- Савицкий, если отпускают, то следует уходить - и как можно быстрее, - блекло сообщил Валерий. - Я еще разберусь с тобой и твоими галлюцинациями.
- А я тебе говорю - был там пацан! - упрямо буркнул Роман, сам раздраженный собственным упрямством. Чего он, собственно, стоит тут и чего-то доказывает какому-то тупоумному старлею?! - И я с ним говорил. Только…
- Я не знаю, что там тебе опять привиделось, - Нечаев сунул в рот сигарету и с недобрым прищуром взглянул на Романа. - Я знаю только одно - в последнее время там, где ты появляешься, кто-то умирает.
* * *
Ему пришлось возвращаться домой, чтобы переодеться, и Савицкий опоздал почти на полчаса. Подходя к причалу, он не сомневался в том, что если вздорная кошка вздумает устроить по этому поводу истерику, он скинет ее в воду. Наплевать, что за это его уволят. Сейчас ему было абсолютно на все наплевать. Происшедшее крутилось в голове сумасшедшей каруселью, и из этого кружения то и дело выглядывало лицо мальчика, который стал старше, и издевательски улыбалось, и качалась приветственно детская ладошка, и в уши ввинчивались взрослые фразы, произнесенные звонким детским голосом. Ему казалось, что и асфальт, и деревья, и сам воздух - все вокруг пахнет лавандой - теплый, сырой, приторный запах, будто весь Аркудинск превратился в огромный кусок мокрого туалетного мыла. Ладони по-прежнему чувствовали тяжесть умирающей и судороги, сотрясавшие ее тело, и она снова и снова взвизгивала в его мозгу:
… Пусти моего родного!.. Он мой родной!..
А следом почему-то неизменно выплывало озадаченное лицо Нечаева, и это раздражало больше всего.
К его удивлению Риты на катере еще не было - не было ее и нигде вокруг - ни у перил, ни в барчике на причале. Роман взглянул на часы, пожал плечами и зашагал было к конторе, но в этот момент на стоянку, визжа шинами, в облаке темной пыли влетел "мини купер" и затормозил в самый, что ни на есть, последний момент, едва не въехав передним бампером в ствол липы. Из машины выскочила Рита в короткой черной куртке и облегающих золотистых брюках, вытащила пакет, хлопнула дверцей, перекинула через плечо ремешок сумочки, включила сигнализацию - и все это на одном стремительном движении, так что Роман совершенно не успел уловить, где начиналось одно действие и заканчивалось другое. Стуча высоченными каблуками, она почти подлетела к Роману, и тот воззрился на нее изумленно - где же вчерашняя элегантность и надменность? Девушка выглядела какой-то взъерошенной, спутавшиеся волосы небрежно рассыпались по плечам и спине, куртка сидела на ней как-то косо. Рита тяжело дышала, и казалось, что она приехала не на машине, а только что слезла с лошади после долгой безумной скачки. Напряженное лицо со слегка поджившей царапиной было очень бледным, а глаза смотрели странно, точно Рита пристально приглядывалась к чему-то внутри себя. Оказавшись возле Романа, она поспешно пристроила на ненакрашенные губы вчерашнюю безмятежную улыбку, но он этой безмятежности не поверил.
- Здравствуйте. Я опоздала, да? - небрежно спросила Рита чуть срывающимся голосом, и ее глаза посмотрели на Савицкого так, словно Рита ждала от него какой-то особой реакции. - Давайте поедем. Давайте скорее поедем!..
Он молча развернулся и пошел к катеру. Каблучки торопливо застучали сзади, потом рядом, и Рита, обогнав его, метнулась к катеру и прыгнула на него, отчего катер чуть покачнулся. Роман вздернул бровь, озадаченный тем, как удается развивать такую скорость в столь неудобной обуви, потом спохватился и запоздало крикнул:
- Я же говорил - нельзя прыгать на катер!
