- В основание шеи. Весь заплыл кровью, словно свинья. - Амальрик тоже понизил голос. - Притуши огонь в очаге. Он может привлечь их.
- Ладно, - кивнул Уолдрих, хватаясь за меч.
- Хорошо. - Амальрик слегка приоткрыл дверь, пытаясь разглядеть, нет ли кого на другой стороне дороги. - Дождись моего сигнала, потом атакуй.
- Посвист воздушного змея? - спросил Уолдрих.
- Именно, - подтвердил Амальрик и снова выбежал в ночь, направляясь теперь к крепостному холму, где нес вахту Эварт.
- Они пришли. Передай это герефе, - сказал он товарищу.
- Я мигом, - откликнулся тот и скрылся во тьме.
Амальрик тоже не медлил: он пригнулся и побежал к следующей избе, но не вошел в нее, а, торопливо отдав приказания, метнулся к соседней хибарке. В нем уже грозно и гулко звенело предощущение боя.
Он скорее почувствовал, чем увидел, как на него откуда-то сверху падает меч, и, отскочив в сторону, взмахнул алебардой. Лезвие тут же вонзилось во что-то, и ночное безмолвие рассек пронзительный вопль. Амальрик, не мешкая, издал свист, сходный с шипением запущенного бумажного змея, и рывком выдернул алебарду из тела поверженного врага. За спиной его загремели копыта: мимо пронесся конный отряд. В руках всадников были мечи и горящие факелы.
На той стороне дороги послышались злобные крики, смутные тени зашевелились и устремились к крестьянским жилищам, двери которых распахивались - одна за другой.
Амальрик, поочередно призывая на помощь то старых богов, то Христа, ринулся наперерез нападавшим и чуть не упал, зацепившись ногой за край дорожной рытвины, но сумел сохранить равновесие и продолжал мчаться вперед. Что-то толкнуло его в плечо, толчок был болезненным, однако понять причину его не представлялось возможным осколок луны, блеснувший на небе, вновь нырнул в облака. Амальрик зарычал и с громким боевым кличем бросился на врагов.
С ними, впрочем, уже сшиблись всадники. Кони ржали, били копытами, ночь наполнилась лязгом оружия, а над всем этим хаосом прыгали неверные огоньки факелов.
Схватка закончилась так же внезапно, как и началась. Миг - и сцепившиеся с солдатами гарнизона налетчики покатились обратно к лесу - через сверкающие в лунном свете снега. Кто-то с гиком и свистом погнался за ними, но большинство защитников деревеньки предпочли остаться у изб. Всадники передавали факелы пешим и спрыгивали с коней, понимая не только всю бесполезность, но и смертельную опасность ночного преследования в заснеженной лесной чаще.
- Двое наших мертвы, как и трое бандитов, - чуть позднее доложил Амальрик, выглядевший одновременно и усталым, и возбужденным. - Одной из лошадей перебили берцовую кость, придется ее пристрелить. Мясо пойдет поварам, шкура - шорнику, если ты не распорядишься иначе. У нас пятеро раненых и четверо пленников; один из них тоже ранен.
- Кто погиб? - Ранегунда нахмурилась. - И каковы наши имущественные утраты?
- Пропала одна алебарда. Погибли Бератрам и Фрей. - Амальрик перекрестился. - Ранены Рейнхарт, Модж, Аделяр, Калфри и Феррир. - Он помолчал. - Рейнхарт в плохом состоянии.
- Ясно, - отозвалась Ранегунда, водя по листу пергамента гусиным пером, потом подняла глаза. - Ты сказал, Рейнхарту плохо. Насколько?
- Глубоко проникающее ранение в руку и перелом, - угрюмо сказал Амальрик. - Руку лучше бы удалить, это может спасти ему жизнь.
- Или убьет прежде времени, - возразила Ранегунда, откладывая перо в сторону. - Ладно. Я поговорю с женой Калфри. - На деле она решила спросить совета у Сент-Германа, но не хотела, чтобы о том кто-то знал. - Надеюсь, бандитам пришлось много хуже.
- Я тоже, - кивнул Амальрик и продолжил: - Раненых перенесли в общий зал, чтобы брат Эрхбог отпустил им грехи… на всякий случай.
