* * *
Не помня себя от ярости, он шагал по деревенской улице и чуть не столкнулся с Дэном.
Дэн бросил на него всего один взгляд и сказал:
- Пошли ко мне. У меня есть новые записи…
- Нет. Спасибо. - Роберт рассеянно огляделся. Потом вошел в церковный двор и сел на траву. Дэн следовал за ним.
- Что с тобой стряслось?
- Сегодня пятница. Как ты думаешь, что такого могло стрястись?
Дэн нахмурился:
- Прости. Я забыл.
- Хотел бы я тоже забыть.
- Пошли посмотрим на тех чудаков.
- Тебя я уже повидал. С тобой никто не сравнится.
- Тогда пошли в кино.
Роберт пожал плечами.
- А в паб?
- Я лучше пойду домой. - Он встал. - Для разнообразия.
- Как твоя работа?
Роберт поморщился:
- Ничего. Рисую помаленьку. Однако никакого творчества. Сухость одна. Без эмоций. Только сотни мелких штрихов, показать, что где лежит. - Он пожал плечами. - Мне не разрешают рисовать то, чего там нет. А ведь только этим и занимается настоящий художник.
Дэн скорчил изумленную рожу.
- Вот оно что! А я-то гадал, почему я провалил экзамен на свидетельство о среднем образовании! И что они вам накопали? Кучу камней?
Роберту не хотелось продолжать этот разговор.
- Рано говорить. - Он достал руки из карманов, обнаружил в ладони лесной орех и швырнул им в Дэна. Тот одной рукой поймал его и вскричал:
- Есть!
- Увидимся в воскресенье.
Он отошел на три шага, как вдруг его догнал голос Дэна:
- Откуда у тебя эти орехи?
Роберт помолчал. Потом ответил:
- Из Аннуина.
D. ДУИР - ДУБ
Кажется, этих крепостей - великое множество, и каждая находится всё глубже и глубже в лесу. Эту он называет вторым каэром. Стеклянным Замком.
В ней светлее, чем в прошлой. Стены его - всего лишь зеленоватая мерцающая пелена, прозрачная, через нее видны склоны, которые еще вчера были покрыты травой, а сегодня на них то тут, то там пробиваются молодые ростки деревьев.
Прошлой ночью (хотя здесь всегда ночь) он поднялся на крышу и долго стоял, глядя на восток. Я подошла сзади и спросила:
- Что случилось?
Он редко отвечал на мои вопросы, однако на этот раз снизошел:
- В мире открывается скважина. Через нее уходят птицы и летучие мыши. Вытекает сила.
- Когда ты меня отпустишь? - сердито спросила я.
Его глаза озадаченно взглянули на меня. Сегодня на нем была новая маска - из дубовых листьев.
- Куда? - спросил он.
Летал я в обличье ворона,
Прыгал, как лягушка.
Оленем в густых лесах
Сбежал я из тяжких оков.
Книга Талиесина
Но ведь кто-то же это проделал! - Кларисса Каванах в ярости сложила руки на груди. - Может, лисица?
- Откуда я знаю! - Маркус вжал голову в плечи. - Кстати, лисы умеют рыть землю?
- Еще как умеют, - буркнул Джимми.
Светловолосая археолог огляделась.
- Если это искатели сокровищ с металлодетекторами, они зря потратили время.
- Босс, за забор никто не заходил. И Макс за всю ночь ни разу не залаял.
- Но он все-таки подходил к калитке, - тихо заметил Маркус. - Помнишь? Зарычал на кого-то.
У них за спинами Роберт приколол к чертежной доске новый лист бумаги. Он сидел, опустив голову; на него никто не обращал внимания. Да заметили ли они вообще, что он пришел? Он передвинулся так, чтобы видеть подкоп.
- Больше похоже, что кто-то не забрался внутрь, и, наоборот, вылез отсюда наружу.
Кларисса метнула на него презрительный взгляд. Потом сказала:
- Пора за дело. Выключите водораспылители. Мы и так уже потеряли слишком много времени.