Она не огрызнулась, как вчера - вообще ничего не ответила, сидела на диванчике, обняв свой пакет, и смотрела в сторону причала, и в ее молчании было что-то такое, отчего Роман то и дело украдкой поглядывал на нее. Казалось, что на диванчике и впрямь сидит кукла - неживая, холодная, и за приоткрытыми губами и стеклянными глазами одна лишь пустота. Рита ожила, только когда катер уже вошел в Шаю, и ее первые слова озадачили Романа еще больше.
- У вас все в порядке?
- Разумеется, - равнодушно ответил он. - С чего бы у меня быть беспорядку?
- Это просто вежливость! - сказала Рита со знакомым раздражением. - Неужели вам чужда обычная человеческая вежливость? Мне показалось, что вы неважно выглядите.
Ты на моем месте, подруга, выглядела б еще хуже. Знать бы только точно, на каком я месте.
- Вам показалось. Вы и сегодня вооружены? Что прихватили на этот раз? "ТТ" или, - Роман обернулся, - парочку осколочных гранат?
- Фаустпатрон, - буркнула Рита и снова превратилась в куклу. Роман хмыкнул и отвернулся.
Сегодня она не просила делать остановки и практически не разговаривала, молча смотрела на берег, то ли предаваясь созерцанию весеннего пейзажа, то ли погруженная в какие-то свои мысли. Роман был доволен - на этот раз он вез почти идеальную пассажирку, но в то же время его не оставляло недоумение. Вчера вечером Рита не оставила ему сомнений в том, что и сегодня на катер придет взбалмошное и вздорное существо, беспрерывно говорящее и делающее глупости и окутывающее его усиленным и столь подозрительным Роману вниманием. Но сегодня на катер пришел кто-то другой, сидел очень тихо, очень много курил, и если Савицкому и удавалось поймать обращенный на него сине-зеленый взгляд, то никакого выражения он в нем не видел. Кукольный взгляд. Стеклянный. Обедать она ушла в каюту, ничего ему на этот раз не предложив.
Выйдя из каюты почти через час, Рита перебралась на нос, устроилась в креслице рядом с Романом, поставила у ног пакет и принялась заплетать волосы в косу, склонив голову набок и глядя на скользящие мимо развесистые вековые ели. Ее пальцы быстро и слаженно бегали среди золотистых прядей.
- А вы женаты, Роман Андреевич? - поинтересовалась она рассеянно, и Роман так же рассеянно ответил:
- Не ваше дело.
- Я бы удивилась, если б вы сказали что-нибудь другое.
- Я не женат.
Рита усмехнулась, бросила недоплетенную косу, достала из сумочки сигареты и закурила. Роман, скосив на нее глаза, заметил, что пальцы девушки чуть подрагивают. Она неотрывно смотрела на лес, и он не мог видеть выражения ее лица. Внезапно Роману захотелось, чтобы лицо это было видно - хотя бы часть. Сейчас отчего-то, когда Рита поворачивалась затылком, он чувствовал себя неспокойно, как будто в эти моменты с ее лицом происходило что-то ужасное.
Словно почуяв его мысли, Рита повернула голову, и сине-зеленый взгляд огладил его щеку - по-знакомому недвусмысленно-игривый, и так же по-знакомому Роман почуял за этой игривостью легкую фальшь. Неприязнь просвечивала сквозь эту игривость едва-едва, как донные камешки сквозь темную воду, а к неприязни этой тесно прильнуло смятение. Савицкий чуть повернул голову, и взгляд, скользнув по его зрачку, вдруг всполошенно, словно вспугнутый воришка, дернулся вниз, к груди, перепрыгнул на руку и снова юркнул в сторону береговой линии, выискивая что-то среди елей. Мысленно Роман спросил себя, какая, в сущности, разница - что, да почему? Фальшивит игривая кошечка или нет? Чего задумываться о подоплеке - важен сам факт - красивая девка в самом соку предлагает себя уже второй день подряд - тут и статуя командора слюной бы изошла. Да вот только при всей Ритиной игривости что-то не позволяет поставить ее в ряд особ легкого поведения.
