Мы, конечно, уже заводили разговоры о моей отставке, но только в общих чертах.
- Правда. Осталось только одно задание. Даже из страны уезжать не придется. - Вообще-то база находится неподалеку от дома, но поскольку до завершения реадаптации мне не разрешат видеться с семьей, говорить об этом не имело смысла. - А потому никакого риска быть подстреленным.
Я ожидал, что Дениз бросится в мои объятия, но она только попятилась, пока не уперлась в край разделочного стола.
- Давно пора. Кора когда-то тебя боготворила, но, возможно, ты заметил, что сейчас она тебя избегает.
Я-то заметил, но приписал это психической неустойчивости переходного возраста. Однако, поразмыслив, припомнил, что дочь вела себя таким образом уже в течение двух последних моих побывок. Находилась в эмоциональной самоволке от меня, как и я от нее. И теперь, когда я это обдумал, то понял, что большую часть времени она была за пределами досягаемости Восприятия. "Если в лесу падает дерево…" и все такое. С ходом времени Восприятие не просто помогает тебе интерпретировать реальность, оно становится реальностью. Когда Кора находилась рядом, я улавливал мимолетные намеки на нечто неопределенно неправильное, но объяснял это проявлениями обычной тревожной подростковой мнительности.
Да я и не особенно пытался разобраться. Обе эти побывки оказались короче, чем я рассчитывал. Оба раза возникали кризисы в местах, где американские части как бы не должны были присутствовать. Новые возможности для пополнения статистики побед и поражений, которую я давно перестал вести: не потому что я действительно научился сосредоточиваться на одном, конкретном, сейчас выполняемом задании и не вспоминать о прошлых, а потому что каждая цифра в этих списках спасенных или погубленных жизней означала конкретного человека, которого где-то ждали своя Дениз и своя Кора…
Скажите это мозгоправам, и они ответят, что ты утратил веру. Но это не так. Некоторые из этих людей действительно были скверными парнями. Но за годы и годы выполнения того, что я должен был делать, что-то произошло и со мной самим. Нечто такое, отчего мне все важнее было находиться рядом с Дениз и Корой и одновременно все труднее.
А может, я просто перегорел. У меня были настолько жесткие задания, что даже если бы я имел право рассказывать о них, то все равно не стал бы этого делать, поскольку сказать хоть что-нибудь означало раскрыть, как часто я был на волосок от смерти. Без Восприятия я бы никак не смог выкрутиться в добром десятке случаев. Если бы не Восприятие, меня бы сейчас не было в живых. А без него я вскоре перестану чувствовать себя живым.
- Я разберусь с этим.
- Если уже не поздно.
В голосе Дениз зазвучала нотка, какой я никогда не слышал. Или, может, слышал - в конце концов, ссориться и нам доводилось, - но сейчас, не имея возможности почувствовать с помощью Восприятия, что стоит за словами, я просто растерялся.
Я направил нескольких оставшихся жучков поближе к ней, но они не сообщили мне ничего полезного. Температура кожи - 94,2 градуса. Потоотделение - 16. Просто данные, и ничего более. Мой рой уменьшился настолько, что я уже не мог понять, что чувствует жена.
- У нас все в порядке? - пробормотал я.
- Что ты имеешь в виду?
- Ну, вообще… - я колебался. Потом бросился головой в омут. - Ты еще любишь меня?
- Почему ты спрашиваешь?
- Это не ответ. Ты еще любишь меня?
- Как в юности?
- Да… нет… как тогда… - Как тогда, когда мы вцеплялись друг в друга перед неизбежным расставанием. Когда мы думали, что каждое наше совместное мгновение может оказаться последним. - Как вообще это было между нами.
Когда-то я мог заглядывать сквозь глаза прямо ей в душу, безо всякого Восприятия. Однако это ушло в далекое прошлое. Восприятие расширило мои способности, но оно также оскопило меня. Я утратил обычное интуитивное понимание. Теперь я ничего не мог прочесть в душе любимой.
