Вставная новелла, дополнение к трилогии Unwind ("Обречённые на разъём", а в офицальном переводе - "Беглецы") рассказывает о том, что толкнуло Лева на путь терроризма.
Содержание:
Маленькое предисловие переводчика 1
1 • Лев 1
2 • Уил 2
3 • Лев 2
4 • Уил 6
5 • Лев 6
6 • Уил 7
7 • Лев 7
8 • Уил 8
9 • Лев 9
10 • Уил 9
11 • Уна 10
Примечания 10
Нил Шустерман, Мишель Ноулден
•
Оборванные струны
Вставная новелла из цикла "Обречённые на разъём" (Unwind)
Перевод sonate10
Маленькое предисловие переводчика
Эта вставная новелла отличается некоторыми терминами от официального перевода книги Н. Шустермана Unwind, которая в России вышла под названием "Беглецы". Это обусловлено тем, что я понимаю многие термины и неологизмы в книге Шустермана иначе, чем официальный переводчик. Я оговариваю эти отличия в тексте. Вообще же, это была проба пера - я хочу перевести вторую книгу этой трилогии, и она тоже будет с моими собственными терминами. Возможно, когда-нибудь, когда я буду посвободнее, я переведу и первую тоже.
Об имени Лев. Моя манера склонения этого имени может показаться тем, кто читал книгу "Беглецы" странной, но на самом деле ничего странного здесь нет. Лев - это сокращённое от имени Левий, а вовсе не русское имя Лев. Поэтому склонять его как "Льву", "Львом" и т. д. нельзя.
Приятного чтения!
1 • Лев
- Сделай это для него, - говорит женщина голосом тихим, но властным.
Погружённый в глухой серый туман, Лев чувствует её прохладные пальцы на своей шее - она щупает его пульс. В горле пожар, язык - словно изжёванная кожаная подмётка, левое запястье ноет, глаза не открываются.
- Ещё не время, ма.
Как и глаза, губы тоже не хотят раскрываться. Кто это сейчас говорил? Может, один из его братьев? Наверно, Маркус. Нет, голос не его. К тому же в их семье не принято такое фамильярное обращение к матери - "ма".
- Хорошо, - слышит он голос женщины. - Решишь сам, когда он будет готов. Да не забудь свою гитару!
Звук шагов удаляется, и Лев снова соскальзывает в темноту.
Когда он опять просыпается, глаза уже могут раскрыться, но только совсем чуть-чуть. Он один в обширной спальне с ослепительно белыми стенами. Укутан в красное тканое покрывало. Под собой он ощущает дорогую сатиновую простыню, похожую на те, на которых он когда-то спал. Он лежит на низкой кровати, у ножек которой на выложенном плиткой полу разостлана шкура пумы. При виде её Лев вздрагивает. Напротив кровати - бюро из дуба. На нём нет зеркала, чему мальчик сейчас очень рад.
Он заставляет глаза раскрыться шире и устремляет взгляд на дальнюю стену - там окна без ставней, за стеклом сгущаются сумерки. Рядом с кроватью тумбочка. На ней - свёрнутый спиралью стетоскоп, и на краткий, но ужасный миг Леву кажется, что его поймали и препроводили в заготовительный лагерь. Отчаяние придавливает его к простыне, и он погружается в туман - тот туман, что царит в его голове, мешая сны с бредом и насмехаясь над временем. Он плывёт сквозь эту пелену, пока вдруг не слышит...
- Когда он проснётся, узнай, как его зовут. - Теперь звучит другой голос. Более глубокий. - Совет не сможет предоставить ему убежище, не зная его имени.
Прохладные пальцы снова касаются его запястья.
- Постараюсь не забыть.
Он чувствует, как женщина наклоняется над ним. Слышит её дыхание. От неё пахнет шалфеем и древесным дымом. Приятный запах.
- Теперь оставь нас, - говорит она.
Лев ощущает укол в плечо - что это? Дротик с транквилизатором? Нет. Мир перед его глазами расплывается, однако это уже не тот вязкий туман, в котором он пребывал раньше. Это уже больше похоже на нормальный сон.
