– Что случилось? – озабоченно спросил он. – Что вы скрываете?
– Предлагаю ему рассказать. – проговорил Евлампий. – Оливье и его обещал грохнуть!
– Убить? – переспросил архивариус. – То есть, лишить жизни? Это невозможно! Меня нельзя ликвидировать, я же рассказывал. Мровкуб – гомункул, которым я управляю. Если его физической оболочке нанести непоправимый вред, я все равно не пострадаю.
– Вы может и нет. – протянул я.
- Он и вас угрожал убить, юноша! – воскликнул архивариус.
– Он провел обряд черной магии. – поспешно проговорил голем. – Теперь, он может отнять тело Люсьена, произнеся особое слово.
– Это немыслимо, лишать жизни столь юное и невинное существо!
Несмотря на переполняющее меня отчаяние, я покраснел.
– У нас нет времени на бесполезную болтовню, – перебил его голем. – Оливье скоро вернется.
– Давайте обратимся к страже. – предложил архивариус.
– И что нам это даст? – уныло спросил я.
– Скорее всего, ничего. – вместо Мровкуба ответил голем. – Оливье достаточно произнести всего одно слово и Люсьен погибнет.
– Признаться, вы застали меня врасплох. – пожаловался архивариус. – Я не привык действовать скоропалительно, тщательно все не взвесив и не обдумав.
– У нас нет времени. – простонал я.
– Но что вы предлагаете?
– Убить его первыми. – ответил Евлампий.
– Чем же вы тогда лучше него? – рассердился архивариус. – Он еще ничего не совершил.
– Когда сделает! – закричал я. – Будет уже поздно.
– Что сделает? – спросил подошедший Оливье. – Я тебя предупреждал, заморыш?
– Мы разговаривали про гонки! – заступился за меня голем. – Обсуждали, что случится, если заклинатель вовремя не сделает щит!
– Именно. – подыграл ему архивариус. – Но так практически никогда не бывает. Кому нужны заклинатели, забывающие про защитные щиты?
Хранитель вкуса зло зыркнул на нас и пошел к лестнице.
– За мной! – бросил он через плечо.
Его настроение изменилось. Он перестал быть весельчаком, превратившись в ворчливого старика.
– Защитные щиты? – пробормотал Евлампий. – Какая нелепица.
Внутри арены висел еще один шар. Прозрачный, меньшего размера. В нем стояли желто-черные и синие повозки. Вокруг них сновали, одетые в те же цвета, участники команд.
По внешней стороне шара, соединенные с ареной мостами и лестницами, проходили ряды трибун.
– Понапридумывали никому не нужных правил. – пыхтел Оливье. – Бюрократы. Такой план оборотню под хвост.
– У оборотней нет хвостов. – не удержался Евлампий.
– Заткнись, булыжник. Без тебя тошно. – ответил хранитель вкуса. – Идите за мной.
Мы начали подниматься по ближайшей лестнице.
– Ну что с тобой теперь делать? – печально спросил Оливье.
Я не ответил, едва сдерживая, распирающую меня ярость.
– Пощадить! – подсказал голем.
Хранитель вкуса невольно потянулся рукой к поясу, но вспомнив о временной потере бездонной сумки, расстроено проговорил:
– Вот и желчь недоступна.
– Не стоит, так переживать, вам вернут ее после гонок. – встрял архивариус.
Бросив на него уничтожающий взгляд, Оливье продолжил карабкаться по лестнице.
– Сговорились. – прошипел он. – Все против меня.
Мы прошли один пролет. Второй. Третий. Дыхание сбивалось. Поэтому, разговоры, и даже ворчание хранителя вкуса, прекратились сами собой.
После пятого пролета нас остановила стража.
Оливье, совсем не вежливо, ткнул им свой значок виктатлона.
– Ложа! – зло прохрипел он, задыхаясь.
Стража невозмутимо расступилась.
Мы прошли за Оливье и полезли еще выше. Когда мы добрались до нашей трибуны, я тяжело дышал и с трудом передвигался. Хранитель вкуса едва шевелился. Он еле дошел до края сидений, и рухнул в ближайшее. Мы, с облегчением расселись рядом с ним.
