- Замолчи, - прервал его Жоан Смельчак. - Ну и вид у тебя. Погляди в зеркало.
Жоан Трус покорно взглянул в первое же попавшееся зеркало. И, как следовало ожидать, разразился целым потоком жалоб и восклицаний:
- Ах, какой ужас!
- Ты что, даже самого себя испугался?..
- Поди сюда, взгляни! - сказал он, весь дрожа и закрывая глаза руками.
Жоан Смельчак не заставил себя упрашивать и, взглянув в зеркало, иронически усмехнулся. В самом деле, вместо того, чтобы отразить тело Жоана Труса, это проклятое волшебное зеркало отразило его скелет!
- Но… разве… я… такой… внутри?.. - забормотал малодушный юноша, и волосы его опять встали дыбом. - Значит, внутри меня этот череп и эти кости?
- Естественно. Так же, как у каждого из нас… - подтвердил Жоан Смельчак.
- Это ужасно! Я боюсь самого себя! Я боюсь всего! Я боюсь скелета, который всегда во мне! На помощь! Спасите меня! О мой защитник! Вытащи из меня скелет!
Нытье его вконец осточертело Жоану, и, не зная, как избавиться от этого тяжкого бремени, он направился к огромной стальной двери в конце площадки и нажал кнопку на боковой панели; дверные створки разошлись, и Жоан Смельчак (за ним плелся Жоан Трус) вошел в высокий, высотой, по крайней мере, в десять метров, зал.
В тот же миг в него вцепились чьи-то необыкновенно толстые пальцы, и, как всегда это с ним случалось в трудные минуты, он сразу же сообразил - несомненно, он попал в лапы к великану.
Какого роста был этот великан? Три, четыре, пять метров? Черт его знает. Жоану удалось только разглядеть, что у гиганта была длинная кудлатая борода и один-единственный глаз, в котором красовался монокль размером с велосипедное колесо.
- Ха-ха-ха! - залился раскатистым хохотом великан. - Наконец-то ты угодил ко мне в лапы, Жоан Смельчак! Теперь-то я собью с тебя спесь! Ты у меня узнаешь, где раки зимуют! Потому что на этот раз ты попался всерьез, понятно? Я настоящий великан, Мститель За Обиды, Которые Никто Никому Не Причинил. Тебе ясно?
И, уже не обращая внимания ни на смертельный испуг Жоана Труса, ни на яростное сопротивление Жоана Смельчака, он вырвал из бороды два волоса, связал обоих Жоанов и, явно издеваясь над ними, гневно прогудел:
- Да… Я отомщу… Не знаю точно, за что и как… Но я отомщу… Я сделаю с тобой все, что мне заблагорассудится. Ведь моя власть безгранична. Хочешь убедиться?
И великан одним щелчком превратил Жоана Труса в крокодила с голодным блеском в глазах. Затем из крокодила извлек сотню мокриц, слепил из них огромный шар и вложил этот шар в чехол из кожи гигантской жабы. Целый зверинец получился из Жоана Труса! Под конец великан раздавил жабу, и от нее осталось лишь большое кровавое пятно…
- А что же дальше? - спросил он сам себя, задумчиво передвигая каменные плиты. - Ага! Придумал. Я растворю его в воздухе.
И в самом деле - два быстрых магических пасса, и Жоан Трус испарился. Человек превратился в воздух!
- Превосходно! Больше он никому не будет досаждать своим хныканьем. - Прорычал великан, и это было его надгробным словом. - Теперь дело за вашим превосходительством, многоуважаемый сеньор Жоан Смельчак.
И, соблюдая разные предосторожности, чтобы, не дай бог, не раздавить его раньше времени, великан развязал волос и посадил Жоана Смельчака на ладонь, иронически разглядывая его в монокль.
"Почему этот тип носит монокль? - мелькнуло и голове у Жоана и внезапно у него созрел план побега, пока еще неясный, не продуманный до конца. - Да! Надо бежать! Почему бы мне не рискнуть?"