Внезапно он оказывается во дворе, поблизости в яме валяется покрытый грязью чемоданчик. Видно, как за штакетником к нему осторожно, бочком, подбираются полицейские. Нет, не к нему - их интерес направлен на тощего мальчишку цвета умбры , стоящего с ним рядом. В руках СайФай держит горку драгоценностей - золотых цепочек и блестящих камешков всех цветов и оттенков. Он умоляет мужчину и женщину с кожей цвета сиены, которые стоят, уцепившись друг за друга, и взирают на него в ужасе.
- Пожалуйста, не отдавайте меня на разъём ! - Голос СайФая хрипит, слова едва можно разобрать за рыданиями. - Пожалуйста, не отдавайте меня на разъём...
Прохладная рука касается щеки Лева, и воспоминание в один миг улетучивается. Он покинул СайФая несколько дней назад. Он теперь где-то в другом месте.
- Ты в безопасности, дитя, - уверяет его мягкий женский голос. - Открой глаза.
Он открывает и видит приятное улыбающееся лицо. Широкие скулы, чёрные волосы зачёсаны назад, бронзовая кожа... Да она...
- ...Притонщица! - выпаливает Лев и чувствует, как краска заливает лицо. - Прошу прощения... я не хотел... оно само выскочило...
Женщина усмехается.
- Старые слова живучи, - говорит она с бесконечным пониманием. - Нас ещё долго называли индейцами, после того как стало ясно, что к Индии мы не имеем никакого отношения. А выражение "коренные американцы", на мой вкус, всегда было каким-то чересчур снисходительным.
- Люди Удачи, - поправляется Лев. Он надеется, что его оскорбительное "притонщица" будет скоро забыто.
- Да, - подтверждает женщина. - Люди Удачи. Конечно, казино давно канули в прошлое, но, полагаю, прозвище было уж слишком громкое, вот и прилипло.
На шее у неё стетоскоп - тот самый, из-за которого он подумал, что угодил в заготовительный лагерь.
- Вы врач?
- Я целительница. И поэтому могу сообщить тебе, что твои раны и порезы заживают, опухлость на запястье спадает. Не снимай повязки, пока я не разрешу. Тебе не помешало бы набрать несколько фунтов, но стоит тебе попробовать, как готовит мой муж - и, думаю, с этим проблем не будет.
Лев насторожённо наблюдает, как она присаживается на краешек его кровати и внимательно всматривается в его лицо.
- А вот твоё душевное состояние, дитя, - совсем другой разговор.
Он уходит в себя, и губы целительницы печально поджимаются.
- Целители знают, что выздоровление требует времени, и один человек поправляется быстрее, чем другой. Скажи мне только одну вещь, и я оставлю тебя в покое.
Он застывает в тревоге.
- Что?
- Как тебя зовут?
- Лев Калдер, - говорит он и тут же раскаивается, что не сдержался. С того дня, когда Коннор вытащил его из лимузина, прошло почти три недели, но власти всё ещё ищут его. Одно дело странствовать с СайФаем, но сказать своё настоящее имя доктору... А что если она донесёт на него инспекции по делам несовершеннолетних? Он думает о своих родителях и уготованной ему доле, которую отверг. И как это могло быть, что он хотел, чтобы его разъяли? Как так получилось, что его собственные родители сделали так, что он этого хотел?! Мысль об этом наполняет его злобой, направленной на всё и вся. Он больше не десятина . Он теперь беглец. Значит, надо научиться мыслить как беглец.
- Что ж, Лев, мы подали заявлени в Совет племени с просьбой, чтобы тебе разрешили остаться здесь. Тебе совсем не обязательно рассказывать о том, что с тобой произошло - я и так уверена: тебе пришлось несладко. - Её глаза проясняются. - Но мы, Люди Удачи, верим в удачу, верим в то, что каждый заслуживает второго шанса.
2 • Уил
Он стоит в дверях и смотрит на спящего мальчика. Гитара на спине - нагрелась на солнце, струны всё ещё звенят.
Он ничего не имеет против того, чтобы посидеть здесь, хотя уходить из лесу было жалко. Время, когда он мог вторить звукам дрожащих листьев, вихрящихся столбов пыли и могучих ветров, приходящих с гор, было для него неоценимо. Было что-то радостно-успокаивающее в том, чтобы воплощать природу в музыку: соединять в аккорды звучания желтоголовых дроздов, луговых собачек и диких кабанов, привносить их голоса в каждую сыгранную им мелодию.
