- Верно, - ответил он. - Рядом с Фейетвиллом - это где маленькая Скарлет О’Хара ходила в школу.
- Как же ты сюда добрался, Ньют?
Он помахал рукой с оттопыренным большим пальцем.
- Два дня на попутках.
- А твоя мама в курсе?
- Я не к ней приехал.
- К кому же тогда?
- К тебе.
- Зачем?
- Затем, что люблю тебя, - просто ответил он. - Ну теперь-то мы можем прогуляться? Шаг один, шаг второй, по лесам и долам, по мостам…
Они вышли из дому и побрели по лесу: дорожка была усыпана коричневыми листьями.
Кэтрин очень злилась и волновалась, чуть не плакала.
- Ньют, - сказала она, - это безумие какое-то!
- Почему же?
- Ты так не вовремя признался мне в любви! Ведь ты раньше никогда ничего подобного не говорил! - Она остановилась.
- Пойдем дальше.
- Нет! Ни шагу больше не сделаю! Напрасно я вообще с тобой пошла!
- Но пошла же.
- Чтобы увести тебя подальше от дома! Если бы кто-нибудь из родных подошел и услышал, что ты несешь, да еще за неделю до свадьбы…
- Что бы они подумали?
- Что ты спятил!
- Почему?
Кэтрин глубоко вздохнула и начала речь:
- Скажу так: я глубоко польщена и почтена твоей безумной выходкой. Мне не верится, что ты действительно сбежал из армии, но, может, это и правда. Мне не верится, что ты меня любишь, но, может, это и правда. И все-таки…
- Это правда.
- Что ж, я польщена, - сказала Кэтрин, - и я очень люблю тебя как друга, Ньют, очень-очень, но теперь слишком поздно! - Она попятилась. - Ты даже ни разу меня не целовал! - Она тут же выставила вперед руки. - Это не значит, что надо целовать сейчас. Я просто объясняю, как это все неожиданно. Понятия не имею, что мне теперь делать!
- Просто давай еще немного погуляем. Хорошо проведем время.
Они пошли дальше.
- На что же ты надеялся? Чего ждал? - спросила Кэтрин.
- Откуда мне было знать, на что надеяться? Я ничего подобного в жизни не делал.
- Ты ведь не думал, что я брошусь в твои объятия? - предположила Кэтрин.
- Может, и думал.
- Прости, что не оправдала ожиданий.
- Я нисколько не расстроен, - сказал Ньют. - Я не рассчитывал на это. Мне хорошо даже просто гулять с тобой.
Кэтрин снова остановилась.
- Ты ведь знаешь, что будет дальше?
- Не-а, - ответил Ньют.
- Мы пожмем друг другу руки, попрощаемся и расстанемся друзьями, - сказала Кэтрин. - Вот что будет дальше.
Ньют кивнул:
- Хорошо. Вспоминай обо мне иногда. Вспоминай, как я тебя любил.
Сама того не желая, Кэтрин расплакалась. Она повернулась спиной к Ньюту и вгляделась в бесконечную колоннаду леса.
- Что это значит?
- Это значит, что я очень злюсь! - воскликнула Кэтрин и стиснула кулаки. - Ты не имел права…
- Я должен был убедиться.
- Если б я тебя любила, ты бы сразу об этом узнал!
- Правда?
- Ну да. - Кэтрин повернулась к нему. Щеки у нее изрядно покраснели. - Ты бы узнал.
- Как?
- Ты бы увидел… Женщины не умеют скрывать чувства.
Ньют пригляделся к Кэтрин. Она с ужасом осознала, что сказала истинную правду: женщины не умеют скрывать любовь.
Ее-то Ньют и увидел.
А увидев, сделал то единственное, что мог и должен был: поцеловал Кэтрин.
- Это черт знает что такое! - воскликнула она, когда он выпустил ее из объятий.
- Правда?
- Напрасно ты это сделал!
- Тебе не понравилось?
- А ты чего ждал… дикой, безудержной страсти?
- Повторяю: я никогда не знал и по-прежнему не знаю, что будет дальше.
