Рис начал терять надежду. Он говорил себе, что, вероятно, Селезе не удалось добраться сюда. А даже если она и выжила, скорее всего, он ей не интересен.
Воздух наполнил запах еды и, обернувшись Рис увидел длинные праздничные столы, выстроенные в ряды, заваленные различными видами мяса, сыра и деликатесов. Когда слуги накрыли на стол, к ним начали спускаться люди. У Риса заурчало в животе, и он неторопливо подошел к столу, схватил кусок мяса и вцепился в него зубами. Он не осознавал, как сильно проголодался и, уплетая куриную ножку и горсть картофеля, сделав большой глоток эля, он почувствовал себя помолодевшим.
Рис стоял там, безучастно взирая на представление, на самом деле даже не вникая в происходящее. Он спрашивал себя о том, что случилось с Селезе.
Внезапно молодой человек почувствовал хлопок по плечу.
Когда Рис обернулся, его сердце замерло.
Перед ним, с улыбкой на губах, нервно сжимая руки и неуверенно глядя на него, стояла самая красивая женщина, которую он когда-либо видел.
Селезе.
Она смотрела на него своими сияющими глазами, обрадованная его присутствием.
Застигнутый врасплох, Рис несколько раз моргнул, спрашивая себя, явь ли это или видение.
"Я везде тебя искала", – сказала девушка. – "Я нашла братьев по Легиону, и они сказали, что я могу найти тебя у праздничного стола".
"Они так сказали?" – спросил Рис, все еще глядя в ее смеющиеся глаза, не в состоянии говорить. Ему хотелось так много ей рассказать сразу – о том, как сильно он ее любит, о том, что никогда не переставал думать о ней.
Но вместо этого Рис стоял перед ней, застыв от нервозности. Слова не могли сорваться с его губ. И пока он стоял, храня неловкое молчание, Селезе начала чувствовать себя неуверенно, словно спрашивала себя, заинтересован ли он в разговоре с ней.
"Я хотела поговорить с тобой с того самого момента, когда ты покинул мою деревню", – сказала она. – "Я пыталась найти тебя, но узнала, что ты ушел".
"Да, в Империю", – ответил Рис. – "На поиски Меча. Мы только что вернулись. Я не думал, что вообще когда-нибудь вернусь".
"Я рада, что ты вернулся", – призналась Селезе.
Он удивленно посмотрел на нее.
"Почему?" – спросил молодой человек. – "Я думал, что там, в деревне, ты сказала, что я тебе не нравлюсь".
Селезе прокашлялась, и на ее лице появилось беспокойство.
"Я много думала о том, что ты мне сказал. О том, как ты меня любишь. О том, как я назвала это сумасшествием".
Рис смотрел на нее, кивая.
"Но дело в том, что я не имела этого в виду", – добавила девушка. – "Ты не сумасшедший. Я испытываю те же чувства, что и ты. Видишь ли, я пришла в Силесию не для того, чтобы найти здесь безопасную гавань. Я пришла сюда, чтобы найти тебя".
Рис почувствовал, как его сердце воспарило, когда Селезе произнесла эти слова, старясь их осмыслить. Она говорила те же самые вещи, которые крутились в его голове.
Он поднял руку и прикоснулся к ее щеке.
"Во время своего путешествия я думал только о тебе и ни о чем другом", – произнес Рис. – "Именно ты поддерживала меня".
Селезе широко улыбнулась, ее глаза сияли.
"Каждый день я молилась о твоем безопасном возвращении", – сказала она.
Снова зазвучала музыка, и пары начали танцевать под звуки арфы и лиры.
Рис улыбнулся и протянул руку.
"Ты потанцуешь со мной?" – спросил он.
Селезе опустила глаза вниз и улыбнулась, после чего вложила свою руку в руку Риса. Это было самое нежное прикосновение в его жизни, и по его пальцам побежал ток.
