Быстро темнело. Луна чуть виднелась за облаками. "В темноте, пожалуй, и я ничего не увижу. Тогда мы будем на равных. Хотя, конечно же, нет: у меня не такая кожа… Да, я думал о чем-то… Мирче что же - знал отца?"
- Спрашиваешь, сынок! Как самого себя, - голос Мирче сделался озорным. - Мы с ним были друзья-соперники! Мы…
- Мирче! - Ковард невольно придержал свою лошадь и со звуком втянул в себя воздух. - Мирче, там…
- Что ты увидел, сынок?
- Мирче, там красные точки, - голос Коварда дрогнул. - Это глаза! Красноглазые! Плешеродцы! Они обнаружили нас.
- Слушай, слушай внимательно. Держись ко мне очень близко. Почти вплотную. Вот так. Да, хорошо. И запомни: нельзя слишком сильно бояться. Они питаются страхом. Они не станут убивать до тех пор, пока ты не испугаешься. Пока страх не отнимет все силы, пока ты не почувствуешь себя жертвой. Пока ты не побежал. Ковард, ты понял?
- Еще глаза! Они окружают нас!
- Ковард, спокойно. Погладь свою лошадь. И сдерживай, сдерживай. Не вылезай вперед. Я сказал, держись вплотную. Лучше остановиться. Дай-ка я развернусь. Вот так. Теперь мы можем стрелять в разные стороны. Меться прямо в глаза.
Стрелять? Он же слеп!
- Приготовься… Давай!
Ковард попытался справиться с дрожью в пальцах и вложил стрелу в арбалет.
В этот самый миг красноглазая тень метнулась в их сторону. Лошадь в страхе заржала и поднялась на дыбы. Ковард чуть не вылетел из седла и выронил арбалет. Лошадь понесла его сквозь кусты. И он вдруг отдался страху, нырнул в него с головой. И почувствовал с облегчением, с неоправданной, глупой радостью: не надо, не надо сдерживаться. Не надо с собой бороться. Можно слиться с животным в едином порыве - бежать.
Бегство - это движение. Наобум, в никуда. Шум в ушах, биение сердца, стук копыт и хруст ломаемых веток. А движение - это свобода. Или видимость. Или обман.
Кольцо красноглазых теней становилось плотнее. Он уже не имел возможности выбирать тропу. Они гнали его куда-то - туда, где удобней убить. Гнали так же, как охотники зверя. Как он и Барлет в последний раз загоняли лосиху…
- Стой! Стой! Ах, сукин сын! - Мирче, разорвав темное кольцо, налетел откуда-то сбоку. Лошадь ударила кого-то копытами, и уши Коварда полоснуло визгом раненой твари. От столкновения с Мирче Ковард вылетел из седла. Мирче на лошади кружился вокруг него, словно Дух дикой пляски.
- Быстро в седло! Цепляйся!
Ковард, плохо соображая, все-таки оказался в седле, позади слепого. Мирче вскинул арбалет и выстрелил в черную тень. Снова раздался визг. Погоня расстроилась. В кустах поднялась возня. Часть теней умчалась, преследуя лошадь Коварда. Остальные вдруг отступили и растворились - так же внезапно, как появились.
- До следующего полнолуния они не решатся нас тронуть. Охота сорвалась. Жертвы не согласились бояться.
Коварда колотило.
* * *
Мирче сказал, что без карты бесполезно двигаться дальше. Если карта пропала, придется вернуться ни с чем - и начинать сначала. Они должны отыскать останки погибшей лошади.
Труп был истерзан, без головы.
- Не надо, сынок, не смотри! - Мирче нащупал сумку и вытащил карту.
- А… голова?
- Голова где-то здесь, поблизости. Все. Уходим отсюда.
Они ехали, не останавливаясь, столько времени, сколько потребовалось, чтобы Ковард взял себя в руки и смог прочитать по карте, где они оказались.
- Мы вроде бы совсем близко, - Ковард ткнул пальцем в крестик, которым Мирче обозначил нужное место. - Что мы все-таки ищем?
Мирче ответил уклончиво:
- Нужно дойти точно до этого места. Если я правильно угадал, сумерки нам помогут.
Они вышли из леса в поле. У Коварда защемило внутри. Вот здесь на Найю напали. Ей было очень страшно. Еще страшнее, чем Коварду. Ведь с Наей не было Мирче. И никто-никто не мог ее защитить.
А вот и тот самый холмик, нора песчаной лисицы. Спасительное укрытие. Или наоборот? Ковард представил Сьяну: "Она стала калекой. Зачем заставлять ее жить?" Она неправа, неправа. Ведь Ковард так любит Найю. Он не может представить, что Найи с ним больше нет…
- Ковард, нам нужен пень. Здесь есть какой-нибудь пень?