– Потрясающий обзор. Отсюда видна вся трасса. – обрадовался архивариус.
Он не устал, он же гомункул. У меня, в отличие от него, до сих пор не восстановилось дыхание, и его оптимизма я не разделял. Отвалившись на сиденье, я глубоко втягивал воздух и шумно выдувал обратно.
– Удачный выбор, все побоище, как на ладони! – продолжал восхищаться архивариус.
Я искоса посмотрел на хранителя вкуса. Он сидел откинувшись назад, запрокинув голову на спинку сиденья. По его раскрасневшемуся лицу стекал пот. Он шипел, сквозь зубы, проклиная Сыча и его высокую ложу.
– Отомстил, Сычара. – бормотал он.
Отдышавшись, я наклонился и заглянул через парапет. Наш балкон выступал над остальными трибунами, нависая над лестницей. Что если столкнуть его вниз? Расстояние метров семь. Так, что скорее всего, он разобьется не успев даже пикнуть.
– Дождись начала гонок. – разгадав мои мысли, подсказал голем.
Я кивнул. Естественно, не сейчас. Не стоит торопиться. Я сел обратно на сиденье. Снова взглянув на хранителя вкуса. Оливье перестал задыхаться и, подперев руками подбородок, глубокомысленно смотрел перед собой. Почувствовав мой взгляд, он повернулся.
– Неловко получилось. – задумчиво проговорил хранитель вкуса. – Без сумки, мой план неосуществим.
– Какой план? – сразу же поинтересовался голем.
– А так все удачно складывалось. – грустно добавил Оливье.
Архивариус тоже задумался, перестав восхищаться всем, что его окружает.
Арену постепенно наполняли болельщики. Синие рассаживались на трибуны справа от нас, а желто-черные слева. Они и внутри арены продолжали махать трубами, обручами, флагами и скандировать кричалки.
Я снова перегнулся через парапет. Высоко. Точно разобьется, вот только успеет ли выкрикнуть слово? Рисковать или нет. Я вздохнул.
Оливье склонился ко мне.
– Тяжело решиться, правда? – прошептал он.
– На что? – напряженно спросил я.
– На убийство. – пояснил хранитель вкуса. – Думаешь, как меня прикончить? Зря. Шансов у тебя нет, мне достаточно произнести пять букв и тебя не станет, заморыш. Ясно? – его шепот стал зловещим. – Сиди и не дергайся. Ты все равно умрешь! Если будешь меня провоцировать, то прямо сейчас. Понял?
– Нет. – выкрикнул я, отпрянув.
– Жаль. – сказал Оливье. – Ты не оставляешь мне выбора. "А". – медленно потянул он. – "Г". – еще одна пауза. – "Н".
Оставалось две буквы "Е" и "Ц". У меня похолодела спина.
– Не надо. – жалобно попросил я.
Раздался оглушительный рев. Болельщики дружно вскочили со своих мест и заорали:
– Виктатлон!
Оливье улыбнулся во весь рот и надменно кивнул.
– Живи, пока.
Я облегченно выдохнул и прижался к сиденью. Меня трясло. Смерть уже схватила меня за ногу и потащила в бездну. Я чувствовал могильный холод, сковавший ступню. Еще чуть-чуть и меня не стало бы.
Внутри шара, разъехавшись по невидимым горкам, команды выстроились друг напротив друга. А после второго рева понеслись вниз. На пяточке, который архивариус назвал побоищем, повозки столкнулись. Одна из синих подскочила вверх и, перевернувшись, ударилась о стенку прозрачного купола.
Трибуны желто-черных загудели трубами. Из подброшенных обручей, вырывались языки пламени и желтый дым. Они исчезали, как только обруч падал к владельцу.
Одна из синих повозок преодолела куча-малу и вырвалась вперед.
– Шустрый! – скандировали синие трибуны.
Далеко, отъехать он не успел, желто-черный заклинатель ударил в него песчаным вихрем. Воздушный поток подхватил повозку шустрого и понес обратно к побоищу. Оставшийся синий боколом врезался в заклинателя, перевернув его повозку.
Трибуны заревели. Из распахнутых клеток вылетели птицы и понеслись под куполом.
