Еретики Дюны - Фрэнк Херберт 4 стр.


Это вызвало бурное назидание от Шванги, отдаленной и угрожающей фигуры, приказы которой должны были выполняться. Он до сих пор так ее и воспринимал, хотя с тех пор узнал о приказывающем Голосе Бене Джессерит - тонком голосовом инструменте, который мог согнуть волю неподготовленного.

Ей должны были подчиняться все.

- Ты навлек наказание на все подразделение охраны, - сказала Шванги. - Они понесут суровую кару.

Это были самые страшные ее слова. Данкану нравились некоторые охранники, и они, случалось, от души заманивали его поиграть, посмеяться или покувыркаться. Его шалость - вылазка к огневому бункеру - навредила его друзьям.

Данкан знал, что такое "понести кару". "Будь ты проклята, Шванги! Будь ты проклята, Шванги!.."

После разговора со Шванги Данкан побежал к своей главной наставнице того времени Преподобной Матери Тамалан, еще одной увядшей старухе с холодными и отчужденными манерами, с белоснежными волосами над узким лицом и морщинистой кожей. Он настойчиво желал знать от Тамалан, что за кару понесут его охранники.

Тамалан впала в удивительно грустное настроение, ее голос стал напоминать песок, скребущий по дереву:

- Наказание? Ну-ну!

Они были в том маленьком учебном кабинете при большом гимнастическом зале, где Тамалан проводила каждый вечер, готовясь к урокам следующего дня. Там полно было пузырьковых и катушечных устройств для чтения и других приспособлений хранения и извлечения информации. Данкану это место нравилось больше библиотеки, но ему не позволялось находиться в учебном кабинете одному. Это была освещенная множеством глоуглобов на суспензорных буйках комната. При его вторжении Таламан отвернулась от разложенных ею уроков.

- Есть всегда что-то от жертвенного пиршества в наших высших карах, - сказала она. - Охрана, конечно же, понесет высшую кару.

- Пиршество? - Данкан был удивлен.

Тамалан совершила полный оборот на своем крутящемся сиденье и поглядела прямо в его глаза. Ее стальные зубы сверкнули в ярком освещении.

- История редко добра к тем, кто должен понести кару, - сказала она.

Данкана передернуло от слова "история". Он знал, что у Тамалан за ним стоит, - она собирается преподать ему урок, еще один скучный урок.

- Наказания Бене Джессерит не забываются!

Данкан пристально поглядел на старческий рот Тамалан, резко ощутив, что она говорит из болезненного личного опыта. Он вот-вот узнает что-то интересное!

- Наши наказания несут неизбежный урок, - сказала Тамалан. - Это намного больше, чем боль.

Данкан сел на пол у ее ног. Из этого положения Тамалан выглядела черной и зловещей фигурой.

- Мы не наказываем крайним страданием, - сказала она. - Страдание - это то, что приберегается для перехода через спайс в ранг Преподобной Матери.

Данкан кивнул. Он знал из сведений в библиотеке о Спайсовой Агонии - таинственном испытании, порождавшем Преподобную Мать.

- И при всем том главные наказания болезненны, - сказала она. - Они также эмоционально болезненны. Эмоция, пробуждаемая наказанием, всегда является той, которую мы разглядели как главную слабость повинного - и поэтому наказание усиливается.

Страх вошел в Данкана. Что они сделают со стражами? Он не мог говорить, но в том и нужды не было. Тамалан еще не закончила.

- Наказание всегда завершается десертом, - сказала она и хлопнула руками по коленям.

Данкан нахмурился. Десерт? Это часть пиршества, как может пиршество быть наказанием?

- Это не на самом деле пиршество, но идея пиршества, - сказала Тамалан. Ее костистая рука описала круг в воздухе. - Приходит десерт, что-то абсолютно неожиданное. Наказуемый думает: "Ага, я наконец прощен!" Ты понимаешь?

Данкан покачал головой из стороны в сторону. Нет-нет, он не понимал.