Стояла суббота, но они трудились не покладая рук. Зарисовав всё, что было найдено, Роберт вошел внутрь кромлеха и вместе с остальными стал аккуратно выкапывать столбы остроносым совком. Он проработал несколько часов, не замечая времени, с головой углубившись в дело, аккуратно разбивал совком мелкие крупинки почвы, наслаждался игрой бесчисленных оттенков коричневого, золотого, охры - все краски мира перекрывали друг друга тончайшими слоями, и каждый слой, исчезавший под его совком, уносил с собой целые столетия, наполненные воспоминаниями о людях, которые жили и умирали, вели войны, строили империи. Вязель сказал, время - это всего лишь круг в людском сознании, но здесь оно ощущалось воочию, дремало, притаившись, в вонючей, пересохшей, гудящей мухами торфяной яме. Роберт то ложился, то вставал, то приседал на корточки, то опускался на колени - и чувствовал, как на кожу ложатся отпечатки былых времен. Он извлекал из земли и распутывал слипшиеся комки волокнистой массы, находил в ней обрывки давно умерших листьев, насекомых, не потерявших своего облика в лишенной кислорода водянистой жиже. Работа увлекла его - так бывало, когда он зарисовывал что-нибудь очень тонкой кисточкой. Он почти прижимался лицом к земле, расчищал иззубренные края обугленных столбов, и древние стволы были гладкими и твердыми, как камень.
Рядом с ним трудились остальные - Джимми с наушниками на голове, Кларисса и Маркус время от времени переговаривались вполголоса. На краю поля лежал Макс, немецкая овчарка; заслышав на дороге машину, он настораживался и поднимал голову.
Когда пришло время обеда и Роберт с трудом разогнул натруженную спину, стало ясно, что деревянные столбы не отделены друг от друга. Одна сторона у них была гладко обтесана, они соединялись друг с другом, образуя стену, непроницаемую черную изгородь. Только в одном месте - там, где копал Маркус, - была прогалина, видимо, служившая воротами. Находок больше не было. Ничего - ни обломков рога, ни золота, ни угольков от костра.
- В центре должно что-то быть.
Роберт оглянулся. Рядом с ним стояла Кларисса Каванах. Сегодня ее светлые волосы были заплетены в растрепавшуюся косу, плохо сидящий синий комбинезон протерся на коленях. Поймав ее задумчивый взгляд, устремленный вдаль, Роберт подумал, что она, пожалуй, старше, чем ему казалось. На коже уже залегли мелкие морщинки. Она обернулась; Роберт поспешно отвел взгляд. Но сказала она только:
- Ты очень внимателен, правда?
Он пожал плечами.
- Я тоже. - Она отвернулась. - Самое главное тут - центральное захоронение. Вокруг него и были построены ров и деревянная изгородь, плотная, бревно к бревну, чтобы никто не мог заглянуть туда, а уж тем более забраться. Только знать. Священники, короли, военачальники.
- Колдуны, - вполголоса добавил Роберт.
Она пожала плечами, углубившись в свои мысли.
- Может быть. - Потом, будто вдруг вспомнив, неожиданно спросила: - Кто были те люди, с которыми я тебя видела вчера в Эйвбери?
Он замер.
- Вчера?
- Да. Мне показалось, ты собирался пойти в какую-то больницу.
- Я там и был. - Он уловил в собственном голосе панику и постарался взять себя в руки. - А это мои друзья. Они меня подвезли. - "А тебе какое дело?" - вертелось у него на языке, но она устремила на него задумчивый взгляд, будто внимательно изучала.
- Я подумала… Там, на переднем сиденье, был человек. Темноволосый. Кажется, я его узнала.
- Вязель, - напрямик заявил Роберт.
Она сдвинула брови.
- Нет, его звали не так. Он живет здесь?
- Наверно, да.
- Если это он… - проговорила она скорее про себя. Потом оглянулась. - Послушай, Роберт, не мое дело советовать тебе, с кем встречаться, а с кем нет, но хочу предупредить: если о наших раскопках пойдут разговоры, я буду считать, что виноват в этом ты.
- Это несправедливо, - процедил он.
- Может быть, но уж меня-то с Маркусом ни в чем нельзя заподозрить, а за Джимми он ручается.
