15 • Коннор
Трейс ночует в ржавом старом DC-3 - здесь спальный корпус самого отпетого хулиганья. По сути, это что-то вроде неофициальной тюрьмы, в котором Трейс - что-то вроде неофициального надзирателя. В старичке с пропеллерами туалеты не работают, поэтому обитатели кутузки ходят в переносную уборную, стоящую у подножия сходней. Замок на уборной сломан. Это дело рук Коннора - он сломал его несколько часов назад.
После отбоя он с двумя дюжими парнями - самыми сильными из всех Цельных - ждёт, спрятавшись в тени соседнего самолёта.
- Слушай, скажи, с чего это тебе вздумалось повязать Трейса?
- Тихо! - шикает на них Коннор и шёпотом добавляет: - С того, что так надо.
Оружие имеется только у Коннора. Пистолет заряжен. Парни-качки -помощники на всякий пожарный, потому что одному Коннору с Трейсом наверняка не управиться. План таков: схватить Трейса, надеть наручники и держать в качестве... ну, наверно, военнопленного. Коннор, однако, полон решимости пустить в ход пистолет, если возникнет такая необходимость.
"Никогда не размахивай оружием, если не собираешься его применить", - внушал ему когда-то Адмирал. Если Коннор хочет, чтобы убежище продолжало нормально функционировать, придётся поступать так, как учил старый вояка.
Почти каждые двадцать минут из кутузки кто-нибудь вылезает и направляется в уборную. Трейса пока не видно.
- Мы что, всю ночь будем здесь куковать? - недовольно ворчит один из парней, которому вверены наручники.
- Понадобится - будем!
Да что он, этот Трейс, - сверхчеловек, что ли? Коннор уже начинает думать, что у бёфов, наверно, мочевые пузыри особые, а может, их специально тренируют, но в начале первого Трейс появляется на трапе.
Они ждут, пока дверь уборной закроется, а затем неслышно подкрадываются к ней. Коннор впереди. Он берёт пистолет в правую руку - ту, что принадлежала когда-то Роланду - и ощущает холод рукояти и упругость спускового крючка. Снимает предохранитель, набирает полные лёгкие воздуха - и рывком распахивает дверь.
Трейс стоит внутри и смотрит прямо на него - собран, напряжён. Застать его врасплох не получилось. Одной стремительной подсечкой он валит Коннора с ног - и пистолет уже в руке Трейса. Ещё одно ловкое движение - и Коннор, вдавленный щекой в грунт, задыхается в пыли; р-раз - и рука с акулой заломлена за спину. Ох, как больно! Коннору кажется, что шов сейчас, чего доброго, лопнет и рука отвалится.
Трейс оставляет Коннора корчиться на земле, а сам принимается за помощников - те даже взять ноги в руки не успели. Через пару секунд оба амбала валяются без сознания. Трейс возвращается к Коннору.
- Во-первых, - говорит он, - мочить кого-то в сортире - это подло и недостойно тебя. Во-вторых, если уж нападаешь, то не вдыхай перед этим, как кашалот - сразу выдаёшь себя с головой.
Коннор, которого всё ещё корёжит от боли, переворачивается, чтобы посмотреть врагу в глаза, и обнаруживает, что в лоб ему упирается дуло пистолета. Проходит несколько секунд - и Трейс отводит ствол. Лицо шефа безопасности сурово и непроницаемо.
- Стыдом сильно не терзайся, - цедит он. - Я ведь не простой военно-воздушный бёф. Я был в спецназе. При желании мог бы убить тебя десятком разных способов ещё до того, как ты уткнулся мордой в грязь.
Он вынимает обойму, но в этот момент Коннор хватает его за запястье, дёргает, и Трейс теряет равновесие. Коннор выворачивает пистолет из руки противника и снова наставляет его на бывшего бёфа, пока тот поднимается на ноги.
- Одна пуля там есть - в патроннике, - напоминает Коннор.
Трейс отступает, подняв руки вверх.