Меня все еще трясло. Я постоянно оглядывался на Оливье, боясь увидеть, что он произносит волшебное слово, но он молчал, увлеченно наблюдая за гонками.
– Пытайся. – проговорил мне на ухо голем.
Я затряс головой. Ни за что. Когда хранитель вкуса произносил эти страшные буквы, я чуть не рехнулся от ужаса. Я чувствовал, как моя душа отделяется от тела и уносится в темную мрачную пустоту. Меня передернуло. Попытаться? Да я теперь, даже шею боюсь вытянуть, не то что взглянуть за парапет.
Молчавший архивариус с сочувствием посмотрел на меня. Я отвел глаза. Что он смотрит? Мне его жалость не нужна. Помог бы лучше, но нет, он выше всего этого. Чистоплюй! Мы хуже Оливье, а он лучше.
Я снова покосился на хранителя вкуса. Он больше не следил за гонками, а смотрел прямо на меня.
– Решимость растаяла. – утвердительно проговорил он. – У самого кишка тонка, так хочешь прикончить меня руками гомункула?
– Нет! – закричал я.
Оливье наотмашь ударил меня по лицу.
– Заткнись! Я тебя насквозь вижу! – заорал он в ответ.
– Что вы себе позволяете? – встрял Евлампий.
Хранитель вкуса скривился, с отвращением посмотрев на голема.
– Я вас предупреждал! Но вы двое…– он сплюнул за парапет.
Я все понял и сжался от страха. Он собирается меня убить.
– Вы не можете так поступить! – вмешался архивариус.
– Тебя вообще не спрашивали недочеловек! – завопил Оливье. – Ты кто? Кусок мяса? Нет. Даже не мяса! Ты магическая формула, возомнившая себя живым существом!
Мровкуб резко вскочил. Его бледное лицо стало абсолютно белым. Глаза расширились.
– Мои хозяева узнали про гомункула! Я должен вас покинуть! – закричал он.
– Прощай! – пробормотал я.
Он испугался. Честно говоря, я на его смелость и не рассчитывал.
– Вали, бумажный червяк! – крикнул Оливье.
Что-то дрогнуло в лице Мровкуба. Он перевел взгляд с меня на хранителя вкуса.
– Придется уничтожить это тело, иначе они вас выследят! – закричал архивариус, стараясь перекрыть шум толпы.
Он снова посмотрел на меня.
– Уничтожай! – нетерпеливо крикнул Оливье.
Я закусил губу, сдерживая дрожь.
– Ты должен сражаться. – попросил Евлампий.
Меня передернуло. Я никогда не слышал у голема такого несчастного голоса. Измученного, страдальческого. Мне казалось еще мгновение и из глаз каменного истукана брызнут настоящие человеческие слезы.
– Пожалуйста. – добавил он.
Я продолжал жевать губу. Я обязан решиться. Нельзя позволить Оливье лишить меня единственного, что еще осталось. Выбора.
Я кивнул. Когда архивариус исчезнет и хранитель вкуса произнесет заветное слово, я прыгну с парапета. Пусть эта тварь переселяется в мое мертвое тело. Посмотрим, как ему понравится.
Решившись, я поднял глаза на стоящего надо мной гомункула.
– Ты спас меня! – прокричал Мровкуб. – А я спасу тебя.
Он ловко перепрыгнул через мои ноги и вцепился в Оливье. Пытаясь сбросить архивариуса, хранитель вкуса привстал с сиденья. Кружась и пошатываясь, будто танцуя, они вывалились в проход между трибунами.
– Еще встретимся! – попрощался архивариус.
Следом за словами из его рта вырвалось пламя. Огонь мгновенно перекинулся на тело. Загорелись ноги с руками. От жара задымился зеленый камзол Оливье. Хранитель вкуса вскрикнул, отчаянно пытаясь вырваться. Безрезультатно. Мровкуб продолжал сжимать его в объятиях, одной рукой зажав ему рот.
Пламя охватило обоих. Языки огня дотянулись до блестящих сапог.
– Спасибо. – прошептал, я сглатывая слезы.
Трибуны выли и кричали. Птицы носились над прозрачным шаром вперемешку с желтыми обручами.