Роман мысленно пожал плечами и обратил все свое внимание на реку. Катер чуть свернул, обгоняя неторопливо плывущий вниз по течению топляк, и в тот же момент Рита извлекла из пакета бутылку коньяка, отвернула крышку и нецивилизованно хватанула прямо из горлышка. Глубоко вздохнула, опуская руку с бутылкой, после чего сопроводила коньячную порцию сигаретной затяжкой.
- Ух! - сказала она и вальяжно развалилась в креслице. - Перефразируя Стейнбека, нет ничего лучше первого глотка коньяка!
- Первого? - Роман недоверчиво вздернул бровь. - Вы разве в каюте уже не приняли на бюст?
- О, со мной изволили заговорить?! - изумилась Рита, обнимая бутылку, как любимое дитя. - В вашем голосе я слышу осуждение - верно, именно такое слышали миряне в голосах укорявших их монахов, которые сами же весьма обильно… - она махнула рукой, видимо, решив, что не сможет закончить предложение, после чего продекламировала, задумчиво глядя в горлышко бутылки одним глазом:
Если я напиваюсь и падаю с ног -
Это богу служение, а не порок.
Не могу же нарушить я замысел божий,
Если пьяницей быть предназначил мне бог!
- Не знал, что вы знакомы с творчеством Хайяма, - заметил Роман, вскользь отметив, что строки выучены не вчера с целью покрасоваться, а знакомы явно давно - причем не только знакомы, но и насквозь прочувствованы.
- Не знала, что вам известно, кто это такой, - в тон ему ответила Рита, чуть поежившись.
- Но не думаю, что вы знаете наизусть всю "Рубайату", - Роман коротко глянул на нее и усмехнулся. - Что это с выражением вашего лица, дама? Вы полагали, что мои литературные познания не распространяются дальше надписей на бутылках с разнообразным лкоголем? Надеюсь, вы не сильно расстроились по этому поводу?
- Не вижу повода для расстройства. А вы кто по образованию?
- Не ваше дело.
- Вы еще не натерли мозоль на языке этой унылой фразой? Бросьте, Роман Андреевич, мне кажется, вы вполне умеете по-человечески разговаривать.
- Вы наняли меня, чтобы я катал вас взад-вперед или вел с вами светские беседы?
- А разве это нельзя совместить? - Рита протянула ему коньяк. Роман мысленно вздохнул и отрицательно качнул головой. - Опять? Почему так - нам еще долго плыть, никто и не узнает, что вы пили. Коньяк хороший… И вы не похожи на заядлого трезвенника. Или у вас жесткий принцип - не пить на работе? Почему вы не можете вести себя по-людски - я не имею в виду это, - она качнула бутылкой, - а вообще? Не нравлюсь вам - ну и на здоровье, я не собираюсь делать из этого вселенскую трагедию - ах, боже мой! - конец действа - графиня с изменившимся лицом бежит к пруду!
- Что вам от меня надо, а? - спросил Савицкий раздраженно, скользнув взглядом по ее аккуратно скрещенным ногам в облегающих брюках. Рита изящно пожала плечами.
- Просто общения. Не пугайтесь, я не собираюсь сбивать с праведного пути столь высокоморальную личность, как вы, - я уже поняла, что вы изначально исполнились ко мне глубочайшего отвращения и, наверное, именно поэтому так часто поглядываете на мои ноги.
- Я уже говорил, что у вас хорошая анатомия, - Роман потер шрам на щеке и посмотрел на небо, вскользь отметив кривоватую усмешку пассажирки.
- Все-таки действует?
- Не нарывайтесь, - посоветовал он скучающим тоном и, быстро глянув на реку перед носом катера, повернул голову и ухмыльнулся, медленно прокатив взгляд по ее фигуре снизу доверху. - Иначе мне действительно вздумается остановить катер, ссадить вас на берег и извалять по траве в разнообразных затейливых позах. Вы этого хотите? Предпочитаете ли прелюдию из поцелуев или вас сразу со страстным рыканьем ухватить за белые бедра?.. Ну, так как - даете отмашку? - Роман ухмыльнулся шире, после чего резко убрал похабство и из улыбки, и из взгляда, и из голоса. - Но нет, увы, вижу, не скользить нам по бальным залам полян, не встречать лесной рассвет в сонной и сладостной истоме объятий, не погружаться в одну на двоих грезу, поэтому давайте каждый займется свои делом - вы будете молча восхищаться окрестностями, я - вести катер. Ага?