- В этом и есть сладость момента, - сказала она. - Ты прошел через все, причиняющее боль пиршества, и достиг в конце чего-то, что ты способен смаковать. Но! Пока ты смакуешь это, и приходит самый болезненный момент из всех - понимание, что это не удовольствие напоследок. Нет, разумеется. Это - главная боль самого главного наказания. Это накрепко связано с преподносимым Бене Джессерит уроком.

- Но что она сделает с охраной? - Данкан с трудом заставил себя произнести эти слова.

- Я не могу сказать, как именно накажут каждого. Мне нет нужды это знать. Я могу тебе только сказать, что для каждого из них это будет по-разному.

Тамалан ничего больше не скажет. Она вернулась к лежащему перед ней уроку на завтрашний день.

- Завтра мы продолжим, - сказала она, - изучать происхождение различных акцентов и разговорного галаха.

Никто больше не ответит на его вопросы о наказаниях. Даже охранники, когда он потом их повстречал, отказались говорить о своих испытаниях. Некоторые реагировали сухо на его заискивания, и никто с ним больше не хотел играть. Не было прощения среди наказанных. Хоть это было абсолютно ясно.

"Будь ты проклята, Шванги! Будь ты проклята, Шванги!.." Оттуда-то и началась его глубокая ненависть к ней. Его ненависть к ней разделили все старые мегеры. Будет ли эта молодая, как все старые?

"Будь ты проклята, Шванги!"

Тогда он потребовал от Шванги:

- Зачем тебе было их наказывать?

Шванги некоторое время помолчала, не зная, что ему ответить, затем сказала:

- Здесь, на Гамму, для тебя опасно. Есть люди, желающие причинить тебе вред.

Данкан не спрашивал почему. Это была еще одна область вопросов, на которые ему еще никогда не отвечали. Даже Тег не ответит, хотя само присутствие Тега подчеркивало тот факт, что ему грозит опасность.

Майлс Тег был ментатом, который должен знать много ответов. Данкан часто замечал, как глаза старика поблескивают, говоря о том, что его мысли блуждают где-то далеко. Но ментат не давал ответа на такие вопросы, как: "Почему мы здесь, на Гамму?", "От кого ты меня охраняешь?", "Кто хочет причинить мне вред?", "Кто мои родители?".

При всех этих вопросах он натыкался на молчание, или иногда Тег мог проворчать:

- Мне нельзя тебе отвечать.

Библиотека была бесполезна. Он выяснил это, когда ему было восемь лет и главной его наставницей была неудавшаяся Преподобная Мать по имени Луран Гиэза - не такая древняя, как Шванги, но уже достаточно в годах: за сотню ей перевалило в любом случае.

Библиотека поставляла ему информацию о Гамму: Гиди Прайм, Харконенны и их падение, различные конфликты, во время которых Тег был командующим. Ни одна из этих битв не обернулась большой кровью. Некоторые комментаторы писали о "бесподобных дипломатических способностях" Тега. Но один факт вел к другому, Данкан узнал о времени Бога-Императора и об укрощении его подданных. Эта эпоха на недели завладела вниманием Данкана. Он отыскал среди материала библиотеки старую карту и спроецировал ее на фокусную стену. Накладываемый голос комментатора сообщил ему, что этот самый Оплот был Центром Управления Рыбословш, покинутым во время Рассеяния.

Рыбословши!

Данкану захотелось жить в то время, служить одним из советников-мужчин в женской армии, поклонявшейся Богу-Императору.

"О, если б только жить на Арракисе в те дни!"

Тег с удивительной охотой шел на разговоры о Боге-Императоре, всегда называя его Тираном. Замок библиотеки открылся, и информация об Арракисе-Ракисе хлынула на Данкана.

- Увижу ли я когда-нибудь Ракис? - задал он Гиэзе вопрос.

- Тебя и готовят для жизни там.

Этот ответ его изумил. Он в новом свете увидел все то, чему его учили об этой отдаленной планете.