И он рискнул. Воспользовавшись моментом, когда чудовище приблизило к нему свою мясистую морду, Жоан Смельчак неожиданным ударом вышиб монокль из глаза и швырнул его на каменные плиты, а затем перепрыгивая с легкостью акробата с ладони на пиджак, с пиджака на брюки, с брюк на сапоги, соскользнул на пол… И вырвался из когтей великана, а тот, двигаясь на ощупь, точно слепой, изрыгал проклятье за проклятьем:
- Негодяй! Сын негодяя! Внук негодяя!
Жоан Смельчак тоже в долгу не оставался, потешаясь над великаном:
- Хоть ты гигант, а слеп, как крот! Подайте, Христа ради, бедному калеке на пропитание!
Эти насмешки распалили незадачливого мстителя, и, свирепея, он беспомощно метался из угла в угол.
- Ты думаешь, что от меня сумеешь удрать? Ошибаешься. Месть слепа. Стоит мне прикоснуться к тебе этими пальчиками, - а каждый пальчик гиганта достигал, по крайней мере, полутора метров, - и ты превратишься в очаровательного рака, в синего рака. Понятно?
Но Жоана Смельчака не испугали его угрозы. Юркий и подвижный, он ловко увертывался от великана, кружил, петляя между его ногами, словно играл в пятнашки или прятки.
- Уф! И к чему я так разволновался? - спохватился великан и, тяжело отдуваясь, в изнеможении опустился на пол. - Хочешь ты этого или не хочешь, а все равно скоро станешь у меня как шелковый. От силы через пять минут ты будешь дрожать от страха… Какой позор! Жоан Смельчак в когтях страха.
И, приплясывая от восторга, великан оглушительно расхохотался.
- Знаешь, почему я так говорю, детка? - И, с радостью отчеканивая свои слона, пояснил: - Потому что ты дышишь Жоаном Трусом, ясно тебе? Жоаном Трусом… - И он добавил: - Ты видел, - я превратил его в воздух. Из волос получил кислород, из глаз азот, из рук водяной пар, из зубов углекислоту… И вот Жоан Трус, частицы которого рассеяны в воздухе, постепенно входит в тебя. Смотри, сейчас ты вдыхаешь то, во что превратилась его нога. А теперь его рука. Плохо твое дело, глупец! Ты погиб. Вскоре ты на коленях будешь просить у меня прощения… Да, прощения, слышишь? За что, говоришь? Да хотя бы за то, что ты существуешь… Откуда мне знать? Ну и поиздеваюсь же я над тобой!
Внимая этим откровениям, Жоан Смельчак, чтобы унять тревожный озноб, пробиравший его до костей, решил дать бой великану, и сказал самому себе: "Или через две минуты я убегу, или мне конец!"
А великану он ответил, сохраняя обычную ясность ума и способность к логическим рассуждениям:
- Ты забыл одно обстоятельство… Ведь и ты вдыхаешь тот же воздух, что и я. И, следовательно, подвергаешься той же опасности.
- Да разве ты не видишь, дурень ты эдакий, во сколько раз я больше тебя? - возликовал великан мститель, самодовольно поглаживая свои огромные ляжки и радуясь тому, что занимает на земле столько места. - Чтобы отравиться страхом, мне нужно вдыхать Жоана Труса, по крайней мере, двадцать минут. А уже через пять минут, когда ты станешь звать мамочку, я настежь распахну окно, воздух очистится и все… Тебе понятно?
Воцарилось короткое молчание, и Жоан Смельчак, с трудом сдерживая беспокойство, бросил взгляд на окно, которое прорезано было в стене на высоте пяти или шести метров от пола. О, если бы он мог до него добраться! Выбить стекло! Но чем? Ни один предмет не подходил для этой цели, разве что булавка, длиной в полметра и весом в килограмм. Но и стекло здесь, должно быть, не простое, а волшебное, небьющееся.
- Осталось только две минуты! - предупредил великан.
