- Фантазии! - небрежно бросила Рита, и он усмехнулся.
- И заигрываете, кстати, не очень-то умело. Хотя, кто другой может и повелся бы. Кому все равно.
- А вы, значит, беспредельно разборчивы, - Рита снова отклонилась назад, прижавшись затылком к его ладони и повернув голову, и он не убрал ладонь, с любопытством глядя ей в глаза, в которых зелень и синь уже снова были в равных пропорциях. - Слушайте, Роман, - ее веки вдруг широко раскрылись, будто девушку осенила необычайная мысль, - а может, вы голубой?
Он ухмыльнулся, и одновременно с этой ухмылкой его ладонь исчезла из-под затылка Риты, и она повалилась на диван, с размаху стукнувшись головой о сиденье, и снова ойкнула. Роман встал и посмотрел на нее с печальной усмешкой, как смотрят взрослые на безнадежно глупых детей.
- Ответ, я так понимаю, отрицательный, - пробормотала Рита, поднимаясь с диванчика и потирая затылок. - Извините, я не хотела вас обидеть.
- Вам это и не удалось, - Роман неожиданно подмигнул ей. - Для того, чтобы меня обидеть, нужно иметь хоть капельку ума. А у вас, - он сожалеюще развел ладонями, - увы! Но не расстраивайтесь, при хорошей анатомии ум ведь не обязателен, не так ли?
Рита коротко взглянула на него, вскочила, сгребла пакет и свою куртку и ушла в каюту, зло хлопнув дверью.
Она не выходила из нее до тех пор, пока катер не вернулся в русло неспешной Шаи.
Роман предпочел бы, чтоб она не выходила из нее до самого Аркудинска.
* * *
Он надеялся, что странная клиентка аннулирует свой заказ, во всяком случае, в отношении него, и он больше ее не увидит, но когда Роман, покончив с формальностями, покинул контору, Рита ждала его за углом, неподалеку от автостоянки в бледном свете фонарей. Она снова приняла свой элегантно-надменный облик, который слегка портила царапина на скуле. Ее волосы, тщательно расчесанные, сбегали с правого плеча золотисто-пшеничной волной, и закончившие на сегодня работу и попивавшие пиво возле перил водители поглядывали на нее с живым интересом. Рита постукивала каблучком сапога по асфальту, и ее глаза удовлетворенно поблескивали, как у человека, выполнившего ответственную и сложную работу.
- Надеюсь, вы ждете не меня? - спросил Роман с надеждой, замедляя шаг.
- Вас.
- Что вам еще? - он остановился совсем, и Рита улыбнулась - опять безмятежно, словно вновь позабыла все недавно происшедшее. Бабочка-поденка.
- Хочу напомнить, что завтра приду в это же время. И не думайте, что вам удастся улизнуть на другой маршрут. Вам не позволят.
- А вы, случайно, не мазохистка? - с любопытством осведомился он, и Рита хихикнула.
- Может быть, отчасти. Ладно, до завтра.
- До завтра еще дожить надо, - рассудительно заметил Савицкий. - Вдруг я простужусь или под трамвай попаду…
- Не говорите так! - вдруг очень серьезно попросила Рита и погрозила ему сине-зеленым взглядом, как упреждающим пальцем. - Никогда так не говорите!
Она резко развернулась и направилась к автостоянке, и в звонком перестуке ее каблуков была злость. Роман, закурив, смотрел, как она дошла до темно-фиолетового "мини купера", и тотчас же дверца со стороны водителя открылась и из машины выбралась каштановолосая девушка с короткой стрижкой и миловидным лицом, одетая в короткую куртку и джинсы. Девушка сдержанно улыбнулась Рите, потом несдержанно всплеснула руками, очевидно увидев царапину. Она резко взглянула прямо на Романа, потом мотнула головой в его сторону, явно безмолвно спрашивая, не он ли учинил над Ритой это злодеяние? Рита засмеялась и что-то сказала, и Роман тотчас же отвернулся и пошел в сторону остановки. И пока он шел, в его памяти то и дело всплывали то шрам на тонкой спине, то крошечное пятнышко возле уголка рта, то короткий отрезок времени, наполненный странно-серьезным голосом и странно-серьезными фразами, и мысленно Савицкий снова и снова повторял кому-то, возможно несуществующему, что лучше бы некоторых людей вообще никогда не было на этом свете. И возможно несуществующий молчал в ответ.