- Почему я буду жить там?

- На этот вопрос я ответить не могу.

Данкан с возобновленным интересом вернулся к изучению этой загадочной планеты и ее жалкой церкви Шаи-Хулуда, Разделенного Бога. Черви. Бог-Император стал этими червями! Сама мысль об этом наполняла Данкана благоговейным трепетом. Может быть, здесь и есть что-то достойное поклонения. Эта мысль нашла живой отклик в его душе. Что заставило человека по своей воле пойти на такую ужасную метаморфозу?

Данкан знал, что думает охрана и все остальные в Оплоте о Ракисе и о главных жреческих институтах тамошней религии. Насмешливое замечание и смех объяснили ему все. Тег сказал ему:

- Мы никогда, наверное, не узнаем полную правду, юноша, но мое тебе слово - это не религия для солдата.

Последнюю точку поставила Шванги:

- Ты должен выучить все о Тиране, но никак не верить в его религию. Это ниже тебя, это достойно презрения.

Данкан жадно погружался во все, что давала ему библиотека: Святая Книга Разделенного Бога, Сторожевая библия, Оранжевая Католическая библия и даже Апокрифы. Он узнал о давно исчезнувшем бюро веры и о "Жемчужине, Которая Есть Солнце Понимания".

Сама идея червей его привораживала. Их размер! Большой червь мог бы вытянуться от одного конца Оплота до другого. Во времена до Тирана люди ездили на червях, но сейчас жрецы Ракиса запретили это.

Данкан с большим увлечением читал доклады археологической экспедиции, обнаружившей примитивную не-палату Тирана на Ракисе. Это место называлось Дар-эс-Балат. Отчеты главы экспедиции археологов Хади Бенотто были помечены: "Доступ закрыт, согласно распоряжению ракианских жрецов". Шифром сведений по этой теме Архива Бене Джессерит была вытянутая в длину единица. То, что обнаружила Бенотто, просто завораживало.

- Ядрышко самосознания Бога-Императора в каждом черве? - спросил он Гиэзу.

- Так утверждают. Но, даже если это правда, черви имеют лишь сознание, но не разум. Сам Тиран говорил, что погрузится в бесконечный сон.

Без особой лекции не обходилось ни одно занятие, а также без объяснения взглядов Бене Джессерит на религию, до тех пор, пока он наконец не добрался до хроник, называемых "Девять дочерей Сионы" и "Тысяча сыновей Айдахо".

Глядя прямо в лицо Гиэзе, он требовательно спросил:

- Меня тоже зовут Данкан Айдахо. Что это значит?

Гиэза всегда двигалась так, как будто навечно осталась в тени своей неудачи - длинная голова опущена, бесцветные глаза устремлены в землю. Этот разговор состоялся почти вечером в длинном холле перед гимнастическим залом. Гиэза побледнела.

Когда она ему не ответила, он вопросил:

- Происхожу ли я от Данкана Айдахо?

- Ты должен спрашивать у Шванги, - она говорила так, как будто слова причиняли ей боль.

Этот набивший оскомину ответ его разозлил. Она ведь понимает - ему скажут что-то, лишь бы заткнуть рот, почти не давая никаких сведений.

Шванги, однако, оказалась более открытой, чем он ожидал.

- Ты одной крови с Данканом Айдахо.

- Кто мои родители?

- Они давно мертвы.

- Как они умерли?

- Ты попал к нам сиротой. Я не знаю.

- Тогда почему же люди стараются причинить мне вред?

- Они страшатся того, что ты можешь сделать.

- А что я могу сделать?

- Выучить наши уроки. Со временем тебе все станет ясно.

Не задавай вопросов и учись? Еще один знакомый ответ.