- Пень?
- Пень, пень. Есть поблизости пень?
Духи! Зачем ему пень? Ну, вот там, поближе к Лесу, вроде бы есть. Пень. Правда, странный какой-то.
- Странный? Он кажется тебе странным? Что в нем такого, Ковард?
Ковард пожал плечами. Мирче не увидел, но, видимо, как-то растолковал молчание спутника.
- Значит, придется ждать темноты.
Ковард не понял, зачем, но спорить с Мирче не стал. Он смертельно устал - от страха, от тяжких мыслей, от неясности, что они ищут…
Мирче словно догадался о том, что творится внутри у Коварда.
- Знаешь, надо поспать, сынок. Думаю, в этот раз ты не будешь считать баранов.
Ковард без возражений опустился на землю. Было еще светло, но сон мгновенно взял его в плен - и он не запомнил, что в этот раз ему снилось.
* * *
То, что они везли, тяготило Коварда: будто не лошадь, а он тащил на спине это груз. Стоило Мирче с мешком приблизиться, как Ласточка испугалась, отпрянула. Слепой что-то долго шептал ей в ухо, гладил, хлопал по шее. Потом отошел в сторонку и долго шарил в кустах: рвал какие-то травки, нюхал, снова искал:
- Вот! То, что нужно. Поможет ослабить запах!
Он обложил мешок свежей травой и листьями и приторочил к седлу.
Ковард и Мирче, не сговариваясь, решили не ждать утра. Лучше скорее добраться до человеческого жилья - и только потом отдыхать. Теперь они двигались по тропе - то ехали, то шли пешком, чтобы дать передышку лошади. Луна ободряла путников как могла - щедро расплескивала свой свет по ночному Лесу. Но путь, как и ночь, казался Коварду бесконечным. Он то и дело спотыкался о корни и ежился от шлепка какой-нибудь ветки или когда его шеи касались холодные листья.
Наконец темнота стала редеть. Но это не принесло Коварду облегчения.
На смену ей явился холодный туман. Он поднимался из ложбинок и ям, из болотистых складок, оврагов. Воздух сделался влажным и густо-серым. Все вокруг - кусты и деревья, старые гнезда и пни, - ускользая от лунного света, теряли свои очертания и старались примериться к призрачной жизни.
Вместе с туманом нарастала тревога: еще немного - и Ковард тоже растворится в тумане. Они никогда не дойдут, никогда, никогда…
- Сынок, осталось недолго. Скоро выйдем на тракт. Хочешь, давай поболтаем. О чем-нибудь интересном.
Ковард с сомнением взглянул на слепого: Мирче вроде бы улыбается?
- Не веришь? А зря. Я знаю много историй.
Они помолчали немного. Но молчание помогало тревоге. И Ковард решился:
- Мирче, ты правда знал моего отца?
- Не только отца, но и маму. Я ж тебе говорил. Знаешь, Ковард, да ты чуть не стал моим сыном! - Мирче рассмеялся и хлопнул Коварда по спине.
Тот передернул плечами. Мирче засмеялся громче.
- Веренея сделала так же. Предпочла твоего отца доброму старому другу. Смотри-ка, тропинка пошла под уклон. Мы можем прибавить шагу. Знаешь, чем взял твой отец? Сказал: "Посмотри, Веренея! У меня большая усадьба. Ты будешь жить богато и безопасно. Сможешь выращивать травы - все, какие захочешь. Это будет остров внутри Лосиного острова. Остров редких растений". Ну, не хитрец, скажи? И она согласилась.
Ковард подумал: хлебом его не корми, этого Мирче, дай подколоть отца.
- Нет, сынок, это ты напрасно. Мы с Моховником очень дружили. Это потом нас жизнь развела: я же ушел на Север. А в саду Веренеи каких только травок не было! Ты представить себе не можешь. Был даже синий цветочек под названьем "геркалé". "Геркале" по-кейрэкски - "желание умирающего". А у нас его называли "цветок Веренеи". Очень редкий цветок. Он, считали кейрэки, помогает исправить ошибки.
- Цветок?
Мирче кивнул:
- Кейрэки-охотники умели считать зверей. Умели сказать себе "нет". Но и они ошибались. К примеру, охотник бьет белок. И вдруг понимает: много, слишком много убил. Когда такому охотнику придет черед умирать, для него в Лесу отыщут цветок Веренеи. Отнесут охотника в Лес и оставят рядом с цветочком. Глядя на геркале, охотник должен сказать: "Я убил много белок. Не хочу, чтобы Леса убыло. Я заменю ему белку!"
- И что?
- Геркале исполнял желание умирающего.
- Мирче, и ты в это веришь?
Мирче сделал вид, что не понял:
- Верю? Во что?
