5.
Лучи заходящего солнца прорывались сквозь стекло и слепили глаза. Я зевнул, скривился - во рту, словно в пепельнице. Перегнулся, схватил со столика стаканчик, наполнил его густым томатным соком. Проглотил залпом - как водку накануне.
В голове чуть-чуть прояснилось. Даже появились какие-то мысли.
В соседнем "отсеке" плакала женщина. Я спрыгнул с полки, осторожно перешагнул храпевшую на полу Ленку, достал сигарету, подошел к окну. Закурил, наблюдая за пролетающими мимо однообразными серо-зелеными полями. Это сначала они показались мне сказочными, волшебными лужайками - но было это до того, как мы оприходовали несколько чекушек. Вернее, до того, как я проспался. Теперь все представлялось в сером цвете. Жизнь, эта поездка, вагон…
Все, кроме Саши.
Плач женщины в одном из соседних отсеков.
Я аккуратно затушил сигарету о чугунную урну возле окна, прошелся по коридорчику, с независимым видом насвистывая простенькую мелодию.
Темноволосая толстая женщина лет сорока, облаченная в дорогущий серо-зеленый костюм, сидела в позе лотоса на нижней полке и рыдала. Лицо она прикрыла огромными мозолистыми ладонями, сквозь толстые пальцы выглядывал толстый красный нос. С кончика носа то и дело скатывались слезы.
Рядом замерла девочка лет десяти. Скорее всего, японка. На ней был строгий темный костюм: сине-черная блузка и юбка ей в тон, плюс аккуратно выглаженный белый галстучек и стильные сандалики. Прическа модная, "под мальчика". Лицо симпатичное: тонкий нос, узкие, но выразительные голубые глаза, стройная фигурка. Девочка сидела не шелохнувшись, и мне пришло в голову, что это вовсе не живой человек, а манекен.
Еще я подумал, что по закону детям до четырнадцати лет запрещено ездить на обычных поездах.
- Привет, - сказал я.
У странной парочки, похоже, совсем не было вещей, и складывалось впечатление, что их запихнули в вагон перед самым его отбытием. Неожиданно для самой парочки.
- Что-то случилось? - ляпнул я.
- Мама грустит по папе, - не меняя положения, произнесла девочка. Получилось у нее это серьезно, почти как у взрослой.
Женщина заплакала еще горше, подтянула колени к лицу и уткнулась в них носом. Пухлое тело тряслось в рыданиях.
Она совсем не напоминала мать девочки. Ни по поведению, ни по внешности.
Я спросил:
- Вам помочь?
Девочка не шелохнулась, и мне показалось, что говорит вовсе не она, а кто-то другой. Захотелось заглянуть под полку и проверить, не прячется ли там чревовещатель.
- Нам надо добраться живыми до деревни Костры. Поезд прибудет туда завтра вечером.
Потом она все-таки посмотрела на меня, и в ее голубых глазах я не увидел жизни. Это было страшно. Я помотал головой - блин, никогда ведь не верил в предчувствия. Что произошло сейчас?
- Меня зовут Юки, - сказала девочка. - А маму - Тамара.
- Она действительно твоя мама? - ляпнул я. И поспешно исправился: - Извини… я не то хотел сказать… Меня зовут Юра.
Девочка вежливо улыбнулась:
- Да, она моя мама.
Потом она сказала:
- Будите ваших соседей. Совсем скоро наступит ночь.
В этот момент мама Юки запричитала, зашептала что-то непонятное, упала лицом в подушку - ее плечи тряслись, как у припадочной.
Я попятился к своему отсеку.
- Мама немножко расстроена, - сказала Юки, поглаживая левой рукой спину Тамары.
Красные лучи падали на ее лицо, и вдруг подумалось, что я ни разу в жизни не видел вампиров. Может быть, эта Юки - одна из них.
Потом вспомнил, что до заката вампиры безобиднее маленького пушистого котенка.
- Все будет хорошо, - неуверенно пообещал я и поспешно зашагал к своему отсеку.
6.
Закатное солнце окрашивало поля в дьявольский красный цвет, и Ленка сказала сонно зевающему мне:
- Днем надо было высыпаться, мистер герой.