- Как это было между нами, - повторил я.
Она могла бы спасти положение, просто поцеловав меня. Вместо этого она вздохнула:
- О, Кип, ну конечно, я люблю тебя. Просто тебя часто и долго не было с нами… А когда ты возвращался… Как будто часть тебя находится в другом месте. Как будто ты по-настоящему не хочешь быть здесь.
- Это только кажется. Это всего лишь работа…
- Ты всегда так говоришь. Что ж, тогда это "всего лишь", - она пальцами изобразила в воздухе кавычки, - мы. "Всего лишь" я. "Всего лишь" Кора.
Мне как будто пощечину влепили. И я все никак не мог добиться с помощью оставшихся жучков Слияния и целостного Восприятия данных. Это просто были отдельные цифры. Пульс - 89. Зрачки сужены. Это хорошие признаки или плохие? Когда я еще только обучался, то мог заглядывать в наставления, но уже так долго находился в полном и глубоком Слиянии, что для понимания мне необходим был полноценный работающий рой. Враг/друг. Опасность/безопасность. Любит/не любит. У меня больше не было достаточного количества сенсоров, чтобы преобразовать "данные" в "знание". Я потерял эту свою способность как раз тогда, когда, по всей видимости, все моя жизнь зависела от правильного понимания.
- У тебя есть кто-то другой? - спросил я.
- Что? - Проводимость кожи - 7,3. Дыхание - 22. - Что ты такое несешь?
Она отмахнулась от жучка, и я отвлекся, отзывая его назад. У меня возникло ощущение, что она пытается разрушить то немногое, что еще от меня осталось.
- Ты плохо расслышала. У тебя есть кто-то другой?
Она протиснулась мимо меня, направляясь к боковой двери, ведущей к гаражу.
- Раз ты такое спрашиваешь, значит, ты меня совсем не знаешь!
Через мгновение хлопнула дверь гаража, и на подъездной дорожке завизжали шины.
Русло было достаточно глубоким, чтобы я смог в нем спрятаться. Более того, настолько глубоким, что, ныряя в него, я вывихнул плечо.
На занятиях нам говорили, что если ты не слишком сильно налегаешь на блокираторы боли, то по шкале болезненных ощущений вывих оценивается почти в 10 баллов, а шкала эта именно десятибалльная. Но, помимо боли, в вывихах есть нечто чисто психологическое, сродни кошмару. Был у нас парень, который на тренировке поскользнулся, упал и вывихнул палец. Левый мизинец, если точно. Не забуду зрелище пальца, торчащего под каким-то неестественным углом. Медика рядом не оказалось, только мы двое, причем оба к тому времени еще не прошли курса первой помощи. Поэтому мы просто побежали назад, на базу. А это четыре мили. Парень за все время не произнес ни слова. Я тоже, но никак не мог выкинуть из головы образ этой его руки. А вот теперь я сам в таком положении. Тут даже не в боли дело; жутким казалось знание, что твое плечо больше не выглядит как плечо. Мое видение сузилось до черной точки - так называемое туннельное зрение, а уши как будто ватой заложили - я не слышал ничего, кроме биения собственного пульса, да и он с каждой секундой затухал.
Затем все же сказались тренировки. Первым делом я принял блокиратор боли. Но не слишком большую дозу: чтобы корректно вправить вывих, нужно чувствовать, что ты делаешь. Иначе можно повредить сустав. Еще хуже - повредить нервы, благодаря которым мои татуировки интегрируются в одно целое с насекомыми.
Следующий шаг: дышать глубоко и успокоиться. Что было нелегко, поскольку временем я не располагал. Бенладенцы знают, где я нахожусь, и заявятся сюда в считаные минуты.