- Отлично сработано. Должно быть, теряю форму.
Оба какое-то время стоят, застыв и не сводя глаз друг с друга. Наконец Трейс произносит:
- Если собираешься меня убить - делай это сейчас, иначе я опять перехвачу инициативу.
Но запал у Коннора ужё прошёл, и оба это отлично понимают.
- Ты что, угрохал тех двоих? - спрашивает Коннор, глядя на ещё недавно таких крутых парней, теперь валяющихся на земле, словно мешки с картошкой.
- Да нет, только вырубил. Убивать беззащитных детишек нечестно.
Коннор опускает оружие. Трейс стоит спокойно.
- Убирайся, - говорит ему Коннор.
- Если ты вышвырнешь меня отсюда, это будет не очень умно с твоей стороны.
Услышав такое, Коннор взвивается.
- Тоже мне ещё умник нашёлся! Ты враг! Ты работаешь на них!
- Я и на тебя работаю.
- И вашим и нашим - так не бывает!
- А вот тут ты ошибаешься, - возражает Трейс. - Двойная игра - штука весьма популярная, причём во все времена. Отличная стратегия и себя оправдывает.
- Я тебе не марионетка, плясать под твою дудку не собираюсь!
- Конечно нет, - парирует Трейс. - Ты мой командир. Вот и веди себя как командир.
С трапа сходит ещё один заспанный пацан и направляется в уборную. Он замечает Трейса, Коннора и тех двоих, что валяются на земле, словно тряпичные куклы.
- А что это вы такое делаете? - спрашивает пацан, сообразив, что что-то явно не так.
- Когда тебе понадобится знать - я сам тебе расскажу, - рычит Коннор.
Пацан видит в руке начальника пистолет.
- А, ну да, я что, я ничего, - мямлит он и, забыв про уборную, уползает обратно в самолёт.
Коннор вдруг соображает, что сейчас произошло. Он отвлёкся, и у Трейса была масса времени, чтобы повернуть ситуацию в свою пользу, но он ничего такого не сделал. Пожалуй, это можно рассматривать как шаг к взаимопониманию. Коннор взмахивает пистолетом:
- Пошёл.
Но теперь пистолет - так, только для виду, и опять оба противника отлично это понимают. Они уходят с главной аллеи и вступают в квадрат поставленных на консервацию истребителей. Здесь их никто не подслушает.
- Если ты работаешь на них, - спрашивает Коннор, - то почему сообщил мне обо всём?
- Потому что я их глаза и уши, но ведь мозги-то у меня собственные. И хочешь верь, хочешь не верь, но мне нравится и это место, и вы, ребята, и то, чем вы занимаетесь.
- Что ты рассказал им о Кладбище?
Трейс пожимает плечами.
- По большей части то, что они и без меня знают: что здесь всё под контролем, что пополнения расплётов прибывают каждые несколько недель... Я заверяю их, что вы не представляете собой угрозы и что заготовительные лагеря никто не собирается взрывать. - Тут Трейс останавливается и поворачивается к Коннору: - Но гораздо важнее то, чего я им не сообщаю.
- Интересно послушать.
- Я ничего не говорю им о ваших спасательных экспедициях, я не сообщил им о твоём плане побега... И я не выдал, что ты всё ещё жив.
- Что?
- Им известно только, что Кладбищем заведует Элвис Роберт Маллард, бывший охранник из лагеря "Весёлый Дровосек". Потому что если бы кто-нибудь проведал о том, что здесь заправляет Коннор Ласситер, юнокопы не оставили бы от этого места камня на камне. Беглец из Акрона - слишком большая угроза, чтобы закрывать на неё глаза. Так что я сделал всё от меня зависящее, чтобы они думали, будто здесь попросту детский сад, а ты - всего лишь нянька. Юнокопы довольны, здешние детишки живы и здоровы, все счастливы.
