На кладбище валялись осколки чужих надгробий и могильных плит, но Ник понимал, что они не подойдут сероглазой ведьме с окраины кладбища. Нужно было что-то большее. Он решил никому не рассказывать о своём плане, резонно рассудив, что его все начнут отговаривать.
Спустя несколько дней в его уме роилось такое громадьё планов, один сложнее и экстравагантнее другого, что мистер Пенниворт пришёл в отчаянье.
- У меня такое ощущенье, - сказал он, почёсывая пыльные усы, - что у тебя выходит всё хуже и хуже. Мальчик, ты не растворяешься. Ты виднее видного. Тебя невозможно не заметить. Если бы ты явился в компании фиолетового льва, зелёного слона и алого единорога, верхом на котором сидел бы сам король английский в своём королевском облачении, - готов поклясться, что люди бы глазели на тебя одного, полагая всех прочих невзрачными помехами!
Ник молча уставился на него. Он размышлял, бывают ли у живых такие магазины, где продавали бы разные надгробия, и если да, то где их можно найти. Растворение сейчас его интересовало меньше всего.
Он воспользовался лёгкостью, с которой мисс Борроуз отвлекалась от грамматики и словосложения на любую другую тему, и стал расспрашивать её про деньги: как ими пользуются, как при помощи них получать то, что хочешь. У Ника скопилось некоторое количество монет, которые он в разное время находил на кладбище (например, он знал, что лучше всего искать деньги там, откуда только что ушла какая-нибудь парочка, привлечённая мягкой травой, чтобы на ней обниматься, целоваться и всячески кувыркаться. Он часто находил после парочек монетки). Он подумал, что сейчас, наконец, пришло время использовать свои сбережения.
- А сколько стоит надгробие? - спросил он мисс Борроуз.
- В моё время, - подумав, сказала она, - они стоили по пятнадцать гиней. Не представляю, почём они сейчас. Наверное, сильно подорожали.
У Ника было два фунта и пятьдесят три пенса. Он понял, что их определённо не хватит.
Прошло четыре года - практически половина его жизни - с тех пор, как Ник спускался в гробницу Синего Человека. Он всё ещё помнил, как туда попасть. Он взобрался на самую вершину холма, откуда всё было как на ладони - город был в самом низу, и яблоня над окраиной, и даже колокольная башня часовенки. Мавзолей Фробишеров торчал из земли как гнилой зуб. Ник проскользнул внутрь, пробрался за гроб и стал спускаться вниз, вниз, вниз по крохотным каменным ступенькам, высеченным в недрах холма, пока не оказался в каменной усыпальнице. Там было темно, как в шахте, но Ник умел видеть, как видят мёртвые, и усыпальница раскрыла перед ним свои секреты.
Гибель свернулась кольцом вдоль стен помещения. Ник чувствовал её присутствие. Он хорошо помнил ощущение от неё - невидимая тварь, состоящая из завитков дыма, ненависти и жадности. Но на этот раз он её не боялся.
- БОЙСЯ НАС, - прошептала Гибель. - МЫ ХРАНИМ ТО, ЧТО НЕ ИМЕЕТ ЦЕНЫ И НЕВОЗМОЖНО УТРАТИТЬ.
- Я тебя не боюсь, - ответил Ник. - Помнишь меня? Мне нужно кое-что отсюда взять.
- НИЧТО НЕ ПОКИНЕТ ГРОБНИЦУ, - ответила тварь в темноте. НОЖ, БРОШЬ, КУБОК. ГИБЕЛЬ И ТЬМА ХРАНЯТ ИХ. МЫ ЖДЁМ.
- Мне неловко спрашивать, - проговорил Ник, - но это тебя здесь похоронили?
- ХОЗЯИН ОСТАВИЛ НАС В ЭТОМ МИРЕ НА СТРАЖЕ, ЗАРЫЛ НАШИ ЧЕРЕПА ПОД ЭТИМ КАМНЕМ И НАКАЗАЛ НАМ ЖДАТЬ. МЫ ОХРАНЯЕМ СОКРОВИЩА ДО ВОЗВРАЩЕНИЯ ХОЗЯИНА.
- По-моему, он про вас забыл, - сказал Ник. - Небось, он сам уже тыщу лет как мёртв.