Я со страхом смотрел на Оливье. Усы обгорели, кожа на лице вздулась. Гомункул пострадал не меньше. Похожий на обожженную головешку. Его ослабевшая рука сползла с изуродованного лица хранителя вкуса и, я поймал его взгляд. К своему ужасу, вместо его единственного глаза я увидел красное пятно. Без радужки, без склеры, без зрачка.
Бледные губы Оливье вздрогнули и сложились в протяжное "ЕЦ".
Вскрикнув, я вскочил.
– Борись! – завопил Евлампий.
Шум арены пропал, трибуны потемнели. Между ними проскочило зеленое свечение. За сцепившимися, охваченными огнем фигурами, я увидел каменный гриб. Он пульсировал, сияя насыщенным изумрудом.
Я бросился вперед, в безумной попытке дотянуться до них.
– Гад! Я жить хочу! – дико заорал я.
Меня пронзила жгучая боль. Скрючившись, я вцепился в парапет не в силах разогнуться или сделать шаг. Мое тело разрывало на куски.
В ушах звучал мой собственный голос.
– Я посвящаю свою жизнь хранению вкуса. Беру в свидетели своего учителя– бессмертного духа. Ставлю свою жизнь, свой дух и все чем являюсь на службу искусству вкуса! Соединяю свою жизнь, свой дух с бессмертным духом хранителя вкуса! Мы становимся неразделимы! Его жизнь, моя жизнь. Его дух, мой дух! Навсегда!
Последнее, что я почувствовал, как яростный огонь сжигает шею, и потерял сознание.
Открыв глаза, я понял, что все еще жив и нахожусь в своем собственном теле. Сильно болела шея и лоб. Приподнявшись на локте, я огляделся. Я лежал рядом с парапетом у крайнего сидения. На боку, прислонившись головой к стенке балкона. Дотронувшись до лба, я посмотрел на ладонь. Кровь.
– Ты ударился, когда падал. – подсказал Евлампий
– У него не получилось. – выговорил я.
В проходе на лестнице лежало два обгоревших тела. Над ними все еще подымался зловонный дым.
– Не совсем. – неуверенно проговорил голем.
– Что значит не совсем? – забеспокоился я.
– Слева. – подсказал Евлампий.
Я повернул голову. На моем левом плече, прицепленный к черной цепочке, сидел сморщенный карлик, напомнивший мне кощея.
– Что уставился, крысеныш! – злобно запищал он.
Я зажмурился. Не может быть! Этого не может быть!
– Главное, что мы победили! – воодушевленно проговорил голем, пытаясь похлопать меня по плечу. – Теперь, все имущество Оливье, в том числе символ свободы – наш!
– И что? – чуть не плача, спросил я.
– Ты победил! Мы выиграли! Мы освободим всех оборотней и спасем тридцать миров и никакой бессмертный дух нам не помешает! – закричал Евлампий.
Заключение.
Она перескочила через камень и бодро зашагала по тонкой тропке, поднимающейся на холм. Заходить через главные ворота не хотелось. Слишком много посторонних глаз. Магистрат, наверняка, разослал своих миньонов повсюду и они не успокоятся пока не вернут ключ.
– Только, это вряд ли. – пообещала Оксана.
Защитница чувствовала, что кольцо сжимается и ее визит в резиденцию Ордена станет последним, но другого выхода не было. Сейчас, безопасно попасть в схрон чистилища, она могла лишь оттуда. Иначе, ее схватят раньше, чем она пересечет зал ожидания.
Приблизившись к старой, замшелой стене, Оксана, с трудом проглотила вставший в горле ком. Слишком много воспоминаний хранила обитель защитников. Таких трогательных, романтичных и чистых. Приятных и удивительных мгновений. Неповторимых, навсегда ушедших в прошлое ностальгических времен. Что сдержаться, едва хватало сил.
Пройдя вдоль каменной кладки, она нащупала неприметный выступ и просунув пальцы, прошептала:
– Пусти глупую странницу, старый привратник.
Стена пошла рябью. Оксана почувствовала мягкое пожатие, и руку выплюнуло наружу. Камни выдвинулись и ткнулись в колени защитницы. Мягко, но неживой силы хватило, чтобы отпихнуть ее от резиденции.