- Знают и другие! Та девушка в пабе!
- Это мои студенты. Они не станут мне мешать. - Она приблизилась к нему. - И тебе не советую. Эти раскопки для меня очень важны. Многим археологам за всю их карьеру не удается найти ничего подобного. И я никому не позволю встать у меня на пути.
Она окинула его суровым взглядом и вернулась в центральную часть кромлеха.
- Пойди поставь чайник.
Он вошел в полутемный фургон, наполнил чайник и со злостью брякнул его на плиту. Как она смеет так с ним говорить! Не нужна ему ее дурацкая работа, и ему дела нет до ее карьеры. Так и не сумев найти спички, он в сердцах захлопнул шкафчик, прислонился к сушилке, сердито выглянул в крошечное окошко. Потом оглянулся.
Первым делом он запер дверь фургона и задвинул шпингалет. Потом вошел в кабинет. Там стоял стол, заваленный бумагами, поддон с осколками кости, россыпью лежали инструменты. К доске для объявлений были приколоты квитанции и счета. А рядом в стену был вбит крючок, и на нем висели ключи.
Роберт выглянул в окно. Внутри металлического забора никого не было. Ему вдруг пришло в голову, что этот железный забор исполняет ту же роль, какую много столетий назад играла деревянная изгородь: не дает посторонним увидеть тайны, скрывающиеся внутри.
Он отвернулся от окна и снял с крючка связку ключей.
Тот, что отпирал калитку в заборе, был большой, сразу отличался от других; Роберт видел его сегодня утром в руках у Маркуса. Но если его взять, они сразу заметят.
Он повесил ключи обратно и открыл ящик. Бумаги. Ручки. Коробка скрепок, ластики, огрызки карандашей. Коричневый конверт со штампом "Слесарный магазин Терстена". Этот магазин стоял у автобусной остановки в Суиндоне. Роберт приоткрыл конверт - оттуда выскользнул ключ.
Запасной ключ от калитки.
- Роберт! Принеси пластиковых пакетов!
Из-за забора выглянул Джимми; Роберт молниеносно сунул ключ в карман, пакет - обратно в стол и выскользнул в кухню.
- Иду! - крикнул он, схватил со стола спички, чиркнул и зажег голубое пламя. - И чай уже почти готов.
До самого вечера ключ оттягивал ему карман. Если наконец удавалось хоть ненадолго о нем забыть, ключ тотчас же давал о себе знать: втыкался в тело, когда Роберт вставал на колени или распрямлял затекшие ноги. Комья торфа осыпались с рукавов, колен, облепили даже серебристую фольгу, в которую Мария завернула сандвичи, испачкали ручку выщербленной чайной кружки. Руки почернели, под ногтями темнела грязь. Гнев Роберта понемногу остывал, ему на смену приходили угрызения совести.
Он уже жалел, что взял этот ключ. Может, вернуть его на место, пока никто не заметил? Или лучше просто сказать Вязелю, что он не сумел его достать? Но поэт каким-то сверхъестественным образом видит всё насквозь. Например, он знает о Хлое.
Уровень почвы неуклонно понижался. К четырем часам пополудни деревянная изгородь выступала из земли уже на метр, а они еще не докопались до ее основания. Присев на корточки, Роберт вдохнул гнилостный запах торфа; потом взял в руки большой комок и разломил его.
Внутри лежал жучок. Маленький, блестящий, превосходно сохранившийся.
Он улыбнулся, коснулся жука, а в следующий миг, судорожно дернувшись от ужаса, чуть не раздавил его.
Жук зашевелился. Сполз ему на запястье и там застыл.
Потом расправил крылья и улетел.
Роберт оглянулся.
Вокруг кишели жуки. Сотни жуков. Они появились откуда ни возьмись. Выползали из-под кромлеха, из земли, насыпанной в тачки и ведра. В воздухе повисло жужжание, искорками вспыхивали радужные надкрылья - бронзовые, золотые, зеленые, блестящие, как фольга.
Они выходили на свет из-под земли, как птица, как те, кто соорудил это святилище.
