– Если бы я хотела избавиться от тебя, то не стала бы снимать для тебя номер в отеле.
– Тебе нужно было где-то жить здесь.
– И не стала бы возвращаться.
– Кто-то должен показать тебе город.
– Вот, значит, как?! – Хэйден впилась в него ставшим неожиданно колким взглядом. – Ты действительно вернулся только ради того, чтобы показать мне город?
– Я? – Дуган попытался выдержать ее взгляд, продержался пару секунд и примирительно улыбнулся. – Нет.
– Хорошо. – В глазах девушки сверкнул огонь. – А то я не знала, что и думать… – она на мгновение стала серьезной, затем беззаботно рассмеялась. Комик на сцене принял смех на свой адрес и повторил предыдущую шутку.
В эту ночь Дуган остался в номере Хэйден, позвонил во второй половине дня Айрис и сказал, что должен снова отправиться в Гаррисберг. Она пожелала ему удачного пути и предложила позвать к телефону Дьюс. Услышав голос девочки, Хэйден предусмотрительно отошла, чтобы не слышать разговор.
– Последнее было лишним, – сказал Дуган, повесив трубку. Хэйден пожала плечами, отвернулась. – По крайней мере, для меня это было неважно.
– Может быть, это было важно для меня, – сказала, не поворачиваясь, Хэйден. Дуган нахмурился, разглядывая ее затылок, выждал минуту.
– Ладно. Давай сделаем так, – сказал он, доставая сигарету, – я пройдусь немного, а ты, когда успокоишься, найдешь меня, и мы не станем больше возвращаться к этому разговору. – Не дожидаясь ответа, Дуган пошел прочь.
Несмотря на субботний день, людей в парке "Фэйрмонт" было не так много, чтобы потеряться. Стоянка у музея искусств была почти пуста. Десятка два человек находились у фонтанов и памятника у входа в музей. Какая-то пара с испанским акцентом подошла к Дугану и попросила сфотографировать их на фоне музея. Пока Дуган пытался разобраться в чужом фотоаппарате, мимо с дикими воплями пробежал измазанный мороженым мальчишка лет пяти. Следом за ним бежала, извиняясь, крупная девочка.
– Ну, если хочешь, можешь теперь вымазать мороженым меня! – кричала она мальчику.
Дуган проводил их взглядом, сделал пару фотографий молодой пары, вернул им фотоаппарат, притворяясь, что не видит идущую к нему Хэйден.
– Не возражаешь? – спросила она, беря его под руку. Пара, которую он фотографировал, оживилась, предложила сделать теперь пару фотографий их фотоаппаратом.
– О нет! Мы не туристы! – отмахнулась от них Хэйден, заговорщически указала на Дугана. – Он, по крайней мере, не турист… Да и фотоаппарата у нас нет… И мы, как бы это сказать, не совсем чтобы пара… – она смущенно улыбнулась, увидела бегущего назад мальчишку с измазанным мороженым лицом и громко рассмеялась. – Правда забавно? – спросила она Дугана.
Он промолчал, доставая еще одну сигарету.
– Я что, снова сделала что-то не так? – спросила уже в музее Хэйден. Он покачал головой. – Я тебе не верю! – Она гневно поджала губы, огляделась. – Это все из-за той пары, да? Тебе не понравилась, что я им сказала? Хочешь, я вернусь, найду их и… – Хэйден замолчала, нахмурилась, бросая на Дугана короткие взгляды. – Думаю, нам нужно выпить, – пришла она к выводу через пару минут, увидела вспыхнувший на лице Дугана интерес и потянула его к выходу из музея. – Не упрямься, – защебетала она. – Немного бурбона для тебя, пара бокалов "Маргариты" для меня, и все станет снова хорошо.
Дуган увидел пару туристов, которые просили его сфотографировать их, и согласился, что бурбон действительно может помочь. Но бурбон не помог. Не помогли и поездки к "Индепенденс-Холл" и на алею Елфреса.
– Все это тебе не очень нравится, верно? – спросила Дугана Хэйден, когда они почти добрались до Уномэйкерс в центре города. – Дело во мне или же ты просто не любишь родной город?
– Это не мой родной город.
– Вот как…
– Только не спрашивай, откуда я.
