* * *
Мы поужинали и вымыли посуду. Я уступил Генриетте свою кровать, а сам устроился на кушетке.
Она попросила меня дать ей почитать "Matrix Aeternitatis". Я дал ей, предварительно заклеив гравюру.
- Я рада, что здесь нет моих свекра со свекровью, - сказала она. - У них был бы шок.
- Они, наверное, расстроились?
- Да. Они, правда, не знают, что происходит. Я сказала им, что вы друг Яна и что вы в опасности.
- А какого рода опасность - вы не сказали?
- А вы как думаете?
Я улыбнулся:
- Спасибо за то, что согласились приехать. Я не смог бы пережить здесь еще одну ночь.
- А пока я здесь, ничего не случится?
- Не знаю. Но думаю, нам нужно постараться уснуть.
Я чувствовал страшную усталость. Если бы я был один, то не уснул бы, но сознание того, что Генриетта в соседней комнате, придавало мне силы. Как только она пошла спать, я выключил свет и тотчас уснул.
Проснулся я от слабого света, падавшего мне на глаза. Я хотел прикрыть глаза рукой.
- Эндрю, - это был голос Генриетты, тихий, но настойчивый. Я тут же проснулся. - Эндрю, вставайте.
Я увидел ее, стоящую в проеме двери, ведущей в ванную. Одета она была в халат, доходивший до щиколоток. Волосы растрепаны.
Я приподнялся и свесил ноги на пол. Генриетта вошла в гостиную. Она казалась испуганной.
- Что такое? - спросил я.
- Начинается, Эндрю. Я слышу что-то наверху. Это началось две минуты назад.
Сначала я не услышал ничего, все та же тишина. Затем и до моего слуха донеслось это. Похлопывание и поскрипывание, похлопывание и поскрипывание. Потом глухие звуки, похожие на шаги.
Генриетта опустилась возле меня на кушетку. Мы сидели рядом, прислушиваясь. С чердака звуки постепенно перемещались к двери. Слышно было, как дверь открылась, затем нечто осторожно пошло по ступеням.
- Может это войти? - спросила Генриетта.
- Не знаю, - сказал я.
Так близко звуки еще не приближались. Мы слышали, как они одолели лестничный пролет, затем прошлепали по площадке и остановились напротив дверей моей квартиры.
Наступила продолжительная тишина, затем кто-то стал толкаться в дверь. Создавалось впечатление что в дверь ломится безглазое, слепое существо, которое находит путь по запаху. Генриетта прижалась ко мне. Я ничего больше не мог сделать для того, чтобы защитить нас. Если круги, которые я нарисовал, нас не спасут - мы беззащитны перед непрошеным гостем, кем бы он ни оказался.
Затем произошло нечто еще более ужасное. С другой стороны двери послышался голос:
- Эндрю, открой дверь. Пожалуйста, Эндрю, открой дверь.
Во мне все похолодело. Голос Катрионы. И не подобие - это был ее настоящий голос.
- Пожалуйста, Эндрю. Здесь холодно. Впусти меня.
- Что это? - спросила Генриетта. - Кто это?
- Катриона, - сказал я.
Я встал. Генриетта схватила меня за руку, стараясь усадить опять на кушетку.
- Бога ради, Эндрю, не дайте ей войти. Это не она. Ее нет здесь. Катриона мертва.
Я отдернул руку:
- Я знаю, что она мертва. Поэтому я хочу от нее избавиться.
Я нашел одну из двух книжек, которые использовал для самозащиты, и быстро пролистал ее. Она содержала заклинание против злых сил и датировалось десятым веком. Я нашел нужные мне строки и, стоя возле двери, медленно прочитал их.
Умоляющий голос моментально изменился. Послышался громкий визг, сменившийся рыданием, а потом низкий голос приказным тоном скомандовал мне открыть дверь. Я продолжал читать, хотя голос мой дрожал и я был вне себя от страха.
Когда я закончил читать, угрожающий голос начал стихать, но не утратил злобности. Я опять сел на кушетку рядом с Генриеттой. В дверь скреблись и грызли ее.
- Впусти меня, Эндрю, - прозвучал опять голос Катрионы. Я не ответил. Потеряв терпение, она с воем кинулась на дверь. Я опять не отозвался.
Так продолжалось до рассвета. Я читал заклинания снова и снова, пока не выучил их наизусть. Мы с Генриеттой, скорчившись, сидели в холодной комнате, а моя мертвая жена выла и скреблась под дверью. До той ночи я боялся смерти, представляя ее себе как темноту и забвение. Теперь я больше не боюсь забвения. Напротив, каждую ночь я молюсь, чтобы оно на меня снизошло.