Коннор оглядывается вокруг. Они далеко от жизненных центров Кладбища, и Трейс мог бы в два счёта сломать ему шею и закопать где-нибудь на отшибе - никто и не узнал бы. Неужели он всё-таки доверяет Трейсу несмотря на его предательство? Коннор больше ни в чём не уверен, даже в мотивах собственных поступков.
- Всё это хорошо, но факт остаётся фактом: ты работаешь на юнокопов.
- Опять мимо. Я работаю не на юнокопов, я работаю на их хозяев.
- У Инспекции по делам несовершеннолетних нет хозяев.
- Ну ладно, пусть не хозяев, пусть тех, кто контролирует юнокопов. Ты упоминал о марионетках? Так вот, каждый юнокоп вертится на ниточке, о которой даже не подозревает. Правда, я тоже не знаю, кто тянет за эти самые ниточки. Мне никто ничего не сообщил, просто выдернули из ВВС и швырнули сюда. А ведь в воздушном флоте мне пророчили блестящее будущее...
Коннор невольно улыбается.
- Извини, что подпортил тебе карьеру.
- Дело в том, что я шлю доклады вовсе не моему военно-воздушному начальству, я отчитываюсь перед гражданскими в тёмных костюмах - вот что бесит больше всего. Ну, я пораскопал тут кое-что и нашёл заказчика. Оказывается, я работаю на некую организацию, которая называется "Граждане за прогресс".
- Никогда не слышал.
Голос Трейса опускается до шёпота.
- Ничего удивительного - они не высовываются, деятельность свою не афишируют, а военным это очень даже на руку. Подумай: раз высшие чины не знают, на кого работают, то если вдруг всё раскроется, они всегда могут заявить, что знать ничего не знали, ведать не ведали; а вот и стрелочник - я, то есть; меня под трибунал - они все чистенькие.
Вот теперь в мозгах у Коннора постепенно проясняется, вернее, ему становится более понятным, почему Трейс решил работать на обе стороны.
Они поворачивают обратно к главной аллее.
- Я не питаю иллюзий, Коннор. Как по мне, так ты куда честнее и заслуживаешь куда большего доверия, чем те, на кого я работаю, кем бы они ни были. В нашем мире личность имеет огромное значение. А эта теневая организация, о которой речь, - мрак полный, и это ещё мягко сказано. Так что работаю-то я на них, а симпатии мои - на твоей стороне. Вот так.
- А почём я знаю, что ты сейчас мне не гонишь?
- Законный вопрос. Но ты сих пор жив, потому что доверялся своим инстинктам. Что они тебе говорят?
Коннор задумывается. Он вдруг понимает, что ответить на этот вопрос нелегко.
- Мои инстинкты говорят: что бы я ни предпринял, конец один - дерьмо. Но для меня это дело привычное.
Трейс удовлетворён ответом.
- Нам надо будет ещё об этом поговорить, но на сегодня достаточно. Ты положи лёд на плечо - я его здорово рванул.
- Да? Что-то не заметил, - без зазрения совести врёт Коннор.
Трейс протягивает ему руку для пожатия. М-да, ну, и как Коннору относиться к этому жесту? Означает ли он, что они с Трейсом организовали собственное тайное общество для борьбы с этими "прогрессивными гражданами" или... или, может, Коннора обвели вокруг пальца, как сосунка? В конце концов он пожимает Трейсу руку. Интересно, настанет ли время, когда он не будет сомневаться в том, что поступает правильно?
- До сегодняшнего дня ты был всего лишь пешкой, выполняющей то, чего они от тебя хотели, - заключает Трейс. - Подспудно ты и сам это ощущал. Теперь ты знаешь это точно. Надеюсь, истина сделает тебя свободным.
16 • Риса
Каждое утро перед началом смены Риса проводит некоторое время под крылом Рекряка, болтая с приятелями. Здесь, на Кладбище, у неё гораздо больше друзей, чем было в приюте, но, кажется, ребята относятся к ней скорее как к старшей сестре, чем как к равной. Они обращаются к Рисе с такой почтительностью, будто она не человек, а ангел милосердия - не только потому, что на ней лежат основные заботы по охране здоровья, но потому, что она - легендарная Риса Уорд, подруга Беглеца из Акрона. Девушка подозревает, что в глубине души ребята верят, будто она может вылечить всё, даже то, что лечению не подлежит.
