- Но это ни с чем уж не сообразно! - выпалила, сердясь на себя, Джиллиан. - Глупо ведь думать, что вампиры существуют на самом деле.
- Вы и вправду в этом уверены? - мягко осведомился сосед.
- Как они могут существовать? - Джиллиан дернула плечиком. - Это полнейшая чепуха.
Ответом был кивок головы, схожий с насмешливым полупоклоном.
- Конечно.
Джиллиан ощутила желание настоять на своем.
- Если бы они существовали, о них бы все знали. Имелись бы несомненные доказательства - ведь далеко не все можно скрыть.
- Доказательства? Но как такое докажешь?
- Ну-у… как-нибудь. - Джиллиан никогда не задумывалась над такими вещами, но ей не хотелось уронить себя в глазах насмешливого незнакомца. Она как-никак не глупа и способна логически рассуждать. - Бывали случаи преждевременных погребений, но тут ведь дело в другом.
- Конечно, - согласился он. - Если легенды правдивы, то погребение вампира - деяние вовсе не преждевременное.
Она решила проигнорировать это нелепое замечание и сказала серьезно:
- Самым лучшим было бы отыскать добровольцев, однако вряд ли возможно убедить настоящего вампира согласиться на участие в научных экспериментах.
- Я тоже так полагаю, - кивнул собеседник.
- И потом, ведь эти опыты его уничтожат. Кол, вонзаемый в сердце, отсечение головы…
- Сожжение тоже хороший способ, - вставили слева.
- Ни один вампир на такое, естественно, не пойдет. Да и что, собственно, это бы доказало? От столь решительных операций умрет кто угодно - вампир или не вампир. - Джиллиан потянулась и захихикала. - Боже, как странно: парить высоко в небесах и разговаривать о такой чепухе. - На деле же ей вдруг сделалось неуютно, и она предпочла уклониться от разговора.
Сосед, словно прочитав ее мысли, сказал:
- Вы абсолютно правы. Вздор вызывает неразбериху в душе.
Джиллиан глубокомысленно покивала и из вежливости решилась взять более светский тон.
- Вы, наверное, не бывали в Америке? Ваш английский почти безупречен, однако…
- Однако вы уже поняли, что я иностранец. Естественно. - Сосед помолчал. - Нет, Атлантику я однажды пересекал, правда давно, и занесло меня в Мексику. В Мехико, если точней говорить. Город, взрастающий среди болот, произвел на меня очень сильное впечатление.
Джиллиан не нашлась что ответить. Мехико, кажется, и впрямь строили на болотах, но это было в далекие, незапамятные времена.
- Да-а, - протянула она, чтобы что-то сказать.
- Впрочем, в вашу страну я действительно еду впервые. И мне, если уж быть честным, немного не по себе. - Попутчик зябко повел подбородком. - Такие пространства…
- Извините, господин граф, - перебила его подошедшая стюардесса. - Мы собираемся подавать коктейли, не хотите ли что-нибудь заказать?
- Я - нет, спасибо, но может быть… - Мужчина глянул на Джиллиан. - Почту за честь, если вы позволите мне угостить вас.
Та уже мучилась, испытывая несказанное удовольствие от предложения и огорчаясь тем, что по правилам, применимым к ее возрастной категории, его следовало бы отвергнуть. В конце концов победил соблазн.
- Благодарю, - кивнула она церемонно. - Я бы предпочла джин с тоником. Танкарайский джин, если он у вас есть.
- Танкарай и тоник, - повторила стюардесса, запоминая, потом опять обратилась к соседу развязной девицы. - Если вы не хотите коктейль, господин граф, то позвольте напомнить, что выбор вин у нас просто отменный.
- Спасибо, но - нет. Я не пью и вина. - Один повелительный кивок - и стюардесса исчезла.
- Она назвала вас графом! Это действительно так? - Джиллиан уже знала ответ и трепетала от восхищения. Ее импозантный попутчик, оказывается, настоящий аристократ! Ох, поскорей бы добраться до дома! Она уже представляла, как совершенно буднично и безразлично уронит на дружеской вечеринке: "Дорога обратно, конечно, казалась бы долгой, но мне не давал скучать один европейский граф". Приятно будет полюбоваться, как вытянутся физиономии у некоторых жеманниц и задавак.