- Брат Эрхбог сейчас… не в себе, - с запинкой ответила Ранегунда, вспоминая в каком виде она того обнаружила. Монах, приникнув стене южной башни, бормотал что-то камням. Тело страдальца трясло от озноба, хотя руки и лоб его были горячими. Теперь он лежал у себя под присмотром раба, по-прежнему продолжая разговаривать с кем-то.
- Печально, - сказал Амальрик и, вновь перекрестившись, добавил: - Если раны вдруг начнут гнить, кто же благословит умирающих?
- Не знаю, - Ранегунда поморщилась. - Мы станем вместе молиться за них. Надеюсь, этого хватит. - Она побарабанила пальцами по пергаменту. - Еще что-нибудь?
Новое сообщение далось Амальрику с трудом.
- Герент… сказал мне, что… что видел Карагерна с теми… из леса. - Высказавшись таким образом, он отвернулся, стыдясь своих слов. - Сам я его не приметил. И никто другой тоже… Но Герент убежден.
Ранегунда вздохнула.
- Я с ним поговорю.
- Ладно, - кивнул Амальрик. - А как насчет раненых?
- Я вскоре зайду к ним. - Ранегунда вздохнула еще раз. - Ступай и вели истопить баню. Брат Эрхбог потом станет нас порицать, но мы будем мыться не из себялюбия. Нам, и в особенности тебе… надо смыть с себя кровь. Как свою собственную, так и чужую.
- Конечно, герефа, - пробормотал Амальрик, лицо его приняло отстраненное выражение. - Иноземец хочет видеть тебя. Он уже был у раненых.
- Вот как? - Она обнаружила, что совсем не удивлена.
- Он заявляет, что может помочь им. - Последовало непродолжительное молчание. - Не знаю, как отнесутся к его вмешательству наши.
- Они потерпят, если это пойдет им на пользу, - твердо ответила Ранегунда и, ощутив толчок крови, сказала: - Передай иноземцу, что он может войти.
- Как пожелаешь, - кивнул Амальрик, направляясь к выходу из оружейной, потом приостановился: - Что мне сказать остальным?
- Распусти всех по домам, предварительно назначив патрульных. А сам вымойся в бане и отдохни. Эта ночь, я вижу, изрядно тебя утомила.
Ранегунда вышла из-за стола и в знак уважения к воинской доблести собеседника приподняла свои юбки.
Амальрик изумленно взглянул на нее, потом поднес руку ко лбу.
- Ты слишком добра к солдату, герефа.
- Не к солдату, а к капитану, - возразила она, абсолютно уверенная, что теперь Гизельберт не станет препятствовать ее желанию воздать отличившемуся бойцу по заслугам. - Мы позже обсудим детали твоего нового положения, а сейчас отдыхай. Мне вскоре понадобится твоя помощь. Крестьян надо переселить обратно в деревню, и я хочу поручить это тебе.
- Я справлюсь, - кивнул Амальрик. - Я в вашей воле, герефа. - Он опять поднес руку ко лбу, но уже с большей щеголеватостью, потом, нарочито печатая шаг, удалился из оружейной и остановился перевести дух лишь во дворе, возле крестьянских загонов и клеток, где уже кто-то стоял.
- Иноземец! - окликнул Амальрик.
Сент-Герман, закутанный в темный плащ, обернулся.
- Да, это я.
- Герефа хочет видеть тебя. - Амальрик чуть посторонился. - Ты действительно можешь сделать что-то для раненых?
- Уверен, - сказал Сент-Герман. - Не столь многое, как мне бы хотелось. Но все же я значительно облегчу их страдания, а кого-то, возможно, и исцелю.
Амальрик обдумал ответ.
- В таком случае займись ими. У нас не так много мужчин.
- Да, - кивнул Сент-Герман. - Я это знаю.
Ранегунда уткнувшаяся в массивную, потемневшую от времени книгу, на вошедшего не взглянула.
- Подождите немного, - сказала она, переворачивая страницу. - Я скоро закончу.
Сент-Герман прислонился к стене и так стоял, пока книга не была отложена в сторону. Лишь тогда он позволил себе нарушить царящую в помещении тишину:
- Вы звали меня, герефа?