- Мы попрощаемся, и все.
Он немного нахмурился.
- Хорошо.
Кэтрин произнесла еще одну речь:
- Я не жалею, что мы поцеловались. Это было очень приятно и мило. Нам давно стоило это сделать, ведь мы были так близки. Я всегда буду помнить тебя, Ньют. Желаю тебе удачи и счастья.
- И тебе того же.
- Спасибо.
- Тридцать дней, - сказал Ньют.
- Что?
- Тридцать дней мне придется провести в военной тюрьме за этот поцелуй.
- Это… это ужасно, но я не просила тебя уходить в самоволку!
- Знаю.
- За такие глупые выходки звание Героев точно не присуждают.
- Наверно, здорово быть героем. Генри Стюарт Чейзенс - герой?
- Мог бы им стать, если бы такой шанс представился. - Кэтрин с тревогой заметила, что они двинулись дальше. Ньют, похоже, благополучно забыл о прощании.
- Ты вправду его любишь?
- Конечно! - с жаром ответила она. - Иначе бы я не стала за него выходить!
- И что в нем хорошего?
- Да сколько можно! - вскричала Кэтрин, снова остановившись. - Ты вообще представляешь, как мне обидно это слышать? В Генри много, много, очень много хорошего! И наверняка также много-много плохого. Но это совершенно тебя не касается. Я люблю Генри и не подумаю вас сравнивать!
- Прости.
- Я серьезно!
Ньют снова ее поцеловал. Он поцеловал ее, потому что она сама этого хотела.
Они вошли в большой сад.
- Когда мы успели забраться так далеко от дома, Ньют? - спросила Кэтрин.
- Шаг один, шаг второй, по полям и лесам, по мостам… - проговорил Ньют.
- Так незаметно они складываются… шаги.
На колокольне школы для слепых зазвонили колокола.
- Школа для слепых, - сказал Ньют.
- Школа для слепых. - Кэтрин сонно тряхнула головой. - Мне пора домой.
- Тогда давай прощаться.
- Когда я пытаюсь, ты всякий раз меня целуешь, - заметила она.
Ньют сел на невысокую стриженую травку под яблоней.
- Присядь, - сказал он.
- Нет.
- Я тебя пальцем не трону.
- А я тебе не верю.
Она села под другое дерево, в двадцати футах от Ньюта. Села и закрыла глаза.
- Пусть тебе приснится Генри Стюарт Чейзенс.
- Что?
- Пусть тебе приснится твой замечательный будущий муж.
- Хорошо, - кивнула Кэтрин и еще крепче зажмурилась, чтобы скорей представить себе жениха.
Ньют зевнул.
В ветвях деревьев жужжали пчелы, и Кэтрин едва не задремала. Когда она открыла глаза, Ньют спал.
И тихо похрапывал.
Кэтрин дала ему поспать около часа - и на протяжении этого часа всем сердцем его обожала.
Тени яблоневых деревьев потянулись к востоку. Со стороны школы для слепых вновь раздался колокольный звон.
- Чик-чирик, - прощебетала синица.
Где-то вдалеке взревел и заглох мотор. Потом снова взревел и снова заглох.
Кэтрин встала и присела на колени рядом с Ньютом.
- Ньют, - окликнула она.
- А? - Он открыл глаза.
- Поздно уже.
- Привет, Кэтрин, - сказал он.
- Привет, Ньют, - отозвалась она.
- Я тебя люблю.
- Знаю.
- Слишком поздно?
- Слишком поздно.
Ньют встал и со стоном потянулся.
- Отлично прогулялись, - сказал он.
- Согласна.
- Ну что, расходимся?
- Куда ты пойдешь? - спросила она.
- Да в город, куда еще. Сдамся.
- Удачи.
- И тебе, - кивнул он. - Выходи за меня, Кэтрин?
- Нет, - ответила она.
Он улыбнулся, пристально на нее посмотрел и быстро зашагал прочь.
Кэтрин провожала взглядом его силуэт, исчезающий в длинной перспективе деревьев и теней, и думала: если он сейчас остановился, если обернется, если позовет ее, она обязательно к нему побежит. По-другому просто нельзя.