- В цветочек.
- Ну, на себе я не пробовал. Видишь ли, я еще жив, - Мирче опять рассмеялся, но потом стал серьезен. - Тело такого охотника исчезало бесследно. Лес принимал его выкуп в искупленье вины. Но среди большеглазых охотников слишком мало таких, кто признал вину перед Лесом. Может, цветок Веренеи поэтому и исчез: в нем никто не нуждался.
Так вот почему отец снимал перед Лесом шляпу! Признавал себя виноватым.
- Ты правильно понял, сынок. Моховник верил преданиям. Верил кейрэкским сказкам. В этом они с Веренеей были очень похожи.
- Да уж, теперь в сказки мало кто верит. Разве сверхмастер Вальюс… Мирче, это все-таки странно. Он же сын древоруба! Откуда сын древоруба знает преданья кейрэков? Кто ему рассказал?
- Я.
- Ты? Ты рассказывал сказки сверхмастеру?
- Не сверхмастеру, нет, конечно! Но Вальюс, насколько я знаю, не родился сверхмастером. Ты же сам говорил: сначала он был древорубом - маленьким и чумазым. И у него топор то и дело валился из рук. Забавный такой мальчишка. Слышал, как стонут деревья.
* * *
Синее Солнце взобралось на верхушки высоких елей и протянуло лучи навстречу озябшей Земле, подбадривая, лаская. Туман тут же съежился и поспешил убраться, отметив листву и траву следами предутренней влаги. Лес наполнился птичьими голосами и звуками утренней жизни. Ковард повеселел.
В жизни все так забавно: раньше он старался держаться подальше от знахаря. Знахарь среди охотников казался нелепым, жалким и от этого - неприятным. Но в последнее время, из-за болезни Найи, многое изменилось. Теперь рядом с Мирче Коварду хорошо. Так хорошо ему было только с отцом. Но отец погиб на охоте. Стечение обстоятельств! Так говорили Коварду, так объясняла Сьяна: охота - опасное дело. Всякое может случиться. Отец сорвался в пропасть, преследуя дичь в предгорьях. Сьяна ему как сестра. И такая разумная. Раньше Ковард считал, что Сьяна всегда права.
- Мирче! Я хотел спросить… Про то, как погиб отец. Сверхмастер Вальюс сказал, это не был несчастный случай.
- Сверхмастера Вальюса никто не тянул за язык. - Мирче придержал лошадь. - Ласточка, передохни. Мы пройдемся пешочком.
- Он сказал, Моховник покончил с собой. Это правда?
- Точно никто не знает. Но на несчастный случай это не очень похоже. Твой отец не мог простить себе смерть Веренеи. И было еще кое-что. Твой род, Ковард, очень древний. (Ковард кивнул: его род вписан в Книгу Основ.) Твой прадед был другом кейрэков и учился у них. Кейрэки его посвятили в секреты охоты. Так вот, я тебе говорил, Моховник считал охотников наследниками кейрэков. Когда же в силу вступил Закон о лосиной охоте, появились такие люди…
- Отщепенцы! Я знаю. Они усомнились в разумности членов Совета. Они призывали не подчиняться Закону и были за это наказаны. Но их уже не осталось.
- Это правда. Почти никого, - Мирче вдруг сразу замкнулся.
- Мирче! Меня так учили… - что-то смутило Коварда в поведении Мирче. - Мне говорили, что Закон превыше всего. Кто против Закона - тот враг. Отщепенцы - против Закона.
- Люди, которых Совет объявил отщепенцами, всего лишь хотели сказать: Закон о лосиной охоте нарушает заветы кейрэков. Но кто-то вдруг сделал вывод: кейрэки - враги охотников. Что кейрэкам не нравились охотники из большеглазых. Не нравилось, что они появились в Долине Лосей. Это ложь. Но ее почему-то не стали оспаривать. Может, из-за того, что Совет в это время осудил отщепенцев. А может, решили: пусть! Кейрэки живут далеко и ничего не узнают. В общем, все это приняли - как изначальную истину. Из молодых охотников никто не видел кейрэков. Но ненависть к узкоглазым стала вроде охотничьей шляпы - обязательным признаком доблести. Вот тогда твой отец уехал. Все думали, на охоту. Но он не вернулся домой. Спустя восемь смен светил его отыскали в предгорьях, на дне небольшого ущелья, - далеко от тех мест, где он обычно охотился. И было еще кое-что. Собираясь на ту охоту, он оставил дома свою охотничью шляпу.
Мирче запнулся и натянул узду. Его лошадь заржала.
Что-то случилось? Ну да, эти птицы, они кричат слишком громко и мешают рассказывать.
- Ковард, взгляни наверх! Что ты видишь?