- Вы видели раненых? - резко спросила она. - Амальрик говорит, вы способны помочь им.
- Да, - Сент-Герман поклонился. - Я имею кое-какой опыт врачевания ран. - "Кое-какой" означало семь сотен лет служения в египетском храме, призревающем умирающих и больных. - И хотя у меня под рукой сейчас нет многих снадобий, я постараюсь как-нибудь извернуться. Если, конечно, мне будет дозволено.
Изворачиваться не пришлось бы, будь алхимический тигль, атанор, готов. Самые сильнодействующие лекарства, способные с легкостью прекращать воспалительные процессы, изготавливались, к сожалению, при очень высоких температурах.
Он поднял глаза. И натолкнулся на испытующий взгляд.
- Я поговорю с теми, кто лежит в общем зале. Если они не откажутся принять вашу помощь, я с благодарностью буду просить вас оказать ее. - Ранегунда откинулась на спинку стула и разрешила себе пошутить: - Жаль, что вы здесь всего только пленник. Иначе я, поскольку у нас не хватает людей, могла бы использовать вас как солдата.
Она рассмеялась абсурдности своей мысли и с удивлением обнаружила, что Сент-Герман не выказывает желания подхватить ее смех.
- Если ваши солдаты на то согласятся, я с большой радостью разделю с ними все тяготы воинской службы, - без даже отдаленного намека на какую-либо иронию заявил он. И добавил: - В любую секунду.
- И… и зачем же? - опешив, пробормотала она, слишком подавленная, чтобы получать удовольствие от завязавшегося наконец разговора.
- Чтобы оберегать вас.
Она отвернулась, обрадованная ответом, но сознавая, что не должна ничему доверять.
- Все это только слова. Ведь вы, вне сомнения, и ранее присягали кому-то. Почему же присяга, данная мне, может вас обязать более, чем предыдущие? Вокруг нас враги, жить здесь слишком опасно. Предпочтительнее сбежать или поменять один плен на другой.
В темных глазах промелькнула усмешка.
- Если бы всё, что удерживает меня здесь, заключалось лишь в каменных стенах, я бы отсюда ушел еще месяц назад.
- Неужели?
Ранегунде хотелось, чтобы вопрос прозвучал язвительно-жестко, но севший голос ее был скорее растерянно-изумленным, и она мысленно выбранила себя.
- Я вовсе не томлюсь ожиданием, когда меня выкупят, Ранегунда. - Он наклонился к столу, сверля ее пристальным взглядом. - Я хочу лишь одного: быть там, где вы.
- Потому что вы опрометчиво связали себя данной мне клятвой? - с фальшивой язвительностью спросила она.
- Нет. - Он наклонился ниже. - Между нами есть связь. Более неразрывная, чем словесные узы. Ее уничтожит лишь смерть.
Ранегунда в отчаянии затрясла головой.
- Вы пытаетесь сбить меня с толку. Но я не дам себя провести. И приму вашу помощь. Но не потому, что вам верю, или… из-за влечения к вам. Я просто нуждаюсь в поддержке. А вы предлагаете мне услуги, надеясь, что я спрошу за вас меньший выкуп. Вот что происходит на деле, и не смейте мне возражать. Ни один мужчина не засидится в плену по собственному желанию.
Он потянулся к ней и провел пальцем по линии ее подбородка. Потом сказал - чуть иронично, но с нотками подлинной нежности:
- В таком случае я, возможно, вовсе и не в плену.
* * *
Письмо торгового посредника Бентуэта (франконский Квентович) к Ротигеру в Рим. Доставлено в Оксер с купеческим караваном, потом передано группе монахов, направляющихся в Фараксинетум, затем попало на борт уходящего в Остию корабля. Получено адресатом 6 апреля 938 года.
"Поверенному его превосходительства графа Сент-Германа мои приветствия 9 февраля 938 года Господня.
Считаю своим печальным долгом сообщить, что о судьбе как "Золотого ока", так и "Солнца полуночи" никаких сведений нет. Я разговаривал с тремя капитанами, чьи корабли пробились к нам через серию зимних штормов, но их рассказы практически ничего мне не дали.
