- Если вам нужно, - доверительно продолжила Ксения, - вы у него потом спросите, может, у него лишние останутся.
- Окна? - испуганно спросила Дженни. - От автобуса?
Медсестра кивнула:
- Мне он тоже обещал одно выпилить. Я пока не знаю, куда его, может, на кухне повешу…
Мне на миг показалось, что у меня кружится голова. Я открыл рот и сделал несколько глубоких вдохов.
В этот момент во дворе послышался рассыпчатый стеклянный звон и глухая ругань. Пила смолкла. А вскоре на пороге палаты возник хмурый профессор, сжимая левую кисть носовым платком.
- Ксения! У нас есть зеленка?! - раздраженно рявкнул он, но вдруг увидел мои испуганные глаза и пояснил уже спокойным тоном: - Пустяки, царапина.
- Данила Ильич! - всплеснула руками Ксения. - Давайте ж я перевяжу!
Оба исчезли в коридоре.
Я посмотрел на Дженни, Дженни пожала плечами и покрутила пальцем у виска.
- Город на юге Москвы, - вдруг подал голос Рустам и с горечью прокомментировал: - Какие-то упоротые дебилы кроссворды сочиняют. Москва - она же сама и есть город!
- Может, пригород? - настороженно предположила Дженни. - Ну там, Зеленоград, Люберцы…
- Ага, при-го-род… - по слогам произнес Рустам и оживился: - Как раз восемь букв! - Он оглядел кроссворд и нахмурился: - Но тогда не Бальмонт… Если Бальмонт, то мягкий знак третий с конца. Чего вы там еще называли?
- Люберцы… - повторила Дженни.
- Подходит! И мягкий знак, где надо, - обрадовался охранник. - Теперь, значит, дальше у нас получается: морское животное семейства китообразных. Первая буква "ы". Вторая "и"…
Мы с Дженни снова переглянулись.
- Люберцы без мягкого знака пишется, - сухо сообщила Дженни.
- Подольск! - неожиданно осенило меня. - Подольск! Он как раз на юге от Москвы!
Рустам внимательно посмотрел на нас и одобрительно покивал.
- Ну, молодцы! Не зря вас там учат… Подольск подходит. Значит, морское животное семейства китоообразных, три буквы. Первая "к", вторая "и". Если Дали было правильно, то "и" вторая, да.
- Кит? - спросил я, упавшим голосом.
- Щас… - сосредоточился Рустам. - О, подходит!
За окном снова застрекотала пила, вгрызаясь в металл. Дженни решительно вскочила, подошла к Рустаму и заглянула в кроссворд. А затем тихо вернулась и прошептала мне на ухо:
- Слушай, у него там и правда кит в кроссворде. Реально пропечатан! Это какая-то шиза.
- Надо звать медсестру! - кивнул я. - С нами что-то не так.
- Дурак, это с ними не так! - прошептала Дженни.
- Ага, конечно, - усмехнулся я. - Приняли экспериментальный препарат мы, а не так - с ними?
- По-твоему, это у нас галлюцинации? - Дженни обвела рукой палату. - Здесь по-твоему что-то изменилось?
Палата и впрямь не изменилась. Хотя выглядела странно. По потолку змеилась трещина в рваных клочьях штукатурки. Из стен во множестве торчали какие-то старые трубы, давно отпиленные и замазанные краской. Из трех окон палаты одно было наполовину закрашено сверху белой краской, другое снаружи затянуто металлической сеткой-рабицей - грязной и в голубиных перья, и лишь третье окно открывалось и выглядело вменяемым. Впрочем, рукоятки у окон были зачем-то выдраны, и там зияли дырки.
Слева от входа на крашеной стене висела грязноватая раковина, зеркало над ней треснуло. И хотя вокруг было полно места, сама раковина располагалась именно здесь, и так неудачно, что край фаянсового бока выходил в дверной проем, и поэтому дверь в палату не могла закрыться до конца. Видно, ее не раз безуспешно пытались закрыть, но она неизменно стукалась о бортик раковины: в этом месте на двери виднелись зарубки, а на боку раковины - старый скол.
Это было так дико, что мне вдруг захотелось проверить, правда ли раковина не дает двери закрыться. Я подошел к двери и стал ее аккуратно закрывать, но дверь вдруг заклинилась, не дойдя даже до раковины. Я опустил взгляд: к линолеуму был небрежно прибит гвоздями крюк, как для полотенец, - он останавливал дверь на полпути.