Я думал о Дениз и Коре и отгонял отчаяние. Если я хочу когда-нибудь снова их увидеть, я должен сделать все правильно. Я вынудил дыхание выровняться, надеясь, что сердцебиение последует за ним. Я заставлял себя думать о доме и тех ночах в объятиях Дениз перед отбытием на задание. И почувствовал, что сердцебиение успокаивается. Проверил Восприятием: это действительно так.
Теперь следовало перевернуться на живот.
С первого раза не получилось. Кости со скрежетом терлись друг о друга, посылая волны боли по всему телу. На какой-то момент уши снова заложило, и я боялся вырубиться, предоставив врагам свое беспомощное тело. Но если тебе жизненно необходимо оставаться в сознании, ты в силах это сделать. С третьей попытки мне удалось перевернуться на живот, и теперь я лежал, тяжело дыша и ощущая, как лужица пота холодит поясницу.
Следующий шаг - используя здоровую руку, отвести поврежденную в сторону. Медленно, осторожно, поскольку болит чертовски. Не думать при этом о террористах, которые, вполне возможно, уже направляются к тебе. Нужно все сделать правильно, а правильно означает медленно. В конце концов, моя травма никак не сказалась на состоянии роя, и привычная мощь Восприятия помогла мне успокоиться. Реальность не исчерпывалась границами моего тела. И пока никакой опасности на подходе не было.
Ну и, наконец, самая трудная часть. Протянуть здоровую руку вверх и завести назад, как бы желая почесать спину. Захватить вывихнутую конечность и потащить вверх с перебросом через плечо. И вот меня пронзает раскаленно-белая вспышка боли, но зато рука проскальзывает на место, и плечо снова становится плечом.
Катастрофа разразилась в тот же день вечером. По ошибке. Просто глупая, бессмысленная случайность.
После отъезда Дениз я спустился в подвал - в замкнутый кокон, куда я стянул вместе с собой остатки Восприятия. Я пытался смотреть футбол. Но мне не хватало сил даже на то, чтобы за кого-то болеть. Поэтому я просто "прыгал" по каналам. Гадал, куда отправилась жена. Может, она сейчас с ним? Кто он такой? В минуты просветления я думал: а может, у меня просто-напросто крыша едет?
Да только как это определить? Хотел бы я знать. Хотел бы обладать способностью знать.
А затем самым поразительным образом я уснул.
Эмоциональная травма производит такой эффект. Вот ты сжимаешь кулаки, желая пробить ими стену, чтобы выбраться из камеры, в которую тебя загнал твой собственный разум. А затем внезапно чувствуешь такую усталость и опустошенность, что и думать ни о чем не можешь. Такое бессилие, что даже банка с пивом представляется неподъемным грузом, и тебе, чтобы заснуть, уже не надо напиваться (что, собственно, входило в твои первоначальные планы), ты и так внезапно отрубаешься. И во сне находишь спасение.
Пока не проснешься, конечно.
Похоже, Дениз отсутствовала не слишком долго. Меня разбудило ощущение, что кто-то находится рядом со мной. Шорох шагов, приглушенный щелчок, затененный силуэт между мной и лестницей, путем к отступлению и спасению. После многих лет полевых операций ты привыкаешь спать чутко, просыпаться быстро и при этом ничем не выдавать перехода из одного состояния в другое.
Вспышка прошлого, галлюцинация или фантомное зрение? Кто знает? Когда-то давным-давно она тихонько подкрадывалась ко мне, обнимала и целовала в ухо. Когда-то давным-давно я делал вид, что ничего не вижу и не слышу и что меня застали врасплох самым приятным образом.
Теперь все, что угодно, заставало меня врасплох.
За одно кошмарное мгновение я снова оказался в сухом русле.
Они приближались ко мне. Я не мог даже сказать, сколько их. Я слишком долгое время держал свой периметр на самой дальней дистанции, и теперь предстояло вернуть рой для подзарядки. Пока возился с вывихнутым плечом, я не имел возможности этим заняться. Для зарядки жучки должны находиться на расстоянии пары сантиметров от татуировки, иначе соединение будет слишком растянутым и придется сжечь слишком много гликогена для питания зарядного устройства. Подзаряжать жучков и мушек надо вблизи.