Раньше она приходила в Рекряк по вечерам, но "Клуб аистят" положил этому конец. Рису так и подмывает потребовать, чтобы сиротам из государственных приютов тоже были предоставлены льготы, но она отдаёт себе отчёт, что таким образом всё общество Кладбища разобьётся на группировки и фракции, а тогда ничего хорошего не жди. Расслоение уже началось - спасибо, дорогой Старки! - так что только её помощи в этом деле и не хватало.
Взглянув в дальний конец аллеи, она видит, как Коннор спускается по трапу своего самолёта. Он идёт по главной аллее, понурив голову и засунув руки в карманы, словно окутанный тёмным облаком невесёлых дум. На него тут же налетают ребята с самыми разными проблемами, требующими немедленного решения. Интересно, думает Риса, у него для себя самого теперь находится хоть одна свободная минута? Для Рисы у него совершенно определённо времени нет.
Коннор вскидывает голову и ловит на себе её взгляд. Риса отворачивается, как будто её поймали на подглядывании, и тут же упрекает себя - ей ведь нечего стыдиться и не за что испытывать вину. Когда она снова поднимает глаза, Коннор уже направляется к ней. За спиной Рисы ребята собираются у телевизора - по каналу новостей передают что-то интересное. Риса задаётся вопросом, зачем Коннор идёт сюда - посмотреть, чем там так заинтересовались его подопечные, или встретиться с ней, Рисой? Выясняется, что правильно последнее предположение, и девушка счастлива, но старается внешне оставаться невозмутимой.
- Ну что, впереди тяжёлый день? - спрашивает она с еле заметной улыбкой, и он так же слабо улыбается в ответ.
- Не-а, как обычно - буду валяться на диване и плевать в потолок.
Он стоит, заложив руки в карманы и скользя взглядом по сторонам, но Риса уверена - всё его внимание сосредоточено на ней. Наконец Коннор говорит:
- ДПР сообщает, что вышлет лекарства, которые ты просила, через несколько дней.
- Я должна этому верить?
- Скорей всего, нет.
Девушка чувствует - он подошёл к ней вовсе не для того, чтобы рассказать о поставке лекарств, но она больше не знает, как к нему подступиться. Надо что-то срочно делать, иначе трещина между ними превратится в непреодолимую пропасть.
- Итак, какова главная проблема недели? - спрашивает она.
Он скребёт в затылке и смотрит куда-то вдаль, лишь бы не встречаться глазами с Рисой.
- Вообще-то, та же, что и всегда. Из разряда "тебе-лучше-не-знать".
- Однако, - замечает Риса, - это серьёзная проблема, раз ты не можешь мне сказать.
- Вот-вот.
Риса вздыхает. Ещё только утро, а солнце уже печёт вовсю. Ей как-то не улыбается катить в Лазарет по жаре. Охота Коннору напускать на себя таинственность - ну и пусть, у неё нет времени. С её губ едва не срывается: будет что мне сказать - вот тогда и приходи, но тут она замечает, что ребята у телевизора галдят громче, чем пару минут назад. Риса с Коннором присоединяются к толпе зрителей.
Передают интервью с женщиной, суровой на вид и ещё более суровой в речах. Поскольку Риса не слышала начала, она не может сообразить, о чём речь.
- Не, пацаны, вы слышали? - восклицает кто-то в толпе зрителей. - Они называют эту хренотень новой формой жизни!
- Какую ещё хренотень? О чём это они? - недоумевает Коннор.
Хэйден - он тоже здесь - поворачивается к друзьям. Вид у него такой, словно его вот-вот стошнит.
- Они наконец ухитрились создать идеальное чудище-юдище. Первое составное человеческое существо.
