Человеку, переходившему от мертвеца к мертвецу, на миг сделалось дурно, но он подбодрил себя раздраженным соображением, что уж кого-кого, а его-то запахи мертвечины и крови никак смущать не должны. Наткнувшись на ствол молодого дубка с обрубленной кроной и торчащими во все стороны сучьями, Сен-Жермен застонал. Дерево явно готовили для голов побежденных. Неужели они успели обезглавить всех павших? У них ведь на этот вечер хватало других развлечений. Убийства, насилие, пьянство куда притягательнее глумления над бездыханными трупами. С этим легко можно было повременить до утра.
Но они не повременили. Сен-Жермен то и дело ворочал обезглавленные тела. Он обладал способностью видеть во тьме, но не слишком отчетливо, приходилось вглядываться и наклоняться. В одном месте перед ним выросла целая груда окоченевших трупов. С трудом заглушив в себе приступ брезгливости, Сен-Жермен разобрал жуткий завал, однако Чи-Ю не оказалось и там.
Помог ему случай - рассеянно брошенный взгляд. Он брел вдоль канавы, в которой что-то валялось. Темное, неопрятное, похожее на кучу засаленного тряпья. Сен-Жермен уже поворачивался, чтобы уйти, но тут серпик луны выскочил из-за туч, и тряпье металлически замерцало. Под пропитанной кровью тканью обнаружился латунный наплечник, ниже угадывалась броня. По тому, как бешено заколотилось его сердце, он понял, что нашел то, что искал.
Хорошо, что они не отрубили ей голову, повторял он себе, но эта мысль не приносила ему утешения. Слишком тяжко было смотреть в дорогое лицо, искаженное злобной гримасой. Правой рукой Чи-Ю сжимала обломок вражеского копья, ножны павшей воительницы были пусты. Сен-Жермен попытался отереть с ее щеки кровь. Кожа, срезанная скользящим ударом меча, подалась под нажимом. Он не умел плакать, он давно утратил эту способность, и потому звуки, сорвавшиеся с его губ, походили на лающий вой. Лоскут кожи не хотел приставать к ране, его пришлось придержать. Он не посмел отнять ладонь и свободной рукой расстегнул нагрудные пряжки. Ящик сполз со спины, Сен-Жермен осторожно извлек из его обитого кожей нутра неизрасходованные снаряды.
Ему пришлось-таки повозиться, укладывая на их место окоченевшее тело. Выбросив из головы посторонние мысли, он почти справился с этой задачей. Мешал обломок копья, зажатый в руке Чи-Ю. Сен-Жермен попытался разогнуть холодные пальцы и вдруг с ослепительной ясностью вспомнил, как эта рука прикасалась к нему. Совсем недавно, еще прошлой ночью.
Чи-Ю была с ним, живая, горячая, она обещала вкусить его кровь. В ужасе он отшатнулся от скорбной укладки, потом решительно вдвинул в нее останки отважной воительницы - с пустыми ножнами и с обломком вражеского копья. Пусть все остается как есть!
Полночь давно миновала, когда человек в черном закончил свой труд. Он чувствовал себя совершенно разбитым, зато Чи-Ю теперь не валялась в канаве, как падаль, а покоилась в глубокой могиле, и гробом служил ей добротный ящик из-под греческого огня, на внешней стенке которого были вырезаны ее имя и звание вкупе с датой кончины. Чуть ниже Сен-Жермен указал причину смерти Чи-Ю и поместил иероглиф, символизирующий понятие "доблесть", надеясь, что тот достойно представит покойную пращурам рода Тьен.
Рассвет приближался, но путник еле полз по тропе, усталость одолевала его. Впрочем, он был даже ей благодарен. Тупое оцепенение позволяло ему шагать и шагать, ни о чем не задумываясь и ничему не давая оценок.
Послышалось позвякивание медного колокольчика, из кустов выступил Руджиеро. Он внимательно оглядел своего господина и едва заметным кивком указал на холмы и на простиравшиеся за ними туманные дали.
* * *
Письмо главного судьи округа Шу-Р By Синг-Ая в военное министерство Кай-Фенга.
Канун праздника бога Сердец, год Быка, четырнадцатый год шестьдесят пятого цикла. Бей-Во.