- МЫ ГИБЕЛЬ. МЫ ЗДЕСЬ НА СТРАЖЕ.
Ник задумался, сколько лет назад гробница в недрах холма была ещё на поверхности. Наверное, очень, очень давно. Он чувствовал, как Гибель вьёт вокруг него кольца страха, словно щупальца хищного растения. Он начал мёрзнуть, а движения и мысли его замедлились, как будто его ужалила в сердце ледяная змея, и теперь оно разгоняло по венам холодный яд.
Он сделал шаг вперёд, оказавшись перед выступом, наклонился и сомкнул пальцы вокруг холодной броши.
- ЭЙ! - прошипела Гибель. - МЫ ХРАНИМ ЭТО ДЛЯ ХОЗЯИНА.
- Он не будет возражать, - сказал Ник. Он сделал шаг назад, по направлению к лестнице, стараясь не задевать хрупкие останки людей и животных на полу.
Гибель яростно извивалась по комнате, как призрачный дым. Затем вдруг застыла.
- ОНО ВЕРНЁТСЯ, - прошипела она на три голоса. - ОНО ВСЕГДА ВОЗВРАЩАЕТСЯ.
Ник стал быстро подниматься по лестнице. В какой-то момент ему показалось, что за ним кто-то гонится, но когда он вырвался наверх, в мавзолей Фробишеров, и вдохнул прохладный рассветный воздух, ничто вокруг не шевелилось и не пыталось его преследовать.
Он сидел на вершине холма, на свежем воздухе, и смотрел на брошь. Сперва ему показалось, что она вся чёрная, но когда взошло солнце, оказалось, что камень в центре чёрного металла переливается оттенками красного. Вся брошь была размером с яйцо дрозда. Ник всматривался в камень, в котором, казалось, шевелится что-то живое, и сидел так, поглощённый маленьким красным миром. Если бы он был помладше, ему бы захотелось засунуть камень в рот.
Оправа держала камень чёрной железной хваткой, напоминающей когти, а вокруг как будто что-то извивалось. Оно было похоже на змею, но у змей не бывает столько голов. Ник подумал, что так может выглядеть Гибель, если взглянуть на неё при дневном свете.
Он спустился с холма самым коротким путём, мимо колтунов плюща, покрывавших семейный склеп Бартелби (изнутри доносилось ворчание семейства, готовившегося ко сну) и дальше - до забора и на окраину кладбища.
Он позвал:
- Лиза! Лиза? - и огляделся.
- С добрым утром, дурачок, - послышался её голос. Ник её не видел, но под боярышником была различима лишняя тень. По мере того, как он к ней приближался, она превращалась в нечто полупрозрачное, жемчужно-белёсое в утреннем свете. Нечто, похожее на девушку. Нечто сероглазое.
- Мне сейчас следовало бы спокойно спать, - зевнула она. - Что это ты тут устраиваешь?
- Я насчёт надгробия, - сказал он. - Что ты хочешь, чтобы на нём было написано?
- Моё имя! - последовал ответ. - Там должно быть моё имя, с заглавной "е", потому что я - Елизавета, как та старуха-королева, что померла, когда я родилась. И с заглавной "х", для фамилии Хемпсток. Остальное неважно, я больше и не умела ничего писать.
- А как же даты? - спросил Ник.
- Вильям-зеватель, тыщ-шисят-шесть, - пропела она, а может, это просто рассветный ветер шевелил боярышник. - Главное - чтобы была большая "е". И большая "х".
- А кем ты была? - спросил Ник. - Ну, помимо того, что ведьмой.
- Прачкой, - ответила покойница. Затем утреннее солнце залило пустырь, и Ник остался один.
Было девять утра. Весь мир уже спал. Ник твёрдо решил, что не заснёт. У него было важное дело. Ему исполнилось восемь лет, и он был уверен, что в мире за пределами кладбища ему ничего не грозит.
Одежда. Ему понадобится одежда. Он уже знал, что его привычный наряд, серый саван, не годился. На кладбище он был в самый раз, поскольку сливался с камнями и тенью. Но если уж он осмелился пойти в мир за пределами кладбища, значит, нужно будет слиться с этим миром.