"Нет, ничего, видно, не поделаешь! - приуныл бедняга Жоан, посмеиваясь над собой, чтобы поддержать бодрость духа. - Что ж, придется мне, наверное, стать раком, жениться на сеньоре рачихе и обзавестись дюжиной премилых рачат… Но хуже всего не это. Хуже всего, что я перед этим отпраздную труса. Ну и ну, хорош тогда я буду, нечего сказать. Какой позор! Какое отвратительное…"
Внезапно он осекся. И, побледнев от мрачного предчувствия, коснулся рукой волос: да, с волосами творилось что-то неладное. И - о, ярость! о, бешенство! о, собачья доля! - с отчаянием он убедился, что волосы поднимаются вверх. Медленно-медленно… Но неумолимо.
- Осталось полторы минуты, - проревело чудовище.
Волосы у Жоана встали дыбом. "А я-то издевался над беднягой Жоаном Трусом, - с искренней жалостью подумал он. - Кто бы мог подумать, что и меня ждет та же участь, что и мои волосы встанут дыбом. По крайней мере, пусть зубы не щелкают, как кастаньеты". Но, увы… И эта беда его не миновала, к величайшей радости великана.
- Ба! Гляди-ка! Гляди! Твои зубки выплясывают трусливую сарабанду, - завопил он в восторге. - До чего же приятная мелодия. Так и подмывает пуститься в пляс. - И любитель танцев стал вальсировать сам с собой, хлопая себя по ляжкам и неуклюже вскидывая ноги.
Между тем несчастный Жоан Почти Трус мало-помалу превращался в Жоана Труса. Глаза его округлились от страха, и тоскливый ужас подполз к его сердцу. Скоро, совсем скоро он на коленях будет просить пощады… Какой позор!
- Осталось всего двадцать секунд! - объявил великан, свирепо и радостно потирая руки. - Только двадцать секунд!
Но тут произошло нечто невероятное. Жоан Почти Трус вдруг не выдержал. С молящими руками и глазами, готовыми выскочить из орбит, он, отбивая зубами барабанную дробь, испустил долгий и отчаянный вопль, и, уж не знаю какими волшебными путями, его тревожный и далекий призыв дошел до автора - и моя рука тут же запечатлела на бумаге этот сигнал бедствия:
- Помогите мне! На помощь! Сеньор Жозе Гомес Феррейра, спасите меня! Спасите меня, сеньор Жозе Гомес Феррейра! На помощь!
Итак, я, Жозе Гомес Феррейра, родившийся в городе Порто на улице Муз, лиценциат прав Лиссабонского университета, поэт, бывший консул, бывший статист кино и т. д. и т. п., должен с грустью отметить, что считаю Жоана Смельчака побежденным с того момента, когда великан с моноклем применил запрещенный прием и рассеял Жоана Труса в воздухе (в том воздухе, скажу в скобках, которым мы дышим издавна, хотя, быть может, яд содержится в нем в меньших дозах). И верный своему долгу беспристрастного летописца, я готов был признать поражение Жоана Смельчака, хотя сердце у меня обливалось кровью, но внезапно и в весьма драматической форме он воззвал ко мне, и его трепещущие руки протянулись к моей чернильнице… Неожиданный призыв о помощи - клянусь, он не входил в мои расчеты - донесся из глубин подсознания; ведь создал я Жоана Смельчака, желая наделить его самым благородным свойством, каким только может гордиться человек, - мужеством! истинным мужеством! бесстрашным сердцем!
Почему бы не признаться, что этот призыв взволновал и растрогал меня до слез?
И я без промедления вступил в битву с Тайными Силами, которые ополчились на Жоана Смельчака, стремясь его унизить. Нет, мои дорогие, на синего рака я согласия не дам. Никоим образом! Я уступчив, я добр, но на это я не согласен!.. Давайте, по крайней мере, обсудим сложившуюся обстановку. И мы стали ее обсуждать. Демократически. Долго (хотя каким-то чудом все это обсуждение вместилось в ничтожную долю секунды). И пришли к единственно возможному выводу (на иные меры я, конечно, никогда бы не согласился): Жоана надо спасти.
И мне осталось лишь придумать любой, пусть самый нелепый способ вызволить героя из зала с глухим окном и стальной дверью.