В репортаже не показывают никаких фотографий, но женщина описывает, как было создано это существо - собрано из кусочков и фрагментов почти ста разных расплётов. У Рисы по спине бежит холодок. Коннор, по-видимому, испытывает то же чувство, потому что вцепляется ей в плечо. Она безотчётно хватает его за руку - неважно, за какую.
- Зачем они это сделали? - спрашивает она.
- Могли - и сделали, - с горечью отвечает Коннор.
Риса ощущает, как сгущается вокруг них зловещая атмосфера, как её охватывает тяжкое предчувствие - словно вот здесь, прямо перед их глазами, разворачивается ужасное событие, последствия которого потрясут весь мир.
- Пора довести до ума план побега, - говорит Коннор скорее себе, чем Рисе. - Придётся обойтись без тренировочных прогонов, потому что спутники-шпионы сразу засекут это дело, но каждый должен знать, как ему действовать, когда придёт время.
Риса приходит к тому же выводу. Внезапно идея как можно скорее убраться ко всем чертям с Кладбища представляется очень разумной. Пусть даже "к чертям" - весьма неточное место назначения.
- Составное человеческое существо... - тихо произносит кто-то. - Интересно, как оно выглядит...
- Да ладно тебе, что мистера Картофельную Голову не видал?
Раздаётся взрыв нервного смеха, который, однако, не разряжает напряжения.
- Как бы оно ни выглядело, - говорит Риса, - я надеюсь никогда его не увидеть.
17 • Кэм
Он кончиком пальца проводит по тончайшим линиям на своём лице: от боковой стенки носа к скуле - левой, затем правой; от центра "звезды" на лбу, где в идеальной симметрии сходятся в одну точку сектора разноцветной кожи, по разлетающимся "лучам" к линии волос. Затем снова окунает палец в заживляющий крем и наносит его на швы на затылке, плечах, груди - словом, везде, куда может дотянуться. Щекотно - это искусственные микроорганизмы, основная составляющая крема, принимаются за работу.
- Хочешь верь, хочешь нет, но это вещество, по сути, - что-то вроде йогурта, - сказал ему врач-дерматолог. - С той только разницей, что оно поедает рубцовую ткань.
И к тому же стóит пять тысяч долларов за баночку; но, как сказала Роберта, деньги - не вопрос, когда дело касается Кэма.
Его уверяют, что завершении лечения у него не останется никаких шрамов, лишь тончайшие, еле заметные швы там, где смыкаются фрагменты его тела.
Ритуал нанесения крема занимает полтора часа два раза в день, и Кэму нравится это действо - есть в нём что-то этакое, дзэнское. Остаётся только пожелать, чтобы нашлось средство и от его внутренних шрамов, которые по-прежнему болят. Его мозг кажется юноше теперь целым архипелагом, между островами которого он строит мосты; и в то же время когда он с успехом возводит самые великолепные из них, в нём возникает подозрение, что где-то там прячутся земли, которые навсегда останутся вне пределов его досягаемости.
В дверь стучат.
- Ты готов?
Роберта.
- Поводья в твоих руках, - говорит он.
Краткое молчание, затем из-за двери доносится:
- Очень забавно. "Не гони лошадей".
Кэм смеётся. Ему больше ни к чему говорить метафорами - он навёл достаточно мостов между островами своего мозга, чтобы речь его нормализовалась - но ему нравится поддразнивать Роберту и испытывать её проницательность.
Он надевает сшитые на заказ сорочку и галстук. Галстук выдержан в приглушённых тонах, но его необычный узор, как бы состоящий из отдельных фрагментов, был выбран специально: он призван создавать ощущение эстетической гармонии, подсознательно внушать мысль, что художественное целое неизменно больше простой суммы частей. Он долго возится с узлом - хотя мозг Кэма и знает, как его завязывать, но пальцы виртуоза-гитариста явно никогда не делали двойного виндзора. Необходимо максимально сосредоточиться, чтобы восполнить недостаток мышечной памяти.
Роберта снова стучит в дверь, на этот раз более настойчиво:
- Пора!