Ладно, черт с ним, с мертвецом - ему действительно могло что-то померещиться. Два последних дня до этого он пил со страшной силой и почти не спал - вот вам и последствия. К тому же, Роман действительно не каждый день видел мертвецов, да еще и в таком неприглядном виде. Последний раз он видел покойника почти год назад - это был студент, утонувший в Аркудово по пьяни и проведший в воде несколько дней, пока какой-то лодочник не зацепил его случайно якорной лапой. Зрелище было не ахти, но, по сравнению с бедной Ольгой, студентик выглядел чуть ли не херувимчиком. Могло привидеться… стыдно это признавать, но могло.
А вот мальчишка ему никак не мерещился. Он был на самом деле. Он был настолько реален, что Савицкий до сих пор ощущал прикосновение к своей ладони его прохладных липких пальцев, чувствовал его теплую тяжесть на своих руках и отлично помнил звук его голоса. Мальчишка был - и в его квартире, и на бортике его ванны, и на скамейке под окном Аберман. И он был на дороге - именно он улыбался Роману и махал ему, именно он так доверчиво держал за руку мужчину в зеленой куртке за доли секунды до того, как их обоих сбил "караван".
Вот только куда он делся потом?
Роман пошарил на полке под зеркалом, вытащил пачку сигарет и зажигалку, которые были разбросаны по всему дому, и закурил, глядя на мутное зеркало и удрученно качая головой. Он думал о том, что все, что случилось сегодня, было неспроста. Это не было импровизацией судьбы, которая, большая шутница, частенько тяготела к черному юмору. Это не было случайным стечением обстоятельств. Роман не верил ни в то, ни в другое, в ходе жизни не раз убеждаясь, что все происходящее имеет свою подоплеку, свои движущие силы и свои последствия, которые, в свою очередь, тоже становятся причиной какого-то события. И отнюдь неспроста он сегодня оказался на месте одной смерти и спустя несколько часов стал свидетелем другой.
Его туда привели.
Не будь мальчишки на его придверном коврике, Роман не пошел бы в соседний дом и уж точно не стал бы заглядывать в окно. А не увидь он того же мальчишку на переходе, не кинулся бы за ним следом… Но если в первом случае было убийство, то вторая смерть вряд ли была запланирована. Либо женщина, сидевшая за рулем "опеля", была сумасшедшей.
В сущности, они все сумасшедшие.
Но не настолько ведь, чтобы намеренно давить кого-то средь бела дня на одной из трасс, с которой не удерешь просто так. Да она и не пыталась удрать.
И мальчишка - почему в обоих случаях этот мальчишка?
Роман вышел из ванной, даже не обматываясь полотенцем - чего стесняться в собственной квартире? - вернулся в спальню и уже там надел легкий халат в мелкую изящную клетку. Савицкий любил клетчатые вещи, и в его шкафу была целая коллекция рубашек самых разнообразных расцветок, украшенных непременными перпендикулярно пересекающимися полосками. Он не знал, чем вызвана эта привязанность. Многие привязанности не имеют совершенно никакой причины.
В отличие от событий, у которых причины есть всегда.
Роман собрал окурки и выбросил их в мусорное ведро. После чего тщательно вытер пол. Если большинство вещей в его квартире лежали в уютном беспорядке, и горизонтальные поверхности мебели частенько укрывались слоем пыли, то паркет Роман держал в чистоте. А иногда, когда в голову приходила какая-нибудь идея, он использовал пол вместо письменного стола, ложась на живот, раскладывая вокруг бумаги и ставя поблизости бутылку пива. Письменный стол был хорош для технических отработок и тщательных продумываний, но для творческого полета мысли он никуда не годился.
Перейдя в другую комнату, Роман включил компьютер и отошел к окну. Осторожно отвел ладонью штору, выглядывая во двор, и тут же осознал, что ведет себя так, будто сидит в укрытии, а там, где-то в ночи, бродят выслеживающие его охотники. Он зло дернул штору, открывая ее полностью, наверху что-то жалобно щелкнуло, и штора повисла косо, слетев с двух клипс. Роман ругнулся, но поправлять ее не стал и прижался лбом к прохладному стеклу.