Мирче стоял, запрокинув голову, развернув лицо к небу.
- Ковард, скорей! Что ты видишь?
Ковард всмотрелся:
- Птицы. И они высоко.
- Ковард, лучше смотри! Что за птицы?
- Это ворланы.
- Ворланы живут в предгорьях. Почему они здесь, над лесом? Что они делают?
- Громко кричат.
- Чтобы это услышать, глаза не нужны. Почему они так кричат?
- Не знаю. Там есть один - очень неровно летит. Того и гляди, упадет. Падает! Мирче, он падает.
- Разве ты слышал выстрел? Или кто-то напал на ворлана?
- Нет. Ничего не случилось. Ничего заметного глазу.
- Слушай меня, сынок. Ты дойдешь до селенья, купишь лошадь с повозкой - и отправляйся в город. Вальюс решится, я знаю. Он выступит на Совете - как только ты привезешь мешок. Так что лучше тебе побыстрее добраться до Города, - Мирче уже разворачивал лошадь.
- А ты? Ты куда?
- Кое-что нужно проверить - там, где упала птица.
- Но ты ж ничего не увидишь! - Ковард боялся расстаться с Мирче, боялся ехать один.
- За меня не волнуйся, сынок. Кое-что я вижу лучше всех остальных. Я способен увидеть белое, я способен смотреть на свет. И еще я могу опознать черноту. Я чувствую черное, Ковард. То, что убило птицу, было черного цвета. Давай, сынок, торопись. Вальюс ждет тебя на Совете.
Глава пятая
Кры-а-сная шляпа на голове-е,
Раненый зверь на примятой траве-е.
Зверя бей, бей, бей!
Не жы-а-лей, не жы-а-лей!
"Подослал ко мне молокососа - вразумить сверхмастера Вальюса; вдруг тот еще не знает, что наступил предел! Решил открыть мне глаза!" - Сверхмастер изящных ремесел с досадой захлопнул окно, опустил тяжелые шторы, налил себе чаю покрепче и уселся в большое кресло, сбросив с ног башмаки.
Вальюс всегда так делал, когда его допекали неприятные мысли. Когда желал лишь покоя. Нужно предаться лени и забыть обо всех тревогах. Лень убаюкивает, внушает, что кругом царит добрый мир.
Добрый-предобрый.
Тягучий, как шоколад.
Мутный, как желтая пленка на дне.
Невымытой чашки.
Тошнотворный и лживый.
Подслащенная горечь.
Зверя бей, бей, бей!
Не жы-а-лей, не жы-а-лей!
Пьяная песня пролезала сквозь щели и мешала предаться покою.
За окном бушевал праздник Красного Духа.
Ради этого праздника Крутиклус залил своими слюнями парадную залу Совета.
"У охотников есть обычай чествовать Красного Духа. Важи, это не так уж страшно. Вспомните, каждая гильдия празднует свои праздники: праздник первой рубахи, праздник крепкой подметки… Было бы очень разумно узаконить обычай охотников, хотя у них нет своей гильдии. Небольшая уступка пойдет Совету на пользу. Охотники - надо признать! - стали влиятельной силой. И они отнесутся к такому решению с благодарностью и восторгом".
Что касается "благодарности", то Крутиклус точно не остался в накладе.
А с восторгом охотников Совет теперь не знает, что делать.
В прошлом году во время "гуляний" молодчики в красных шляпах взломали почтовый птичник гильдии трубочистов, свернули головы птицам и испачкали кровью стены. Наутро трубочисты направили жалобу в городской Совет: пусть виновных накажут! Пусть возместят убытки. Но у охотников гильдии нет, и Совету пришлось выплачивать деньги из городской казны.
А недавно те же весельчаки поймали на улице подвыпившего портняжку, нацепили ему на голову шапку с рогами, заставили убегать и спустили собак. Бедняга умер от страха раньше, чем его настигли собаки.
Вальюс сморщился и потянулся к чашке.
- Кр-ы-асная шляпа на голове-е…
"Мирче, я все понимаю! Да, наступил предел. Но сказать на Совете: "Надо призвать Ураульфа!" - способен только безумный. Ты слишком многого хочешь. И почему, скажи, почему это должен быть я?" - "Парень! Ты кое-что понял про мозаику с Белым Лосем. И еще: ты сверхмастер, Вальюс. Ты под защитой Башни".
Под защитой Башни! Чай обжег ему небо, и Вальюс отставил чашку. Его образ мыслей и так многим кажется подозрительным. Крутиклус то и дело намекает на это. Мирче удобно думать, что сверхмастеру Вальюсу ничего не грозит. И поэтому Мирче может его использовать.
"Мирче, однажды ради тебя я уже рисковал. Разве мы не в расчете?"