Она достала с полки свой калаш, зевнула, взъерошила волосы и пробасила:
- Ночью в поезде спать нельзя.
- Он так приятно стучит по рельсам, - ляпнул ни с того, ни с сего я. - Словно колыбельная. Невозможно не заснуть.
- А вот это мы еще посмотрим, - весело улыбнулась Лена.
А я сказал:
- К тому же я проснулся раньше вас. Гулял по вагону. Там через отсек маленькая девочка и ее мама.
Старичок- киборг открыл глаза, резво вскочил на ноги и сказал:
- Может, коньячку? У меня есть тут, в чемоданчике.
Ленка посмотрела в окно, прищурив левый глаз, и спросила:
- Ты уверен? Детям до четырнадцати запрещен проезд в поездах.
Ульман подмигнул мне и сказал, роясь в поисках коньяка:
- Удивлен, что я только-только проснулся и уже такой живчик?
Он достал бутылку "Дербента" и сказал:
- Мы, киборги, все такие.
Я вытащил из сумки свой ПМ, перезарядил его и пробормотал:
- Конечно, я уверен. Ей нет четырнадцати.
Ульману я сказал:
- Нет, спасибо.
А Ленка весело сказала:
- Чур, я дежурю в коридоре.
Сначала мне их поведение казалось странным - никакого страха перед смертью! Но потом я, к своему ужасу, сам стал заряжаться веселой, безбашенной энергией, что переполняла старичка и девушку. Хотелось выскочить из поезда на полном ходу и перестрелять всех вампиров, что кинутся навстречу. И чтоб черная кровь залила зеленые поля.
И чтоб мертвые мозги покрыли толстой пленкой дороги.
Старик- киборг отхлебнул коньяка и протянул бутылку мне:
- Может, все-таки тяпните, молодой человек?
- Ладно, - буркнул я. - Тяпну, так уж и быть.
И тяпнул.
7.
Пули рвали тело нежити: первая отстрелила правую косичку девочки-вампира, вторая пронзила глазное яблоко, третья откусила указательный палец на вытянутой вперед руке, вгрызлась в грудь серокожей девчонки и вылупилась из спины вместе с гейзером вонючей темно-красной крови.
- Вирус что-то делает с телами вампиров, - закричал Ульман, стараясь перекричать автомат Ленки. - Их очень сложно убить! Даже просто остановить сложно!
Радио надрывалось:
"Непредвиденная остановка…" помехи "на путях поваленный ствол…" помехи "черт!" помехи "Через десять минут машинисты расчистят завал"
Девочка, опровергая слова киборга, упала на землю и задрыгала ножками в синих лосинах, купаясь в луже собственной крови. Из-за валуна в нашу сторону полетели пули, загрохотали по стенке вагона, завизжали, отскакивая от стальных листов.
Мы кинулись на пол, при этом у Ульмана вновь задымилось плечо. Старичок усмехнулся и пополз к своей полке.
Я лежал, уткнувшись носом в горячий, грязный пол и смотрел на ПМ в правой руке. Пистолет казался глупой и неуместной игрушкой, а голос машиниста по радио - тонким и изящным издевательством:
"Стоянка - еще пять минут".
- Вампиры не дадут нам уйти, - сказала Ленка.
Пули продолжали стучать по вагону, кто-то орал благим матом совсем недалеко. Стреляли возле головного вагона, там, где машинисты безуспешно пытались убрать поваленное дерево с рельсов. Лена подползла ко мне и прошептала на ухо:
- По счету три.
От нее пахло потом, водкой и дешевым одеколоном. Я спросил:
- Ленка, ты, правда, в "отделе зачистки" служила?
- Раз, - сказала Лена и подмигнула. Глаза у нее были красивыми, выразительными - пожалуй, самая женственная часть в Ленке. Остальное - как у мужика. Как у мужика, который никогда не следит за собой.
Она сказала:
- У этих дохляков? Да они только и умеют, что бегать по канализации и латать бреши, пробитые вампирами.
Я спросил, перезаряжая пистолет:
- Тогда где?
- Два, - сказала Лена и улыбнулась.