Глава 26
Вместе с рассветом пришло спокойствие. Мы, как любовники, прижимались друг к другу. Правда, соединял нас страх, а не страсть. Тишина вместе с наступившим рассветом все больше вступала в свои права, и мы не заметили, как заснули.
Мне снилось, будто ночь продолжается, а я снова в темном соборе. Конгрегация в белых мантиях закончилась, а я остался в огромном здании один. Один - и все же не один. Справа я различал ряд могил, напоминавших изображения на той гравюре. Рядом с ними - открытая дверь. За ней - темные ступени, ведущие в склеп. А по ступеням этим, сколько я мог слышать, что-то медленно двигалось.
Было уже поздно, когда я проснулся. Генриетта встала незадолго до меня и хлопотала в кухне, готовя завтрак. Кроме тостов, кофе да нескольких яиц, которые Генриетта купила вчера по дороге, больше ничего не было.
- Так это был не сон? - спросила она.
Я покачал головой.
- Мне очень жаль вас, - сказала она. - Рядом с ней целую ночь. Это, должно быть, было...
- Я просто стараюсь убедить себя в том, что на самом деле это не Катриона. Но это не помогает. Голос - ее. Если бы я открыл дверь... Что бы, интересно, я увидел? - Я помолчал. В руках и ногах я ощущал тяжесть, голова болела. - Мне хочется, чтобы она, наконец, обрела покой. Чтобы она ушла из-под его и чьего бы то ни было влияния.
- А разве вам не хочется вернуть ее? Если бы и в самом деле можно было это сделать... Не ту, что мы слышали вчера, но настоящую Катриону?
- А вам бы не хотелось вернуть Яна?
Ответила она не сразу. Глаза ее уставились куда-то поверх моего плеча. Она, вероятно, представила его воскрешение. Вернуть его означало стереть смерть, как незначительное пятно.
- Да, - сказала она наконец. - Думаю, я ни перед чем бы не остановилась. Каждую ночь я просыпаюсь в тоске...
Я посмотрел на нее понимающе. В глазах ее стояли слезы. Какое право имел я лишать ее хотя бы слабой надежды, которую она, быть может, лелеяла в душе?
- Даже если бы это был не тот Ян, кого вы знали?
- Вы же сами сказали, что Катриона была не двойником, что она была настоящая. Голос, музыка, которую она играла, духи - все настоящее.
- Существует не одна реальность, Генриетта.
- Видимо, это Милн научил вас этому.
- А если даже и он - что ж, сразу все отрицать?
Она покачала головой:
- Конечно, нет. Просто это звучит слишком банально. Быть может, это и правда, но только не для меня. Я знаю только одну реальность. Если бы Ян был сейчас рядом... Если бы я могла видеть и слышать его, прикасаться к нему, он стал бы частью этой реальности, моей реальности.
- И вы впали бы в заблуждение. Вы увидели бы нечто, рожденное в другой матрице. Это был бы уже не Ян, а что-то другое... Как и то существо, что слышали мы ночью за дверью, было не Катрионой.
Она вздрогнула и поднялась из-за стола.
- Ладно, что толку фантазировать? Яна не вернуть. Мы должны обдумать, что нам предпринять.
- И что же?
- Нужно заставить Милна прекратить все это. Необходимо обратиться за помощью. Кое-кто из коллег Яна в Новом колледже серьезно изучал эти вопросы. Вы и сами знаете многих преподавателей.
- Да, но, скорее всего, они осведомлены об этих делах намного меньше моего.
- Мы должны с чего-то начать. А, может, им известен кто-то более компетентный. Вы пойдете со мной?
- Если хотите.
Я положил в портфель "Matrix Aeternitatis" вместе с двумя книгами, которые использовал для самозащиты. По крайней мере, Генриетта выступит как свидетель и подтвердит мой рассказ. Однако я не был уверен в том, что мы действуем правильно. Я открыл дверь. Прошло уже несколько часов, как из-за нее не доносилось никаких звуков, но мы все же с трепетом в душе вышли на площадку. Когда я повернулся запереть дверь, то увидел, что деревянная панель была испещрена глубокими царапинами, как будто кто-то расковырял ее шилом. Или когтями. Генриетта этого не заметила, и я не стал привлекать ее внимания.
* * *
Более всего мы нуждались сейчас в свежем воздухе и солнечном свете. Когда мы добрались до вершины Джонстон Терэс, события прошлой ночи уже казались сном. Если бы мы оба не помнили каждый эпизод с одинаковой ясностью, я и в самом деле мог бы убедить себя, что ничего не было.
Мы прошли мимо замка в Лаун-маркет, затем свернули на Бэнк-стрит. Генриетта остановилась.