"Большего я и не желаю".
Глава двенадцатая
Луанда стояла под светом факела возле каменной стены на окраине двора Силесии, наблюдая за праздником и кипя от гнева. Здесь была ее сестра Гвендолин, посреди всего этого, как было всегда с тех пор, когда они были детьми, обожаемая всеми. Все было так же, как и тогда, когда они росли – ее, Луанду, старшую дочь, игнорировал их отец, который демонстрировал свою привязанность к своей младшей дочери. Ее отец обращался с Луандой так, словно ее и не существовало. Он всегда оставлял все лучшее Гвендолин. Особенно свою любовь.
Сейчас эта мысль сжигала Луанду, когда она наблюдала за Гвендолин, и это воскресило свежие воспоминания. Теперь они были здесь, спустя так много лет, их отец мертв, а Гвендолин по-прежнему находится в эпицентре всего, все еще празднует, обожаемая всеми. Луанде никогда не удавалось легко заводить друзей, она никогда не обладала харизмой или природным весельем, которые отличали Гвендолин. Кроме того, она была лишена доброты и милосердия. Это просто было ей несвойственно.
Но Луанде было все равно. Вместо доброты, очарования и приятности Гвендолин Луанда обладала честолюбием, даже агрессивностью, когда ей что-то было нужно. Она показывала все свои агрессивные качества их отцу, в то время как сестра показывала все свои милые качества. Луанда не извинялась за это – по ее мнению, именно так люди продвигаются вперед. Она могла быть грубой, прямой и даже подлой в случае необходимости. Девушка знала, чего хотела и получала это, независимо от того, кто или что стояло у нее на пути. И она полагала, что за это люди будут восхищаться ею и уважать.
Но вместо этого Луанда только обзаводилась врагами – в отличие от Гвен, у которой был миллион друзей, которая ни к чему не стремилась, но которой, тем не менее, удавалось получить все это. Луанда наблюдала за тем, как люди друг за другом аплодировали Гвендолин, поднимали ее на плечи, смотрели на нее вместе с Тором, идеальным спутником жизни, в то время как она связана с Бронсоном, МакКлаудом, изувеченным после нападения своего отца. Это было несправедливо. Ее отец относился к ней как к движимому имуществу, он выдал ее замуж за МакКлауда для содействия своим собственным политическим амбициям. Ей следовало отказаться. Ей следовало остаться здесь, дома, и она должна была унаследовать королевский трон, когда умер ее отец.
Луанда не была готова сдаться и отпустить его. Она хотела того, чтобы было у Гвендолин. Она хотела быть королевой здесь, в своем собственном доме. И она получит то, что хочет.
"Они обращаются к ней так, словно она – Королева", – прошипела Луанда Бронсону, который находился рядом с ней. Он стоял глупо, как простолюдин, с улыбкой на лице и кружкой эля в руке, и она ненавидела его. Почему он так счастлив?
Бронсон повернулся к ней, раздраженный.
"Она и есть Королева", – сказал он. – "Почему бы им не обращаться с ней так?"
"Положи кружку и прекрати праздновать", – приказала Луанда, желая излить на кого-то свой гнев.
"Почему это?" – огрызнулся он. – "В конце концов, мы празднуем. Ты тоже должна попробовать – больно не будет".
Луанда сердито посмотрела на него.
"Ты – глупое подобие мужчины", – выбранилась она. – "Ты даже не осознаешь, что это значит? Моя младшая сестра сейчас – Королева. Мы все сейчас должны будем подчиняться ей. Включая тебя".
"И что в этом плохого?" – спросил Бронсон. – "Она кажется вполне милой".
Его жена крикнула, протянула руку и толкнула Бронсона.
"Ты никогда не поймешь", – огрызнулась Луанда. – "Я, например, собираясь с этим что-то сделать".
"Сделать что?" – спросил он. – "О чем ты говоришь?"