Прикрыла глаза, глубоко вздохнула и провела кончиком носа у меня по щеке. Я поспешно отодвинулся назад.
- Я тебя не возбуждаю? - спросила Лена, не открывая глаза.
- Не в этой ситуации… - промямлил я.
И тогда наша боевая подруга сказала:
- Три!
Мы вскочили одновременно. Очередь из АК откинула назад крепкого мужчину-вампира, который хотел оттащить дергающуюся в конвульсиях девчонку в укрытие. Упырь упал возле одинокого фонаря, прямо в круг света. Из дымящихся дыр, которые теперь заменяли ему глаза, валил густой дым.
Я прострелил голову еще одному вампиру - он крайне не вовремя выглянул из-за валуна. Вышло это случайно, но красиво - пуля перемолола зубы и язык твари в однородный фарш, который бурным потоком повалил у вампира изо рта. Вурдалак встал на карачки - его рвало собственными внутренностями. И еще чем-то, что даже отсюда выглядело крайне непрезентабельно.
- Обратная перистальтика, - поведал вернувшийся старичок-киборг. В зубах у него покоилась смятая "прима", а на плече - новая повязка. - Часто наблюдается у вампиров перед смертью. Эту тварь сейчас рвет собственными фекалиями. Принести коньячку?
Ленка со всей дури толкнула Ульмана - он грохнулся на пол - а сама спряталась за стенку. Я последовал ее примеру - новая очередь рассекла воздух рядом с нами, словно стая разъяренных пчел.
Киборг барахтался на полу и бормотал:
- Неэтично. Как неэтично…
Лена на всякий случай прижала тело несчастного старичка к полу ногой и сказала:
- Не рыпайтесь, дедушка. Или не видать вам новых имплантантов.
Ульман затих, перестали стрелять и вампиры.
Потом одна из тварей закричала:
- Дайте нам забрать девочку, и мы перестанем стрелять! Мы отпустим ваш поезд!
Вместе с его словами в вагон врывался звездный свет и запах миндаля. А еще - едва уловимый аромат печеных пирожков.
Интересно, это у меня галлюцинации или в свободное время от распятия крови, упыри пекут пирожки?
"Еще несколько минут и наш поезд двинется…" помехи "Сука! Черт! Черт, черт, че…" помехи "Вась, посмотри, мне правда палец оторвало?…" помехи "Твари!" помехи "Черт! Черт, черт, черт…"
- Эта девочка так важна для них? - спросила Ленка.
- Может, чья-то дочь? - предположил с пола Ульман.
- Вампиры не могут иметь детей, - возразила девушка.
- Я имею ввиду, она была чей-то дочерью, до того, как они стали упырями. Ну, вы меня понимаете…
- Сначала перестаньте стрелять и дайте машинистам оттащить дерево! - закричала Ленка в окно.
Еще она крикнула:
- Поезд тронется, и вы сможете забрать ее!
"Черт, черт, черт!…" помехи "Ублюдки!…" помехи "Мой палец!…" помехи "Черт, черт, черт!…"
В соседнем отсеке снова заплакала Тамара. Странно, мне показалось, что она умерла. Еще в тот момент, когда началась перестрелка.
Что- то зашептала Юки, успокаивая мать.
- Хорошо! - крик с той стороны.
А потом была тишина и звук, который издают ногти, когда царапают асфальт.
Скребут асфальт, липкий от крови.
Через двадцать минут поезд тронулся, оставляя позади заброшенную станцию. А еще серокожую девчонку, пытающуюся выбраться из лужи собственной крови.
8.
Часа в четыре утра в последнем вагоне взорвалась граната и из окон вместе с осколками стекла посыпались тени, охваченные огнем - кто из них был вампиром, а кто человеком невозможно было разглядеть. Огню плевать на расовые различия.
Мы с Ульманом высунулись из окна, наблюдая за пожаром. Похоже, вампиры успели проникнуть в тот вагон. Но теперь им конец. Впрочем, и людям тоже.
Легкий щелчок - и вагон отсоединился от состава, повинуясь сигналу, поданному кем-то из машинистов. Поезд набирал ход, и горящий вагон все больше отставал, освещая равнину, одинокие узловатые деревца, как бы соревнуясь с бледным ликом луны.