Что ж, приступим к делу! Простите за отступление, и вернемся к нашему рассказу.
Произошло и в самом деле нечто невероятное. Внезапно Жоану бросились в глаза два малюсеньких желтых пятнышка на одной из стен. Две кнопки? Возможно! Но он в этом и не пытался убедиться. Собрав последние силы, он нажал на эти кнопки без всякой уверенности в успехе, но смутная надежда все же теплилась в его сердце.
И, как мы предвидели, случилось нечто неожиданное. В мраморной стене открылась щель, и Жоан Смельчак выскочил через нее в тот миг, когда великан уже объявил себя победителем:
- Готово. Ты…
И тут щель закрылась, и очутившийся в ловушке гигант яростно завопил:
- Проклятый! Ты нажал на волшебные кнопки, и теперь я не смогу открыть ни двери, ни окна! Ах, будь моя воля, я бы сварил тебя в котле с кипящим маслом. И вырвал бы тебе глаза, чтобы мои детишки играли ими в камушки! Я бы содрал с тебя живьем кожу и сшил из нее себе перчатки! А из твоих волос сделал бы зубную щетку.
- Как бы не так! - возразил ому Жоан. - Не пройдет и получаса, и я всласть посмеюсь над тобой. Каково будет, когда ты на коленях станешь просить у меня прощения! Какой стыд - великан-трусишка! Великан с шевелюрой дыбом!
Чудовище не отвечало; в слепой ярости оно таранило ногами дверь, а Жоан Смельчак, растянувшись на полу, терпеливо ожидал, когда начнется спектакль, в котором главную роль сыграет великан с душой Жоана Труса. Но, не прошло и десяти минут, как мститель с разбитым моноклем, наглотавшись трусливого воздуха, с жалобным ревом изверг из своей утробы слезные мольбы:
- Не обижай меня!.. Я боюсь… Не бейте меня!.. О, мама, родная мама, спрячь меня в своих юбках.
Но, наученный горьким опытом, Жоан Смельчак, опасаясь неожиданного подвоха или коварной ловушки, счел за благо не торопиться. Он выждал еще несколько минут, а затем нажал кнопку - и дверь растворилась.
Бедный великан! Стоя на коленях, съежившись в комок, он молил о пощаде. Руки его дрожали, зубы стучали, точно горох в погремушке, поджилки тряслись, волосы встали дыбом, как будто по ним прошел электрический ток… Из слепого глаза капали слезы.
- Не убивай меня! Спрячь меня от буки, - молил несчастный, и голос его рокотал, как далекий гром.
- Не бойся, я тебя не трону, - успокоил его размягченный Жоан Смельчак. - Говоря откровенно, ты внушаешь мне только жалость и омерзение. Вот тебе, дурак!
Жоан лягнул незадачливого великана и выбрался из ловушки, радуясь, что не поддался чувству мести.
Глава 13
МИР БАСЕН
Заблудившись на ночных тропинках, сонный и усталый, Жоан Смельчак забрался в первую попавшуюся пещеру и тотчас же заснул, как сурок. На рассвете его пробрала дрожь, но не от холода. По всему его телу ползали муравьи, и только чудом он не раздавил их спросонья. Между тем, сотрясая всю пещеру, чей-то хриплый и надсадный бас возгласил:
- Не шевелись! Мы отступаем в полном порядке… Осторожно, не задень нас!
Жоан Смельчак притерпелся к миру волшебных абсурдов, таких же, впрочем, скучных, как и заурядные слезоглотовские нелепицы. Поэтому он ничуть не удивился и готов был даже выразить признательность муравьям - ведь они не съели его заживо, а только попросили не наступать им на мозоли.
- Ни с места! - раздался тот же голос. - Остался только один батальон.
Пока муравьи по двое отходили на исходные позиции, Жоан Смельчак, лежа в пещере, всматривался в полумрак в поисках командира-оратора. И он, наконец разглядел его. Черный муравьище стоял поодаль, перед крохотным микрофоном, и голос его разносился из громкоговорителя.