Вероятно потому, что был согласен.
* * *
Смотря по телевизору утренние новости, он водил утюгом торопливо и рассеянно, и опять загладил на рубашке косую складку. Чертыхнулся и принялся ее разглаживать. Зачем, собственно, гладить рубашку, если ее из-под свитера и так не видно? К тому же, он не на парад идет. Вот же ж, привычка - надевать мятую вещь неприятно, даже если ее и не видно. Роман подумал, что если и стоит завести в доме женщину, то для того, чтобы гладить белье. У него вечно получалось не глаженье, а черт знает что. Хотя, поди еще заставь женщину что-то погладить. Его нынешняя подружка, работавшая паспортисткой, если и гладила что-то, так только свою кошку.
Уже на остановке Роман, глянув на часы, обнаружил, что опаздывает. Ни автобусов, ни маршруток, как назло, не было - прибывали исключительно те номера, которые ему были совершенно не нужны. Он завидел громыхающий неподалеку "шестой", перебежал дорогу и оказался на остановке как раз перед открывшейся дверью трамвая. Выплеснулись выходящие, Роман нырнул в дверь в первых рядах и пристроился возле окна. Рядом колыхнулось, задев его, знакомое терпковатое с легкой сладостью облако, и он машинально повернулся - Рита? Но нет, конечно же это была не Рита, да и что ухоженной кукле было делать в рабоче-крестьянском транспорте? Он отвернулся от сонного лица незнакомой шатенки, трамвай тряхнуло, кто-то, стоявший сзади, повалился ему на спину и тотчас исчез, не извинившись. В Аркудинске люди редко извиняются.
Три остановки Роман проехал, безразлично глядя в мутноватое оконное стекло. На четвертой две трети пассажиров вышли, в трамвае стало совсем свободно, и Роман чуть передвинулся, но не сел. Сонная шатенка уже вышла, но облако знакомых духов так и плавало рядом, и это Савицкого раздражало. Трамвай дернулся, трогаясь с места, Роман слегка качнулся, ухватившись за поручень и с трудом сдерживая зевок, рассеянно повел глазами в сторону, и зевок застрял у него в горле.
Тот, на кого он смотрел, приветственно улыбнулся. Потом поднял ладонь и легко махнул - знакомый дружеский жест. В сине-зеленых глазах, опушенных светлыми ресницами, была улыбка - такая же приветливая, как и та, что устроилась на губах. И болячки в уголке рта уже не было.
- Черт меня дери! - прошептал Роман и передвинулся вправо - очень медленно, словно подкрадывался к бабочке, которую мог спугнуть неосторожным движением. И остановился, когда оказался точно рядом с сиденьем.
Мальчишка был все в таких же потертых джинсах, но теперь на нем была темная куртка, а светлые волосы казались длиннее. Это был Денис Лозинский, и Роман понял бы это даже, если б мальчишка и не улыбнулся ему так узнавающе. Конечно, это был Денис.
И в то же время не он.
Малышу, сидевшему на придверном коврике, было от силы года четыре. Ребенку же, на которого сейчас смотрел Роман, уже исполнилось лет шесть, возможно даже семь. Хоть он и сидел, Савицкий сразу же осознал, что этот мальчик был гораздо выше ростом, и его лицо было очерчено более резко. Он мог бы быть родным братом того Дениса. В любом случае, он не мог быть тем Денисом - ведь что бы ни вытворяли дети, вырасти за три недели на три года они не могут никак.
И все же это был именно Денис. Объяснить это было невозможно, но это был именно он. И он его узнал.
Рядом с мальчишкой сидела сонная женщина лет тридцати пяти с тщательно подвитыми каштановыми волосами, рассыпавшимися по ткани светло-серого плаща. Лицо женщины с мелкими чертами было бледным и невыразительным - в глаза бросались лишь губы, накрашенные ослепительно яркой красной помадой, они приковывали к себе все внимание, отчего прочие части лица еще больше бледнели и пропадали куда-то, и казалось, что кроме губ ничего больше и нет. Одной рукой женщина держала сумочку, другой крепко сжимала ладошку Дениса, и изредка губы обращались к нему и улыбались сонной ласковой улыбкой.