Искусственный свет - он всегда ярче. Правда, не такой долговечный.
Вскоре одинокий вагон исчез за поворотом.
- Почти красиво, - пробормотал Ульман. - Если бы не знать, что в том вагоне были живые люди.
Лена не разделяла чувств старика. Она настороженно вглядывалась в соседний тамбур. В руках - верный АК, взгляд - как камень.
- Всего один вагон отделял нас от крайнего, - сказала девушка. - Кто знает, может вампиры пробрались и туда?
Она посмотрела на меня и сказала:
- Проверим, Юрик?
Я пожал плечами: можно и проверить. Главное, наплевать на то, что у меня трясутся коленки. Главное, забыть о противном, тягучем страхе, что поселился в груди. Главное забыть, как сразу после заката мы чуть ли не стали обедом для упырей.
Киборг прошамкал:
- Я с вами.
9.
В первом отсеке соседнего вагона спал пожилой мужчина в мятой серой майке и синих джинсах. Он спал, надвинув на глаза клетчатую кепку и обнимал при этом початую бутылку водки. В отсеке воняло потом, спиртом и корицей. Под ногами что-то захрустело, и я посмотрел на пол. Коридор и лежанка мужчины были усеяны крошками.
- Печенье с корицей, - сказала Лена. - Мама мне тоже такое готовила. Очень вкусное.
Еще она зачем-то сказала:
- Вот только мама уже умерла. Вампиры разодрали ей лицо.
Совершенно не кстати вспомнился мой бывший друг Костик.
Киборг протиснулся между нами, просеменил к мужичку, ткнул его в живот указательным пальцем. Пьяница даже не шелохнулся, лишь захрапел еще громче. На верхней полке я заметил еще четыре пустые бутылки из-под водки. Они перекатывались от одного края лежанки к другому и тихо позвякивали.
- Известный способ, - удовлетворенно кивнул Ульман. - Все знают, что вампиры не переносят алкоголь, и некоторые пассажиры считают, что если всю поездку пить не просыхая, то вурдалаки их не тронут. Но если уж кровососы прорвутся в вагон, они просто вынесут бедолагу наружу и дождутся, когда он протрезвеет. А потом уже примутся ужинать. Вот, что на самом деле полезно в таком деле, так это…
Профессор увлекся, принялся размахивать руками над бренным телом пьяницы, и мы с Леной пошли вперед, настороженно вглядываясь во тьму вагона. В соседнем отсеке никого не было. В следующем на выдвижном столике дымилась беломорина в жестяной пепельнице. И опять никого.
Киборг продолжать что-то рассказывать неизвестно кому, и мы двинулись дальше.
Пусто.
Пусто.
Пу…
С верхней полки свисали ноги в черных джинсах и часть правой руки - до локтя. Ладонь и запястье расположились под столиком, в луже крови. Кто-то изгрыз парню пальцы до кости. Еще на полу, одним концом в лужице, валялась пластиковая трубочка, из таких обычно пьют коктейли. Она была измазана в липкой красной жидкости. Словно кто-то посасывал через трубочку кровь, а потом убежал.
- Коктейль "Кровавая Мэ…" - начала было Лена, но в этот момент на нас сверху упало что-то очень тяжелое - словно мешок с цементом.
Я отлетел в сторону, слегка оглушенный, но все же успел заметить серую тень, что склонилось над телом Ленки. ПМ в руках дернулся будто сам собой - пуля ударила вампира в плечо и отбросила проклятую нежить вперед.
Где он прятался? В соседнем отсеке? Прыгнул, пока мы разглядывали съеденную руку несчастного?
Чертовски быстрый ублюдок.
Тень заворочалась на полу, разбрызгивая во все стороны капельки крови.
Блеснули длинные когти, упырь вытянул вперед левую руку и прохрипел:
- Не стреляйте! Я не собирался вас убивать!
Лена уже оправилась от удара и теперь сидела, прислонившись к перегородке, направив на тварь автомат.
