том же. В идеальном мире матери не отказы­ваются от детей и совершенно незнакомые люди радуются, обнаружив младенца на сво­ем крыльце. В этом мире существует только черное и белое, правильное и неправильное, и все знают, в чем разница между одним и другим. Но мы живем в несовершенном ми­ре. К сожалению, не все это понимают. - Ладно, я просто хотел, чтобы вы знали, в чем дело.

Через несколько секунд звенит звонок, и в холле начинается суматоха. Дверь скрипит не переставая, девчонки хохочут и болтают о вся­кой ерунде.

- В следующий раз надевай платье.

- Можно у тебя учебник по истории одол­жить?

- Контрольная была нереально трудная.

Дверь скрипит, как недорезанная свинья, и кто-то постоянно дергает за дверь кабинки, в которой сидит Коннор. Никто из девочек не обладает достаточным ростом, чтобы загля­нуть за перегородку, и посмотреть вниз, на но­ги, желания ни у кого не возникает. Звенит звонок, возвещающий конец перемены, и по­следняя засидевшаяся в туалете девочка убега­ет в класс. Начался второй урок. Если повезет, в этой школе есть большая перемена, во вре­мя которой им, возможно, удастся сбежать. Из кабинки, в которой сидит Риса, раздается всхлипывание - ребенок просыпается. Ма­лышка еще не плачет, только хнычет. Она проголодалась, но, видимо, не до крайней сте­пени.

- Давай поменяемся кабинками? - спрашива­ет Риса. - А то на следующей перемене сюда могут зайти те, кто уже был в туалете в про­шлый раз. Увидев в кабинке те же ноги, они за­подозрят неладное.

- Хорошая мысль.

Внимательно прислушиваясь, чтобы не пропустить звук приближающихся шагов, Коннор открывает дверь кабинки и выходит. Дверь, за которой прятался Лев, тоже откры­та, но он не спешит появляться.

- Лев? - зовет его Коннор. Риса молча качает головой. Они проверяют все кабинки и возвра­щаются к той, в которой сидел Лев, словно на­деясь все-таки застать его там. Естественно, его нет и в помине. В этот момент малышка Ди­ди начинает рыдать, как белуга.

15. Лев

Льву кажется, что его сердце вот-вот выпрыг­нет из груди.

Если это случится, он рухнет на пол и умрет прямо здесь, в школьном коридоре. Он выско­чил из туалета во время звонка, и для этого пришлось собрать в кулак всю волю. Теперь нервы звенят, как натянутые струны. Лев зара­нее открыл задвижку и удерживал дверь руками целых десять минут, дожидаясь звонка, заглушившего все остальные звуки. После этого нужно было добежать до выхода, стараясь не скрипеть подошвами новых кед, чтобы девоч­ки не обратили на него внимания. (И зачем де­лать спортивную обувь такой шумной? В чем же тогда можно ходить беззвучно?) Самостоя­тельно открыть скрипучую дверь и выскочить Лев не мог, пришлось ждать, пока за него это сделает дежурная по туалету. Поскольку звонок на урок уже был, ему пришлось ждать всего несколько секунд. Она потянула за дверь снару­жи, и Лев тут же выскочил из туалета, надеясь, что девушка не скажет что-нибудь такое, что его выдаст. Если она начнет выговаривать ему за то, что он, мальчик, пробрался в женский ту­алет, Коннор и Риса все поймут.

- В следующий раз надевай платье, - сказала ему дежурная, насмешив подружку. Достаточно ли было этих слов, чтобы вызвать подозрения Коннора и Рисы? Лев не стал возвращаться, чтобы выяснить это. Он ринулся вперед по ко­ридору, чтобы оказаться как можно дальше от опасных соседей.