Известно, что этой зимой уже затонуло около десятка судов, но ничего не слышно о кораблекрушениях близ Хедаби. Магистрат Шлезвига рассылает запросы по всему побережью, однако ни один поступивший в его канцелярию отклик не проливает хотя бы милую толику света на то, куда подевались интересующие нас корабли, равно как их экипажи и ваш хозяин.
Разумеется, я продолжу переговоры с капитанами прибывающих к нам судов, особенно тех, что ходили в далекие рейсы. Можете не сомневаться, любое известие, могущее вселить в нас надежду напасть на след графа, будет незамедлительно переправлено в Остию.
Пребывая в несомненной уверенности, что Христос Непорочный, отвечая на наши молитвы, не оставит его превосходительство своими милостями, предлагаю по-прежнему уповать на то же и вам.
Исполнено рукой Лазурина,
писца торгового посредника Бентуэта.
Квентович".
ГЛАВА 7
Теплый весенний дождь превратил остатки снега в грязную слякоть. Наново вспаханные поля развернули свои голые гряды перед работницами, вышедшими на сев. Возле леса плотники и селяне продолжили возведение частокола и рыли ямы для очередного десятка столбов.
Звук деревянного рога возвестил о прибытии гостя - первого после минувшей зимы.
Ранегунда, стоявшая на коленях в часовне, вздрогнула.
- Что происходит?
- Что бы там ни происходило, - строго сказал брат Эрхбог, - ему нет места в наших молитвах. - Он еще полностью не оправился от прошлого приступа лихорадки, а болезненный блеск его глаз уже предвещал новое обострение недуга.
- В таком случае мне лучше прерваться, - произнесла Ранегунда, втайне радуясь поводу покинуть сырое и мрачное помещение. Накидывая на ходу плащ, она захромала к плацу.
- Два всадника! - крикнул Аделяр со стены. - На сытых конях.
- Открывайте ворота! - прокричала в ответ Ранегунда.
Ее повеление прошло по цепочке охранников, и привратные рабы кинулись отодвигать тяжелый засов, сопя и оглядываясь на приближающуюся герефу.
- Это маргерефа? - спросила она дежурного воина, с натугой толкавшего массивную створку.
- Думаю, нет, - сипло дыша, откликнулся тот. - Маргерефу сопровождала бы свита.
- Пожалуй, - кивнула Ранегунда, но с беспокойством подумала "А вдруг это неофициальный визит?"
- Эй, в крепости! - прокричал первый всадник. - Беренгар, сын Пранца Балдуина, хочет войти.
- Ворота открыты, - ответила Ранегунда, выступая вперед и высоко вздергивая свои юбки. - Я, здешняя герефа, приветствую вас.
Конники въехали в крепость.
- И я вас приветствую, - объявил Беренгар, соскакивая с седла и бросая поводья рабу. На нем был плащ из плотной шерсти с отделанным вышивкой капюшоном, из-под которого выбивались пряди длинных каштановых волос. - Не откажитесь принять от меня десять золотых монет и мешок зерна для посева. - Гость отстегнул от седла большую суму и, опустив ее наземь, полез в поясной кошелек. - Я к вам по меньшей мере на месяц и хочу таким образом оплатить свое содержание.
- На месяц? - повторила Ранегунда, и глаза ее сузились. - Что привело вас сюда?
Беренгар замахал руками.
- Сущий вздор, пустяки. Я давно интересуюсь нашими отдаленными укреплениями, а тут появилась возможность взглянуть на все самому. Воспользовавшись как предлогом старинным знакомством.
У Ранегунды похолодела спина.
- Старинным знакомством, вы говорите? И с кем же из наших мужчин?
- Ох, это не мужчина, - Беренгар обольстительно заулыбался. - Я приятельствую с Пентакостой, супругой вашего брата. И, признаться, довольно давно.
Прежде чем Ранегунда обрела дар речи, сердце ее успело стукнуть с дюжину раз. Стоило бы одернуть нахала. Ведь он, безусловно, должен и сам понимать, что, пусть даже давнему, знакомцу невестки неприлично являться сюда без приглашения Гизельберта, однако… ему это словно бы нипочем. И потом, разве можно одергивать отпрыска столь могущественного владыки? Она склонила голову набок.