Он увидел все тот же двор, что и много лет назад - с тех пор, как выглядывал в окно совсем еще мальчишкой. Только березы сильно разрослись, их стволы стали толще, а крона - гуще, и даже в темноте виделась весенняя нежность и беззащитность молодых листьев. Все теми же были красно-коричневые дома, побитые временем, все так же стояли возле площадки машины, и все так же на скамейках и на широком парапете между площадкой и группкой гаражей собирались стайки молодежи, и оттуда раздавались крики, взрывы хохота и грохот музыки. Изменились марки машин, и у людей, которые ходили внизу, были уже другие лица, и других собак выводили на прогулку - да, это все стало иным, но в общем и целом не изменилось ничего. До сегодняшнего дня. Теперь соседний дом стал другим, и в особенности другим казалось темное мертвое окно на первом этаже. Двор часто посещала смерть - она приходила к старикам вместе с болезнями, она приходила к алкоголикам под звон бутылок, пьяные крики, а порой и во взблеске кухонного ножа, как-то она заглянула к одному из соседей Савицкого вместе с хрустом сломавшихся балконных перил, а в одну из семей пришла вместе с руганью и замахом молотка. Однажды таким же прохладным весенним вечером она под плеск воды присела на бортик ванны, в которой тринадцатилетняя девчушка на почве несчастной любви и беспредельного максимализма вскрыла себе вены, а в девяностых ее приход в один из соседних домов был самым громким - под звук взрыва взлетевшего на воздух "вольво", и на стволе ближайшей к углу дома берез до сих пор виден темный след от ожога и кривые рубцы от осколков. Роман знал обо всем этом, но до сих пор был лишь далеким сторонним наблюдателем. Теперь все было иначе, и может быть, поэтому, чем дольше он смотрел в темное окно, тем темнее оно ему казалось.
Роман отошел от окна, сел за компьютер и некоторое время, уперев щеки в ладони, бездумно смотрел на заставку рабочего стола - фотографию вырезанного в толще песчаника храма Хазнет Фируан, где когда-то хранилась казна легендарно пещерного города Петры. Фотография была сделана так, что храм казался нежного оранжево-розоватого, рассветного цвета, он казался входом в сказку, в легенду, во что-то неземное и бесконечно прекрасное. Савицкий считал его одним из красивейших творений архитектуры, когда-либо создававшимися за историю этого мира, и надеялся, что когда-нибудь ему доведется съездить в Иорданию и увидеть Хазнет Фируан своими глазами. Но сегодня эта мечта казалась ему невыполнимей, чем когда-либо, она даже казалась чужой, как и лежавшие на столе и висевшие вокруг него на стенах рисунки чудесных домов и величественных дворцов, которые никогда не будут построены. Не потому, конечно, что он впустил в свою квартиру маленького мальчика со ссадиной на руке. И уж вовсе не потому, что он больше не работает в "Фениксе". Просто все… просто все это было нереально.
Он сердито убрал с экрана заставку, вызвал телефонный справочник Аркудинска, ввел фамилию "Лозинский" и нажал на поиск. Через несколько секунд компьютер сообщил, что на данный момент среди аркудинских абонентов не зарегистрировано ни одного Лозинского. Вероятней всего, Денис Лозинский действительно на самом деле был кем-то другим. Или - очень-очень маленькое "или" - у семьи Лозинского нет городского телефона.
В любом случае, найти мальчишку представлялось делом совершенно невозможным - разве что, если он опять на него случайно наткнется. Не ходить же ему круглые сутки по городу и заглядывать в лица всем мальчишкам подряд? Но Дениса или кто бы он там ни был, лучше бы найти. Потому что только этот Денис знает, в чем тут соль, и только он может снять с Романа все подозрения. Он не сомневался, что подозрений у Нечаева и Панова на его счет осталось с горкой - иначе, почему они не только не предложили составить фоторобот мальчишки, но даже не особо интересовались описанием его внешности? Не верят… Тогда почему отпустили? Только из-за подтвержденного алиби и выдранной цепочки? Да ладно, все равно прицепятся. Особенно Нечаев - тому дай волю - самолично бы к стенке поставил. И чего он на него так взъелся?