- Дверь не закрывается, слепой что ли? - пробасил за моей спиной охранник Рустам.
Я обернулся на Дженни - глаза ее были круглые и растерянные.
- А… почему дверь не закрывается? - спросил я осторожно.
- А она никогда не закрывалась, - зевнул Рустам, - я тут двенадцать лет работаю. Вон упор специально прибит, чтоб такие, как вы, раковину не раздолбали. Река в Гибралтаре, три буквы, первая "н"?
- Нил, - хмуро сказала Дженни.
- Отлично, - кивнул Рустам.
Я глубоко вздохнул.
- Позовите медсестру, - попросил я. - У нас точно появились странные ощущения.
- А чего случилось? - нахмурился Рустам. - Да ты от двери-то отойди, не ломай.
- У меня ощущение нереальности происходящего, - сообщил я. - Мне все вокруг кажется диким и странным.
Охранник пожал плечами:
- Ну ляг, полежи. Она скоро придет. Во дворе наверно с профессором, слышь, автобус пилят?
Во дворе действительно надрывно скрежетала пила.
- И все-таки, позовите ее! - решительно попросил я.
Рустам поморщился, отложил кроссворд и неохотно поднялся, придерживая автомат. Он подошел к окну, высунулся по пояс, открыл рот и вдруг оглушительно заорал:
- Сука, для кого урна?!! Урна для кого?!! Я тебе говорил, на лавке не курить?!! - Он обернулся к нам с пылающим от гнева лицом и объяснил: - Козел, я убью его!!! На лавке курит, потом вокруг бычки валяются!!! А меня за них комендант дрючит!!! - Он снова высунулся в окно и заорал: - Ты чо, не понял?!!
Дженни бросилась к свободному окну, я кинулся за ней. Во дворе на лавке сидел парень в гипсе и что-то объяснял жестами Рустаму, а затем вдруг показал средний палец. В следующий миг послышался угрожающий лязг, а следом грохнул выстрел, и комната наполнилась едким пороховым дымом.
- Козел, ты кому это показал?! - орал Рустам, высунув из окна дуло своего автомата.
Грохнул второй выстрел. Мы с Дженни глянули в окно: по двору несся прыжками парень с загипсованной ногой, нелепо виляя и размахивая костылями.
Грохнул третий выстрел.
- Бежим отсюда!!! - шепнула Дженни, дернув меня за рукав.
Взявшись за руки, мы выскочили из палаты и понеслись вниз по лестнице. Железная дверь во двор была приоткрыта - через нее тянулся толстый электропровод. Мы выскочили наружу. В лицо ударил запах сирени и металлических стружек, в уши ворвался визг пилы. Автобус, стоявший рядом со входом, оказался и вправду без колес. Внутри копошились медсестра Ксения и профессор Данила Ильич. Он сжимал перебинтованной ладонью шлифовальную пилу. Край отрезного диска торчал из автобуса наружу, оставляя за собой длинную прорезь и осыпая все вокруг густыми оранжевыми искрами.
- Вперед! - толкнула меня Дженни, и мы ломанулись к проходной напрямик сквозь кусты.
Нас никто не преследовал. Бабки на проходной тоже не было. Мы выскочили за ворота, и как по команде остановились.
- Куда мы бежим? - спросил я растерянно.
- Не знаю, - тоже растерялась Дженни.
- Мы не можем никуда бежать из больницы! Мы же сейчас под действием препарата… У нас галлюцинации. Мы в пижамах, в конце-то концов! Нам надо вернуться в палату и дождаться, пока нас отпустит…
- Без меня, - уверенно сказала Дженни. - Я туда не пойду. Псих с автоматом, профессор, который распиливает автобус для лоджии, дверь эта не закрывающаяся… Без меня. Ты что, не понял, что они там все обдолбанные? Сидят свои препараты варят и проверяют на себе.
Я покачал головой.
- Он же объяснил, что это не наркотики.
- А что это тогда? - спросила Дженни. - Что? Ты вообще понял его объяснение, что это?
Я покачал головой:
- Он что-то говорил про нанотехнологии, и про то, что это обратная противоположность наркотикам. И сознание пациента не изменяет. А меняет саму реальность.