- Эндрю, вы не возражаете, если я заскочу к своему адвокату? Его контора недалеко отсюда. Мне надо было раньше об этом вспомнить, раз уж мы пошли этой дорогой. Он просил меня подписать несколько документов. Я, правда, собиралась посетить его на следующей неделе, но раз уж я здесь, то надо воспользоваться случаем.
Это была старая семейная фирма, размещавшаяся над магазином одежды на Кокберн-стрит. Адвокат, занимавшийся делами Генриетты. Некто мистер Мерчинсон. Он уже заканчивал разговор с клиентом. Не могли бы мы подождать несколько минут?
В приемную нам принесли кофе. Мы сидели, разглядывая рыбок, плававших в длинном аквариуме среди кораллов. Фиолетовая рыбка за стеклом взирала на мир, который не могла понять, на другую реальность, от которой, сама того не зная, полностью зависела.
Мой отец держал тропических рыбок. На холодном северном острове ему было приятно смотреть на создания, попавшие к нам из теплых вод Тихого океана и Карибского моря. Подростком я помогал ему ухаживать за аквариумом, учился менять воду, поддерживать химический баланс, ну и, разумеется, кормить рыбок.
- Самая незначительная перемена может убить их, - сказал я. - Слишком много соли, слишком мало соли, слишком много нитритов, небольшой подъем температуры, падение температуры на несколько градусов...
- Совсем, как у нас, - заметила Генриетта.
- Есть немного. Это то, чему старался обучить меня Милн: малейшее отклонение от ритуала может привести к непредсказуемым результатам. Не в том месте употребленное слово, неправильно выполненный жест, не то время - все это может иметь нежелательные последствия. Нельзя пускать дело на самотек.
Мандариновый гоби медленно насыщался, прильнув к куску белого коралла. Он не обращал внимания на ограниченность пространства, в котором ему приходилось существовать. Взметнулся на поверхность, нырнул и исчез за камнем.
В дверях приемной появился человек. Протянул руки к Генриетте:
- Генриетта, как приятно видеть вас. Так скоро я вас не ожидал. Как поживаете?
Ему около сорока, консервативно и аккуратно одет, залысины. Большой опыт в обращении с вдовами и вдовцами. Аквариумные рыбки отразились в круглых очках в золотой оправе. Еще одна реальность. Я задумался, видят ли рыбки собственное отражение, задумываются ли о существовании еще одного мира, в котором они будут плавать после смерти.
- Спасибо, хорошо, - ответила Генриетта. - Сначала было тяжело, но потом я привыкла. Вы были правы, что посоветовали вернуться на работу.
- Я подумал, у вас еще полсеместра.
- Да. Я решила, в конце концов, остаться в Эдинбурге. Так как я проходила мимо, то решила заскочить и подписать документы. Ох, извините. Я вас не познакомила. Это мой друг, доктор Маклауд. Он бывший коллега Яна.
Мерчинсон протянул руку:
- Рад вас видеть. Я не задержу миссис Гиллеспи надолго. Всего лишь небольшая формальность.
Он жестом пригласил Генриетту в кабинет, последовал было за ней, но вдруг повернулся ко мне.
- Маклауд? - переспросил он. - Не Эндрю ли Маклауд, случайно?
- Совершенно верно.
- Это просто удача. Я как раз пытался вас разыскать. Недавно я направил вам письмо в Новый колледж, но оно, должно быть, к вам не попало.
- В Новый колледж не надо было посылать, - ответил я. - Я работал в университете.
- О, прошу прощения. Должно быть, я что-то не так понял. Генриетта сказала, что вы коллега Яна.
- Да, но мы с ним работали в разных учебных заведениях. У него я просто проводил семинары, вот и все.
- Ну что ж, отлично, что вы зашли. Прошу вас чуть задержаться. У меня кое-что есть для вас.
Они с Генриеттой скрылись за дверью, а я, в недоумении, остался ждать. Через пару минут он вернулся, держа в руке маленький конверт.
- Ян дал это мне перед смертью, - сказал он. - Я получил инструкцию вручить его вам, как только вы вернетесь из Алжира.
- Марокко, - поправил я. - Я был в Марокко.
- Ну да, конечно. Я, как вы понимаете, не мог встретиться там с вами. Будьте добры, распишитесь в получении.
Я поставил подпись в том месте, что он указал, и он протянул мне конверт.
- А Ян говорил вам, что в конверте? - спросил я.
Он покачал головой:
- Он лишь сказал, что передать его вам совершенно необходимо. Он настаивал на этом. Казалось, это его очень тревожило.
- Думаю, я догадываюсь, что там. А Генриетта скоро освободится?
- Минут через десять. Я хочу ей кое-что объяснить.
