Кондитер согласно кивнул, и лицо его приняло загадочное выражение:
- А ну, догадайтесь, кто вспомнил об этом чудесном обычае?
- Вы ввели меня в затруднение. Видимо, тот, кто расстроен, что кейрэки покинули остров, и он должен очень бояться… - булочник оглянулся: вдруг за спиной кондитера кто-то прячется?
- Ну же, важ! - кондитер с азартом подбадривал булочника. - Чего он должен бояться?
Но булочник не попался:
- Что уедет и Ураульф? Но он же принес присягу. Кто-то не верит Правителю? Духи! Здесь пахнет изменой. И с чего бы ему уезжать? Ураульф - победитель. В народе его обожают.
- И все-таки он - кейрэк, - кондитер понизил голос до шепота. - Был и остался кейрэком. Ужаснейший недостаток. Для некоторых.
- Как вы полагаете, важ, Ураульфу это известно?
- Что известно?
- Ну, это самое.
- Что не все хотят… видеть его Правителем?
Булочник снова кивнул:
- Не сомневаюсь, важ.
- И поэтому вы не явились на заседание Совета? Боитесь, что вас заподозрят?
Булочник побагровел:
- В чем заподозрят, важ?
- В том самом. В Совете голосовали за День красоты и так далее… Вы как бы голосовали?
- Какая разница? Я же вам объяснял: колени и бородавки. Расскажите-ка лучше: как прошло заседание?
- Против решения был всего один человек.
- Крутиклус?
Кондитер хитро взглянул на булочника:
- Ошибаетесь, важ. Председатель гильдии лекарей обожает Правителя. Ну, что вы выпучили глаза? Говорю, обожает. И вообще, Крутиклус почитает традиции. Традиции укрепляют народный дух.
- Как же, как же! Отмена сезонов охоты, праздник Красного Духа - это же все традиции!
- Важ, ну что вспоминать? Это было давно, до победы. Теперь же все говорят только о Дне красоты. Это просто чудесно, важ, что его возродят.
- Кто же все-таки это придумал?
- Вы так и не догадались? Сверхмастер изящных ремесел!
- Вальюс? Не может быть!
- Вы понимаете, важ, что это значит? - Глаза у кондитера заблестели.
Булочник был озадачен:
- Вы хотите сказать, сверхмастер боится?
- Важ, это вы сказали, - глаза кондитера просто лучились радостью.
- Престранно. Сверхмастер находится под защитой смотрителей Башни.
На этот раз и кондитер понизил голос до шепота:
- Но мы же не проверяли, носит ли он браслет.
- Вы думаете, не носит?
- Кто знает, кто знает…
* * *
Вальюс быстро шагал по улице. Его подгоняли волнение, досада, негодование. Плащ, вздуваемый ветром, хлопал сверхмастера по спине. Кто на утреннем заседании выступил против Вальюса? Давний соперник Крутиклус? Нет, представьте себе! Друг и наставник Мирче! А Вальюс еще полагал, что у него в Совете появился надежный союзник!
Сверхмастер сердито постукивал тростью по булыжникам мостовой.
Отъезд кейрэков лишил его сна и покоя. Вальюс тысячу раз повторял себе: Ураульф не оставит страну, пока на свет не родится белый лосенок. Пока он не будет уверен, что Лосиному острову ничего не грозит. Но на Лосином острове почти не осталось Белого, а святыня кейрэков превратилась в мертвую плешь.
Вдруг Ураульф решит: "Я сделал все, что возможно"? Вдруг он все же уедет? Как воспримут его отъезд? Что тогда будет с теми, кто призвал его править?
Трость попала в трещину между камнями и вывернулась из рук. Вальюс выругался.
Да, сейчас красноголовые попрятались и притихли, а Крутиклус заискивает и лебезит. Ураульф - победитель. Победителя уважают. Слава Правителя защищает тех, кто ему помогает. Но если вдруг Ураульф откажется от правления… Вальюс поежился.