- Денис? - очень тихо произнес Роман, наклонившись, и глаза женщины, до этого момента незаметные, вдруг появились на лице, вспыхнув злым волчьим огнем, как будто этим вопросом Роман посягнул на ее собственность. Она чуть подвинулась к мальчику, крепче сжав его пальцы. Мальчишка кивнул и снова улыбнулся. Его улыбка уже не была полубеззубой - все зубы, белые и крепкие, были на месте.
- Привет, дядя Рома, - вместе с ним повзрослел и голос, и из него исчезли наивно-лепечущие нотки. - Почему ты уже тут? Ты рано. Слишком рано. Нам придется импровизировать.
- Что ты несешь?! - прошипел Роман, быстро огляделся и наклонился еще ниже. - Ты хоть понимаешь, что ты мне устроил, паршивец?!
- Инна уже наполняет ванну, - задумчиво произнес Денис, глядя куда-то сквозь Романа. - И пена уже шуршит, пухлая… с ней здорово играть, когда сидишь в ванне… Чего ж вы не в автобусе, дядя Рома? Ох уж мне эти вечные перебои с городским транспортом! Но хорошо, что у вас больше нет машины, а то все бы так запуталось.
Роман широко раскрыл глаза, решив, что мальчишка рехнулся. Несет какой-то бред, и слушать его немного жутковато - так мог бы говорить взрослый человек, а не шестилетний ребенок.
- Вот что, малый, - зло сказал он, - сейчас мы выйдем и потолкуем с тобой в другом месте! - Роман покосился на волчьи глаза яркогубой женщины, смотревшей на него в упор, но, почему-то, до сих пор молчавшей. - Значит, это твоя мамаша?
- Нет, - Денис вдруг фальшиво всхлипнул, и в его глазах заискрился смех. - Нет у меня никого. Я так одинок, дядя Рома.
- Ну, так сейчас будет тебе компания! - Роман, решив не тратить больше времени на бессмысленную болтовню, схватил мальчишку за плечо с намерением выволочить его из трамвая, и в этот момент сидевшая рядом женщина ожила, уронила сумочку и яростно заколотила Савицкого свободной рукой, другой по-прежнему держа Дениса за ладонь.
- Не тронь, пусти! - пронзительно завизжала она. - Пусти моего родного!.. Он мой родной!.. пусти его, сволочь, пусти!..
Роман едва успел отдернуть голову, когда рука со скрюченными пальцами устремилась ему в лицо, и выпустил Дениса. Салон загудел возмущенно-любопытствующими голосами, кто-то ахнул, в следующую секунду трамвай остановился, и в него хлынул поток пассажиров. Романа отнесло в сторону, стукнув о чью-то спину, и он на какое-то время потерял из вида и мальчишку, и взбесившуюся женщину, но все еще слышал ее визг:
- Мой родной!.. родной!.. Помогите, он хочет его отнять!..
Роман попытался пробраться на прежнее место, но остервенело проталкивавшаяся сквозь толпу пухлая дама вдвинула его кому-то в бок. Часть людей, обернувшись и вытянув шеи, смотрела туда, откуда долетал истеричный женский крик. Внезапно он оборвался громкими булькающими звуками, раздался чей-то испуганный вопль, и толпа колыхнулась назад. Роман, плюнув на приличия, рванулся вперед, грубо отшвырнув с дороги какую-то женщину, пихнул кого-то локтем и прорвался к сиденью, где оставались Денис со своей попутчицей. Вокруг сиденья уже образовалось довольно широкое пустое пространство. Яркогубая женщина, косо завалившись на диванчик, билась в судорогах, широко разевая рот, и из него с бульканьем выплескивалась густая пена, заливая сиденье, светло серый плащ и пол вокруг, ползла она и из бешено раздувающихся ноздрей. Женщина хрипела, и ее лицо стремительно синело, а глаза выпучивались так, что, казалось, еще немного, и они выскочат из глазниц.
Дениса не было.
Роман суматошно оглянулся - нет, нигде не видать светловолосой головы. Но он здесь, в трамвае. Он должен быть здесь!