– Почему?
– Ты же не говоришь мне, откуда приехала. Почему я должен…
– Я из Нью-Мексико.
– Что?
– Город называется Кловис. Маленький и скучный. На окраине есть животноводческая ферма. Там меня и нашел Келли Стэнтон.
– Это парень, с которым ты приехала в Гаррисберг?
– Да.
– Понятно.
– Теперь ты.
– Что я?
– Твой черед рассказывать, как ты оказался в Филадельфии.
– Нет.
– Почему? Что может быть хуже Кловиса и животноводческой фермы? – Хэйден увидела, как помрачнел Дуган, попыталась развеселить его грязной шуткой о доении коров, снова предложила выпить, затем вернуться в отель.
На Док-стрит ей начало казаться, что Дуган сейчас попрощается с ней и уедет. Он и сам не знал, хочет остаться или нет. Не знал, когда ставил машину на парковку, не знал, когда поднимался в номер Хэйден, не знал, заказывая в номер бурбон для себя и текилу для нее. Не знал, когда лежал в кровати, слышал, как рядом сопит во сне Хэйден, и чувствовал, как начинает засыпать сам.
Ему приснился воскресный вечер. Он стоял возле здания "Блю горизонт", впереди у которого были еще несколько десятков славных лет, прежде чем оно придет в упадок. Вокруг ходило много людей, которые, казалось, сошли с экрана ретрофильма. Хотя, возможно, это и был ретрофильм. И Дуган стал его частью. Одежда, цвета, запахи. Толпа подхватила его и понесла в зал, где атмосфера была уже накалена предыдущими боями. Но все ждали лишь одного – последнего чемпионского боя между Стивеном Огли и Нэйлом Бойлан.
Дуган видел ринг, видел обращенное в шоу представление боксеров. Интерес взял верх, и он начал осторожно пробираться вперед. Толпа загудела, начался бой. Боксеры закружились по рингу в танце боли. Дуган пробрался к первому ряду, замер, увидев однополую женскую пару. Их поцелуй не выходил за рамки царившей вокруг атмосферы безумия, а скорее дополнял ее. Бой потерял значение. Казалось, даже рев толпы стих. Брызги крови одного из боксеров попали на щеку Мэдхен Уорд. Она вздрогнула. Поцелуй прервался.
– Врежь ему, Бойлан! – закричала Мэдхен Уорд. Девушка, которую она целовала, повернулась к Дугану лицом.
– Хэйден? – растерялся он, пытаясь подойти ближе.
Толпа ожила, вернулся гул. Люди окружили Дугана, понесли куда-то прочь…
Он проснулся, закурил, включил свет.
– Что-то случилось? – сонно спросила Хэйден. – Уже утро?
– Ты никогда не была блондинкой? – спросил Дуган, разглядывая ее лицо.
– Хочешь, чтобы я покрасила волосы? – она зевнула и полезла к нему целоваться.
В ушах заревела возбужденная толпа.
– Хочу еще выпить. – Дуган поднялся с кровати, налил себе бурбона, выпил, открыл окно, сделал себе еще выпить, выкурил несколько сигарет, бездумно разглядывая ночную улицу и прислушиваясь к звукам страдающего вечной бессонницей города.
Хэйден заснула и начала тихо посапывать. Дуган вернулся в кровать, проворочался около часа, понял, что не сможет заснуть, оделся, вышел на улицу, собираясь поехать домой, вспомнил, как сказал Айрис, что поедет в Гаррисберг, вернулся к Хэйден, выпил еще бурбона, заснул.
Толпа шестидесятых подхватила его, вынесла на улицу. "Блю горизонт" остался за спиной, но людской поток не поредел. Наоборот, он стал более густым, более целостным. Дуган пытался сопротивляться, но не мог. Он словно попал в бурную реку, бороться с которой не имеет смысла. Можно только подчиниться и ждать, куда вынесет течение. Течение его сна. Причем в том, что спит, Дуган не сомневался.