Самый презренный из окружных судей страны берет на себя смелость сообщить достойным чиновникам военного министерства Кай-Фенга о том, что сейчас происходит во вверенном его попечению округе Шу-Р. Несомненно, многим из указанных выше чиновников известно, что сей жалкий судья некогда уже умолял их найти возможность защитить вверенный ему край от врагов. Ответом на это прошение было пространное письменное заверение в том, что округу Шу-Р не грозят никакие опасности. Ничтожный судья, в свою очередь, поспешил уверить министерство в обратном и попросил центр прислать в округ комиссию, способную обстоятельно разобраться в действительном положении дел. Однако его заявление либо посчитали не заслуживающим внимания, либо отложили в сторону ради более насущных забот, связанных с освобождением захваченного Тэмучжином Пекина. Тем самым ни помощи в наш край не пришло, ни комиссия, могущая составить благоприятствующее нам заключение, в округе нашем не появилась.
С тех пор минул год, и в его рамках монгольские набеги на наш край не только не сократились, но, вопреки прогнозам власть предержащих лиц, даже усилились, результатом чего стало падение крепости военачальника Канга Же, о чем недостойный судья уже извещал вас, не получив на то никакого ответа.
Теперь же тут происходит вот что. Застава Мао-Та сожжена, равно как и обе охраняемые ею долины - Со-Ду и О-Ду. Население их уничтожено, а военачальница Тьен Чи-Ю и ее ополченцы погибли в неравной схватке с врагом. Крепость Шуи-Ло, вверенная заботам военачальника Тана Манг-Фа, разрушена и разграблена, так же как и все деревни на расстоянии шести ли от нее. Самая западная застава на перевале Ци-Гай (ее защищал военачальник Шао Чинг-По) стерта с лица земли четырьмя сотнями конников Тэмучжина. Военачальники Хуа Дьо-Танг и Су Сон-Тай изнемогают в битве с монголами, и недостойный судья, подносящий свою кисть к баночке с тушью, даже не знает, живы они сейчас или нет.
Поскольку высокопоставленные чиновники, погруженные в государственные заботы высшего плана, не имеют возможности уделять много внимания округу Шу-Р, самый презренный из судей хотел бы им со всем тактом напомнить, что перечисленные военачальники и их ополченцы - это все, чем располагал наш край в оборонительном плане. Гибель этих отважных бойцов означает гибель округа Шу-Р, ибо теперь у монголов развязаны руки.
О том говорят пепелища на месте недавно цветущих селений и пирамиды, сложенные из отрубленных голов наших людей. Небо над округом почернело от дыма, словно стыдясь того, что творится внизу. Уцелевшие земледельцы ослепли от слез. Они бродят туда-сюда без цели, без пищи, без крова, охваченные таким безразличием к своему положению, что и пальцем не шевельнут, когда их начнут убивать.
Возле ничтожнейшего из судей стоит посыльный, готовый отбыть в столицу, и поглядывает на объятые пламенем крыши Бей-Bo. Было бы неразумным задерживать его долее. Архивы округа спрятаны в пересохшем колодце у западной городской стены. Они могут и сохраниться, но горожанам не выжить.
В связи с тем, что ничтожная личность не справилась со своими обязанностями, чем показала себя недостойной имени, унаследованного ею от прославленных предков, она покончит с собой сразу же после того, как посыльный отправится в путь. Как-либо чтить кончину этой особы вовсе не обязательно, а всяческие упоминания о ней предлагается незамедлительно вымарать из родословной семейства By.
Начертано тем, кто еще недавно являлся судьей округа Шу-Р By Синг-Аем, что удостоверяет приложенная печать.
ЧАСТЬ 2
Ши Же-Мэн
Письмо Мея Са-Фонга к Наю Юнг-Я.
Праздник бога Вина, год Быка, четырнадцатый год шестьдесят пятого цикла, одна тысяча двести семнадцатый год от Господнего Рождества.
Возлюбленному пастырю Наю Юнг-Я и общине истинно верующих в Лань-Чжоу шлют свои приветствия и добрые пожелания Мей Са-Фонг, Мей Су-Mo и Чанг-Ла.