Но мальчишка… этот мальчишка…
Среди груды бумаг на столе Роман отыскал чистый листок, взял карандаш и принялся покрывать лист быстрыми короткими черными штрихами, которые постепенно, словно как-то сами собой сложились в лицо - худенькое детское лицо с всклокоченными волосами, пятном на левой щеке, болячкой в углу рта и смешной полубеззубой улыбкой. Подумав, Савицкий добавил теней у крыльев носа, поправил очертания губ и чуть сильнее изогнул левую бровь, потом немного темнее сделал глаза. Теперь сходство было безупречным - с рисунка на него смотрел тот самый мальчишка, которому он перевязывал руку и который так по-детски болтал ногами, сидя на бортике ванны. Но вместе с этими штрихами, приблизившими рисунок к натуре, из детского лица почему-то почти исчезли жалобность и то умилительно-забавное, что присуще большинству лиц маленьких детей, зато в нем проступило что-то хитроватое, почти по-взрослому осознанное, и в изгибе улыбающихся губ чудилось нечто лисье. От этого мальчик не казался старше, но он больше и не казался потерянным и несчастным, каким его помнил Роман. Скорее наоборот. Он был доволен. Очень доволен.
- Тьфу, черт! - буркнул Роман и отпихнул рисунок подальше, в который раз убедившись, что рисовать дома намного интересней и проще, чем людей. Он бросил карандаш на столешницу и потянулся на стуле, сцепив пальцы на затылке. Один из тапочек свалился с его ноги и мягко шлепнулся на пол. Роман вздрогнул, и на него вдруг со всех сторон накатил густой запах жасмина - приторный, удушающий, словно чьи-то мягкие плюшевые лапы, деликатно, но настойчиво хватающие за горло, залепляющие рот, нос, тянущие куда-то в вязкую жасминовую топь. Задохнувшись, он вскочил, морщась, быстро прошел в другую комнату, включил свет, распахнул стеклянные дверцы полукруглого шкафчика и вытащил бутылку виски. Посмотрел бутылку на свет, отвинтил крышку и заглянул в бутылку одним глазом, после чего, ругнувшись, уронил бутылку на паркет, и она гулко покатилась к дивану. Савицкий извлек из шкафчика бутылку коньяка, потом другую. В конце концов он выудил на свет все стоявшие в шкафчике бутылки и убедился, что они совершенно и безнадежно пусты. Лишь в одной почти на самом донышке плескалось чуток дагестанского коньяка, и Роман проглотил его одним махом. Раздраженно пнул ногой валяющиеся на полу бутылки, вызвав жалобный стеклянный перезвон, потом собрал их все и, держа за горлышки, отнес в кухню, где свалил в мусорное ведро. Распахнул холодильник и тут же захлопнул его - там на полке лишь сиротливо стояла бутылка пива - водичка, которой жасминово-смертной акварели никак не смыть. Прищурившись, Роман внезапно снова, как наяву, увидел, как кувыркается над крышей "каравана" темно-зеленое пятно, в котором никак невозможно было угадать человека, и вернулся в спальню почти бегом, мысленно ругая себя за то, что умудрился так раскиснуть. Быстро оделся, посмотрел на рисунок и, сложив его, сунул в карман куртки "на всякий случай". Хотя более чем вероятно, никакого случая не будет.
Открыв дверь, Роман первым делом посмотрел на пустой коврик, слегка сдвинутый в сторону. Разумеется, перед дверью никого не было, хотя он почему-то был почти уверен, что на него сразу же жалобно посмотрят знакомые сине-зеленые глаза.
…Почитаешь мне?
Роман торопливо пересек двор, сунув руки в карманы куртки и старательно не смотря на соседний дом. Почти все окна вокруг были темны, но в этой темноте ему чудились любопытствующе-подозревающие соседские взгляды - прямо какая-то мания! Он подумал, что идет слишком уж торопливо - словно спасается бегством - и слегка замедлил шаг.
Светофор на злополучном переходе монотонно мигал оранжевым глазом. Роман остановился и закурил, задумчиво оглядываясь. О происшедшем на дороге напоминали лишь стеклянные осколки, да пятно крови на асфальте, в редком свете фонарей кажущееся черным и похожее на раздавленного осьминога. В остальном же все было обыденно и безмятежно. На остановке под навесом на скамейке лицом вверх лежал какой-то человек, и когда Савицкий шагнул с бордюра на дорогу, со скамейки устало спросили:
- Э, мужик!.. Не знаешь, какое число сегодня?
- Нет, отозвался Роман, не обернувшись.
- Эт-то хорошо… - удовлетворенно сказал лежащий и тотчас заснул.