Он повиновался, потому что уже научился узнавать, когда двери перед ним заперты. Но теперь его пытливый разум встречал другие отчеты про времена Голода и Рассеяния, про не-палаты и не-корабли, которые нельзя было проследить даже с помощью самых мощных ясновидческих умов во всем мироздании. Потом он столкнулся с фактом, что потомки Данкана Айдахо и Сионы - людей, служивших Тирану, Богу-Императору, - были невидимы для пророков и провидцев. Даже кормчий Космического Союза, глубоко погруженный в меланжевый транс, не мог засечь таких людей. Сиона, как говорилось в отчетах, по прямой линии происходила из рода Атридесов, а Данкан Айдахо был гхолой.

Гхола?

Он стал искать в библиотеке более подробные объяснения этого странного слова. Гхола. Библиотека предложила ему лишь самые скупые сведения: "Гхолы - люди, выведенные из кадавровых клеток в акслольтных чанах Тлейлакса".

Акслольтные чаны?

- "Тлейланское устройство для воспроизведения живого человеческого существа из клеток кадавра".

- Опиши гхолу, - потребовал он.

- "Невинная плоть, опорожненная от всех воспоминания своего исходного "я"".

Акслольтные чаны.

Данкан научился читать между строк, открывать недосказанное людьми Оплота. На него снизошло озарение. Он знает! Ему только десять лет, а он уже понял!

"Я - гхола".

К концу дня в библиотеке вся эзотерическая машинерия вокруг отступила на задний план его восприятий. Десятилетний мальчик безмолвно сидел перед сканером, крепко вцепившись в знание о самом себе.

"Я - гхола".

Он не мог припомнить акслольтные чаны, где его клетки развивались до уровня новорожденного. Его первые воспоминания - Гиэза, берущая его из колыбели, живой интерес во взрослых глазах, который очень скоро истаял до настороженности и скрытной сдержанности.

Это было, как если бы вся информация, которую ему с таким трудом удавалось вытягивать из людей Оплота и материалов библиотеки, обрела наконец единый фокус - Он Сам.

- Расскажи о Бене Тлейлаксе, - потребовал он от библиотеки.

- "Это народ самоподразделяющийся на Лицевых Танцоров и Господинов. Лицевые Танцоры - бесплодные мулы и подчинены Господинам".

"Почему они со мной это сделали?" - думал он.

Информационные устройства библиотеки стали внезапно чуждыми и опасными. Он боялся не того, что его вопрос опять наткнется на глухую стену, а того, что получит ответы.

"Почему я настолько важен для Шванги и других?"

Он почувствовал, что с ним сделали что-то неправильное, даже Майлс Тег и Патрин. Разве это правильно - брать клетки человека и производить гхолу?

С огромным колебанием он задал следующий вопрос:

- Может ли гхола когда-либо вспомнить, кем он был?

- "Это осуществимо".

- Как?

- "Психологическая идентификация гхолы через пробуждение тех или иных глубинно сохраняемых рефлексов его исходного "я", которую возможно спровоцировать нанесением травмы".

Это вообще никакой ответ!

- Но как?

Здесь вмешалась Шванги, без уведомления войдя в библиотеку. Значит, что-то в его вопросах пробудило ее тревогу!

- Со временем тебе все станет ясно, - сказала она.

Она разговаривала с ним свысока! Он ощутил в этом несправедливость и отсутствие правды. Что-то внутри его говорило, что в его неразбуженном человеческом "я" больше мудрости, чем в тех, кто притворялись, будто они выше его. Его ненависть к Шванги достигла высшего накала. Она была воплощением тех, кто терзал и доводил его до отчаяния, отказываясь отвечать на вопросы.

Теперь у него разыгралось воображение. Он способен вернуть себе свою исходную память! Он ощущал, что это правда. Он вспомнит своих родителей, свою семью, своих друзей, своих врагов. Он спросил об этом Шванги:

- Вы произвели меня из-за моих врагов?

- Ты уже научился молчанию, дитя, - полагайся на это знание.

"Очень хорошо, вот так я и буду сражаться с тобой, проклятая Шванги, - буду молчать и учиться, не покажу тебе, что по-настоящему чувствую".