Мы прибыли в порт Ту-Ма-Сик, лежащий много южнее нашей страны. Торговый корабль, взявший нас на борт, заходил еще в Ви-Джа-Я, прежде чем достичь оконечности очень длинного и узкого полуострова. Здесь нам придется пересесть на другое судно (так как наше уже зафрахтовано и уходит в рейс, не предусматривающий захода в Тьен-Ду), что нас, конечно же, беспокоит. Впрочем, капитан нашего корабля свел нас со своим знакомцем, тоже капитаном, тот из Пе-Гу, он возвращается через проливы домой, а затем поплывет на запад - к городу, именуемому Дра-Кса-Ра-Ма, стоящему в устье реки с совсем уж немыслимым названием Го-Да-Ва-Ри. Выше по течению этой реки находится еще один город - Хан-Ам-Кон-Да, где, как все уверяют, проживает множество христиан. Нас, правда, предупредили, что в тех краях существуют различные враждующие между собой людские сообщества, среди которых есть и такие, что нападают на странников, чтобы потом принести их в жертву своим божествам.
Разумеется, мы будем вести себя осмотрительно, но без излишней робости. Не подобает тем, кто внимает Учителю, отступать от его учения лишь потому, что им угрожает опасность. В Лань-Чжоу, например, тоже опасно. Опасность грозит людям везде - даже в постели. Что же говорить о странниках, удаленных от родных очагов, от тех, кого они любят и с кем разделяют веру!
Чанг Ла в море страдает. К счастью, мне и сестре колыхание корабля не доставляет особенных неудобств. Правда, однажды во время бури я слег, решив, что меня поразили все мыслимые болезни. Можете вообразить мою радость, когда я узнал, что в этот день вахту несли только самые опытные матросы, а остальная команда тоже лежала пластом!
Капитан заверил меня, что доставит это письмо в Хан-Чжоу и проследит, чтобы его переправили дальше. Здешняя община также пообещала без проволочек пересылать наши весточки вам.
Всюду говорят о монголах и о том, как велика их мощь. Один матрос, год назад побывавший в Пекине, сказал, что через пару десятилетий Чингисхан (или Тэмучжин, как у нас его называют) подомнет под себя и Кай-Фенг.
Капитан ждет. Не сомневайтесь, что в Дра-Кса-Ра-Ма мы непременно изыщем возможность дать вам о себе знать. Путешествие будет долгим, но нас это не удручает. Пусть все идет, как идет, раз уж мы забрались так далеко.
Начертано лично мной в городе Ту-Ма-Сик и обращено ко всей пастве нашей общины
Мей Са-Фонг
ГЛАВА 1
Прячущийся в глубоком ущелье поселок Хэй-Жо оседлал оба берега стремительно бегущей реки. Своим существованием он был обязан восьми мостам, переброшенным через быстрые воды, ибо те позволяли многочисленным путникам беспрепятственно продвигаться в любом направлении, не заботясь о поисках другой переправы. Людям, особенно путешествующим, свойственно время от времени отдыхать, вот почему поселок практически целиком состоял из гостиниц, трактиров и постоялых дворов.
Владелец одной из таких гостиниц печально вздохнул. Оборванный человек, чье имущество умещалось на повозке, влекомой козами, особенного доверия ему не внушал. Как втолковать этому олуху, что бедняков здесь не привечают, а уж тем более - бедняков-чужеземцев?
Олух в ответ вытащил из кармана пять вязок монет и пояснил, что они со слугой бегут от монголов, а на тележке лежит только то, что им удалось с собой прихватить, остальное пришлось бросить. Хозяин гостиницы тут же смягчился и, сочувственно цокая языком, выразил сожаление, что бесчинства кочевников доставляют достойным людям столько страданий.
Краткое обсуждение различных покоев гостиницы закончилось тем, что, к великому удивлению ее содержателя, чужеземец выбрал комнату, наиболее удаленную от реки.
- Убежден, что лишаю себя удовольствия любоваться прекрасными видами, - заявил он, - но, к несчастью, я плохо сплю, и шум бегущей воды будет меня беспокоить.