Лосиный остров должен держать Ураульфа сильнее желания видеть Белое.
Существует старый обычай, о котором успели забыть (прошло десять радужных циклов, как умер последний Правитель): как только большое светило поменяет свой цвет, на Лосином острове объявляют День красоты, и Правитель на празднике выбирает себе жену.
Вальюс чувствовал, что запыхался.
* * *
- Выбирать невесту на глазах у людей? Что за странный обычай, Вальюс?
- Кетайке, чего ты боишься? Ураульф умеет смотреть. А на Лосином острове красота важнее всего, - сверхмастер изящных ремесел прикидывался веселым. - Ну и джем, Кетайке! Какая же ты мастерица.
Вальюс последнее время зачастил во дворец: Кетайке умеет побаловать - вареньем, булочкой, сказкой. При виде сверхмастера Вальюса она обычно смеется. У нее розовеют щеки и глаза становятся влажными. И Вальюсу кажется, будто он молодеет на целый радужный цикл. Может, даже на два. Такое сладкое чувство! Пусть бы она рассмеялась!
Но Кетайке не смеется.
И Мирче с угрюмым видом тянет "Хвойную бодрость" - любимый напиток охотников, безыскусный и грубый. Зачем в присутствии Кетайке пить всякую дрянь? Все-таки Мирче - сверхмастер! Можно и отказаться от привычек охотничьей жизни.
- Ураульф умеет смотреть. Но вдруг среди девушек Острова не окажется той, которую он полюбит?
- Сорок девушек - это мало? Ты только представь, Кетайке! У него будет выбор. - Вальюс некстати подумал, что так вполне мог сказать Крутиклус. И еще улыбнулся бы - своей гадкой улыбкой… Тьфу, какая нелепость!
- А если у этой девушки в сердце живет другой?
- Каждая будет счастлива стать женой Ураульфа. Это большая честь, - голос Вальюса сделался резким. Что они здесь обсуждают? Все уже решено. Только Мирче - единственный! - был против такого решения. Ничего, ничего. После Дня красоты они скажут спасибо Вальюсу - и Мирче, и Кетайке.
И особенно - Ураульф.
- А если Правитель не выберет жену на Дне красоты?
- Его обяжут жениться на той, которую на празднике посчитают самой красивой.
- На Лосином острове человека могут женить против воли?
- Не человека - Правителя. Не забывай, Ураульф правит Лосиным островом.
Мирче резко поставил стакан на стол, и "Хвойная бодрость" выплеснулась на скатерть:
- Парень! Ты зарываешься!
- Важ, я давно не парень. Я сверхмастер и член островного Совета.
- Послушай меня, сверхмастер. Ты поступил очень глупо, раскопав этот пыльный обычай.
Оба вскочили с места. Что Мирче себе позволяет? Обращается с Вальюсом как с безусым мальчишкой! Вальюс уже не нуждается, чтобы его поучали.
- Я "раскопал" обычай, чтобы помочь Ураульфу. Иначе ему будет трудно справиться с одиночеством.
- Странный способ помочь Ураульфу. Я вот что скажу тебе, важ. Ты слегка перетрусил. Но это можно понять. Сказал бы прямо - и точка! Имели бы с этим дело.
- Важ, вы меня оскорбляете!
- Сдуйся, Вальюс. Хотя я и слеп, но вижу тебя как облупленного. Если ты так боишься, почему не носишь браслет?
Вальюс невольно вздрогнул. Рука сама собою нащупала амулет. Это из-за него у Вальюса нет браслета. Но Мирче, откуда он знает, что Вальюс не носит браслет?