Филадельфия, по улицам которой его несла людская река, была призрачной и нереальной, словно картина, при создании которой кто-то сэкономил на ярких красках. Все было серым и невзрачным. Даже небо. И что самое странное, зная, что спит, Дуган не понимал, что может проснуться. Он стал полноценной частью этого сна. Не главным действующим лицом, без которого невозможно дальнейшее действо, а именно частью, элементом огромной картины. Можно покинуть холст, но никто этого не заметит, потому что твое место тут же займет кто-то другой. Пустоты не будет. Как в жизни. Как в реальности, превратившейся в сон, который, оставаясь сном, каким-то образом обрел силу реальности….
Река людей вынесла Дугана на Док-стрит, оставила возле входа в отель "Шератон". Он увидел свою машину. Только не ту, что была у него прежде, а серый неприметный "Форд" пятьдесят седьмого года выпуска. Что самое странное, Дуган знал не только год выпуска машины, но и много других мелочей: вмятину от вылетевшего из-под колеса встречной машины камня на левом крыле, когда он ездил за город, несколько сигаретных прожогов в салоне, запах машины, плохой обзор, когда сдаешь назад, след от мороженого на заднем сиденье, который оставила Дьюс, когда они ездили… "Куда же мы ездили?" – попытался он вспомнить, но так и не смог. Череда прожитых лет сохранила сотни крохотных воспоминаний, но затерла десяток более громоздких. "Да это и неважно", – решил Дуган, проходя в отель.
Сон изменил даты на календаре, но сохранил некоторые фрагменты реальности. Дуган помнил номер, где осталась Хэйден, помнил саму Хэйден. Вспоминал Айрис и Дьюс. Чувствовал вину перед Дьюс за свою неверность и совершенно не стыдился того, что изменяет Айрис. Всю дорогу до номера дочь и Айрис стояли у него перед глазами, будоража сознание одеждой шестидесятых, запахами шестидесятых, газетами шестидесятых, выпуском новостей на экранах пузатых телевизоров.
По коридору навстречу Дугану прошла женщина в больших солнцезащитных очках. От нее пахло лавандой и лаком для волос. Широкополая шляпа на голове была украшена искусственными цветами. Красная юбка чуть ниже колен плотно обтягивала тяжелые бедра. Дуган обернулся, провожая ее взглядом. Где-то впереди хлопнула входная дверь. Воспоминания вернулись к Хэйден, к номеру в отеле в пшеничных тонах, к спальне, отделенной от гостиной стеной без двери, к большому окну от пола. К Хэйден, которую Дуган видел в "Блю горизонт" на боксерском матче в объятиях Мэдхен Уорд. Хэйден, волосы которой были белыми, как первый снег. "Она, наверное, еще не успела вернуться", – подумал он, смутно пытаясь воссоздать образ Хэйден из будущего, из той части забытой жизни, где они познакомились в отеле "Риверфронт" города Гаррисберг. Хэйден с волосами воронова крыла, но сейчас это воспоминание показалось Дугану не более чем сном. Сейчас та Хэйден, которая встречала его на пороге, была намного реальней той, что осталась где-то далеко-далеко в будущем.
– Ты никогда не была брюнеткой? – спросил Дуган, проходя в номер.
– Когда-то… – уклончиво сказала Хэйден.
На ней был надет короткий, почти воздушный халат. Светлые волосы взбиты в прическу "сливочный пудинг".
– Я так и подумал, что была, – Дуган снял пиджак, который пах потом, жарким летом и общественным транспортом.
Хэйден прикурила ему сигарету. Красная помада осталась на фильтре.
– Хочешь принять душ? – спросила она.
– Может быть, – сказал Дуган.
– Тогда чего ты ждешь? – Хэйден повела бедрами, позволяя халату распахнуться на мгновение. Ее нагота коснулась глаз Дугана. Он уловил запах свежести, вечернюю прохладу. Протянул руку, словно ребенок. – Душ, – напомнила Хэйден, делая шаг назад.
Дуган затушил сигарету.
– Я буду в кровати, – сказала Хэйден.
Дуган услышал, как шуршит халат, падая на пол, но заставил себя не оборачиваться. Кровь прилила к голове. Он раздевался в ванной, слушая нарастающий гул в ушах. Холодная вода помогла, но стоило выйти из-под душа, как гул вернулся. Он не был возбужден. Он был… очарован моментом, очарован воспоминанием боксерского матча, очарован толпой, которая принесла его сюда…
– Хэйден? – позвал Дуган, выйдя в гостиную.