Луанда развернулась и стремительно пошла прочь, но Бронсон поспешил догнать ее.
"Мне не нравится этот взгляд в твоих глазах", – сказал молодой человек. – "Я знаю этот взгляд. Он никогда не приводит ни к чему хорошему. Куда ты идешь?"
Луанда нетерпеливо посмотрела на него.
"Я поговорю со своей матерью, бывшей Королевой. Она все еще обладает значительной властью. Из всех людей она должна понять. В конце концов, я ее первенец. Трон должен быть моим. Мать передаст его мне".
Девушка развернулась, чтобы уйти, но почувствовала холодную руку на своей руке, когда Бронсон остановил ее. Он уже не улыбался.
"Ты глупа", – холодно произнес он. – "Ты не та женщина, которую я когда-то знал. Твое честолюбие изменило тебя. Твоя сестра была более чем милостива к нам. Она впустила нас сюда, когда мы сбежали от МакКлаудов, когда нам некуда было пойти. Ты забыла? Она поверила нам. Так ты хочешь отплатить ей за услугу? Она – добрая и мудрая Королева. Твой отец выбрал ее. Ее, а не тебя. Ты только поставишь себя в глупое положение, вмешавшись в дела королевского двора".
Луанда сердито смотрела на мужа, готовая вот-вот взорваться.
"Мы больше не в королевском дворе", – прошипела она. – "И эти дела, о которых ты говоришь – это мои дела. Я – МакГил. Первая МакГил". – Она подняла палец и ткнула им Бронсону в грудь. – "И больше никогда не говори мне, что делать".
После чего Луанда развернулась и поспешила через внутренний двор, вниз по ступенькам в нижнюю Силесию, решив отыскать свою мать и вытеснить сестру раз и навсегда.
* * *
Луанда неслась по коридорам замка в нижней Силесии, огибая и поворачивая мимо стражи, пока, наконец, она не подошла к покоям своей матери. Без стука или объявления себя слугам, девушка ворвалась внутрь.
Бывшая Королева сидела здесь спиной к Луанде на высоком деревянном стуле, в окружении двух своих служанок и Хафольд, и смотрела в окно на черноту ночи. Через окно Луанда видела все факелы, освещающие нижнюю Силесию, тысячи искр света, и слышала отдаленные крики торжества.
"Ты так и не научилась стучать, Луанда", – ровно произнесла ее мать.
Луанда остановилась на полпути, удивленная тем, что мать знает о том, кто вошел.
"Откуда ты узнала, что это я?" – спросила девушка.
Ее мать покачала головой, продолжая сидеть спиной к ней.
"Ты всегда обладала характерной походкой – слишком стремительная, слишком нетерпеливая. Как и у твоего отца".
Луанда нахмурилась.
"Я хочу поговорить с тобой с глазу на глаз", – сказала она.
"Это никогда не означает ничего хорошего, не так ли?" – парировала Королева.
После долгого молчания ее мать, наконец, махнула рукой. Две ее служанки и Хафольд ушли, пересекая комнату и закрывая за собой дубовую дверь.
Луанда стояла в тишине, после чего бросилась вперед, обошла стул матери с другой стороны, желая встретиться с ней лицом к лицу.
Девушка стояла напротив матери и смотрела на нее. Она поразилась тому, как сильно та постарела, уменьшилась с тех пор, когда она видела ее в последний раз. Мать снова была здорова после отравления, но, тем не менее, казалась старше, чем когда-либо. Ее глаза были мертвы для них, словно часть ее умерла давным-давно вместе с ее мужем.
"Я счастлива снова видеть тебя, мама", – сказала Луанда.
"Нет, не счастлива", – ответила Королева, безучастно и холодно глядя на нее. – "Скажи мне, чего ты хочешь от меня".
Луанда была раздражена ею, как всегда.
"Кто говорит, что я чего-то хочу от тебя, кроме как поздороваться и пожелать тебе здоровья? Я твоя дочь, в конце концов. Твоя первая дочь".