Уил взял с собой в лес остатки пирога с черникой, который испёк папа. Уна принесла немного сушёного лосиного мяса и термос с горячим шоколадом, заправленным корицей. Она присела рядом с Уилом под раскидистым дубом и слушала, как он играет. Правда, она ушла, когда он ещё не закончил, но ничего не поделаешь - настала её очередь убираться в мастерской.
Его гитара всегда грустит, когда с ним нет Уны.
Мальчик-беглец, которого мать Уила взяла в их семью, уже целые сутки как пришёл в себя, но так и не встал с кровати - даже поесть не спустился. Папа предложил принести его к столу на руках, но мама возразила, сказав, что мальчику просто нужно больше времени.
- Не стоит так привязываться к беглецам, - сказал ей отец. - Они никогда не остаются надолго, да к тому же вечно так озлоблены, что забывают о благодарности.
Но ма не обращает внимание на его ворчанье. Она взяла мальчика под свою защиту - и точка.
Уилу непонятно, как беглец может спать, когда солнечные лучи бьют ему прямо в лицо и над долиной разносится шум идущих в посёлке строительных работ. Грудь мальчика поднимается и опадает, а ноги подрагивают под одеялом, словно он бежит. Ничего удивительного - скрывающиеся от закона очень хорошо умеют бегать. Иногда Уилу кажется, что это единственное, что они умеют.
Уил убеждён - мальчик успокоится. Дикие животные, гремучие змеи, беспризорные подростки - все умиротворяются в его, Уила, присутствии. Даже когда гитара просто висит у него на спине - должно быть в предвкушении того, что он им сейчас покажет. Хотя Уил и сам лишь подросток, но душа у него мудрая, как у его деда-сказителя, чьи способности он и унаследовал...
Но сейчас ему не хочется думать о дедушке.
Пока он раздумывает, какая музыка может достучаться до сердца этого беглеца, мальчик просыпается. Его зрачки сужаются. Серо-голубые глаза фокусируются на стоящем в дверном проёме Уиле.
Тот делает несколько шагов внутрь комнаты и садится на шкуру пумы, затем перебрасывает гитару из-за спины наперёд ловким, привычным движением.
- Моё имя Чоуилау, - представляется он. - Но все зовут меня Уил.
Мальчик с опаской смотрит на него.
- Я слышал, как вы разговаривали вчера. Целительница - она твоя мама?
Уил кивает. Мальчику на вид лет тринадцать - на три года младше Уила - но что-то в его глазах светится такое, что можно подумать: ему все сто. У него тоже старая душа, только не такая, как у Уила - именно старая, уставшая и измождённая. Жизнь обошлась с этим беглецом сурово.
- Ничего, если я тут немного поиграю? - спрашивает Уил, стараясь говорить помягче.
Мальчик подозрительно щурится:
- Зачем?
Уил пожимает плечами.
- Мне легче играть, чем говорить.
Мальчик колеблется, покусывает губу.
- Ладно, хорошо.
С ними всегда так. Жизнь, которую ведут беглецы, ломает их дух, внушает им недоверие ко всему миру. Но поскольку они не находят подвоха в игре на гитаре и не замечают, как музыка Уила разрушает барьер, выстроенный ими для защиты от предательства, они сдаются и слушают, как его пальцы ласкают струны; его игра наделяет голосом их душевные раны.
Его мать училась на курсах музыкальной терапии при университете Джона Хопкинса, но она подкована только в теории. Уил же почувствовал, что может исцелять своей игрой уже в тот миг, когда в свой третий день рождения впервые взял в руки гитару. Хотя, конечно, не все беглецы и не все Люди Удачи с больной душой исцелялись. Некоторые уже перешли черту. Пока еще слишком рано судить, с какой её стороны окажется этот мальчик.
Уил играет два часа подряд - до тех пор, пока по дому не разносится запах еды, а спину не начинает сводить судорога. Беглец сидит на постели - всё это время он не спал и слушал, слушал, обвив руками согнутые ноги и положив подбородок на колени; глаза его устремлены на покрывало. Истаяли последние аккорды. Музыка смолкла.
- Пора подзаправиться. - Уил поднимается на ноги и отправляет гитару себе за спину. - Наверно, суп с кукурузным хлебом. Пойдёшь?