За окнами начался вечер. Сумерки ползали по номеру, прятались в дальних от окна углах. Пахло земляникой.
– Хэйден, ты спишь? – ему никто не ответил, лишь зашуршало в спальне одеяло. – Хэйден?
Дуган осторожно сделал шаг вперед, остановился, увидев брошенный на пол халат, снова шагнул вперед, увидел кровать, желтое стеганое одеяло под цвет стен, контуры человеческого тела под ним. Чарующие контуры. Кровь снова подступила к голове. Гул в ушах усилился.
– Хэйден? – шепотом позвал Дуган. Девушка под одеялом пошевелилась. Он мог поклясться, что видел это. – Хочешь поиграть, да?
Дуган взялся за край одеяла. Запах земляники усилился. Он возбуждал, пьянил, очаровывал… Но было и что-то еще. Еще один запах. Далекий, едва уловимый. Запах чего-то металлического, недоброго, зловещего. Дуган постарался его игнорировать, не замечать. "В конце концов, это может быть запах самого номера или доносящийсяс улицы, из коридора".
Дуган потянул одеяло на себя. Его край сполз с подушек, обнажив женскую голову, которую тут же спрятали тени, превратив в едва различимый силуэт. Запах железа стал более резким. Теперь за ним почти не различался манящий запах земляники, а вместе с ним и возбуждение, опьянение, очарование. Осталось лишь чувство чего-то недоброго да гул в ушах.
– Что, черт возьми, происходит? – проворчал Дуган.
Одеяло сползло ниже. Тени сгустились. Сердце замерло. Хэйден не двигалась. Да и Хэйден ли? Дуган не видел ее лица, не видел обнажавшегося тела. Шея, грудь, живот… Запах железа наполнил всю комнату, стал тошнотворным. Одеяло стало липким и мокрым.
– Что за… – Дуган сбросил одеяло на пол, протянул руку, чтобы прикоснуться к Хэйден, но так и не смог пересилить свой страх, который заставил его попятиться, найти не стене выключатель.
Вспыхнул желтый свет, ослепив глаза. Пшеничные стены, пшеничное одеяло, пшеничные простыни… Дуган замер. Запах железа… Так пахнет свежая кровь… Он заставил себя открыть глаза. Кровь на пшеничных стенах, кровь на пшеничном одеяле, на пшеничных простынях…
– Хэйден! – хотел выкрикнуть Дуган, но из горла вырвался не то хрип, не то стон.
Девушка лежала на кровати. Девушка без кожи. Дуган видел ее сухожилия, мышцы, вены… Голова пошла кругом. Он попытался отвернуться, закрыть глаза – да все что угодно, лишь бы не видеть этого. Гул в ушах стал таким громким, что Дугану начало казаться, еще немного, и он оглохнет.
– Дышать! – Дуган бросился к окну.
Ночная прохлада ворвалась в номер. Внизу, на улице, ехали машины, по тротуару шли люди. Даже темнота за окном не казалась такой плотной, как здесь, в номере. "Нужно позвонить! Нужно кому-то сказать! Нужно…"
Дуган услышал свое имя, тряхнул головой, решив, что это ему показалось.
– Дуган? – донеслось из спальни. Голос был знаком. Голос Хэйден.
Дуган заставил себя отойти от окна, подошел на нетвердых ногах к кровати. Желтый свет стал менее ярким. Он уже не слепил глаза, лишь позволял видеть детали, способные свести с ума.
– Прикоснись ко мне, – попросила Хэйден.
Дуган не услышал ее, вернее, услышал, но не признался себе в этом. Где-то далеко, словно в другом мире, хлопнула входная дверь. Дуган хотел резко обернуться, но вместо этого движение было медленным, неуклюжим. В гостиной стояла женщина в широкополой шляпе и больших солнцезащитных очках, которую он видел в коридоре. Видел час назад? День? Неделю? Монументальность времени перестала казаться неоспоримой. Как и запахи в номере. Земляника, кровь, лаванда.
– Что вы здесь делаете? – спросил Дуган женщину.
– Вы кричали, – сказала она. Голос у нее был низкий.
– Я не… – Дуган замолчал, отчетливо услышав свой собственный крик, эхом добравшийся до него из недавнего прошлого.