Ее мать прищурилась.
"Ты всегда чего-то хотела от меня", – ответила она.
Луанда сжала челюсти, собираясь с духом. Она попусту тратит время.
"Я хочу справедливости", – наконец, сказала девушка.
Ее мать помедлила.
"И какой же справедливости?" – осторожно спросила она.
Луанда решительно сделала шаг вперед.
"Я хочу трон. Я хочу быть королевой. Моя сестра вырвала у меня титул и место. Они мои по праву. Я первенец. Я, а не она. Я родилась первой у вас с отцом. Это неправильно. Меня обошли".
Королева вздохнула, оставаясь равнодушной.
"Никто тебя не обошел. Тебе предоставили первый выбор брака. Ты выбрала МакКлауда. Ты захотела покинуть нас, чтобы стать королевой в другом месте".
"Мой отец выбрал МакКлауда для меня", – парировала Луанда.
"Твой отец спросил тебя. И ты согласилась", – напомнила мать. – "Ты выбрала стать Королевой в отдаленных землях, а не остаться здесь в своем собственном королевстве. Если бы ты сделала другой выбор, возможно, сейчас ты была бы королевой. Но ты его не сделала".
Луанда покраснела.
"Но это несправедливо!" – прошипела она. – "Я старше нее!"
"Но твой отец любил ее больше", – просто ответила мать.
Эти слова ранили ее, как кинжал, и все тело Луанды похолодело. Наконец, она поняла, что ее мать сказала правду.
"А кого ты любила больше, мама?" – спросила девушка.
Королева взглянула на нее, выдерживая взгляд долгое время, словно оценивала дочь. Ее лицо ничего при этом не выражало.
"Ни одну из вас, полагаю", – наконец, ответила она. – "Ты была слишком честолюбивой для своего же блага. А Гвендолин…" – Королева замолчала с озадаченным видом.
Луанда вздрогнула.
"Ты никого не любишь, не так ли?" – спросила она. – "И никогда не любила. Ты – всего лишь старая нелюбимая женщина.
Ее мать улыбнулась в ответ.
"А ты бессильна", – ответила она. – "Иначе ты не навестила бы старую нелюбимую женщину".
Луанда сделала шаг вперед, охваченная гневом.
"Я требую, чтобы ты дала мне мой трон! Прикажи Гвендолин передать власть мне!"
Ее мать рассмеялась.
"А почему я должна это делать?" – спросила она. – "Она является лучшей Королевой, чем ты когда-либо будешь".
Лицо Луанды залила краска, а все ее тело горело огнем.
"Ты пожалеешь об этом, мама", – кипела от гнева девушка, ее голос был полон ярости.
Она развернулась и умчалась из комнаты, и последним, что она услышала перед тем, как захлопнуть за собой дверь, были последние слова матери, преследующие ее.
"Когда ты доживешь до моих лет", – сказала Королева. – "Ты поймешь, что есть несколько вещей в жизни, о которых ты не сожалеешь".
Глава тринадцатая
Тор мрачно стоял рядом со своими братьями по Легиону – Рисом, Элденом, О’Коннором, Конвеном и дюжиной других членов Легиона, которые пережили вторжение Андроникуса. Все они выстроились в ряд, держа в руках факелы. Поздно ночью, когда праздник подходил к концу, они стояли посреди огромной толпы на городской площади, Гвен стояла лицом к ним, в то время как толпа погрузилась в тяжелую тишину. За ними был возведен большой погребальный костер. Он достигал дюжины футов в высоту и простирался на сотню футов, и на него были возложены все те храбрые воины, которых убили люди Андроникуса.