- Так я и говорю, - кивнула Дженни. - Препарат приняли мы, а обдолбанные - все они.
- Так не бывает, - возразил я. - Говорю, как будущий медик.
- Но он именно это нам и втолковывал! - возразила Дженни. - Что с нами будет все в порядке, а изменится реальность. Вот мы и оказались в обдолбанной больнице. Как ее название… - Дженни вдруг уставилась куда-то за мою спину, и глаза ее расширились.
Я испуганно обернулся, но вокруг ничего не происходило: светило весеннее солнце, а проходная была по-прежнему пустой. А на воротах сияла алая табличка с золотыми буквами. Я с изумлением прочел:
Центральный клинический
военный госпиталь
Федеральной службы безопасности
святого великомученика Пантелеймона
- Эта надпись была такой, когда ты сюда шел? - спросила Дженни шепотом.
- Табличка вроде была, - признался я. - А вот надпись я не читал…
Неожиданно сзади послышался треск веток, и мы резко обернулись. Из кустов сирени бочком выходила бабулька-вахтерша в цветастом платке - теперь я с ужасом заметил, что на ее платке нарисованы совокупляющиеся в разных позах Микки Маусы. Видимо, у меня на лице появилось изумление, но бабка истолковала его иначе:
- До корпуса далеко ходить, - объяснила она, кивнув на кусты, - когда тепло, и тут можно.
- Скажите, - спросила Дженни у бабки, - это госпиталь ФСБ святого Пантелеймона?
Бабка указала рукой на табличку:
- Читать умеете? Для кого написано-то?
- А какое отношение Пантелеймон имеет к ФСБ? - спросил я.
Бабка смерила меня презрительным взглядом - от воротника пижамы до резиновых тапочек.
- Святой Пантелеймон, когда был в вашем возрасте, - начала она назидательно, - нашел на улице мертвого ребенка, которого укусила ядовитая ехидна. Он стал молиться Господу, чтобы мальчик ожил, и чтобы ехидна взорвалась на куски. Господь выполнил обе эти просьбы, и с тех пор Пантелеймон стал врачом. Жития святых читать надо! - закончила старушка и кивнула на свой стул, где лежала книжка. - Ясно?
- Ясно… - сказали мы с Дженни, переглянувшись.
- А мученик Пантелеймон, - закончила бабка, - мучительную смерть принял: ему отсекли голову, а из раны потекло молоко.
Мы потрясенно молчали.
- А вы откуда такие полосатые? Матросы что ли? - Бабка указала пальцем на наши пижамы. - Матросы - это не к нам, у нас только сухопутные части лечатся.
- Но… - начал я, удивленно вскинув брови.
- Не пущу, - сурово покачала головой бабка. - У нас режимная территория. Идите отсюда, матросы, идите.
* * *
Мы сидели с Дженни на пустой автобусной остановке и глядели, как мимо прокатываются грузовики. На нас никто не обращал внимания.
- Вот я дура, - с чувством произнесла Дженни. - И зачем я вообще в это ввязалась?
Она качнула ногой, и резиновая галоша упала в песок. Ногти на ноге у Дженни оказались покрашены в ярко-красный цвет.
- А действительно, зачем ты в это ввязалась? - спросил я.
- А ты зачем? - с вызовом повернулась она.
- Ну… - я пожал плечами. - Знаешь, медики всегда на себе испытывали разные лекарства…
- Вот не надо только брехать, - перебила Дженни. - Скажи честно: увидел объявление и решил покушать психоактивных препаратов. На халяву, де еще за деньги.
Я поморщился.
- Не совсем так. Видишь ли, я читал Кена Кизи, Тимоти Лири, Макенну, Кастанеду… И…
- И? - требовательно спросила Дженни.
- И, в общем, ты права, - согласился я, наконец. - Увидел объявление, стало интересно, повелся… На хрена мне это было? Какой-то препарат, хрен знает какой вообще… Я ж раньше ничего толком не пробовал. Так, пару раз покурить друзья дали…
Дженни поддела галошу кончиками пальцев, ловко подкинула и надела на ногу.