- Припадочная, - испуганно сказал кто-то рядом с Романом. - Вон, пена пошла… Делать-то чего?..
- Остановите трамвай! - зло заорал Савицкий, одновременно кидаясь к бьющейся женщине. Отчего-то он был уверен, что дело тут совсем не в припадке. Подхватив ее, он усадил женщину так, чтобы ее голова с раскрытым ртом свесилась вниз и она не захлебнулась, потом вскинул глаза. Пассажиры, смотрели на него с испуганным любопытством, ожидая, что он будет делать дальше. - Да скажите же, чтоб трамвай остановили, бараны! "Скорую" вызовите! И найдите пацана - здесь где-то он… Лет шесть, светлые волосы… Найдите и не отпускайте! Да живо - что вы уставились?!
Изо рта женщины, подергивавшейся в его руках и надрывно кашлявшей, продолжала хлестать пена, распространяя вокруг кислый запах, смешанный с другим, очень сильным и очень знакомым, и Роман не сразу понял, что это, а поняв, удивленно моргнул. Пахло лавандой.
- Остановить трамвай! - вдруг рявкнул кто-то в гомонящей толпе начальственным голосом, и услышав этот голос, Роман болезненно и как-то обреченно поморщился. Послышался возглас кондукторши, начальственный голос что-то бормотнул, и кондукторша истошно заорала:
- Васька!.. останови!.. твою!.. в!..
Трамвай с лязгом дернулся и замер. Роман, поддерживая женщину, оглядывался по сторонам, ища Дениса, но везде были лишь незнакомые взрослые лица. Вскоре среди них появилась небритая физиономия Нечаева и устремилась к нему, и Савицкий сразу же отвернулся. Женщина все еще подергивалась, но уже слабее, и ее продолжало тошнить. Он не мог понять, как в человеческом теле могло уместиться столько жидкости - пенистая лужа уже расползлась на половину салона, и люди брезгливо поджимали ноги и пятились.
- Дверей не открывать! - крикнул где-то рядом Нечаев, и его голос начал удаляться. - Никому не выходить!.. Милиция!.. Врач есть?! Есть врач?!.. Не орать! Когда надо, тогда и выпущу! В сторону, в сторону!..
Роман заметил, что пена, все еще выползающая из распахнутого рта и ноздрей женщины стала розовой. Она уже не дергалась, и только по телу волнами пробегали мелкие, почти незаметные судороги. В следующую секунду какой-то полный мужчина решительно оттолкнул его назад, выхватив женщину из его рук, уложил на сиденье и почти полностью загородил ее своим массивным телом. Роман, пошатнувшись, отвернулся, и рядом с его ухом тихо прошипели:
- Что ты тут делаешь?
- На работу еду, - Роман чуть повернул голову. - А вот ты, старлей, чего тут делаешь?
- И я на работу… - в голосе Валерия послышалась легкая растерянность. - Что с бабой? Траванулась чем-то?
- Не знаю… ты "скорую" вызвал?
- Да, - с холодком ответил Валерий. - Между прочим, никакого пацана в трамвае нет. Я везде посмотрел. Я слышал, как ты орал. Где он был изначально?
- Сидел рядом с ней.
Некоторое время они молчали, напряженно наблюдая за манипуляциями полного человека. Потом мужчина выпрямился и мрачно сказал:
- Она умерла. Ничего тут не сделаешь.
Роман и Валерий вздрогнули и посмотрели на женщину, чьи ноги в темных брюках безжизненно свесились в проход. Черные туфли были облеплены розовыми хлопьями. Из уголка рта медленно тянулась темно-розовая жидкость, и пена подсыхала под ноздрями.
Пассажиры загомонили громче прежнего, потом несколько голосов выкрикнули:
- Выпустите нас! Мы на работу опаздываем!
- Откройте двери, - хмуро приказал Нечаев кондукторше и взглянул на Романа. - Выйдем-ка, гражданин Савицкий.
Роман понимающе кивнул, вытирая руки носовым платком, после чего вдруг произнес:
- Валерий Петрович, у меня к вам личная просьба. Понюхайте-ка эту бедную даму. Изо рта чем пахнет у нее?
Глаза Нечаева раскрылись до пределов, дозволенных природой.
- Совсем сдурел?!