- Боюсь, наше гостеприимство покажется вам убогим в сравнении с роскошью, к какой вы привыкли. Мы тут живем очень просто, без развлечений, разве что изредка охотимся на оленей, но и то из нужды. День-другой - и вас одолеет тоска.
- У меня есть лекарство, - возразил Беренгар, указывая на своего слугу, который тоже успел спешиться и с кислым лицом занимался разгрузкой различных дорожных укладок. - Я прихватил с собой цитру. Быть может, вам и еще кому-то мои музыкальные упражнения покажутся недурными.
Он вновь улыбнулся, излучая такое добросердечие, что Ранегунда не нашла в себе сил ему отказать.
- Я должна буду сообщить о вашем приезде своему брату, а свижусь я с ним, наверное, дня через три.
Это был лучший ответ из возможных, по крайней мере ей так казалось.
- Превосходно. Превосходно. - Сын Балдуина оглядел внутренний двор. - Где вы намереваетесь поселить нас?
Ей хотелось ответить: "В деревне", - однако подобный прием выходил за рамки как вассального почитания рангов, так и обыкновенной любезности, и Ранегунда внутренне напряглась, понимая, что задержка с ответом может обидеть знатного гостя. Свободными были два помещения: одно - в северной башне, над швейной, другое - в южной, над комнатой Пентакосты. Ранегунда выбрала север и с безмятежным видом спросила:
- Устроит ли вас четвертый этаж? - Там, сказала она себе, весьма довольная выбором, как-никак, живет иноземец и имеется караульный, следящий всю ночь за огнем.
На вновь прибывших уже поглядывали свободные от несения службы солдаты, делая вид, что просто прогуливаются по плацу, из домов высыпали женщины, окруженные ребятней, и даже некоторые рабы, расхрабрившись, украдкой посматривали на посторонних.
- Безусловно устроит, - с восторженным видом сказал Беренгар. - Пусть кто-нибудь проводит туда моего Ингвальта.
Ранегунда огляделась вокруг и поманила к себе Теобальда, одиннадцатилетнего сына Радальфа, местного кузнеца.
- Проводишь слугу нашего гостя на четвертый уровень северной башни, - распорядилась она.
Теобальд поднес руку ко лбу, в глазах его вспыхнуло любопытство.
- Четвертый уровень, - повторил он и повернулся к Ингвальту: - Следуй за мной, господин.
Беренгар вновь рассмеялся.
- Он такой же господин, как и ты, мальчуган. Просто одет получше.
Слуга, одарив хозяина неприязненным взглядом, подхватил с земли пару коробок и двинулся за подростком.
- Этот Ингвальт славный по-своему малый, - доверительно сообщил Беренгар. - Он состоит при мне третий год, и, если не брать во внимание его постоянное недовольство всем миром, у меня нет причин на него жаловаться.
- Многие достойные люди испытывают отвращение к миру, - подтвердила Ранегунда, имея в виду своего брата.
- Справедливо замечено, но кто-то должен населять эту землю, иначе зачем бы Господь ее сотворил?
К ним, хлюпая носами и бормоча извинения, подбежали припозднившиеся конюшие. Одежды их были мокрыми, а лица - пунцовыми от стыда.
- Оботрите лошадок досуха, - повелел Беренгар. - Седла доставьте в мою комнату. А в кормушки засыпьте окропленное медом зерно.
Ранегунда жестом остановила рабов.
- Боюсь, у нас нет ни того ни другого. Ваши лошади будут кормиться как наши.
Беренгар, поразмыслив, пожал плечами.
- Это лишь справедливо. Пусть будет так.
- Если пожелаете кормить их получше, поговорите с крестьянами. Возможно, они согласятся продать вам излишки зерна, - произнесла Ранегунда, смягчаясь. - Хотя… - Тут слова ее прервал радостный крик.
- Мой дорогой друг! - К гостю через весь плац, пренебрегая приличиями, неслась Пентакоста. Остановившись, она задрала свои юбки много выше колен. - Вот уж не чаяла увидеть вас в этой глуши!
- То же самое мог бы сказать вам и я, - возразил Беренгар, склоняясь к ее рукам и вновь выпрямляясь.
- Как вы на это решились? - продолжала, сияя, красавица. - Дороги сейчас так скверны!