* * *
- Как вы думаете, - спросил он в тот же вечер у отца Максела, сидя рядом с ним в саду возле пасторского дома и отряхивая землю с ладоней, - Хлоя когда-нибудь очнется?
Священник скрестил большие ноги в сандалиях. Закурил, искоса бросил взгляд на Роберта. Как обычно, не выказал удивления. Помолчав, ответил:
- Возможно. Во всяком случае, многое изменится. - И загасил спичку. - Состояние Хлои - загадка для врачей. Никто из них не понимает, что с ней происходит. Даже тот специалист, которого вызвала твоя мама. Аномальная ситуация.
- Опять это слово.
- Какое слово?
- Аномалия. - Он резко, болезненно рассмеялся. - Она сохраняется неизменной. Как древесина в том кромлехе. Ни живая, ни мертвая.
Сначала отец Максел ничего не сказал. Потом склонился вперед и подул дымом на розы.
- Тебе тяжело, сынок?
- Пожалуй, да.
- Существуют две возможности, ты это знаешь. Может быть, она очнется - только вероятность этого с каждым днем всё меньше. Или угаснет. Деятельность мозга прекратится.
- И тогда отключат приборы жизнеобеспечения? Мама ни за что…
- Может быть, ей придется согласиться.
- И это говорите вы?
Священник тяжело пожал плечами:
- Роберт, когда мозг умер - это значит, время пришло. Церковь считает, что нельзя искусственно оттягивать смерть. Ты это знаешь. А что касается Кэти… - Он нахмурился. - Когда… если… если время наступит, она поступит так, как нужно.
Роберту не хотелось отвечать. Разговор шел как будто бы и не о живом человеке - о нахальной, неуступчивой Хлое, которая обожала кошек, командовала подругами, не ела мороженое, потому что от него портятся зубы, но тратила все карманные деньги на конфеты. Он нащупал в кармане ключ, крутил в руках, пока не осознал, что это такое. Отец Максел молча курил. Вокруг становилось всё темнее, по летнему саду разливался запах лаванды и горевшей свечи - она стояла на столе, на ее огонек летели мотыльки и падали, обжегшись, пока отец Максел не загасил пламя толстыми сильными пальцами.
- Иди домой и ложись спать, - проворчал он. - Ты нужен матери.
Роберт сказал:
- Я нашел дневник Хлои.
Максел не проронил ни слова.
- Она написала… обо мне. О том, что я схватил один из ее рисунков и стал над ним смеяться. Я об этом совсем забыл. А она, оказывается, сильно обиделась.
Максел поглядел на розы. Потом сказал:
- Не придавай этому слишком большого значения. Девочки ее возраста…
- Но я совсем забыл о том случае. О чем еще я забыл?
- Вы поссорились. Это бывает.
Роберт кивнул. Слова Максела его не убедили.
* * *
Над холмами стояла тишина. Роберт ехал на велосипеде из Эйвбери, почти не встречая машин, однако в окнах паба еще горел свет. Лунный свет заливал огромные камни, серые силуэты, застывшие в невообразимом громоздком молчании. В их очертаниях на фоне звезд проглядывали причудливые лица, острые носы, сдвинутые брови. Он обогнул церковь, громко зашуршав шинами по сухому гравию, покатил вдоль длинной стены, по безмолвной улице, освещенной всего одним тусклым фонарем, свернул за угол, переехал по мостику тихо журчащий ручей Уинтербурн, почти пересохший. Под мостом в камышах закопошилась потревоженная утка.
На дороге к дому было совсем темно. По обе стороны тянулись нестриженые живые изгороди, полные теней. Он замедлил ход. Потом остановился, спустив одну ногу на землю. В темноте слышалось только его собственное громкое дыхание.
У ворот кто-то стоял.
Роберт видел только темную фигуру человека, прислонившегося к дубу. Но он знал, кто это.
- Как вы узнали, где я живу? - еле вымолвил он.
Вязель выпрямился. На его лице лежала маска из черно-зеленых теней.