- Вот отсюда и знаю, что трясешься как заяц. Но я не смотритель Башни. Мне плевать на твои секреты. И ты знаешь не хуже меня: обычай шести затмений защищает тебя не хуже, чем браслет охоронтов. Даже если сверхмастер поступит против воли Совета, его не станут судить обычным судом. Суду неприятно думать, что где-то рядом находится невидимая рука, готовая придушить того, кто обидит сверхмастера, - Мирче примирительно усмехнулся.
Но Вальюс не успокоился:
- Есть и другие люди, которым могут грозить неприятности.
- Но не другим пришла в голову эта мысль. Вальюс, не надо лукавить. Ты думаешь о себе. Из-за собственной шкуры ты затеял игру со случаем. И втянул в нее Ураульфа. Ты забыл, что один поступок влечет за собой другой. А если ты дал подсказку тем, кто не любит Правителя?
- Чем ты меня пугаешь?
- День красоты появился после ухода кейрэков. Красота на Лосином острове заменила собою Белое. Тот, кто не видит Белого, тешит себя красотой.
- Не худшее утешение.
- Ты спятил, сверхмастер Вальюс!
Вальюс резко поднялся и направился к двери. Пусть думают, что хотят!
Дверь хлопнула. Мирче опустился на стул и попал рукой в разлитую "Хвойную бодрость". Кетайке протянула платок:
- Побереги рукава. Все-таки ты сверхмастер. Ходишь теперь по Городу, уважаемый человек. (Мирче улыбнулся своей неживой улыбкой.) Скажи-ка мне, ищущий Белого! У каждого из законов непременно есть исключение. Когда Правитель свободен от женитьбы по принуждению?
- Когда у него есть невеста. Он может пройти с ней обряд по Закону Лосиного острова. Доказать свое право он должен за четыре рожденья Луны.
Лужица "Хвойной бодрости" добралась до края стола. Капли закапали на пол.
* * *
"Да здравствует Ураульф, победитель макабредов! Солнце сменило цвет, и теперь он должен жениться. Так делали все Правители со дня основания Города. Нужно поддерживать в подданных дух уваженья к традиции.
В честь Правителя Ураульфа в столице устроят праздник: сорок красивых девушек в лучших своих одеждах пройдут перед ним по площади. И пусть он выберет ту, что окажется краше других! По обычаю День красоты приходится на новолуние. А до этого времени осталось три смены светил".
* * *
Кажется, Ураульфа не радует День красоты.
Тайрэ его понимает. Он бы сказал советникам: День красоты не нужен. Сам Тайрэ может сразу сказать, на ком он готов жениться. Сколько он видел девушек - и на Севере, и на острове, - нет никого лучше Найи.
Но, может быть, это нечестно - приехать и сразу сказать: я хочу на тебе жениться? Ведь Найя долго болела и давно не была на людях. А тут прискакал Тайрэ… Она-то не выбирала!
Нет, он сделает по-другому. Он скажет: знаешь что, Найя! Садись на свою лошадку, и поедем с тобою в Город. Там такая большая ярмарка! Там много-много народу. Пусть тебя все увидят.
Посмотрят и удивятся: какая чудесная девушка! Не отводить бы глаза - все на нее любоваться! И один, и другой, и третий захотят на тебе жениться.
А ты посмотришь и скажешь: они хороши, не спорю. Но Тайрэ - самый лучший. Никто не сравнится с Тайрэ…
Нет, Тайрэ поступит не так.
Зачем говорить слишком много? Он скажет коротко, ясно и оглушительно тихо на языке травы то, что нужно сказать…
А вдруг она не поймет? Вдруг она не услышит?
И советники скажут: Тайрэ, зачем ты хитришь? Хочешь всех нас запутать? Ну-ка, иди выбирай жену на Дне красоты! Из тех, что могут пройтись по площади взад и вперед. И не стучат по булыжникам безобразными палками. И не боятся сделать неправильного движения.
Что ты стоишь, как дерево? Не видишь, какие красавицы?
Еще бы! С твоими глазами не сделать правильный выбор.