Недавно выстроенный круглосуточный минимаркет на другой стороне трассы, возле маленького черемухового скверика, приветливо и ободряюще, словно маяк, сиял огнями в густой аркудинской ночи. Роман вошел внутрь, раздраженно протолкнувшись сквозь стайку скудноодетых девиц, вздумавших вести беседу прямо перед дверьми, и рассеянно подумал, что в последнее время неспящих в Аркудинске становится все больше.
В алкогольном отделе он, предварительно задумчиво заглянув в свой кошелек, взял бутылку не очень дорогого, но вполне приличного коньяка, в овощном прихватил пару лимонов и пошел к кассе. Когда подошла его очередь, молодая пухлощекая кассирша взглянула настороженно сначала на красноречивый джентльменский набор, который Роман выложил перед кассой, потом на самого Романа. Она работала здесь уже почти полгода и была достаточно хорошо знакома с Савицким и с его характером, но, тем не менее, натянуто улыбнулась и приветливо сказала: "Здравствуйте". Правила магазина обязывали говорить всем "Здравствуйте", даже тому, кого на самом деле тебе хотелось бы стукнуть кассовым аппаратом по голове и послать в известные места.
- Вам пакет нужен?
- Да… и еще три пачки "Кэмела", - отозвался Роман, тускло глядя сквозь нее, и кассиршу это удивило - она ожидала, что тот непременно, как обычно, что-нибудь сказанет. Но Роман молчал, равнодушно наблюдая, как она вытаскивает сигареты. Его взгляд скользнул над ее плечом к очереди у соседней кассы, полускрытой решетчатыми полочками с шоколадом и жвачкой, поплыл обратно и вдруг остановился, зацепившись за мужчину с красной пластмассовой корзинкой в руке. И в тот же момент мужчина, словно почуяв этот взгляд, обернулся и открыто посмотрел на него. Криво и нехорошо улыбнулся уголком рта и снова отвернулся.
"Ах ты, падла!" - зло сказал про себя Роман. В его сознание ворвался голос кассирши, и он сообразил, что она его о чем-то спросила - и уже не один раз.
- Что?
- Карточка есть у вас?
- Нет, - он протянул ей деньги и снова взглянул на соседнюю кассу, но Нечаева там уже не было. Роман сложил покупки в пакет, еще раз оглядел зал и вышел из магазина. Кассирша удивленно смотрела ему вслед.
Медленно спустившись по ступенькам, Роман сунул в рот сигарету и зло оглянулся на стеклянные двери. Случайность? Местожительствующий поблизости Нечаев вышедши за кефирчиком и хлебушком, а тут - ба-а! - такая неожиданная встреча? Что-то не верится. Но отслеживать его передвижения - тоже, знаете ли, чересчур. Может, Нечаев действует по собственной инициативе - фильмов насмотрелся или еще чего? Тогда почему так грубо? Затравить решил? Роману вспомнился шведский детектив, в котором один полицейский, мастер по слежке, мог следить за подозреваемым сутками, умело и при этом совершенно не прячась, так что у подозреваемого, в конце концов, сдавали нервы. Он усмехнулся - ну, пусть следит, коли так, все равно ничего не выследит - сунул руку в карман куртки за зажигалкой, но тут же выдернул ее и ухватил за шиворот прошмыгнувшего мимо светловолосого мальчонку в темной куртке. Тот дернулся и перепуганно пискнул:
- Вы че?!
Роман молча вытащил его из темноты на свет, падавший на ступени, и убедился, что мальчишка с Денисом не имеет ничего общего, кроме светлых волос - хоть и маленького роста, он был явно не младше семи, и его смятое испугом лицо было Роману совершенно незнакомо.
- Ничего, - сказал он и раздраженно толкнул парнишку обратно в темноту. - Катись отсюда!
Мальчишка порскнул прочь, как вспугнутый заяц, а Роман, чертыхнувшись, достал-таки зажигалку и закурил, после чего зашагал к переходу, покачивая пакетом. Он больше не оглянулся ни разу. Но даже если б и оглянулся, Нечаев, стоявший за углом магазина и наблюдавший эту короткую сцену, не стал бы ждать дольше. Он подошел к тому месту, где только что стоял Савицкий, наклонился и поднял белеющий на асфальте сложенный вчетверо листок бумаги. Развернул его, поднялся по ступенькам к свету и внимательно посмотрел на рисунок. Потом перевел взгляд на уходящего человека и пожал плечами - жест получился раздраженным и не лишенным огорчения.