- Я же тебе говорил, это один из талантов поэта. Одна из трех капелек Котла. - Он поднял правую руку тыльной стороной к Роберту; тот увидел, что ладонь обожжена - на белой коже выделялись три ужасных шрама. - Знание порой дается нелегко, - тихо проговорил Вязель. - Ты уже и сам это понял.
Он склонил голову, поглядел на Роберта.
- Ты принес ключ. - Это был не вопрос.
- Да. Послушайте…
- Она тебе угрожала? - спросил Вязель. - Это потому, что у нее у самой на душе неспокойно. Она чувствует, что я здесь, ждет меня. - На миг он опечалился, улыбка исчезла с его губ. - Знание не дается даром, Роберт, его приходится красть. Стащить из-под носа у мудрецов, из Котла, заваренного Музой, как Прометей украл у богов огонь. Они наказали его за это. Много веков орел прилетал и клевал ему печень. Об этом ты и сам знаешь.
Роберт нажал на педали и проехал мимо него, открыл калитку.
- Я передумал, - твердо заявил он. - Я в этой затее не участвую. Хочу, чтобы она прекратилась.
- Она не прекратится. - Вязель подошел к нему и встал за спиной. - Что бы ни делал ты или я, кромлех выходит на свет. Но он дает нам исключительную возможность. Даркхендж - это врата. - Его голос изменился, из него улетучилось былое спокойствие. - Роберт, чего бы ты хотел больше всего на свете?
- Вы сами знаете. - Роберт обернулся к нему.
Вязель кивнул. Звездный свет упал на шрам в виде звезды у него на лбу, и тот вспыхнул серебристым сиянием.
- Тогда принеси ключ. В полночь. Потому что для меня этот кромлех - путь домой. А для тебя - путь, который приведет к Хлое.
Роберт ахнул, чуть не поперхнувшись.
- Вы сошли с ума, - прошептал он.
Но на полпути по лестнице он остановился, вздрогнув. Его обожгла неожиданная мысль, она пронзила его, как боль, такая резкая, что он чуть не вскрикнул.
Он вспомнил, где уже видел Клариссу Каванах.
Ястреб, собака, выдра, женщина.
Та, что загнала Вязеля в круг.
T. ТИННЕ - ПАДУБ
Вот уже и этот замок тоже окружен. Первыми пали внешние стены; потом мы услышали треск - это не выдержали ворота; сквозь стекло ворвался огромный сук.
Он взял меня за руку и бегом потащил за собой по широкой лестнице, целиком сделанной из хрусталя.
- Бесполезно, - проговорила я, задыхаясь. - Деревья всё равно ворвутся внутрь. Почему ты их так боишься?
Я где-то читала, что, если тебя похитили, с преступником надо разговаривать. Узнать его получше. Проникнуть ему в душу.
Он сел на верхней ступеньке и провел рукой по волосам.
- Не беспокойся. Я знаю тайный проход и выведу нас отсюда.
Я скрестила руки на груди.
- Маска - это потому, что ты боишься, как бы я тебя не узнала?
Он пожал плечами.
Я усмехнулась. Максел бы мною городился. Я начала разрабатывать план.
Падуб зеленый
Яростным был бойцом.
В ладони врагу вонзались
Острые иглы его.
Битва деревьев
Роберт лег не раздеваясь. Он лежал на кровати и смотрел в потолок. В соседней комнате, подумал он, мать тоже не спит, думает о Хлое.
Как она себя чувствует - в коме? Как во сне? Знает ли, день сейчас или ночь? Может быть, сознание у Хлои не угасло, и даже сейчас, в эту минуту, она взывает к ним, ищет обратный путь сквозь дремучий лес воспоминаний и снов?
Терзаемый этими мыслями, он перевернулся на живот.
И надо-то всего ничего - остаться здесь, раздеться, лечь спать. Эти люди, они втягивают его в свои дела, а он не хочет втягиваться. Он художник, его дело - рисовать, Я не тянуть лямку. Неожиданный каламбур оказался приятен усталому уму; он улыбнулся.
Проснулся оттого, что на комоде попискивал будильник.
Он пошарил рукой, нажал кнопку, потом мутным взглядом посмотрел на циферблат.
Полночь.