В склепе под разрушенной церковью была кое-какая одежда, но Ник не хотел туда спускаться даже днём. Он был готов оправдываться перед мистером и миссис Иничей, но совершенно не хотел объясняться с Сайласом. Он представлял себе недовольный - или, что ещё хуже, разочарованный - взгляд его тёмных глаз, и его заранее глодало чувство вины.
В дальнем конце кладбища находился домик садовника - небольшое зелёное строение, из которого вечно разило машинным маслом. Там хранились разнообразные старинные садовые инструменты и старая ржавая газонокосилка, которой никто не пользовался. Домик садовника был давно заброшен - последний садовник уволился ещё до рождения Ника. Заботу о поддержании порядка на кладбище теперь разделяли городской совет (который раз в месяц с апреля по сентябрь присылал сюда человека, чтобы косить траву и расчищать дорожки) и местные добровольцы из общества "Друзья кладбища".
Дверь домика была заперта на огромный замок, но Ник давно знал про одну расшатанную доску в задней стене. Иногда он пролезал в домик садовника через этот тайный лаз, чтобы подумать там в одиночестве.
На внутренней стороне двери всегда висела куртка садовника, забытая или брошенная здесь много лет назад, и запачканные зеленью джинсы. Джинсы оказались ему велики, но он засучил штанины и затянул их на поясе найденной там же бечёвкой. В углу стояли сапоги, и Ник их примерил, но они были настолько огромными и так сильно заляпаны грязью и цементом, что он в них сразу потонул и даже не смог оторвать ноги от пола. Он просунул куртку в щель от доски, сам пролез следом и уже снаружи надел её. Он решил, что если засучить рукава, то пойдёт. У куртки были широкие карманы, в которые он засунул руки и почувствовал себя франтом.
Ник подошёл к калитке и посмотрел сквозь прутья наружу. Мимо по улице проехал автобус. По ту сторону были машины, шум и магазины. По эту - прохладное зелёное убежище в зарослях деревьев и плюща - его дом.
С колотящимся сердцем Ник вышел в мир по ту сторону.
Абаназер Болджер на своём веку повидал немало странных типов. Когда держишь такой магазинчик, немудрено насмотреться на чудаков. Его лавка, расположенная среди тесных улочек Старого города, торговала одновременно антиквариатом и хламом (причём даже сам Абаназер не всегда мог отличить одно от другого), а заодно там можно было взять небольшую ссуду под залог. Всё это привлекало странных персонажей и необычных людей - одни хотели что-нибудь купить, другие заложить или продать. Абаназер Болджер стоял у конторки, где продавал или покупал разнообразное добро, но гораздо больший доход ему приносило то, что он покупал у чёрного входа - вещи, полученные не самым честным путём, которые он затем втихую перепродавал. Это был целый бизнес, и лавка старьёвщика была лишь вершиной айсберга. Всё остальное скрывалось в глубинах, и Абаназер Болджер предпочитал, чтобы всё ровно так и оставалось.
Абаназер Болджер носил очки с толстыми стёклами, а на его лице застыло выражение лёгкой брезгливости, как будто он только что глотнул чаю со слегка прокисшим молоком, и теперь не мог избавиться от кисловатого привкуса во рту. Это выражение здорово помогало ему в общении с теми, кто приносил ему старьё.
- Помилуйте, - говорил он, скривившись, - да это вообще ничего не стоит. Конечно, я вам заплачу, сколько смогу, потому что понимаю - у этой вещи есть субъективная ценность…
Получить у Абаназера Болджера сумму, хотя бы приблизительно равной ожидаемой, было большой удачей.
Лавка старьёвщика притягивает немало странных типов, но мальчик, который появился на пороге тем утром, был самым странным из всех, кого Абаназер запомнил за свою длинную жизнь, которую посвятил обману чудаков, у которых выкупал их добро за бесценок. Мальчику было лет семь на вид, а свой наряд он явно позаимствовал у дедушки. От него пахло как из сарая. У него были длинные спутанные волосы и очень серьёзное лицо. Руки он держал в глубоких карманах пыльной коричневой куртки, но даже так Абаназер видел, что мальчик что-то крепко сжимает в правой руке.
- Извините, - сказал мальчик.