Рита как-то сонно поморгала, потом озадаченно спросила:
- Это что сейчас было?
- Ровным счетом ничего, - отозвался Роман прежним равнодушным тоном и закурил. - Какие будут указания?
Она покосилась на него с каким-то комическим испугом и в то же время оскорбленно, словно он был восковой фигурой, внезапно ожившей и игриво хлопнувшей ее по заду, сопроводив шлепок непристойным предложением. Глубоко вздохнула, спрятала бутылку в пакет и чуть хрипловато произнесла:
- Однако.
- Если это было указание, то я его не понял, - сообщил Роман. - Соблаговолите выразиться яснее.
- Мы ведь сейчас идем вниз по течению, да?
- Именно.
- Выключите двигатель.
Роман, чуть пожав плечами, покорно остановил движок, надеясь, что не подвергнется очередной обработке, долженствующей, по замыслу Риты, преобразить его в насквозь дружелюбного типа, и мысленно вопросил кого-то, возможно несуществующего, почему тот не доглядел за сотворением мира и Романа в частности - лучше бы его создали глухим, либо всех женщин немыми, и тогда, вне всякого сомнения, образовалась бы всеобщая гармония. Катер тихо скользил по воде, влекомый теперь лишь задумчивым течением реки, и не тревожимый больше звуком двигателя лес словно придвинулся ближе, приглядываясь и оценивая.
- Как тихо! - выдохнула рядом Рита - почти беззвучно. - Я отвыкла от такой тишины, какое-то время мне вообще казалось, что такой тишины больше не существует. Какие огромные деревья! Знаете, когда я смотрю на них в такой тишине, человеческая цивилизация представляется мне не грозной и могучей, а чем-то бледным, с хилыми ручонками, возможно даже несуществующим. Странно думать, что где-то там остался город - сплошь камень, машины и деньги, деньги… Здесь все это не имеет никакого значения.
- Погодите, скоро те хилые ручонки дотянутся и сюда, - Роман откинулся на спинку сиденья, закинул руки за голову и чуть прикрыл глаза. - На Светлом тоже когда-то было очень тихо. И на Тиши - не зря же такое название… А теперь там сидит Аркудинск.
- Вы не любите этот город? - поинтересовалась она, отводя задумчивый взгляд от елей.
- Я в нем родился, - просто ответил Савицкий. - С родным городом всегда срастаешься. Особенно когда живешь в нем слишком долго. Не могу сказать, что не люблю его. Но не знаю, можно ли назвать то, что испытываю к нему, любовью. Он - просто часть меня.
- А не наоборот?
- Ни в коем случае.
- А я его люблю. Больше, конечно, когда нахожусь подальше от него - особенно здесь. Но люблю, - сказала Рита слегка запальчиво, по-детски. - И окрестности, и сам город. Он очень красивый, если, конечно, отбросить все эти уродливые безликие многоэтажки, витрины и прочее… а вот старые дома, и храмы, и горбатые мостики…
- А люди?
- Что? - ее губы почему-то дернулись, словно Роман задал ей на редкость бестактный вопрос.
- Вы любите Аркудинск вместе с его жителями? Или отдельно от них?
В глубине ее глаз вдруг мелькнуло вчерашнее, надрывное и растерянно-испуганное, и Рита почти сразу же отвернулась.
- Почему вы так спросили?
- Просто. Один мой знакомый сказал недавно, что в этом городе живут до крайности равнодушные люди.