Мальчик напоминает ему кролика - так же, как зверёк, он застыл в нерешительности и не знает, что ему делать - бежать или остаться. Уил ждёт. От него, словно круги по воде, расходятся волны покоя. И вот мальчик встаёт с кровати и выпрямляется. Он держится гораздо уверенне, чем ожидал Уил.
- Меня зовут Лев. Я был десятиной.
Уил кивает - спокойно и без осуждения. Возможно, несмотря ни на что, с этим мальчиком всё будет хорошо.
3 • Лев
Лев смотрит, как Уил моет посуду после ланча, и всё думает, что же толкнуло его на то, чтобы рассказать этому парню правду о себе - что он был десятиной и сбежал от своего долга. Если выдавать о себе слишком много информации, это, чего доброго, может ему повредить. И в этот момент в него летит посудное полотенце, шлёпает по лицу и падает на стол.
- Эй! - Лев вскидывает глаза - неужели Уил за что-то сердится на него? Но нет - у массивного, словно медведь, Уила улыбка плюшевого медвежонка.
- Можешь вытереть тарелки. Встретимся в конце коридора, когда закончишь.
Дома Лев никогда не мыл посуду - это работа для прислуги. К тому же он болен! Больного человека заставляют вытирать тарелки! Однако он без возражений делает, что приказано. Он должен Уилу за концерт. Он никогда прежде не слышал такой гитарной игры, а ведь семья Лева была высококультурной: дети играли на скрипке, а по четвергам все они ходили на концерты симфонической музыки.
Но музыка Уила была совсем иной. Она была... настоящая. Два часа подряд он играл исключительно наизусть: немного Баха, Шуберта, Элтона, но больше всего - испанской гитарной музыки.
Лев думал, что такие насыщенные, сложные вещи в его ослабленном состоянии будет слушать тяжело, но всё оказалось как раз наоборот. Музыка баюкала его, она, казалось, пела в его синапсах: звуки вздымались, расцветали, кружились в совершенной гармонии с его мыслями.
Лев заканчивает вытирать посуду и вешает полотенце. Он подумывает, не вернуться ли ему в свою комнату, но Уил пробудил в нём слишком сильное любопытство. Лев находит парня в конце коридора - тот закрывает дверь своей спальни и надевает лёгкую куртку. Без своей гитары Уил выглядит каким-то... незаконченным. Очевидно, это ощущает и сам Уил. Его пальцы нерешительно теребят дверную ручку, затем, вздохнув, он снова открывает дверь в свою комнату и выносит оттуда гитару и ещё одну куртку - для Лева.
- Мы куда-то идём? - спрашивает Лев. - Куда?
- Да по разным местам...
Этот ответ как раз в духе такого парня, как Уил, но Лева он наталкивает на мысль о разъёме. О том, как все части его тела были бы разбросаны по разным местам. Лев перебрался через стену резервации в отчаянной надежде обрести убежище. Но что если он слишком слепо доверился слухам?
- А правда, что в резервациях для беглецов безопасно? - спрашивает он. - Правда, что Людей Удачи не отдают на разъём?
Уил кивает.
- Мы так и не подписали Соглашение о разъёме. Так что не только нас не могут разъять, но и мы не можем пользоваться частями тел разъёмников.
Лев задумывается. Он не может взять в толк, как может существовать общество, в котором никого не разнимают на части.
- Но... откуда же вы берёте органы?
- Природа предоставляет, - несколько загадочно отвечает Уил. - Иногда. - В глубине его глаз проходит какая-то тень. - Пойдём, я покажу тебе резервацию.
Через несколько минут они стоят на открытой площадке и смотрят с довольно значительной высоты вниз, на русло высохшего ручья. На другой стороне лощины тоже возвышаются дома, воздвигнутые прямо на красных камнях крутого склона. Все дома построены на старинный лад, и всё же в них ощущается нечто модерновое. Отделаны они с ювелирной тщательностью. Новейшая технология на службе у вековых традиций.
- Высоты ты, кажется, не боишься? - Уил не ждёт ответа, лишь удостоверяется, что драгоценная гитара хорошо закреплена у него на спине, и становится на верёвочную лестницу. Он карабкается вниз, по временам съезжая на несколько метров за раз.