- Здорово, мальчонка, - осторожно произнёс Абаназер Болджер. "Ох уж эти детки, - подумал он. - Вечно либо что-нибудь стибрят, либо тащат на продажу свои дурацкие игрушки". Как правило, в обоих случаях он им отказывал. А то купишь украденную вещицу у ребёнка - так на следующий день к тебе ворвётся разъярённый взрослый, которого оскорбило, что ты дал малютке Джонни или крошке Матильде десятку за обручальное кольцо. Детки! Себе дороже с ними связываться.
- Мне нужно кое-что для кое-кого добыть, - сказал мальчик. - Может, вы купите у меня одну штуку?
- Я у детей ничего не покупаю, - ответил Абаназер Болджер.
Ник достал руку из кармана и положил на замусоленную конторку брошь. Болджер бегло взглянул на неё, затем принялся внимательно рассматривать. Он снял очки, взял с конторки окуляр и вставил его в глаз. Затем включил лампу, стоявшую там же, на конторке, и принялся рассматривать брошь через окуляр.
- Змеевик? - произнёс он, обращаясь скорее к самому себе, чем к мальчику. Затем убрал окуляр, снова надел очки и взглянул на мальчика брезгливо и подозрительно.
- Где ты это взял? - спросил Абаназер Болджер.
- Хотите купить? - спросил Ник.
- Ты его украл. Небось, из музея какого-нибудь, да?
- Нет, - ответил Ник. - Так вы её купите? Или мне поискать кого-нибудь другого?
Лицо Абаназера Болджера тут же стало приветливым, а сам он сделался добродушным и широко улыбнулся.
- Прости, - произнёс он. - Нечасто приходится сталкиваться с такими штуками. В лавку старьёвщика такое не приносят. Ей место в музее. Знаешь, что? Пойдём-ка выпьем чаю с печеньем, - у меня там припасено в подсобке, вкусное, с шоколадной крошкой, - и обсудим, сколько эта вещица может стоить. Как тебе такая идея?
Ник вздохнул с облегчением, когда увидел, что старьёвщик подобрел.
- Мне нужны деньги, чтобы купить камень, - сообщил он. - Надгробный камень для моей подруги. То есть, она мне вообще-то не подруга. Мы просто знакомы. Знаете, она, кажется, вылечила мою ногу.
Не прислушиваясь особо к болтовне мальчика, Абаназер Болджер провёл его за кассу и открыл дверь в подсобку - тесную каморку без окон, битком забитую наваленными друг на друга коробками с хламом. В углу стоял здоровенный старый сейф. Рядом был целый ящик со скрипками, валялись чучела животных, стулья без сидений, книжки и репродукции.
У двери находился небольшой письменный стол. Абаназер Болджер подвинул к нему единственный целый стул и сел на него, предоставив Нику стоять рядом. Он покопался в ящике, где Ник успел увидеть полупустую бутылку виски, и извлёк оттуда пачку с остатками печенья. Он предложил одну штуку мальчику, включил настольную лампу, снова посмотрел на брошь, любуясь красными и рыжими завитками в камне, затем принялся рассматривать чёрный металл вокруг. Разглядев выражение змеиных лиц, он поёжился.
- Старинная вещь, - констатировал он. - Она…
"…бесценна", - подумал он, но вслух сказал:
- …вряд ли дорого стоит, но надо подумать.
Ник погрустнел. Абаназер Болджер обнадёживающе улыбнулся:
- Мне бы убедиться, что она не украдена прежде, чем я тебе что-нибудь заплачу. Ты откуда её взял, из маминой шкатулки? Из музея стащил? Скажи мне правду. Я тебя не выдам, но я должен знать.
Ник помотал головой, жуя печенье.
- Тогда откуда она?
Ник молчал.
Абаназер Болджер не хотел выпускать брошь из рук, но всё же положил её на стол и подтолкнул к мальчику.
- Раз ты не хочешь мне говорить, - произнёс он, - лучше отнеси её назад. Без взаимного доверия сторон дела не делаются. Приятно было пообщаться. Мне жаль, что договориться не вышло.
Ник помялся. Затем сказал:
- Я нашёл её в одной старой могиле. Но в какой и где - не скажу.