- Я тоже кроме травки ничего не пробовала. Хотя нет, вру. Однажды мне подружка в клубе какую-то таблетку дала, но у меня уже было полстакана вискарика, так что я ничего не разобрала толком, только башка утром болела… Слушай, Пашка, а как ты думаешь, оно все три дня нас так плющить будет? Этот профессор сказал, три дня…
Я пожал плечами:
- Не знаю. Мне кажется, уже стало отпускать потихоньку.
- Это ты как определил? - усмехнулась Дженни.
- Ну, вроде уже давно сидим, а никакой дикости вокруг не видно…
- Дикости не видно? - изумилась Дженни. - А вон туда посмотри…
Я проследил за ее взглядом и увидел на той стороне шоссе здоровенный столб, на котором красовался рекламный плакат. Верхний угол плаката занимала толстая физиономия гаишника с рукой, важно поднимающей полосатую палку, а огромные буквы гласили: "ВОДИТЕЛИ! УВАЖАЙТЕ ТРУД ПЕШЕХОДОВ!"
Я закрыл лицо ладонями и помассировал. Затем прижал кулаки к закрытым векам и яростно тер глаза, пока передо мной не поплыли пятна самых ярких расцветок. Затем снова открыл глаза. Плакат никуда не исчез - он все так же маячил над дорогой. А за ним на бетонном заборе я теперь явственно разглядел длинный желтый транспарант, на котором черными буквами значилось без знаков препинания: "БАНИ ПЛИТКА НАДГРОБИЯ ДЕШЕВО", и стрелка указывала куда-то за угол, хотя угла у забора не было - он тянулся вдоль шоссе, сколько хватало глаз.
- Ну как? - ехидно поинтересовалась Дженни.
- Плохо, - признался я. - Ты тоже все это видишь, да? Плакат? И вот то, желтое?
- И еще мужика, который перед собой матрас толкает по обочине шоссе… - кивнула Дженни.
- Где? - изумился я. - Ой, точно… Слушай, а зачем он матрас по шоссе толкает? Грязно ведь, и порвется…
- Ты меня спрашиваешь? - возмутилась Дженни. - Он уже километра два прошел, пока мы тут болтаем, скоро до нас доползет, вот сам и спросишь.
Я только хотел сказать, что пора отсюда сваливать, но как раз к остановке подрулил старенький зеленый автобус с табличкой на лобовом стекле "ЗАКАЗНИК-2" и призывно открыл переднюю дверь. Мы вошли внутрь. В салоне сидели хмурые таджики в одинаковых строительных безрукавках оранжевого цвета, и каждый держал в руке черенок от лопаты.
- Курсанты, что ли? - звонко крикнул водитель, вглядываясь в наши лица.
- Студенты, - ответил я.
- А я сразу понял: полосатые, значит, матросы! - крикнул он, стараясь перекрыть шум мотора. - Вы на митинг тоже?
- В Москву, - сказала Дженни.
Водитель удовлетворенно кивнул.
- А что у вас за пассажиры? - спросила Дженни, настороженно покосившись на таджиков в оранжевых безрукавках.
- Это нелегалы! Асфальтщики! - охотно сообщил водитель, прижав ладонь ко рту - то ли для секретности, то ли чтобы перекричать шум: - Звонок помощника губернатора: всех оранжевых срочно на митинг. Собрались, поехали.
- А палки им зачем? - продолжала Дженни.
- Российский флаг нести дадут! - объяснил водитель.
- А для чего у вас на торпеде кочан капусты лежит? - не унималась Дженни.
Я перевел взгляд и остолбенел - действительно, прямо перед водителем, заслоняя обзор, лежал громадный кочан.
- Подарили! - с гордостью улыбнулся водитель, нежно похлопал кочан ладонью и пояснил со значением: - Женщина подарила.
Я ткнул Дженни в бок локтем и прошептал:
- Прошу тебя, не спрашивай больше ничего! Я не знаю, что мне делать с этой безумной информацией, у меня скоро башка от нее взорвется!
Но водителя было не остановить.
- У меня брат, - почему-то сообщил он не к месту, но гордо, - капусту возил на "Газели". Шесть раз в аварию влетал и переворачивался. В итоге без руки остался. А капуста в кузове цела. Вот вы, студенты, объясните, как такое бывает?
Я глубоко вздохнул, надув щеки. Водитель явно ждал ответа.
- Всякое бывает, - сказал я. - Вот у вас бывает состояние, когда все люди вокруг кажутся сумасшедшими? И вы слышите речь, но не понимаете смысла?