- А этого парня, которому сожрал руку, ты тоже не хотел убивать? - поинтересовалась она.
Вампир прижал ладонь к плечу - меж сухих неживых пальцев сочилась темная кровь. Он сказал:
- Этот ублюдок стрелял в меня. Было не до переговоров.
Потом нежить прошипела, выпуская изо рта облачко праха:
- Я - последователь новой церкви. Предлагаю вам вечную жизнь. Все, что надо…
В коридоре запахло кладбищем, и Лена сказала:
- Нет, спасибо.
Короткая очередь разнесла вампиру голову, обляпав весь коридор бурой, дурно пахнущей жидкостью. Тело, лишившись головы, встало и вяло зашагало по направлению к нам. Я оцепенел от страха, но Ленка не растерялась: поднялась, схватила безголового упыря за шкирку и потащила в тамбур. Вампир вяло сопротивлялся, делал слабые попытки оттолкнуть от себя Ленку, но ничего у него не выходило.
Воняло просто нестерпимо.
В тамбуре распахнулась дверь, и в коридорчик залетел бродяжка-ветерок. Потом вернулась Лена. Она вытирала руки, испачканные серой жижей, прямо о джинсы.
Потом подмигнула мне:
- Хотела ублюдка наружу вытолкнуть, а он за поручни уцепился и держится. Я ему ножом кисти отрезала, дурачок прямо под колеса и свалился.
Лена протянула мне руку, помогая встать, и сказала:
- Ты в тамбур не ходи - там все стены в сером дерьме.
Потом она сказала:
- Давай заберем Ульмана, а заодно и этого алкаша. Оттащим алконавта в наш вагон - авось больше шансов будет, что выживет.
Лена достала из кармана своих необъятных штанов чекушку и сказала:
- Все равно скоро утро. Так что, как только вернемся в вагон - сразу напьемся.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
1.
Я проснулся около полудня. Опять с тем же гадостным привкусом во рту и головной болью. Не осталось ни страха, ни адреналина после суматошной ночи. Солнечные лучи проникали в отсек, кидали солнечных зайчиков сквозь пустые бутылки из-под водки, что валялись повсюду. Подо мной храпел вчерашний "алкаш". Внизу, рядом со спящим профессором-киборгом сидела Ленка. Она держалась за голову и покачивалась из стороны в сторону, будто маятник.
После сна лицо у Лены опухло и теперь напоминало не кусок гранита, а продолговатый помидор. С бугорками на месте носа и щек. Она вскочила на ноги, взъерошила жесткие волосы и пробормотала:
- Ненавижу похмелье. Блин…
Я улыбнулся и сказал:
- Честно говоря, думал ты умеешь пить. В смысле, обученный солдат, все-такое… А ты быстро отрубилась…
У меня у самого голова просто раскалывалась, но я старался не подавать виду - пусть думает, что перед ней - алкаш со стажем. Крепкий орешек. Тертый калач.
- Тошнит, - призналась Ленка, почесывая бок. Майка у нее подмышками вспотела, и Лена поморщилась.
- Сходи в туалет, - предложил я.
- Ну и ночка… - пробормотала девушка.
Она принялась стягивать с себя маечку, и я поспешно отвернулся: стал старательно разглядывать пейзаж за окном. Снаружи мелькали обугленные развалины пятиэтажек, заросшие плющом.
- Если я влюблена, это еще не значит, что люблю, - сказала Лена. - Если меня тошнит, это не значит, что пойду блевать. Можешь поворачиваться.
Я послушно обернулся. На Ленке теперь была точно такая же белая маечка, только уже без пятен. Грязную борцовку она небрежно запихнула в сумку.
Старичок- киборг заворочался во сне, забормотал что-то бессвязное, потом засунул указательный палец в рот и стал его тихонько посасывать, словно младенец в ясельках.
Ленка подмигнула мне и сказала:
- Эти чертовы имплантанты до добра не доводят. Видишь, что с Ульманом происходит? Старичок стремительно регрессирует, скоро будет писаться в штанишки и агукать. Будешь ему подгузники менять, Юрка?
- Это возраст, - возразил я. - Деду лет сто, наверное. Просто впадает в маразм