Он замолчал, потому что дружелюбное выражение на лице старьёвщика внезапно сменилось выражением неприкрытой алчности и волнения.
- Там есть что-нибудь ещё такое?
Ник повторил:
- Раз вы не хотите её покупать, я продам кому-нибудь другому. Спасибо за печенье.
Болджер сказал:
- Торопишься, что ли? Наверное, мама с папой заждались?
Мальчик покачал головой - и тут же пожалел, что не кивнул.
- Значит, никто не спохватится. Это хорошо, - старьёвщик сжал брошь в руке. - Так что, расскажешь, где именно ты нашёл эту штучку?
- Не помню, - ответил Ник.
- Поздно врать, - сказал Абаназер Болджер. - Давай-ка ты здесь посидишь и постараешься вспомнить, откуда брошка. А когда память к тебе вернётся, мы поговорим - и ты мне всё расскажешь.
Он вышел из комнаты и запер дверь большим железным ключом.
Затем он разжал кулак и посмотрел на брошь. Он алчно улыбнулся.
Над дверью лавки звякнул колокольчик - значит, кто-то пришёл. Старьёвщик нервно оглянулся, как будто его застигли врасплох, но никого не увидел. Дверь была слегка приоткрыта, так что Болджер толчком закрыл её, а затем на всякий случай повернул табличку словом "ЗАКРЫТО" наружу и запер дверь на засов. Сегодня его больше не интересовали чудаки с их старьём.
Осенний день из солнечного превратился в серый. По неровному стеклу витрины забарабанил дождь.
Абаназер Болджер снял трубку с телефона, который стоял на конторке, и слегка дрожащими пальцами набрал номер.
- У меня тут сенсация, Том, - сказал он. - Дуй ко мне, лучше прямо сейчас.
Ник понял, что влип, когда услышал поворот ключа в замке. Он подёргал дверь, но она была надёжно заперта. Он ругал себя за то, что позволил заманить себя в ловушку, и что не послушал собственную интуицию, которая сразу же говорила ему бежать от кислорожего старьёвщика как можно дальше. Он нарушил все законы кладбища. Всё пошло не так. Что скажет Сайлас? Или Иничеи? Ник почувствовал, что его охватывает паника и постарался успокоиться. Всё будет хорошо. Он как-нибудь справится. Конечно, для начала неплохо бы выбраться отсюда…
Он огляделся. Комнатушка, в которой его заперли, была, по сути, кладовкой с письменным столом. Сюда можно было попасть только через дверь.
Он открыл ящик стола, но не нашёл там ничего, кроме флакончиков с эмалью (для оживления тусклых красок на антиквариате) и кисточки. Он прикинул, не попробовать ли швырнуть эмалью в старьёвщика, может, он бы на некоторое время ослеп, и Ник успел бы выбежать. Он открыл один флакончик и окунул туда палец.
- Ты что делаешь? - спросил голос над самым ухом.
- Ничего, - быстро ответил Ник, закрутив крышку и опустив флакончик в широкий карман куртки.
Лиза Хемпсток стояла рядом и недовольно смотрела на него.
- Как ты сюда попал? - спросила она. - И кто этот старый хрыч?
- Старьёвщик, это его лавка. Я хотел ему кое-что продать.
- Зачем?
- Не твоё дело.
Она фыркнула.
- Что ж, тебе лучше поторопиться назад на кладбище.
- Не могу. Он меня здесь запер.
- Всё ты можешь. Пройди сквозь стену.
Он покачал головой.
- Не могу. Я это умею только дома, мне дали Свободу кладбища, когда я был маленьким.
Он посмотрел на неё. В электрическом свете Лизу было довольно сложно разглядеть, но ведь Ник всю жизнь общался с покойниками.
- Ты сама-то что делаешь вдали от кладбища? Сейчас же день. А ты не такая как Сайлас, ты должна оставаться на кладбище.
Она ответила:
- Это правило для тех, кто похоронен на самом кладбище, оно не касается тех, кого закопали в неосвящённой земле. Никто мне не указ, я делаю что хочу и где хочу.
Она бросила злой взгляд на дверь.
- Не нравится мне этот хрыч, - сказала она. - Пойду погляжу, чем он занят.