- В наше время титул - лишь форма вежливого обращения, - рассеянно улыбнулся сосед. - Жизнь идет, в ней меняется многое. Теперь мало кто уважает родовые права.
Джиллиан, знавшая кое-что о европейской истории, кивнула.
- Как грустно. Вам, должно быть, трудно мириться с тем, что произошло с вашей родиной?
Выпалив это, она вдруг сообразила, что понятия не имеет, откуда граф родом, и стала прикидывать, как бы поделикатней об этом спросить.
- Ваша правда, но тем не менее с родиной у меня очень крепкие связи. А перемены, что ж, они происходят всегда. Приходится привыкать, приспосабливаться. Или меняйся, или умри - другого выхода нет.
Вглядываясь в это умное, интеллигентное и чуть опечаленное лицо, Джиллиан вдруг осознала, сколько горя и безысходности может скрывать понятие "эмигрант".
- Ужасно! - выдохнула она. - Вы сейчас показались мне таким одиноким.
- Подчас от этого состояния не уйти, - отстраненно заметил граф.
- Но, конечно, у вас есть семья… - Джиллиан прикусила язык. Она ведь читала о революциях, о кровавых расправах над знатью. Если всю родню графа безжалостно истребили, то…
- О да. Правда, мы живем обособленно, розно. Нас не так много, как в прежние времена, но некоторые пока еще выживают. - Граф поднял голову. - Ага, вот и ваш коктейль. - Стюардесса сняла с маленького подноса бокал и подала его Джиллиан. - Какую валюту вы принимаете?
- А что вы предлагаете, сэр? - Стюардесса ослепительно улыбнулась.
- Доллары, фунты, франки. Выбирайте. - Он вынул из внутреннего кармана бумажник.
- Тогда с вас доллар и пятьдесят центов. - Девушка взяла деньги и, поблагодарив, убежала за сдачей.
Джиллиан подняла чуть запотевший бокал, его содержимое голубовато мерцало.
- Большое спасибо. За вас! - Напиток был холоден и неожиданно крепок.
- Вы очень добры, - механически отозвался попутчик. - Скажите, - спросил он другим, более заинтересованным тоном, - что вы намереваетесь преподавать?
- Английский, - ответила Джиллиан. - Конечно английский.
- Язык? - Граф явно был удивлен.
- Ну… не совсем. Немного грамматики, немного стилистики, немного письма и много свободного чтения. - Это звучало по-взрослому и солидно, но ей почему-то сделалось грустно.
- Но, конечно же, вам вовсе не хочется всю свою жизнь доказывать зевающим от скуки подросткам, что немного грамматики, немного стилистики и немного письма им в жизни не повредят? - спросил очень мягко сосед и умолк, ожидая ответа.
- Иногда мне кажется, что я сама не знаю, чего хочу, - пробормотала вдруг Джиллиан, пугаясь собственной откровенности.
- Мне думается, что вам более по душе исследовать европейские замки, чем преподавать английский в Де-Мойне. - Взгляд графа сделался пристальным. - Я прав?
- Да, наверное, - произнесла она медленно и, досадливо морщась, вернулась к коктейлю.
- Тогда почему же вы не противитесь уготованной вам участи?
Это был запретный вопрос - из тех, что Джиллиан сама не осмеливалась себе задавать, а уж безымянный аристократ с темными проницательными глазами и вовсе не имел на то права. Разозлившись, она набрала в грудь воздуха, чтобы поставить нахала на место, но тот вдруг сказал:
- Одна бесконечно дорогая мне женщина когда-то считала, что ей не хватит жизни на то, чтобы осуществить свои замыслы. Вы должны понимать, что очень долгое время европейское общество было связано строгими традициями и условностями, а моя знакомая принадлежит к очень знатному французскому роду. В свои девятнадцать она ужасно боялась, что ей уготована участь всех женщин ее круга. Сейчас… - Лицо попутчика озарила улыбка. - Сейчас она на раскопках в Иране. Она добилась великолепных успехов в археологии, и все потому, что не позволила себе пойти на поводу у чьих бы то ни было ожиданий в ее отношении.