Мы сами скажем тебе, кто будет твоей женой: вон та, с четырьмя ногами!
…Тайрэ проснулся в поту. На Лосином острове всякое может случиться.
Глава вторая
- Ты видел Креона?
Гимрон кивнул, глядя в сторону:
- Креон не пустил меня в дом. Просил передать, что занят.
- А остальные? Что ты мотаешь башкой? Говорить разучился?
- Они все отказались. Зурдак сказал, что наша усадьба - неподходящее место для дружеской болтовни. И с праздником Красного Духа лучше не горячиться: Ураульф запретил охотиться на лосей.
- Проклятье! И это охотники? Жалкие слизни! И все - из-за косоглазого?
- Дело не только в нем. Дело в Коварде. Ты слыхал? Он не носит красную шляпу. И на лосей не ходит.
- Ковард всегда был чокнутый. У него в башке одни кейрэкские бредни. И он совсем помешался, когда волки отгрызли ноги его любимой сестричке.
- А я слыхал, что не волки. И это было в ту ночь, когда ты охотился с Ковардом. Говорят, что он считает тебя виноватым. Будто тебе известно, откуда взялись плешеродцы. - Гимрон поглядывал с насмешливым интересом: как ответит Барлет?
- Мне плевать, что считает Ковард. Теперь ему не удастся сплавить сестричку с рук. Придется терпеть калеку, пока она не загнется. Вот он и злится.
- Барлет, а дочка Моховника была хороша, признайся! Ты даже строил планы…
- Заткнись… Так значит, этот болван не носит красную шляпу? Будет теперь ловить тараканов и продавать на рынке?
- Ковард сражался в предгорьях. И ходит теперь в героях. (Барлет заскрипел зубами.) Ураульф его наградил: Ковард теперь - предводитель Лесного дозора. Разъезжает по Лесу с такими же, как и он. Он знает охотничьи тропы, знает наши обычаи. Его нелегко обмануть. Нашим ребятам не нравится с ним встречаться.
- Мелкие Духи! Я до него доберусь.
- Как бы он до нас не добрался. - Гимрон получал удовольствие, поддразнивая Барлета. - И знаешь, есть еще новость. Совет объявил о Дне красоты.
- Косоглазый собрался жениться?
- Ураульфу предложат на выбор сорок нарядных красоток. Ту, что объявят лучшей, положат к нему в постель. Ты, кажется, радовался, что кейрэки покинули остров? А скоро от косоглазых здесь будет не протолкнуться. - Гимрон потянул себя за краешки глаз.
Новость взбесила Барлета:
- Я не дам косоглазому пустить на Острове корни.
- Ой! Он тебя испугался. Или ты собираешься за несколько смен светил изнасиловать сорок красоток? Ты, конечно, того, могуч. Но, боюсь, не успеешь. Разве только тебе помогут. - Гимрон с притворным сочувствием взглянул на Барлета.
Барлет, не глядя на брата, вдруг натянул сапоги, вскочил и схватился за плетку.
- Ты куда?
- Есть одно дельце. Ты подкинул неплохую идею. Кое-кто мне поможет…
- Братец! Я пошутил.
Барлет осклабился:
- Не принимай всерьез. Мне плевать на красоток. Хочу подышать свежим воздухом.
- Что ты задумал? - Гимрон слегка побледнел. - Ты же не… Барлет, ты забыл? Колдовство на Лосином острове запрещено. Это… хуже лосиной охоты.
Барлет коротким движением плетки стегнул ни в чем не повинное кресло:
- Говоришь, колдовство - хуже лосиной охоты? Вот и проверим.