- Такие люди живут везде, - с ощутимым холодком отозвалась Рита, не поворачиваясь, и разговор вдруг порвался - как тетива, натянутая сильнее предела, и оборванные концы щелкнули по собеседникам, откинув их в разные стороны. Девушка резко встала и ушла в каюту. Роман выпрямился, опустив руки, и недоуменно глянул ей вслед, пытаясь понять, что он такого сказал? И сразу же разозлился - зачем вообще что-то говорил?! Внезапно он обнаружил, что уже довольно давно не думает об утреннем происшествии и не мерещится всюду сырой запах лаванды - вокруг были только запахи хвои, холодной воды, коры, да еще легкий терпковатый аромат духов, словно позабытый возле Романа своей хозяйкой.
Указаний запустить двигатель не поступало, и некоторое время Роман безмятежно курил, глядя на реку и лишь изредка дотрагиваясь до руля. Вот против такого времяпрепровождения он ничего не имел, особенно когда рядом никто не говорит, - сидел себе и слушал плеск воды и изредка перекрикивавшихся в лесу птиц, и лягушечье поквакивание. И когда в эти звуки вплелся еще один, тонкий, жалобный, дрожащий, цепляющий за сердце, не сразу понял, что это такое. Вздрогнув, Роман обернулся и увидел, что Рита стоит позади, возле диванчика, чуть покачиваясь в такт движению судна, и водит смычком по струнам прижатой к подбородку скрипки, повернув голову, и почти закрыв глаза. Кончики ее пальцев медленно и сонно двигались по грифу, и из-под волоса смычка струилась печальная, надрывная и очень одинокая мелодия. Возможно, она была красивой, но у Романа от нее вскорости свело зубы, и мир стал казаться гораздо неприглядней, чем был на самом деле. Сдвинув брови, он терпел несколько минут, но потом не выдержал:
- Бога ради, сыграйте что-нибудь другое! А то у меня ощущение, что я плыву на собственные похороны.
Видно сказал под руку, потому что смычок дернулся, издав всполошенный, болезненный звук, словно кошка, которой прищемили хвост.
- Это же Паганини! - оскорбилась Рита, опуская руку со смычком и глядя на Савицкого так, словно он сказал какую-то пошлость.
- Рад за него, но если мое мнение тут учитывается, больно уж грустно для этих мест и, как сказал доктор Ватсон своему музицирующему другу, я думал, с кем-то плохо. Сыграйте что-нибудь менее душещипательное.
Рита прищурилась - неожиданно лукаво.
- То есть, вы все-таки хотите, чтобы я сыграла?
- Я не против хорошей музыки, если только от нее не впадаешь в меланхолию.
- Моцарт вас устроит?
- Надеюсь, не "Реквием"?! - почти испуганно спросил Роман, и Рита чуть вздрогнула, потом фыркнула, вскинула голову, и из-под смычка полилась "Маленькая ночная серенада" - веселая, легкая, запрыгала над ленивой водой, словно некое живое существо, задорно бегущее куда-то, перебирая ножками в невесомых туфельках. Потом мелодия загустела, замедлилась, и этой он уже не знал, но не стал спрашивать, не желая перебивать исполнительницу. Иногда в музыке угадывалось что-то знакомое, и Роман подумал, что, верно, Рита не играет что-то определенное, а импровизирует на многие темы. А потом перестал думать - просто слушал, откинувшись на спинку кресла, и музыка бродила вокруг, плавала, кувыркалась, сливаясь со звуками окружающего безлюдного мира, - то блестящая и яркая, то поэтичная и задумчивая, то мягкая с легким баском, то острая и подпрыгивающая; она рассыпалась, окутывала, парила и нашептывала, и улетала куда-то к далеким верхушкам елей, и тонула в сонной воде, отступала, почти неслышная, и вдруг становилась всем, тянулась, как мед, и подсчитывала биение сердца. Роман невольно заслушался настолько, что позабыл, где находится и кем является, и предоставленный самому себе катер едва не въехал в мысок - Савицкий еле-еле успел спохватиться и обогнуть его. Заметила это Рита или нет - он не знал, скрипка все так же продолжала петь позади, не прервавшись ни на секунду, и голос ее становился все более значительным, словно пытаясь что-то объяснить ему или просто поговорить.
Он был не против.