Но пока я не вправил плечо, не мог сконцентрироваться еще и на этой задаче - подтянуть жучков на достаточно близкое расстояние, чтобы из этого вышел какой-то толк.
А теперь я отчаянно пытался наверстать упущенное время. Эшелонировал своих насекомых как летчик-истребитель, отрабатывающий маневр приземления с уходом на второй круг: они подлетали на расстояние, достаточно близкое, чтобы получить свою порцию заряда, и тут же уносились прочь, освобождая место новым отрядам. Оставалось надеяться, что я потерял не так много жучков, у которых закончился заряд и возобладало то, что у них еще оставалось от естественных инстинктов немодифицированных насекомых, после чего они, разумеется, начинают заниматься тем, чем и положено заниматься нормальным букашкам.
Тем временем мне потребовалось срочно изменить позицию. Последние несколько минут не слышалось никакой стрельбы, и стало ясно: не мое подразделение выиграло схватку. Террористы, по всей видимости, уже двигались в мою сторону.
Первым делом рекогносцировка. Зарядившихся жучков я посылал вдоль русла, чтобы посмотреть, нет ли у него ответвлений. Если я смогу продвинуться по дну на достаточное расстояние, перед тем как сухое русло слишком сузится или его берега станут слишком крутыми, то сумею выбраться на участок с большими валунами и скальными обломками и там укрыться. Если застряну здесь, то считайте меня покойником.
В течение последующих шестнадцати часов мне пришлось играть в кошки-мышки (при этом кошкой был не я). Несколько раз я отчетливо слышал выстрелы, но не осмеливался на них ответить. Благодаря Восприятию я мог держаться на шаг вперед, опережая маневры противника, но за это пришлось заплатить шестнадцатью часами сверхбдительности. В течение этих часов требовалось игнорировать нарастающее онемение в плече. Быть скорее добычей, чем охотником.
Когда подоспели спасатели, я настолько вымотался, что меня уже ничто не волновало. Настолько истощен, что не сразу отреагировал, когда мне на руку опустился жучок - чужой жучок, не мой. Настолько обессилен, что едва мог сфокусировать взгляд на крошечном чипе за головой жучка. Настолько устал, что даже не понял, что уже спасен, даже когда ко мне приблизился оператор НК-МЭМС из другого подразделения, а вместе с ним не кто иной, как чудесным образом выздоровевший капитан Томас.
Капитан Томас и его команда патрулировали долину вокруг и поверху, как это должны были делать мы прошлой ночью. Спустя три часа я услышал звуки перестрелки и увидел яркие вспышки вырывающегося из стволов пламени. Вскоре они наткнулись на меня, за час пройдя дистанцию, на которой я целый день играл в прятки со смертью: уверенность людей, подошедших к врагу на такую дистанцию, чтобы их оператор НК-МЭМС мог наверняка обнаружить любого противника и все его маневры.
С ними были еще двое выживших. Один - морпех, который ухитрился добраться до поля валунов и скальных обломков, где и скрывался, перебираясь от одного камня к другому.
Другой - Джеррет.
Я очень, очень надеялся, что никогда не окажусь в таком состоянии, как он.
Есть своего рода ритуал, когда позади тебя внезапно объявляется любимая женщина. Сначала вздрагиваешь, осознав, что поблизости кто-то есть. Затем узнавание: поворот, поцелуй, тесные объятия и желание никогда, никогда не разлучаться.
И если удивление я только разыгрывал - какой тут может быть сюрприз для человека с Восприятием, то вот насчет желания никогда не расставаться… здесь все было по-настоящему, и в нашу двадцатилетнюю годовщину оно оставалось таким же, как и в первый год. Только за эти двадцать лет Восприятие устранило всякую возможность сюрпризов, а точные данные заменили интуицию. Что же касается оврага, то, разумеется, это был не единственный случай, когда я находился на волосок от смерти, просто там это длилось невероятно долго.