Ньют остановился. И обернулся. И позвал ее.
- Кэтрин!
Она подбежала, она обвила его руками. Она не могла говорить.
1960
Портфель Фостера
Перевод. Екатерина Романова, 2012.
Чем я занимаюсь? Даю добрые советы богатым людям - за деньги, разумеется. Я консультант по вопросам инвестиций. Заработать на хлеб этим ремеслом можно, но не то чтоб очень много - особенно начинающему. Чтобы соответствовать занимаемой должности, мне пришлось купить себе фетровую шляпу, темно-синий плащ, серый деловой костюм с двубортным пиджаком, черные туфли, галстук в диагональную полоску, полдюжины белых рубашек, полдюжины черных носков и серые перчатки.
На дом к клиенту я всегда приезжаю на такси: безукоризненно одетый и выбритый, уверенный и всемогущий. Я держу себя так, словно втихомолку сколотил целое состояние на фондовой бирже, а теперь работаю исключительно на общественных началах, во имя высоких и благородных целей. Когда я вхожу в дом - в чистошерстяном костюме, с хрустящими папочками, в которых покоятся белоснежные сертификаты и анализы рынка, - то впечатление произвожу такое же, как священник или врач: я здесь главный, и все будет хорошо.
Обычно я имею дело со старушками - кроткими и беспомощными, которые благодаря железному здоровью унаследовали немалые богатства. Я листаю их ценные бумаги и рассказываю о наилучших способах распорядиться портфелем - он же "золотая жила", он же "сундук". Я умею не моргнув глазом рассуждать о десятках тысячах долларов и беззвучно разглядывать список бумаг общей стоимостью в сто тысяч, изредка протягивая задумчивое: "Мммм-хммм, так-так".
Поскольку собственного портфеля у меня нет, со стороны может показаться, будто я похож на голодного разносчика из кондитерской лавки. Но я не чувствовал себя таким разносчиком, покуда некий Герберт Фостер не попросил меня заняться его финансами.
Однажды вечером мне позвонили: мужчина представился Гербертом Фостером, сказал, что звонит по рекомендации знакомого, и попросил приехать. Я помылся, побрился, натер туфли, надел деловой костюм и торжественно прибыл к означенному дому на такси. Люди моего ремесла - впрочем, как и многие люди вообще - имеют неприятную привычку судить о благосостоянии человека по его дому, машине и костюму. По моим прикидкам, Герберт Фостер получал шесть тысяч в год, не больше. Поймите, я ничего не имею против людей несостоятельных - кроме того что денег на них не заработаешь. Я мысленно посетовал, что зря трачу время: очевидно, что акций у Фостера на несколько сот долларов, не больше. В лучшем случае на тысячу - но и тогда я не получу с него больше доллара-двух.
Тем не менее я уже прибыл на место: передо мной стоял хлипкий послевоенный домик с надстроенным чердаком. Фостеры наверняка воспользовались предложением местного мебельного магазина и купили комплект мебели для трех комнат за 199,99 доллара (включая пепельницу, ящик для сигар и картины). Черт, ну и влип я! Но раз уж приехал, почему бы не взглянуть на жалкие бумажонки этого Герберта…
- Какой у вас милый домик, мистер Фостер, - сказал я. - А эта красавица - ваша супруга?
Тощая и сварливая на вид дама одарила меня равнодушной улыбкой. На ней был выцветший халат с изображением лисьей охоты. Расцветка халата так вопиюще не сочеталась с обивкой кресла, что на фоне этого пестрого безобразия я с трудом различил черты ее лица.
- Рад знакомству, миссис Фостер, - сказал я.
Вокруг нее лежали ворохи дырявых носков и белья на починку. Герберт сказал, что ее зовут Альма, и, судя по всему, так оно и было.
- А вот и молодой наследник! - воскликнул я. - Умница и красавчик. Наверняка души не чает в папе, а?