- Что с тобой? - сказал он, заметив, что юноша чуть сдвинулся с места. - Кто-нибудь из моих солдат тебя потревожил?
- Нет, напротив, твои солдаты очень деликатные. Только они щекочут меня своими сапогами.
И муравьиный вождь и Жоан весело рассмеялись. Но едва замер этот смех, как Жоан сообразил, что с его стороны было бы бестактностью, если бы он не выразил легкое удивление. И он сделал большие глаза:
- Признаться, мне никогда не приходило в голову, что муравьи умеют говорить, а уж тем более перед микрофоном!
- Вот так так! Разве ты не знаешь, что все животные в старину говорили?
- Так это и старину. Но теперь…
- Теперь и правда большинство зверей онемело, - подтвердил муравей-оратор. - И это не удивительно! Вы, люди, наболтали столько глупостей, столько вздора, что к один прекрасный день животные, не желая с вами связываться, объявили всеобщую забастовку, забастовку молчания, и она длится по сей день… Штрейкбрехерами оказались лишь попугаи и кое-какие птицы низшего разряда…
- Это уж как водится. Ни одна забастовка по бывает без "желтых", - ввернул Жоан Смельчак: не мог же он в этом случае промолчать.
Но муравей с живостью перебил его:
- У нас их называют не "желтые", а "зеленые" или "черные".
- Ах, так?! - И чтобы поддержать разговор, спросил: - Но ведь вы не "зеленые", не правда ли?
- Мы?! Это мы-то "зеленые"? - Муравей далее закашлялся от негодования. - Да что ты! Никоим образом. Я вижу, ты и понятия не имеешь, как и при каких обстоятельствах животные объявили забастовку молчания… Тебе, видимо, неизвестно, что одновременно они учредили в одном труднодоступном местечке музей Живой Басни, где звери могли бы, как и встарь, судачить о Золотом веке…
- И я очутился в этом таинственном музее?
- Ну да… Ты случайно обнаружил тайный вход в мир Басен, мир, который прославили великие летописцы Эзоп, Федр и Лафонтен.
- Любопытно! - проговорил Жоан Смельчак. Его и в самом деле заинтересовали эти сообщения. - Ну, а как у вас обстоит дело с моралью? Я имею в виду мораль басен.
Муравей ответил не сразу. Взвешивая каждое слово, он сказал:
- Видишь ли… Наши обычаи постепенно изменялись…
- Я уже это заметил. Вы поразительно цивилизовались. У вас есть даже микрофоны.
- Ну, если судить об успехах цивилизации по разным машинам и приборам, то мы далеко ушли, и всего, что у нас есть, ты еще не видел, - похвастался муравей. - Ты даже не представляешь себе, какими теперь стали наши муравейники. Электричество у нас есть, лифты есть, и радар, и грузовики, на которых разную снедь доставляют в центральный амбар, и противогазы для защиты от ДДТ, и так далее и тому подобное.
За неизбежной даже в самых оживленных диалогах паузой последовали дальнейшие разъяснения. И казалось, будто муравей цитирует школьный учебник.
- Да… Вот так… Здесь, как и во всяком обществе… Понятно? Так… Животные подразделяются… Вот именно, подразделяются. Видишь ли… Они подразделяются на две группы: на тех, кто упорствует… да, да, на тех, кто слепо почитает отжившие понятия… И на создателей новых иллюзий. Вот так. Не знаю, понял ли ты?.. Я говорю о творцах новых иллюзий.
Тут он глубоко вздохнул, переменил позу и изрек:
- Мы, как ты уже мог убедиться, относимся ко второй группе.
Жоан Смельчак мгновенно задал нескромный вопрос:
- А стрекозы? Как же вы теперь отваживаете этих лентяек, когда они клянчат у вас еду? Отравляете их поплясать, как и прежде?
Муравей почесал лапкой затылок:
- Знаешь ли… Ты имеешь в виду классическую концовку басни: "Ты все пела, это дело! Так пойди же попляши", - не так ли?
Жоан кивнул головой, и его собеседник с наслаждением пустился в дальнейшие разъяснения: