- Она хочет их осчастливить, - так, по крайней мере, утверждают приверженцы Прекрасной ведьмы. Кого убеждением, кого силой, а для этого бросает свои жертвы в клетки с невидимыми решетками…
- А что говорят ее недруги?
- Что она порабощает мужчин… высасывает кровь из женщин… и что ни утро возвращается домой с двумя или тремя свежими трупиками за поясом.
Этот рассказ подстрекнул любопытство Жоана.
- А где обычно появляется эта ведьма?
- На поляне Костей, ровно в полночь.
Воцарилось молчание, и девочка опять принялась за свое: она ударилась в слезы, прерывая свой плач жалобными стонами.
- Ну что ж… - решился тогда Жоан Смельчак, отнюдь не желая присутствовать при новом взрыве жалоб и стонов. - Я иду на поляну Костей.
- Берегись ведьмы, - напутствовала его девчушка, глаза у которой расширились от страха.
- Не волнуйся… Пока меня беспокоит только твой брат. До ведьмы очередь дойдет позже. Может быть, я уговорю ее креститься… Или принять другое имя. Пусть называют ее ведьмой Счастья, Возможного Только Для Дураков.
Девочка принялась настойчиво отговаривать его идти на поляну Костей, и голосок у нее стал слегка дрожать, предвещая неминуемые рыдания. Поэтому Жоан Смельчак поспешно распрощался е ней и скрылся в чаще; он надеялся добраться до поляны один, без провожатых, благодаря волшебной способности ориентироваться в любой обстановке; эту способность он приобрел автоматически, едва лишь очутился в заповеднике Диковинных Созданий.
И в самом деле, незадолго до полуночи он вышел на широкую поляну, которая со всех сторон была сдавлена скалами и валунами; эти утесы напоминали по своей форме черепа, и Жоан Смельчак без труда убедился, что попал куда следует.
"Именно здесь и должна быть поляна Костей, - подумал он. - Теперь остается только найти брата этой малышки, чтобы вырвать его из когтей ведьмы Принудительного Счастья, хотя вообще-то я бы и сам не прочь свести с ней знакомство; любопытно, чем она расчесывает кудри из колючей проволоки? Плоскогубцами или еще каким-нибудь инструментом?"
В ту же секунду его схватили - возможно, это был остроумный способ наказания - чьи-то дрожащие руки, чьи-то зубы выбили где-то за его спиной дробь и робкий голосок тихонько проскулил:
- Мне бо… яз… но…
Первым делом Жоан Смельчак (ему ведь не в диковинку были всякие неожиданности) попытался освободиться из объятий трепещущего незнакомца, фигура которого ясно вырисовывалась в бледном свете луны. Но он тотчас взял себя в руки и, не отталкивая этого человека, принялся его разглядывать.
Это оказался юноша примерно такого же роста, как Жоан, и удивительно похожий на Жоана, ну просто брат-близнец; одно только отличало его от Жоана: глаза у него от страха были широко раскрыты, волосы стояли дыбом, зубы стучали, как кастаньеты, а руки непрерывно тряслись.
- Мне… бо… яз… но… - повторил он снова.
Чтобы ободрить его, Жоан Смельчак громко спросил:
- Чего же ты боишься, дружище?
- Я боюсь… всего… - пробормотал тот. - И того, что я здесь… совсем один… И деревьев… И ночи… И самого себя… Ой-ой-ой! Страшно!!!
Могучий порыв ветра всколыхнул лес, и юноша еще теснее прижался к Жоану.
- Ты слышишь? Это при… ви… де… ние… - простонал он.
Жоан Смельчак расхохотался, радуясь своему смеху:
- Что ты городишь, глупыш? Какое там еще привидение, черт побери! Успокойся, никто тебя не обидит. Пригладь волосы, перестань таращить глаза и, чем пугаться деревьев, ветра и лунного света, бери лучше пример с меня. Смейся! Пой! Даже если тебе страшно… Слышишь? А теперь давай-ка все-таки уберемся отсюда подобру-поздорову, пока не явилась какая-нибудь ведьма, желающая нас осчастливить.
Но, несмотря на эти благоразумные советы, Жоанов двойник не унимался.
- Я ничего не могу с собой поделать!.. - пояснил он, не отпуская от себя Жоана ни на шаг. - У меня еще в детстве волосы стояли дыбом, и я вечно стучал зубами.
- Ума не приложу, как тут быть. Тебя только на ярмарках за деньги показывать, - рассердился на него Жоан Смельчак.
Ветер снова завыл в листве: у-у-у-у-у-у-у-у-у.
- Как тебя зовут?
- Жоан Трус.
- Забавно! - воскликнул Жоан Смельчак. - Но как же ты здесь очутился?
- Ах, даже вспоминать об этом не хочется! Горный орел схватил меня за штаны, взвился в небо под самые облака, а затем сбросил меня сюда, на эту поляну.
- А что же ты здесь делал?
- Ничего… Вот уже шесть дней и шесть ночей, как я прячусь на поляне, поджидая свою сестренку, и трясусь от страха… Я ужасно боюсь волков, летучих мышей, ведьм и привидений…
- Ну и простофиля! - произнес Жоан Смельчак с покровительственным видом. - Сколько же ты выстрадал! Ну да ничего. Отныне конец твоим мучениям. Ты будешь теперь под моей защитой. А после пяти-шести моих уроков ты сам последуешь моему примеру. Согласен? Ведь меня, знаешь ли, зовут Жоан Смельчак.
- Ах, это просто замечательно! - вздохнул Жоан Трус.
- Ну ладно. А теперь пора спать. Но не щелкай больше зубами, точно кастаньетами. По правде говоря, мне сейчас совсем не хочется плясать хабанеру.
И терпеливо, как родного брата, Жоан Смельчак потащил своего двойника за собой по поляне, надеясь отыскать заросли, в которых можно было расположиться на ночлег и уснуть. Наконец они нашли подходящее место. Там, под старыми ветвистыми деревьями, Жоан Смельчак и устроил постель для себя и для товарища, после чего приказал ему:
- Живее ложись и спи!
Жоан Трус повиновался. Однако, не прошло и двух минут, как он испуганно вскочил и вцепился в руку Жоана с приглушенным воплем:
- Ой, мы пропали!
Напрасно Жоан Смельчак притворялся спящим и даже похрапывал: "Хр… хр… хр…" Жоан Трус, объятый страхом, тормошил его, ни на миг не оставляя в покое, все время указывая на кроны деревьев:
- Послушай!.. Посмотри-ка туда!..
Сон был нарушен, и раздосадованный Жоан Смельчак попытался успокоить Жоана Труса.
- Это поют птицы. Ради бога, не говори мне, пожалуйста, что ты и птиц боишься. Ну же! Замолчи и спи!
И он опять улегся в свою травяную постель, не обращая больше внимания на взвизгивания трусишки.
Да где там! Не прошло и полминуты, как Жоан Трус снова растолкал его и прошептал Жоану Смельчаку на ухо:
- Это не птицы… Это… люди…
- Ты дашь мне сегодня выспаться или нет? - в ярости накинулся на него Жоан Смельчак. - Завтра утром у нас будет достаточно времени для беседы. Если ты сейчас же не угомонишься, я убегу и брошу тебя здесь одного.
- Это люди! Это люди! Я тебе говорю!.. - упрямо твердил Жоан Трус.
Тогда, чтобы рассеять его опасения, Жоан Смельчак поднялся и, запустив в растрепанные волосы обе руки, осмотрел все ближайшие деревья. И ему показалось, что кое-где сквозь листву проглядывают неясные человеческие фигуры.
- Ты прав, это люди, - согласился он с явным удивлением. - Это люди, но они поют как птицы. Конечно, все это очень странно, но утром мы во всем разберемся. А теперь будем вести себя достойно и погрузимся в сон, чтобы не докучать нашим соседям.
- Спать?! Попробуй-ка усни! Неужели ты считаешь, что это естественно, если люди живут на деревьях и поют, как птицы?
- Мне все теперь кажется естественным… Я видел вещи куда более удивительные. Например, попугая, говорящего по-человечески.
- Конечно, конечно, и такое бывает… Но не лучше ли совсем не спать… - снова завел свое Жоан Трус, все тесней прижимаясь к товарищу. - Они могут нас убить.
- Не пугайся, - успокоил его Жоан Смельчак, положив голову на травянистую кочку. - Ведь они же не рычат, стало быть, их не следует опасаться. Слышишь, поют… Должно быть, они поэты. Воспевают звезды и луну. Славят жизнь и любовь. Ну, ладно, спи. Обними меня покрепче, Жоан Трусишка, и не бойся ни природы, ни людей, которые подражают птицам.
Но эти доводы не убедили Жоана Труса; он по-прежнему щелкал от страха зубами.
- Ах! Закрыть бы глаза, тогда не видел бы луны! - захныкал он вдруг.
- Ты не можешь закрыть глаза? Почему?
- Я не могу закрыть глаза, не могу унять дрожь, не могу сделать так, чтобы волосы не торчали у меня дыбом, - безутешно простонал бедняга.
- Ну, тогда пригладь свои кудри утюгом, - пошутил Первый Жоан. И, тщетно пытаясь одолеть сон, невнятно пробормотал: - Почему ты боишься луны?
- Потому что она похожа на череп… - признался Жоан Трус.
Но до Жоана Смельчака ответ уже не дошел. Он крепко заснул, уповая на милость природы и вселенной, которая раскрылась над ним, сияя всеми своими созвездиями, а добрый ночник Луна, оберегая Жоановы сны, всю ночь мерцал в его лесной спальне.
Наутро Жоан Смельчак проснулся от веселого птичьего гомона. Жоан Трус храпел вовсю, отсыпаясь за тревожную ночь, - он только на рассвете сомкнул глаза, умиротворенный светом зари и жестяным шорохом насекомых.
- Пора, пожалуй, навестить наших верхних соседей, - зевая и потягиваясь, сказал Жоан Смельчак.
С обезьяньим проворством он вскарабкался на вершину ближайшего дерева и обнаружил там огромное и очень удобное гнездо, а в гнезде человека. "Скорее он похож на гориллу, чем на птицу", - подумал Жоан. Полуголый, зеленоглазый, нос, словно птичий клюв, в волосах цветы, ласковая улыбка, медовый голосок - таков был обитатель уютного гнезда.
- Добрый день, - приветствовал его Жоан Смельчак, которому, как всегда, море было по колено.
- Фью… фью… фью… фью… - весьма учтиво прощебетал владелец гнезда, освобождая для гостя мягкое местечко.
- Спасибо. Фью… фью… фью… фью… фью… - ответил Жоан Смельчак, в меру своих способностей подражая человеку-птице.
- Фью… фью… фью… фью… фью… - вторил ему обитатель гнезда.
- Фью… фью… фью… фью…
- Фью… фью…
И вскоре Жоан так наловчился, что даже птицы из соседних гнезд слетелись на его свист. Возможно, им по душе был легкий акцент, всегда столь привлекательный у иноземцев.
- Эй, Жоан Трус, - воззвал с вышины дерева Жоан Смельчак, гордясь своими успехами. - Лезь наверх, посвищешь дроздом! Ты и не представляешь, как это приятно! Давай забирайся к нам! Кто знает, может быть, твое призвание - быть птицей… например, совой; ты сможешь тогда нагонять страх на других птиц…
Но трусишка даже не пикнул.
- Ты все еще спишь или даже сюда, на дерево, тебе боязно влезть? - подзадоривал его Жоан. - Вот посмотри на меня: иной жизни я и не желаю. Несомненно, я рожден, чтобы быть птицей.
И, не думая больше о Жоане Трусе, он издал победный петушиный: клич, закукарекал, заворковал, закаркал, засвистел, заухал, зачирикал, закуковал, беспрестанно взмахивая руками в тщетной надежде, что они каким-то чудом обрастут перьями и превратятся в крылья. И в довершение всего, как истый лакомка и сладкоежка, он с наслаждением стал поглощать изысканные блюда - канареечное семя и синтетических червяков, которыми, смеясь и чирикая, его радушно угощали люди-птицы.
Наконец стемнело. Ночь погрузила землю в черное безмолвие, словно в могилу. Люди-птицы сладкими трелями пожелали друг другу покойной ночи и укрылись в тепле родных гнезд. Жоан Смельчак тоже прикорнул в своем уголке.
Однако с наступлением темноты рыдания ветра, завывания совы, доносившиеся издалека, и рев волшебных зверей разбудили Жоана Труса, волосы сразу же У него встали дыбом, и тишину взорвал истошный призыв:
- На помощь! На помощь!
- В чем дело? - чирикнул почти оворобьяненный Жоан Смельчак. - Что ты опять мне досаждаешь, черт тебя побери? Если тебе страшно, лезь к нам в гнездо.
- Нет… Ты лучше спустись… Иди сюда… погляди… Слезай… спускайся вниз…
- Ладно. Сейчас иду, - сказал Жоан, спрыгивая с дерева. - Ну, в чем дело?
- Уйдем… отсюда… скорее… - запинаясь пробормотал Жоан Трус, вцепившись мертвой хваткой в Жоана Смельчака. - Это место заколдовано.
- Почему ты так думаешь?
- А ты погляди, как шевелится камень. Вон там!
Жоан Смельчак взглянул на то место, куда указывал трепещущий палец его товарища, и заметил, что огромный камень и в самом деле едва заметно передвигается.
- Видишь? - пролепетал Жоан Трус, чьи волосы стали торчком, как иглы у дикобраза.
- Вижу, - хладнокровно подтвердил Жоан Смельчак.
- И что же? Тебе не страшно?
- Ни капли. Во-первых, потому что я Жоан Смельчак. Во-вторых, потому что я дал зарок: скрывать страх на дне души, чтобы не презирать самого себя. В-третьих, потому что этот шагающий камень совсем не пугает меня, а вызывает законное любопытство, - я хочу узнать, почему он не стоит на месте.
- Ради твоего драгоценного здоровья уйдем поскорей отсюда! - пролепетал Жоан Трус.
- Ты с ума сошел! Я отсюда не уйду, пока не раскрою эту тайну.
Жоан Смельчак умолк и стал внимательно приглядываться ко всем движениям камня, который - в этом не было сомнения - и взаправду куда-то перемещался.
- Очевидно, этот камень нечто вроде заслонки над входом в какое-то подземелье, - рассуждал он вслух, чтобы подбодрить пугливого Жоана, - и передвигает его какой-то механизм…
Так оно и оказалось, ибо внезапно камень замер на месте, и юноши разглядели дыру в земле, откуда спустя некоторое время вышли какие-то создания людского облика. То были низкорослые, грязные, звероподобные полулюди-полуобезьяны, и спины их сгибались под тяжестью огромных мешков.
- Ах, пришел конец света! - простонал Жоан Трус. - Бежим скорее! Бежим!
- Тише! - прикрикнул на него Жоан Смельчак. - Замолчи! Ведь у них есть уши!
Но жалкие существа - уж очень похожи они были на роботов - даже не заметили наших героев. Они озабочены были лишь своим тяжким делом: они поднимали в птичьи гнезда мешки, и работали молча, неторопливо и усердно.
Минут через пять они спустились с пустыми мешками, один за другим нырнули в узкую щель, а затем камень снова пришел в движение.
- Ты прав. Идем отсюда! - с горечью воскликнул Жоан Смельчак.
- Идем, идем! - обрадовано подхватил Жоан Трус, весь дрожа.
- Ты знаешь, кто эти люди? - угрюмо спросил его Первый Жоан.
- Нет.
- Это рабы, которые заняты унизительным и бессмысленным трудом. Они доставляют еду праздным, погрязшим в лени бездельникам, живущим в уютных гнездах. И в то время как полубоги едят, пьют, целые дни напролет украшают себя цветами и возносят хвалу солнцу, они, как черные невольники, как злосчастные машины, надрываются из последних сил в кромешной мгле.
- Но они ведь люди? Такие же люди, как мы?
- Увы, да. Не кажется ли тебе, что это чудовищное свинство?
И опечаленный Жоан Смельчак (жизнь его основательно разочаровала) сказал:
- Пошли отсюда, трусишка! Ищи свою сестру, а я постараюсь добраться до стены…
И Жоан Смельчак вместе с Жоаном Трусом, который так плотно прилепился к своему двойнику, что лунный свет отбрасывал на землю не две, а одну тень, пустился в путь, кивнув в сторону деревьев:
- Прощайте, птицы!
Глава 12
ТРУСЛИВЫЙ ВОЗДУХ
Два товарища всю ночь блуждали по лесу, и им вслед чирикали и каркали люди-птицы. Лишь на заре они набрели наконец у подножия Багрового холма на большую пещеру, но Жоан Трус в нее не вошел; вытаращив глаза, он твердил, что вся пещера кишмя кишит красными ящерицами и змеями в платиновых крапинках. Измученный бессонной ночью, Жоан Смельчак решил воздействовать на своего спутника другим способом, к которому прибегал очень редко, в самых крайних случаях, - не по нраву приходились ему подобные приемы. И так, одним ударом он опрокинул на землю Жоана Труса, так что тот, сделав сальто в воздухе, растянулся на траве. Потом, не обращая внимания на вопли трусишки, он схватил его за ворот, поволок в пещеру и там ткнул носом в самые темные углы и закоулки, чтобы навсегда излечить от воображаемых страхов (хватало ведь и страхов действительных!), приговаривая: "Где тут злые чудовища, ну, где они?"
И затем сказал:
- Мы здесь божественно выспимся!
Но внезапно пещера содрогнулась от адского грохота, и огромная каменная лавина завалила выход.
- Ох, пришла наша смерть! - завопил Жоан Трус.
Однако Жоан Смельчак с хладнокровием героя, закаленного в сражениях и поединках, пресек эти вопли, а затем ощупью обследовал подземелье, разыскав мягкий, выстланный мхом угол, где и решил со спокойным сердцем выждать дальнейших событий.
Впрочем, ждать долго не пришлось. Камни снова заскрежетали, и где-то в стороне, противоположной обвалившемуся входу в пещеру, внезапно растворилась дверь, достаточно широкая, чтобы пропустить двух человек.
Жоан Трус, жалобно заскулил, задрожал, завыл, завизжал… Но заметив, сколь решительный вид принял Жоан Смельчак, он покорился и последовал за приятелем; засунув руки в карманы и позевывая, Жоан Смельчак уже переступил порог удивительного дворца, расположенного в недрах горы.
Первый зал напоминал скорее просторный храм и был выложен плитами зеленого мрамора, от которых лучился мягкий свет, так что все предметы качались прозрачными и совсем не отбрасывали теней. По правую руку на тяжелом золотом цоколе балансировал безобразный двадцатирукий и двадцатиногий идол.
- А вот бог-сороконожка! - съехидничал Жоан Смельчак, который не любил и не мог молчать.
Соседний зал, такой же огромный, был облицован красным камнем. На алтаре с жертвенником, обагренным свежей кровью, сидело на корточках странное изваяние - женщина, у которой было пятьдесят голов, причем все ее пятьдесят ликов выражали разные чувства. Одни лукаво усмехались, другие тупо хмурились.
Долго двое юношей бродили по бесчисленным разноцветным залам и священным местам, где гнездились всевозможные варварские боги и где в адском винегрете смешались люди и звери. Были там волки с соколиными крыльями и человеческим ртом, пауки на детских ножках и с кошачьими глазами, свирепые старики с ногами на ушах, девушки с бычьими рогами и тигриными когтями вместо волос, и т. д. и т. п. Одним словом, сплошная несуразица!
- Изобрели люди кучу богов, с этими богами им не так одиноко! - рассуждал Жоан Смельчак, неторопливо прогуливаясь по залам как истый ценитель музейных редкостей. - Очень жаль, что здесь нет гида, он бы нам поведал историю этого невероятного паноптикума!
И, рассуждая таким образом, Жоан Смельчак дошел со своим спутником до последнего зала, облицованного гранитом; в глубине зала оборудован был лифт.
- Отлично. Первый этаж мы уже осмотрели. Теперь посетим второй.
И Жоан Смельчак, которому досаждали пугливые повизгивания второго Жоана Труса, силой втащил его в лифт; молниеносно (да простят мне столь неподходящее выражение!) друзья взлетели метров на пятьдесят. Лифт остановился на верхней лестничной площадке, где стоял ковер-самокат с двумя удобными мягкими креслами, для дальнейшего путешествия в недрах холма.
Жоан Смельчак преодолел обычное сопротивление трусишки, который все время хныкал: "Этим мучениям не будет конца!", "Разнесчастная моя судьба!" - и т. д. Оба они сели в кресла и отправились в путь. Ковер-самокат нес их через туннели, прорубленные в скалах. Каменные стены светились, и от этого сияния приятное тепло разливалось по телу. Путники остановились в просторной пещере. Пол ее был из голубого хрусталя, стены зеркальные. Жоан Трус стал поносить свою судьбу и плакался так, словно отбывал некий постылый долг.
- Бедная моя мамочка. Не видать ее мне, как своих ушей.