Он вышел, а я сел, сжимая конверт. Я решил подождать, пока не вернется Генриетта. Мне не хотелось одному читать письмо Яна.
* * *
Кафе "Акант", рядом с вокзалом, специализируется на легких завтраках. Нам обоим требовался крепкий кофе и место, где можно было спокойно посидеть и прочитать послание Яна. Внутри конверта было длинное, написанное от руки письмо. Судя по всему, Ян писал его в несколько приемов. Почерк его совершенно отчетливо демонстрировал стадии развития болезни. В самом конце он был почти неразборчив. Я читал медленно, затем, без комментариев, передал письмо Генриетте. Добавить мне было нечего.
Глава 27
"Милый Эндрю,- так начиналось письмо, - жаль, что нам в последний раз не удалось поговорить подольше. Теперь я знаю немного больше о том давлении, которое ты испытывал в последнее время, и я прошу прощения за мою неуклюжую попытку наставить тебя на путь истинный. Отнеси это на счет неопытности и сочувствия к тебе. Знаю, мне следовало проявить больше такта, но ты мой друг, и я хотел помочь тебе. Думаю, тут еще сказывается и моя профессия. Все же мне следовало бы быть более осмотрительным и деликатным. Еще раз прошу прощения.
Все же я должен сказать: сейчас я уверен больше, чем когда бы то ни было, что я был прав, стараясь предостеречь тебя в отношении Дункана Милна. Возможно, сейчас ты и сам сейчас понял, что он хочет тебе зла. Если это не так, можешь тут же порвать письмо.
Я говорил тебе, что до меня доходила плохая молва о Милне, что он пользуется дурной репутацией; однако тогда мне не было известно, до какой степени это соответствует действительности. То, что я услышал вначале, подтолкнуло меня на дальнейшие поиски. Было это нелегко. Даже в церкви о нем говорили очень мало, а потом и вовсе замолкали. Тем сильнее мне захотелось выяснить, что же скрывается за этой завесой секретности.
За несколько дней до нашего последнего свидания у меня случилось несколько выходных дней. И пришел я к тебе тогда для того, чтобы рассказать, что стало мне известно и что я намеревался предпринять. Но когда появился Милн, я не мог остаться. Я намеревался связаться с тобой позже и наверняка сделал бы это, если бы не болезнь. Ты, возможно, слышал от меня об Ангусе Броди; члене Генеральной ассамблеи, хорошем моем друге. Иногда к нему обращаются за помощью люди, которых беспокоят, скажем, злые духи. Ангус не называет то, что он делает, "изгнанием духов", так как наша церковь не признает этого. Однако бывают случаи сплошь и рядом, когда требуется нечто большее, чем простые молитвы.
Я упомянул ему о Милне, и он рассказал мне более или менее то оке самое, что я уже слышал от других людей. Но тогда он добавил, что в более серьезных случаях ему помогает друг, католический священник. Как ты понимаешь, ему не хотелось бы, чтобы об этом стало широко известно, особенно его коллегам-пуританам из Ассамблеи. И все же он был так любезен, что сообщил мне имя священника, и я договорился с ним о встрече".
Здесь письмо прервалось, а когда последовало продолжение, почерк сильно изменился. Чернила тоже были другие.
"Последние несколько дней я был сильно болен. Головные боли с каждым днем становятся все сильнее, мне кажется, что голова моя вот-вот лопнет. Не знаю, как долго я смогу терпеть их. Врачи ничего не находят. Это меня не удивляет. Я очень хорошо знаю, кто виновен в моей болезни. Никакие исследования не смогут выявить причину.
В промежутках между приступами чувствую слабость, но сознание ясно. Генриетта сказала, что ты уехал с Милном в Марокко. Боюсь, он привязал тебя к себе навсегда. Но все же чувствую, что обязан написать тебе, так как не совсем еще потерял надежду помочь тебе, пока жив. Когда ты вернешься, меня уже не будет, я это знаю.
Я бы не особенно горевал, если бы не сны. А тебе тоже снились сны? Подозреваю, что снились. Меня все время тревожит фигура в капюшоне. Иногда она появляется в дневное время, когда я не сплю. На мгновение. Потом исчезает. В последнее время я вижу ее чаще, особенно когда испытываю сильную боль. Однажды она сидела на краю моей кровати более часа. Просто смотрела на меня. Больше всего я боялся, что она откинет капюшон, и я увижу ее лицо.
Через два дня после нашей последней встречи я повидался с тем священником. Его зовут отец Сильвестри, он живет в маленьком приходском доме в Кострофайне. Сначала он вел себя осторожно, даже когда я показал ему рекомендательное письмо от Ангуса. Но когда я рассказал ему, почему пришел и что мне уже известно, то согласился помочь.