Хозяин уважительно поклонился, но, проводив клиента до облюбованного им помещения, скорчил пренебрежительную гримасу. Чужеземцы всегда чужеземцы, никогда не знаешь, чего от них ожидать.
Через какое-то время Сен-Жермен велел слуге побродить по поселку и разузнать, что тут к чему, а сам отправился в ближайшую баню, где с облегчением смыл с себя девятидневную грязь.
- Я поговорил кое с кем, - доложил вечером Руджиеро, - новости неутешительны.
- Я тоже кое-что слышал, - кивнул Сен-Жермен. - Что, Шелковый путь и впрямь перерезан?
- Похоже, - кивнул слуга. - Не только Шелковый путь, но практически каждая из дорог.
- Вот как, - рассеянно пробормотал Сен-Жермен. Он еще не вполне оправился после смерти Чи-Ю, и реальность, какой бы она ни была, волновала его очень мало. - Можно сплавиться по реке, но мне это было бы тяжело.
- Тут есть торговцы, имеющие к монголам подход. Один только-только вернулся из Самарканда. За разумную плату он мог бы…
- Торговцам, якшающимся с монголами, нельзя доверять. Мне не хотелось бы вновь оказаться в Каракоруме - с ярмом на шее и колодками на ногах. Я был рабом, но с этим покончено и, надеюсь, навеки. - Сен-Жермен оглядел комнату. - Здесь довольно уютно. Если потребуется, мы можем и подождать. - Его взгляд упал на ящики, выгруженные из козьей повозки. - На них замечательно спится, - заметил он вдруг.
Привыкший к безмолвному подчинению, Руджиеро на сей раз не смолчал.
- Вы хотите остаться в Китае?
Сен-Жермен отвернулся к окну.
- Нет, - ответил он после небольшого раздумья.
- Тогда нам надо как можно скорее покинуть эту страну.
Вывод был очевидным, и Сен-Жермен согласно кивнул. Поколебавшись, Руджиеро продолжил:
- Я взял на себя смелость выяснить, где тут находятся кварталы тайных услад.
- О-о-о, - тоскливо простонал Сен-Жермен, прикрывая глаза.
- Вы голодаете больше недели, - менторским тоном сказал Руджиеро. - Вам необходима… поддержка. Или нам ничего не останется, как покупать кроликов и собак.
- Кролики и собаки, - мрачно пробормотал Сен-Жермен. - Что ж, это экономно. Мне достанется кровь злополучных животных, тебе же - их плоть. Хороша парочка - кровосос и мучитель. Нашествие варваров, подобно лавине, влечет с собой всякую грязь! - Он сел на самый вместительный ящик. - Почему бы тебе не закопать меня в этом гробу? Я пролежал бы в нем долгие годы.
- И остались бы живы? - спросил Руджиеро.
- Ну разумеется, - кивнул Сен-Жермен. - Мне удавались подобные штуки. Прежде, еще до встречи с тобой. - Он лег, заложив руки за голову. - Нет, старина, это теперь не по мне. Я для того чересчур приохотился… к человеческой жизни.
Руджиеро пожал плечами, его хозяин зевнул. После непродолжительного молчания до слуги донеслось:
- Эти тайные заведения… насколько они надежны?
- Там… не чураются чужеземцев. Даже тех, чьи вкусы… несколько необычны.
Не получив возражений, Руджиеро рискнул заявить:
- Собаки и кролики многого вам не дадут. Я помню наши скитания в польских чащобах. Конечно, веселый дом не лучшее из решений, но в сложившихся обстоятельствах оно кажется самым разумным.
- С одной стороны - неуемная жажда, с другой - дурацкая щепетильность, - пробормотал Сен-Жермен и вздохнул. - Я чувствую, что начинаю сдавать. В былое время подобные ситуации меня ничуть не смущали.
Руджиеро опустился на стул. Хозяин бодрился все девять дней нелегкого перехода, но сейчас было явственно видно, как он устал. Слуга опечаленно мотнул головой и, стараясь не очень шуметь, потянулся за пледом.
- Я не сплю, - проговорил Сен-Жермен.
- А почему бы вам не вздремнуть? - возразил Руджиеро.
- Я размышляю.
- О визите в веселый квартал?