- Ты знаешь, - сказала она, - по-моему, мы воспитываем стоика.

Она ему покровительствует! Данкан не желал, чтобы ему покровительствовали, он желал сражаться с ними со всеми - вооружаясь молчанием и наблюдательностью. Данкан убежал из библиотеки и закрылся в своей комнате.

Впоследствии он получил множество подтверждений, что является гхолой. Даже ребенок понимает, когда жизнь вокруг него идет необычным порядком. Случалось, он видел других смеющихся и перекликающихся детей, гуляющих за стенами по окаймлявшей Оплот дороге.

Он нашел в библиотеке рассказы о детях. Взрослые не приходили к этим детям и не загружали их суровыми тренировками, которыми обременяли его. У других детей не было Преподобной Матери Шванги, которая постоянно бы вмешивалась даже в мелочи их жизни.

Его открытие повлекло за собой еще одну перемену: Гиэза была отозвана и не вернулась.

"Она не должна была допускать, чтобы я узнал о гхолах".

Правда была сложней - как объяснила Шванги Луцилле, когда они в день приезда Луциллы наблюдали за Данканом с галереи.

- Мы знали, что наступит неизбежный момент. Он узнает о гхолах, начнет целенаправленно выспрашивать.

- Самая пора была, чтобы все его образование взяла на себя полная Преподобная Мать Гиэза.

- Ты сомневаешься в моем суждении? - огрызнулась Шванги.

- Разве твое суждение столь совершенно, что в нем никогда нельзя усомниться? - мягкий голос Луциллы задал этот вопрос как пощечину.

Шванги почти минуту сохраняла молчание, затем сказала:

- Гиэза находила гхолу очаровательным ребенком. Она плакала и говорила, что будет тосковать без него.

- Разве ее не предупреждали насчет этого?

- У Гиэзы не было нашей подготовки.

- Тогда-то ты и заменила ее на Тамалан. Я не знаю Тамалан, но, думаю, что она весьма стара.

- Весьма.

- Какова была его реакция на устранение Гиэзы?

- Он спрашивал, куда она делась. Мы не ответили.

- Как обстоит дело с Тамалан?

- На третий День пребывания с нею, он очень спокойно сказал: "Я тебя ненавижу. Ты именно этого и рассчитывала добиться?"

- Слишком быстро!

- Как раз сейчас он наблюдает за тобой и думает: "Я ненавижу Шванги. Придется ли мне возненавидеть и эту новенькую?" А еще он думает, что ты не похожа на других старых мегер. Ты молода. Он поймет, что это наверняка очень важно.

Людям жить лучше всего, когда у каждого есть свое определенное место, когда каждый знает, в какой задуманный порядок он вписан и чего может достичь. Разрушь отведенное место - и ты разрушишь личность.

Учение Бене Джессерит

Майлс Тег не желал этого назначения на Гамму. Оружейный наставник, полностью отвечающий за мальчика-гхолу? Пусть даже за такого, как этот, со всей историей, переплетенной вокруг него. Это было нежелательное вхождение в хорошо отлаженный быт отставника Тега.

Но он прожил всю жизнь как военный-ментат, повинующийся воле Бене Джессерит, и любой акт неповиновения даже входить не мог в его компутацию.

"Quis custodiet ipsos custodiet?" "Кто будет охранять охранников?" Кто проследит за тем, чтобы охранники не совершили никаких нарушений?

Этот вопрос, над которым Тег не раз как следует задумывался. Отсюда и возникла одна из главных основ его верности Бене Джессерит. Чтобы там ни говорили об Ордене, а он проявляет восхитительно последовательную целеустремленность.

"Моральная целеустремленность" - так окрестил это Тег.

Моральные цели Бене Джессерит полностью отвечали принципам Тега. То, что эти принципы заложил в него Бене Джессерит, не имело никакого значения. Рациональное мышление, особенно рациональность ментата, не может вынести иного суждения.

Назад Дальше