Слишком много эмоций сразу. И слишком мало достоверных сведений. Когда такое происходит, включаются выработанные на тренировках рефлексы. А попросту - инстинкт выживания.
Окажись у меня под рукой какое-нибудь оружие, я мог бы убить ее.
Понятия не имею, что мне там примерещилось, от кого я собирался отбиться. У меня уже почти не осталось Восприятия, я мог знать лишь, где находится то, что меня так испугало.
Я совершенно определенно не видел перед собой хрупкой женщины. Надо мной нависал враг.
В обычном состоянии человек довольно неловко выбирается из глубокого мягкого кресла. Но когда он пребывает в панике, это происходит мгновенно: напряжением всех поджилок толкаешь упор для ног вниз, а затем используешь возникший момент, чтобы швырнуть свое тело вперед. Остаток Восприятия, а может, просто обычная память подсказали мне, где я оставил банку пива. От недавней слабости не осталось и следа, я был заряжен страхом и притоком адреналина. Я схватил банку и изо всей силы запустил в цель, услышав, но не осознав вскрик Дениз, когда банка ударила ее точно в подбородок.
Ошеломив таким образом предполагаемого противника, я метнулся вперед, сильно оттолкнувшись от пола, - слишком сильно, поскольку услышал треск в ступне. Перелом пятой плюсны, как я позже узнал, но тогда почти не почувствовал боли. Вместо этого я нанес удар в мягкий, нетренированный живот и, уперев предплечье другой руки в беззащитное горло, прижал жертву к обшитой дубовыми панелями стене.
И только тогда понял, где нахожусь. Кто передо мной. И что я делаю.
Мои руки безвольно опали. Господи! Проклятье? Молитва? Черт его знает.
Дениз это было все равно.
- Ну, ты и мразь! - воскликнула она.
Я отшатнулся. Я пытался отыскать нужные слова и не находил их, молча глядя, как она поднимается по лестнице, уходя из подвала и из моей жизни.
"Не думай, что у меня не было возможностей закрутить любовную интрижку, если бы я этого захотела", - сказала она.
Я проснулся с криком. Но на этот раз я был Джерретом, таким, каким видел его в тот день на поле боя, - обезумевшим от страха парнем с вытаращенными глазами.
Он и физически сильно пострадал. Кровь и грязь покрывали его лицо и униформу, а на эти красно-коричневые разводы лег слой белой пыли. Джеррет выглядел жертвой землетрясения, извлеченной из-под завала. Кисть была обмотана грязным носовым платком. Как я узнал позже, он сломал два пальца. Из-под шлема виднелась более свежая повязка - это постарались спасатели, но и на ней проступало алое пятно.
Он понятия не имел, что в него попало. Однако это вырубило его на срок достаточный, чтобы его потерявший хозяина рой, предоставленный самому себе и хаотически дрейфовавший, успел расползтись в пространстве и сгинуть. И когда Джеррет пришел в себя, он был полностью отрезан от связи хотя бы с единственным жучком и начисто лишен Восприятия.
Он больше не был прежним Джерретом.
Что-то похожее случается, когда перед сном ты переводишь своих жучков в режим ожидания: Это делается на автомате и также естественно, как закрыть глаза. Но в бою все твои ресурсы распределены, и жучки собираются около тебя, только когда ты их сознательно отзовешь с периметра. Если бы удар от моего прыжка в сухое русло пришелся не на плечо, а на голову, и я потерял бы сознание, мог бы пережить то же, что и Джеррет. Да я и переживаю - во сне, не реже раза в неделю.
Мозгоправы говорят, что постепенный выход лучше всего. Возможно. Но когда я просыпаюсь от собственного крика… результат тот же самый.