Дженни больно пихнула меня локтем.
- Смысл - он всегда есть, - философски заметил водитель. - Просто его увидеть надо. Смысл я вам объясню: с тех пор я перед собой всегда кочан вожу. Считай, мой талисман. Если он цел будет, то и со мной ничего не случится. - Водитель снова нежно посмотрел на кочан и доверительно пояснил: - Обычно у меня маленький. А этот - знакомая женщина подарила.
- А пристегиваться не пробовали? - не выдержала Дженни.
- Пробовал, - кивнул водитель, - и иконку Николая пробовал. Но кочан лучше.
- Пристегнитесь, пожалуйста? - попросила Дженни. И повторила, нежно вытягивая слова: - Пожа-а-алуйста.
Водитель внимательно на нее посмотрел, а затем пожал плечами, покрутил пальцем у виска и пристегнул ремень.
Вдоль шоссе проносились рекламные щиты. Я старался в них не вчитываться, но это не удавалось: глаза сами цеплялись и прочитывали каждый лозунг. Большинство из них оказывались просто абсурдным набором слов, было совсем непонятно, что там рекламируется. С одного плаката скалился неопрятного вида мужик, а надпись спрашивала "НЕ ХОЧЕШЬ ТАКОГО СОСЕДА?" На другом, совсем черном, виднелось жутковатое и лаконичное "ЖДЕТ РЫБА". Попадались плакаты довольно понятные - "ВЫХОД ВСЕГДА - СЕТЬ!" или просто "ЗАКУПИСЬ!", но неясным оставалось, к чему они призывают и что имелось в виду, потому что никакой другой информации там не было. Иногда слова на плакате отсутствовали вовсе - только фотография дома и длиннющее число, которое для цены выглядело слишком длинным и разнородным, а до телефонного номера не дотягивало по числу знаков. А иногда вместо слов появлялась откровенная тарабарщина - вроде того щита, где разноцветно сияли набросанные в полном беспорядке буквенные конструкции: "ВЫ - КАЧЕСТ - НАД - ГОДНО - ВЕННО - ЁЖНО". Если и попадались вполне разумные с виду заявления, то их смысл, если вдуматься, стремительно ускользал.
- Смотри, - обратился я к Дженни, - Вот что это имелось в виду: "СВАДЕБНЫЕ ПЛАТЬЯ - СУПЕРСКИДКИ. РАСПРОДАЖА ВЕСЕННЕЙ КОЛЕКЦИИ"?
Дженни пожала плечами:
- Поторопиться с женитьбой, пока есть дешевое платье.
- Нет, а что вообще такое "весенняя коллекция свадебных платьев"? Кто их коллекционирует? Почему весенняя?
Дженни поморщилась.
- Вопросы не по адресу, я тут сама обалдеваю, - ответила она, - Ты вот лучше на это посмотри…
Я глянул, куда она указывала пальчиком и увидел абсолютно черный щит с алыми строчками внизу: "ОПЯТЬ ПРОБЛЕМА С НАРКОТИКАМИ? ТЕПЕРЬ ДОСТАТОЧНО ПРОСТО ПОЗВОНИТЬ…" - и номер телефона.
- Предлагаешь позвонить? - усмехнулся я. - Вот только как понять, там лечат или продают?
- Или принимают доносы, - заметила Дженни.
Звучало логично.
- А вот смотри, - я показал ей магазин на обочине: - "Таможенный конфискат". Прикинь, сколько надо каждый день конфисковывать у пассажиров разной всячины, чтобы целые магазины открывать? - Я задумался. - Хотя если не у пассажиров, а у бизнесменов, и целыми вагонами… Все равно непонятно, откуда столько. Бизнесмены же не идиоты, постоянно на одни грабли наступать и нарушать закон, теряя свои вагоны.
Дженни пожала плечами.
- Это не конфискованное, а ворованное, все знают. Таможня просто ворует, а здесь продает.
- Абсурд, - сказал я. - И эта система так давно и открыто работает?
Неожиданно вмешался водитель.
- Да никакой это не конфискат! - сообщил он. - Врут они все! Я знаю эти магазины, они все на одном китайском складе в Клину закупаются. Просто название такое, чтоб народ шел.
Я опешил.