- Черт его знает! Чувствуете какой-нибудь запах вокруг?
- Духи кто-то разлил, похоже… - Валерий сморщил нос, внимательно посмотрел на лицо Савицкого, оглянулся на торопливо выбегающих из трамвая пассажиров, пожал плечами, наклонился и, сморщившись еще больше, осторожно потянул воздух рядом с мертвым раскрытым ртом. Поспешно выпрямился и озадаченно почесал затылок.
- Лаванда. Несет, как не знаю что!.. Ела она ее, что ли?
- Мальчишка болтал что-то про ванну… с пеной… бред какой-то нес… какая-то Инна, мол, уже ванну набирает…
- Опять ты со своим мальчишкой?! - так громко заорал Нечаев, что один из пассажиров с перепугу споткнулся о ступеньку и выпал на тротуар. - Не было никакого мальчишки, Савицкий! Она одна сидела, ясно тебе?! Я ее видел! Видел, как ты к ней подрулил и чего-то сказанул! Что ты ей сказал, что она тебе в рожу вцепилась?!
- Не ей я сказал, а пацану, кретин! И это из-за него она в меня вцепилась?!
- Да не было никакого пацана, шизик! Никто его не видел, кроме тебя! Да тебя в психушку надо упечь до скончания веков!..
В это время в трамвай поднялся официально прибывший врач, раздраженно посмотрел на них и направился к телу, следуя манящей руке полного удрученного мужчины. Роман с Валерием мгновенно замолчали и вышли на улицу, где Нечаев тотчас ухватил Савицкого за рукав.
- Ты куда это?
- На работу.
- Мы с тобой не договорили!
- А чего говорить, коли ты все так прекрасно видел? Если у меня и галлюцинации, то они вот этого, - Роман махнул рукой в сторону трамвая, - сделать никак не могли! Или, скажешь, и ее я тоже, а? Интересно, и каким же это затейливым образом?! Ты видел, сколько из нее вытекло?! Непонятно, как она вообще смогла выйти из дома и сесть в трамвай. Это невозможно, вообще-то. Подумай над этим. А еще подумай, если пацана не было, то почему она тоже его видела? Ты слышал, что она кричала?
- Мой родной, - холодно ответил Валерий. - Она кричала это тебе. Ты ее знаешь, не так ли?
- Впервые вижу. Она кричала не мне. Она кричала, что я хочу забрать у нее ее родного. То есть, пацана.
- Да не было там!.. - возопил Валерий, но тут же осекся, глядя на оконное стекло. Взъерошил свои светлые волосы, болезненно сощурился и внезапно стал самым озадаченным человеком в мире.
- Что за бред?.. - пробормотал он едва слышно.
Роман тоже взглянул на трамвайное окно, желая узнать, что привело Нечаева в такое состояние, но ровным счетом ничего не увидел. Стекло было мутным, но относительно чистым, на нем не было никаких кровавых или угрожающих надписей - вообще ничего не было. Изнутри оно запотело, и на бледной дымке кто-то пальцем нарисовал большую римскую цифру V, подчеркнутую сверху и снизу. Цифра уже таяла, расползалась, оплывала крошечными каплями влаги.
Что-то метнулось в его мозгу - что-то стремительное, неуловимое - и тотчас исчезло.
- Ты зашел позже меня… - еще тише произнес Валерий, так что Роман едва разобрал сказанное. - Но не… Нет, не верю я в такие совпадения…
- Что вы там бормочете, господин детектив? - раздраженно спросил Савицкий, покосившись на толпящихся возле трамвая людей, которые только недавно утверждали, что опаздывают на работу.
- Не твое дело, - отозвался Нечаев как-то сонно и повернул голову. Его ярко-голубые глаза потускнели и словно ушли в глубь черепа. - Вы, собственно, свободны, Савицкий. Я вас боле не задерживаю. Только сделайте одолжение - в ближайшее время никуда из города не выезжайте. И постарайтесь не менять место жительства.
Рядом с самым озадаченным человеком в мире появился еще один не менее озадаченный.
- Отчего вдруг столь резкая перемена? И с какой стати мне сидеть сиднем в этом городе? Я что - подозреваемый? Из-за того, что какая-то незнакомая мне баба чего-то там наглоталась?!