- Нет. О том, как нам быть. Реки… они не для нас, Шелковый путь слишком опасен. Полагаю, мы двинемся в горы. К Тю-Бо-Тье - царству вечных снегов. Я, правда, никогда прежде там не бывал, однако…
- Однако? - Руджиеро подался вперед, упершись локтями в колени.
- Мы могли бы присоединиться к какому-нибудь торговому каравану, но…
Руджиеро приподнял бровь.
- Но? - бормотнул он нетерпеливо.
- Нам пришлось бы ко многому приспосабливаться. И потом, меня не очень устраивает роль разменной монеты в чьих-то руках. Случись что, чужеземцами тут же пожертвуют. С легкостью и без раздумий…
- Как это было с нами по дороге в Багдад?
- Да, - уронил Сен-Жермен и пошевелился, меняя позу. - Лучший выход - сыскать толкового проводника.
- Где же? - Поймав взгляд хозяина, слуга прикусил язык.
- Реши это сам.
- Что я могу ему предложить? - смущенно спросил Руджиеро.
- Вязку монет, но не более. Золото и серебро исключаются, показывай медь и латунь. Не сули слишком многое, иначе все подонки округи начнут к нам приглядываться. - Сен-Жермен умолк, на него накатила тоска. Ему вдруг представились иные - совсем не похожие на здешние - горные кручи, сплошь поросшие лесом, затейливо нависающим над извивами плодородных долин.
Руджиеро кивнул.
- Ладно, хозяин. - Он поднялся на ноги, намереваясь уйти. - А как же веселый квартал? - В брошенном вскользь вопросе звучала надежда.
- Не сегодня, я думаю, - пробормотал Сен-Жермен.
Досадливо мотнув головой, слуга вышел из комнаты. Он бродил от трактира к трактиру, прислушиваясь к разговорам и наводя осторожные справки, но ни этот вечер, ни следующие два дня результатов не принесли. Чтобы не вызывать подозрений, ему приходилось приобретать у торговцев то уток, то кроликов. Руджиеро носил эту живность с собой и, не спрашивая нигде ни выпивки, ни еды, все же производил на окружающих впечатление человека, всегда готового основательно закусить.
- Что, собственно, справедливо, - заявил он на третий день своему господину. - Я действительно пускаю их в пищу.
- Но далеко не сразу принимаешься за готовку, - усмехнулся его хозяин, завернутый в плотный халат.
- К счастью, на причуды чужеземцев тут смотрят сквозь пальцы, - пожал плечами Руджиеро.
- Ты думаешь, они ничего не почуяли?
- Нет.
- Но… - Сен-Жермен умолк, глядя на дверь, в которую коротко постучали. - Кто это?
- Не знаю. - Руджиеро взялся за ручку. - Открыть или подождать?
- Открывай, мой нож наготове, - шепнул Сен-Жермен.
На пороге стоял приземистый человек в меховых сапогах.
Два слоя верхних длиннополых одежд придавали ему сходство с медведем. Бусинки черных, глубоко посаженных и полускрытых складками кожи глаз обшарили комнату. Заметив нож, незнакомец одобрительно крякнул.
- Это вы чужеземцы, желающие отправиться в Тю-Бо-Тье?
Сен-Жермен опустил нож, но не спрятал.
- Возможно, это именно мы.
- Тогда, возможно, вам нужен именно я.
Гость говорил по-китайски с сильнейшим акцентом, однако правильно и не сбиваясь.
Руджиеро приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы незнакомец мог протиснуться в помещение. Тот сделал это без долгих раздумий, однако, усаживаясь, выбрал стул, стоявший возле распахнутого окна, как бы желая обеспечить себе путь к отступлению.
- Возможно, мы именно те чужеземцы, - повторил Сен-Жермен, усаживаясь напротив, - но почему же нашему гостю кажется, что он подойдет нам более, чем кто-либо еще?
Незнакомец, откашлявшись, сплюнул.
- Если вы именно те чужеземцы, то вам нужен проводник, который может провести вас в страну вечных снегов не только одной дорогой и который знает, как попасть не только в одно место, но и в другие места.
- А почему это именно так? - любезно осведомился Сен-Жермен.