Женщина пересекла гостиную, заглянула в спальню. Дуган отвернулся, ожидая услышать, что она либо закричит, либо потеряет сознание.
– Это сделали вы? – спросила женщина.
– Что?
– Ее кожа… – она указала на кровавую бесформенную груду на краю кровати.
– Нет.
– Хорошо. – Женщина отвернулась, прошла к телефону.
– Что вы делаете? – спросил Дуган.
– Хочу вызвать неотложку. – Она повернулась к нему спиной, сняла шляпу, украшенную цветами, чтобы прижать к уху телефонную трубку. Светлые волосы рассыпались по плечам.
– Мэдхен? – растерянно спросил Дуган. Женщина обернулась. Солнцезащитные очки скрывали большую часть ее лица, но сомнений не было. – Мэдхен Уорд! – выдохнул Дуган, чувствуя, как в ушах снова появляется гул. Женщина не ответила, потому что за мгновение до этого начала отвечать оператору. Дуган снова увидел ее спину.
– Она еще жива, – сказала Мэдхен не то ему, не то оператору, а может, и обоим сразу.
"Жива? – растерялся Дуган. – Жива! – он не понимал, но ноги уже несли его в спальню. – Жива. Жива. Жива…"
Взгляд отрешенно уперся в снятую кожу. Был ли на ней хоть один порез? Пшеничная простыня окрасилась в бурый цвет. Хэйден не двигалась. Лишь едва заметно вздымалась ее обнаженная грудь. Обнаженная до такой степени, что голова начинала кружиться, – без одежды, без кожи. Чужая, незнакомая плоть в режущей глаз доступности. Знакомыми были только глаза. Никогда прежде Дуган не пытался запомнить их, но сейчас не сомневался, что хозяйка этих голубых глаз на сгустке боли – Хэйден, с которой он планировал провести эту бесконечную ночь. Дуган вздрогнул, почувствовав прикосновение к своему плечу.
– Они скоро приедут, – сказала Мэдхен, на которой все еще были надеты большие солнцезащитные очки. Дуган отвернулся.
– Я видел вас в "Блю горизонт" вместе. Тебя и Хэйден. Почему? – спросил он ее.
– Ты тоже там был.
– Это другое.
– Почему?
– Потому что я оказался там случайно. Я не хотел туда идти.
– Но тем не менее ты оказался там. Рядом с нами. В первом ряду. – Она шагнула вперед, к кровати, осторожно протянула руку, собираясь прикоснуться к Хэйден.
– Какого черта ты делаешь?! – растерялся Дуган.
– Не бойся. – Пальцы Мэдхен с длинными красными ногтями заскользили по обнаженной плоти. – Ей небольно. Не так больно, как ты можешь подумать. Видишь? – она взглядом указала на глаза Хэйден.
– УБЕРИ ОТ НЕЕ СВОИ РУКИ! – процедил сквозь зубы Дуган, не в силах перестать смотреть на окрашивающиеся в алый цвет пальцы Мэдхен Уорд.
– Присоединяйся, – неожиданно сказала она. – Ты же хочешь этого. Она не будет против… – Мэдхен обернулась, встретившись взглядом с Дуганом. – Это просто. – Она взяла его за руку. Кровь прилила к голове, в ушах загудело. – Я помогу тебе.
Дуган чувствовал кровь Хэйден на своих руках. Кровь, в которой были испачканы руки Мэдхен. Теплые руки.
– Посмотри на нее. Она хочет этого. Она просит тебя об этом. Ты же слышал…
– Отойди от меня! – Дуган спешно шагнул назад, уперся спиной в стену.
– Прикоснись ко мне, – попросила его Хэйден.
– Прикоснись к ней! – сказала Мэдхен.
Дуган почувствовал, как крупные капли пота скатываются по лбу. Реальность начала разваливаться, сбиваться в кучу несвязными образами, запахами, чувствами.
– Прикоснись к нам! – попросили в один голос Хэйден и Мэдхен Уорд, но голоса их прозвучали где-то далеко.
– Вы спятили, – прошептал Дуган. – Я спятил, если слышу все это…
Он попытался вспомнить, где находится выход, и наугад поплелся к двери.