* * *
Придурок спал на соломе, свернувшись калачиком, засунув ладони под мышки. Во сне застывшая, наклеенная улыбка оставляла его, и лицо мальчишки могло показаться красивым. Барлет взглянул - и почувствовал брезгливую жалость, беспричинную злость и желание больно ударить. Правда, мальчишка никогда не кричал от боли. Он плакал тихо, почти беззвучно. Такие слезы не могли утолить раздражение. Они вызывали ярость и желание бить сильнее. И Барлет опасался, что однажды, поддавшись соблазну, случайно убьет Придурка. А этого делать нельзя. Мальчишка - залог его власти.
Барлет тряхнул Придурка, вырывая его из сна. Тот вскочил, тараща глаза.
- Седлай мою лошадь. Поеду в горы. Если что будет не так, спущу с тебя шкуру. Понял? Шевелись! - На всякий случай Барлет влепил Придурку затрещину. Тот дернулся, всхлипнул, утерся - и принялся за работу. Барлет наблюдал: движения рук мальчишки притягивали к себе взгляд. "Ведьминское отродье!" - Барлет передернул плечами, стараясь освободиться от привычного наваждения.
- Все сделал, как надо?
Придурок кивнул. Барлет на всякий случай наградил его новой затрещиной, влез в седло и коротко приказал:
- Снимай рубаху!
Мальчик смотрел с испугом.
- Слышал, что говорю? До утра обойдешься.
Придурок подчинился.
Барлет скомкал рубаху, сунул в дорожную сумку и ускакал.
* * *
Придурок, постукивая зубами, нашел в углу мешковину, накинул на плечи и уселся, подтянув к подбородку колени.
Дядя Барлет очень смелый и носит красную шляпу.
А Придурка никогда не берут на охоту. Потому что Придурок - урод. У него больная спина. Там впадины - как колеи. Будто кто-то проехал по его спине на телеге. Дядя Барлет говорит, урод недостоин охоты. Он даже жить недостоин. И Придурку хочется провалиться сквозь землю.
А иногда, при людях, когда в усадьбу приезжают другие охотники, дядя Барлет говорит:
- Поедем с нами, Придурок!
Но потом всегда добавляет:
- Нет! Лучше дома торчи. А то взгляну на тебя - и тянет блевать. Приходится выбирать - охотиться или блевать!
Охотники громко смеются, когда дядя так шутит.
А на Придурка посмотришь - ему вроде тоже весело. Он всегда улыбается - и когда над ним насмехаются, и когда заставляют работать. Даже когда его бьют. Из глаз текут слезы, а губы, как деревянные, растянулись в улыбке.
Это из-за змеи. Придурок боится змей. Никаких зверей не боится - даже больших и сильных. Только змей. А ему однажды подложили в башмак веретеницу. У веретеницы нет ядовитых зубов. Но она извивается. Придурок прижал ее пяткой, и змея его укусила. И Придурок с тех пор улыбается. И за это его называют Придурком. За это - и за перчатки.
Придурок носит перчатки, длинные, до локтей, из толстой блестящей кожи, - и в дождь, и в жару, и в холод. И дядя Барлет следит, чтобы перчатки не рвались.
Придурок снимает их поздно ночью, когда никто в усадьбе не может его увидеть. И лошади тянутся к нему мордами - просят, чтоб он их погладил. И никогда не лягаются. И слушаются Придурка.
Придурок этому рад. И рад, что его никогда не берут на охоту. Он не может смотреть, как умирают лоси. А убитого лося не может освежевать! От вида лосиной крови у него опухает лицо, стекленеют глаза и на губах выступает пена.
Это случилось впервые, когда в конюшне жил Висли - вислоухий щенок Придурка. Висли достался Придурку слепым и готовым к смерти. Но Придурок не дал щенку помереть - выкормил из бутылки.
Об этом никто не знал. Ни одна живая душа. Придурок устроил в дальнем конце конюшни что-то вроде норы. А Висли был очень послушный и никогда не лаял. Успей тогда Придурок шепнуть ему "Место!", щенка бы никто не заметил. Но Придурку было так плохо, что он ничего не сказал. И Висли неправильно понял, что ему надо делать.