Двухлетнее чадо вытерло липкие руки о мои штаны, хлюпнуло носом и потопало к пианино. Там оно уселось напротив верхнего регистра и стало барабанить по самой высокой ноте - минуту, две, три…
- Музыкальный ребенок… весь в отца! - сказала Альма.
- Вы тоже играете, мистер Фостер?
- Классику, - ответил Герберт.
Тут я смог хорошенько его рассмотреть. Он был легкого телосложения, с круглым веснушчатым лицом и крупными зубами - такие часто бывают у позеров и умников. Мне не верилось, что он мог по собственной воле жениться на такой дурнушке, да и впечатления любящего семьянина он не производил. Мне даже померещилось тихое отчаяние в его взгляде.
- Тебе разве не пора на собрание, дорогая? - спросил Герберт жену.
- Нет, его отменили в последний момент.
- Я пришел насчет вашего портфеля… - начал я.
Герберт изумленно на меня посмотрел.
- Простите?
- Ну, портфель… ценных бумаг.
- Ах да. Об этом лучше поговорим в спальне. Там тише.
Альма отложила штопку.
- Что еще за ценные бумаги?
- Государственные облигации, дорогая.
- Надеюсь, ты не надумал их обналичить?
- Нет, Альма, просто хочу уяснить некоторые моменты.
- Понимаю, - осторожно проговорил я. - Э-э… а о какой сумме идет речь - приблизительно?
- Триста пятьдесят долларов! - гордо ответила Альма.
- Что ж, в таком случае я не вижу необходимости обсуждать это в спальне. Мой вам совет - и я даю его бесплатно - сидеть на яйцах, покуда цыплята не вылупятся. Можно телефон? Я хочу вызвать такси…
- Прошу вас, - сказал Герберт, вставая на порог спальни, - мне нужно задать вам несколько вопросов.
- О чем? - спросила Альма.
- Да так… о долгосрочном планировании, - туманно ответил Герберт.
- Нам бы и краткосрочное не помешало: посчитай лучше, сколько денег мы потратим на продукты в следующем месяце!
- Прошу вас, - вновь обратился ко мне Герберт.
Я пожал плечами и прошел за ним в спальню. Он закрыл за нами дверь. Я присел на край кровати и стал смотреть, как он открывает небольшую дверцу в стене, за которой обнаружились голые трубы. Он просунул руку меж труб, крякнул и вытащил конверт.
- Ого, - равнодушно произнес я, - так вот вы где храните ценные бумаги? Очень умно. Можете не утруждаться, мистер Фостер, я имею представление о том, как выглядят государственные облигации.
- Альма! - позвал он.
- Что, Герберт?
- Ты не сваришь нам кофе?
- Я вечером кофе не пью, - вставил я.
- У нас еще с ужина остался! - крикнула в ответ Альма.
- Если я хоть глоток сделаю - потом всю ночь буду ворочаться.
- Свежий, пожалуйста! Мы хотим свежий! - крикнул Герберт.
Скрипнуло кресло, и шаги Альмы постепенно стихли в коридоре.
- Вот, - сказал Герберт, положив конверт мне на колени. - Я в этом деле ни черта не смыслю, потому и решил обратиться за помощью к профессионалу.
"Ладно, все же придется дать этому бедолаге профессиональный совет", - подумал я.
- Это самый консервативный способ распорядиться денежными средствами. Государственные облигации растут медленнее других бумаг, зато надежность высокая - надежней не бывает. Словом, не обналичивайте их, держите до последнего. - Я встал. - А теперь позвольте я вызову такси…
- Вы на них даже не взглянули.
Я вздохнул и развязал красную веревочку, которой был перевязан конверт. Что ж, придется повосхищаться богатством этого несчастного… Облигации и список каких-то акций выскользнули мне на колени. Я быстро пролистал первые и медленно изучил последний.
- Ну?
Я аккуратно положил список на выцветшее покрывало. Собрался с мыслями.
- Мммм-гхммм, так-так, - вдумчиво протянул я. - Скажите, а откуда у вас перечисленные здесь ценные бумаги?
- От деда по наследству достались. Два года назад. Они хранятся у его душеприказчиков, а здесь - только список.