Потайной ход не открылся.
– Ты рад, но не разрешаешь мне войти? – удивленно спросила она.
Засохший, между древних булыжников, раствор вспучило. Строительная смесь покрылась белесыми пузырями, разжижилась и потекла. Прямые линии изогнулись и цементный состав превратился в кривую, похожую на перекошенную улыбку.
– Так. – протянула Оксана.
Ее тон, из ошеломленного, стал раздраженным.
– Я в любом случае войду.
Раствор втянулся в кладку. Стена снова обратилась монолитной каменной баррикадой. Потемнела, потеряв все внешние признаки магии.
Защитница покачала головой.
– Прости, это не поможет. – сказала она, складывая перекрещенные руки перед лицом. – Я пойду запрещенными путями!
Резиденция почернела еще больше.
Оксана вгляделась в яркое, голубое небо через растопыренные пальцы. Осеннее солнце пекло со всех сил, но уже почти не грело. Зато света давало с избытком. Серая тень от стены распласталась далеко вниз по холму.
Защитница опустила руки и осмотрелась.
В отдалении, темным строем стояли колдуны в плащах с глухими капюшонами. Они не двигались и не шевелились.
– Пришли. – прошептала Оксана. – Ждете? Ну, ждите. Хотите, чтобы я зашла? Хорошо. Так и поступлю.
Она поправила, свалившуюся на глаза, челку и крикнула:
– Я буду послушной девочкой!
Чародеи молчали. Окружив резиденцию защитников, они ждали одного им ведомого знака.
– Архимаг с вами. – проворчала она, и повернулась к стене.
Взмахнула руками и потянула к себе тень. Серый силуэт изогнулся, распадаясь на темнеющие слои. Смялся, как неаккуратно сложенное покрывало.
Защитница сжала кулаки.
Неровные, гладкие линии выпрямились. Размытое пятно на земле преобразилось, превращаясь в лестницу, уходящую вниз.
Оксана наклонилась над мрачным провалом, безбоязненно упала в тень от стены и пропала в ней.
Кладка задергалась, словно удивленно заморгал каменный великан, и посветлела до первоначального цвета.
Магическое оцепление не шелохнулось, даже когда защитница исчезла в тени резиденции. Волшебники ждали команды.
Оксана торопилась. Находиться внутри тени можно лишь считанные мгновения. Страшная, неживая тишина сковывала холодом и высасывала из проходящих силы. Поэтому, любая заминка могла стоить жизни.
Сбежав по ступеням, защитница перепрыгнула через тьму провала, так отразилась в тени стена резиденции, и повернула на ступени ведущие вверх.
Подниматься было намного тяжелее. Каждый шаг отдавался болью в мышцах. Хрустели суставы, словно Оксана несла не свой вес, а в десятеро больше. Темное отражение не хотело отпускать свежую жертву.
Преодолевая последние ступени, защитница споткнулась. Нога соскользнула с лестницы, центр тяжести изменился. Рука в привычном жесте выдвинулась вперед, препятствуя падению. Оксана с ужасом наблюдала, как ее пальцы медленно приближались к угольной поверхности отражения, уже не в силах что-то изменить. Одно прикосновение, и она останется здесь навсегда. Растворится в зыбкой черноте.
Она почти дотронулась до ступени, когда ее потащило вверх, сквозь каменные плиты пола. Втянуло в сводчатый зал, встряхнуло и аккуратно поставило на ноги.
– Тебе не стоило приходить. Резиденция оцеплена.
Глава Ордена стоял у овального витража, занимающего четверть стены. На стекле за его спиной сверкали перекрещенные мечи, символ братства защитников.
– Я знаю. – отрезала Оксана. – Но попасть в чистилище по-другому, я не могу.
Пожилой мужчина вздохнул. Хотя его испещренное морщинами лицо не выражало никаких эмоций, во всем его виде. В опущенных плечах. Напряженной позе. Сцепленных перед грудью руках. Чувствовалось обреченность. Он упорно не смотрел племяннице в глаза.
– Я понимаю. – покорно согласился глава Ордена, не поднимая взгляда. – Иди скорее, времени не осталось. Они ждали только тебя.