Тор с болью узнал, что среди них был его бывший командир Кольк вместе с десятками его собратьев по Легиону и Серебру. Осознание этого камнем лежало на его сердце. Было больно думать о том, что все эти отважные воины погибли, защищая Кольцо, в то время как ему не удалось вернуться вовремя, чтобы помочь. Если бы он только нашел Меч раньше, думал Тор, возможно, ничего этого не произошло бы.
Гвендолин потребовала этой панихиды в разгар празднования, чтобы отметить и вспомнить умерших, всех тех, кто пал, защищая город. Тор так гордился девушкой, которая стояла здесь перед этими тысячами людей, взирающих на нее с надеждой, как на своего правителя.
Гвен склонила голову, и тысячи людей последовали ее примеру. В плотной тишине было слышно только трепетание факелов и завывание ветра. По ее мрачному выражению лица Тор понял, что она и сама страдает.
Девушка искренне сопереживала их горю, и Тор знал о том, что какие бы слова она ни собиралась произнести, это не опорожнит их горе.
"В разгар нашего большого веселья", – важно начала Гвендолин, ее голос, голос правителя, прогремел вверх. – "Мы должны остановиться, чтобы почтить нашу величайшую трагедию. Эти храбрые воины отдали свои жизни, чтобы защитить наше государство, наш город, нашу честь. Вы сражались с ними бок о бок. Нам посчастливилось выжить – в отличие от них".
Она вздохнула.
"Пусть боги примут их души, и пусть каждый из них останется в нашей памяти. Они сражались за дело, которое мы продолжаем. Империя все еще остается на наших землях, и каждый из нас должен бороться на не жизнь, а на смерть, пока мы не изгоним захватчиков из нашего любимого Кольца навсегда".
"ДА, ДА!" – крикнула толпа в унисон, скандирование тысяч людей поднималось вверх в полуночный воздух.
Гвендолин повернулась и высоко подняла факел. Тор и остальные последовали ее примеру. Они подошли к погребальному костру и каждый из них, наклонившись вперед, поднес пламя к дереву.
Через несколько минут пламя распространилось в ночи, образуя огромный огонь и освещая городскую площадь. Пламя поднялось высоко в холодную ночь, и Тор ощущал жар даже отсюда. Он заставил себя не отшатнуться, продолжать смотреть на огонь, запомнить всех братьев, которых он потерял, запомнить Колька. Он был многим обязан Кольку – тот принял его в Легион, и пусть неохотно, но помогал ему тренироваться. У них были свои разногласия, но Тор никогда не желал ему смерти. Наоборот, Тор с нетерпением ждал того момента, когда увидит выражение лица Кольца, после того как он вернется с Мечом в руке. Это была еще одна причина для мести.
Когда пожар полыхнул к небу, Тор увидел обезумевшие лица своих оставшихся братьев по Легиону. Но ни один из них не был безумнее Конвена, на чьем лице все еще было выгравировано горе от потери своего брата-близнеца.
Гвендолин встала рядом с Тором, и они стояли в тишине, глядя на пламя вместе с тысячами других людей. Опираясь на свою трость, вперед вышел Абертоль, появившись из толпы. Он повернулся к ним лицом, прокашлявшись при звуке потрескивающего огромного пламени.
"Сегодня день зимнего солнцестояния. С этого дня каждый день будет становиться немного светлее и длиннее. Мы вышли из сложного положения, и не случайно наше спасение пришло в этот день. Так предначертано в звездах. Мы на пути к обновлению, к перерождению. Мы будем строить то, что было когда-то, снова. Но мы всегда должны помнить о разрушении. Только из пепла может вырасти самое сильное дерево".
"Кольцо страдало под тяжестью сотен лет сражений", – сказал он. – "Это не первые похороны храбрых воинов. И не последние. Но эти храбрые юные воины здесь сегодня умерли, отражая вторжение такого масштаба, которого не знал ни один из известных нам предков. Их дела должны быть записаны в анналах истории МакГилов, и о них должны помнить во все времена".
"ДА, ДА!" – кричала толпа.
Абертоль помедлил.