- Вы знаете, сколько они стоят?
- Когда я вступал в наследство, оценщики назвали мне общую стоимость. - Он произнес цифры вслух и как будто смутился… нет, даже опечалился.
- С тех пор они выросли в цене.
- На сколько?
- По сегодняшним рыночным ценам… они могут стоить около семисот пятидесяти тысяч долларов, мистер Фостер. Сэр.
Он ничуть не изменился в лице. Моя новость тронула его не сильней, чем прогноз погоды, предвещающий холодную зиму. Тут в гостиной послышались шаги Альмы, и он вскинул брови.
- Ш-ш-ш!
- Она не знает?
- Боже, да нет, конечно! - воскликнул он и тут же, словно удивившись собственной горячности, добавил: - Всему свое время.
- Если вы отдадите мне список, я перешлю его в наш нью-йоркский офис и через некоторое время предоставлю вам полный анализ рынка с рекомендациями, - прошептал я. - Можно называть вас Герберт, сэр?
Мой клиент, Герберт Фостер, уже три года не покупал себе новых костюмов, да что там: у него и второй пары башмаков не было. Он с трудом наскребал деньги на оплату кредита за подержанную машину, а вместо мяса ел сыр и рыбу, потому что мясо было им не по карману. Его жена сама шила себе одежду, и костюмчик Герберта-младшего, занавески и покрывала в их доме были пошиты из той же материи - видимо, она купила на распродаже целый рулон. Каждую зиму они мучительно решали, что в итоге выйдет дешевле, новые покрышки или подержанные, а телевизор ходили смотреть к соседям. Словом, крошечной зарплаты бухгалтера, которую Герберт приносил из бакалейной лавки, едва хватало на то, чтобы сводить концы с концами.
Господь свидетель, бедность не порок, и такая жизнь, пожалуй, куда достойней моего существования, но мне странно было смотреть на эту нищету и знать, что настоящий доход Герберта после выплаты всех налогов составляет около двадцати тысяч долларов в год.
Я показал портфель Фостера нашим аналитикам и попросил сделать подробный отчет о возможностях роста, рисках, ожидаемых доходах, влиянии войны и мира на фондовый рынок, инфляции, дефляции и всем прочем. Отчет занял двадцать страниц - рекорд среди моих клиентов. Обычно такие отчеты переплетают в картонные папки. Папка Герберта была из красной искусственной кожи.
Она прибыла ко мне домой воскресным днем, и я сразу позвонил Герберту. Новость была потрясающая: оказывается, я недооценил его портфель и на тот момент он стоил почти восемьсот пятьдесят тысяч долларов.
- Я получил анализ и рекомендации, - сказал я в трубку. - Дела у вас идут прекрасно, мистер Фостер. - Местами лучше диверсифицировать вложения, сделать больше упора на рост, но в целом…
- Делайте все, что сочтете нужным, - сказал он.
- Когда мы сможем это обсудить? Все нужно тщательно обговорить и продумать. Сегодня вечером я свободен.
- А я работаю.
- Сверхурочно в бакалейной лавке?
- Нет, у меня есть вторая работа, в ресторане. По пятницам, субботам и воскресеньям.
Я поморщился. Человек зарабатывает семьдесят пять долларов в день на одних акциях, а сам горбатится по вечерам в выходные, чтобы свести концы с концами!
- Как насчет понедельника?
- Играю на органе в церковном хоре.
- Вторник?
- Работаю добровольцем в пожарной части.
- Среда?
- Играю в церкви для кружка народных танцев.
- Четверг?
- Мы с Альмой идем в кино.
- Тогда предложите сами какой-нибудь день!
- Зачем вам я? Не бойтесь, поступайте как сочтете нужным.
- Разве вам не хочется в этом участвовать?
- Это обязательно?
- Мне было бы спокойней.
- Хорошо, давайте вместе пообедаем во вторник.
- Отлично! Может, вы до тех пор ознакомитесь с отчетом? Подготовите вопросы…
- Ладно, ладно, ладно! - раздраженно буркнул он. - Я буду дома до девяти вечера. Заезжайте.