Джиллиан, настроенная на резкую отповедь, не упустила случая вставить:
- А повлияли на ее выбор, конечно же, вы?
Она сознавала, что начинает дерзить, но не находила другого способа дать кое-кому тут понять, что разговор этот ей не по нраву.
- Повлиял ли я на ее выбор? Нет, не думаю. Скорее, это она изменила меня. - В темных глазах собеседника промелькнуло нечто схожее с нежностью. - Она удивительна, непредсказуема и постоянна в упорстве, с каким добивается того, чего хочет. - Попутчик, будто очнувшись, провел ладонью по лбу. - Простите меня, - обратился он к Джиллиан. - Все мы порой оказываемся во власти воспоминаний. Я вовсе не хотел показаться бестактным. Я просто высказал предположение, что вам не следует позволять окружающим подталкивать вас к решениям, с которыми вы изначально не очень согласны.
Вернулась стюардесса - с мелочью и ворохом пластиковых наушников для желающих смотреть фильм. Лента, пояснила она, приключенческая, англо-французского производства, но отснятая в Испании - с интернациональным актерским составом.
Джиллиан с наигранной торопливостью ухватила наушники и заявила, изображая радостное смущение:
- Мне очень неловко, но я все лето мечтала посмотреть эту картину и не знаю, появится ли у меня такая возможность потом.
Легкая ироничность в улыбке попутчика показала, что ей никого не удалось обмануть, но тем не менее в ответ прозвучало:
- О, безусловно. В жизни не стоит ничего упускать.
- А вы возьмете наушники, господин граф? - спросила стюардесса.
- Спасибо, пока не нужно. - Граф покосился на Джиллиан. - Если вы сочтете, что фильм стоящий, дайте мне знать, и я присоединюсь к вам.
Стюардесса кивнула и отошла к другим пассажирам.
- Вы не обиделись? - спросила Джиллиан, спохватившись. Граф все-таки купил ей коктейль и ведет себя очень любезно. Подумав так, она вновь испугалась, что попутчик может принять ее вежливость за навязчивость, и опустила глаза.
- Ну что вы, ничуть. - Сосед, наклонившись, заглянул под сиденье. - Я, пожалуй, пока поработаю, если вам это не помешает.
Джиллиан покачала головой и вставила синий шнур в гнездо, укрепленное на подлокотнике роскошного авиакресла.
Граф уже открывал свой кейс, аккуратно расположив его на коленях. Там находились три кожаные папки. Достав самую толстую, попутчик закрыл чемоданчик и вернул его на прежнее место. Затем он потянул на себя откидной столик и, улыбнувшись попутчице, погрузился в работу.
Фильм наскучил Джиллиан в самом начале. Сюжет его оказался совсем не захватывающим, а, наоборот, поразительно тягомотным, да и съемки, видимо, велись наспех. Актеры, непривычные к одеяниям прошлого века, ворочались в них как тюлени, а тексты, ими произносимые, были настолько банальны, что утомленная зрительница даже не осуждала их за плохую игру. Ей ужасно хотелось сдернуть наушники, но она боялась, что граф опять затеет с ней разговор, а это могло для нее плохо кончиться. Уже через полчаса Джиллиан выложила бы совсем незнакомому человеку всю подноготную своих отношений с Гарольдом, включая и то, как он отнесся к ее предложению получить прежде образование, а уж потом обустраивать личную жизнь. Она ведь успела (вот дура!) брякнуть ему о своей детской тяге к вампирам. Сама, по собственной инициативе, никто ее за язык не тянул. Поэтому приунывшая путешественница не сводила глаз с маленького экрана, пытаясь сосредоточиться на бездарной картине. Один раз ей боковым зрением удалось поймать на себе полный веселого любопытства взгляд темных глаз, но граф тут же вернулся к работе, и Джиллиан так и не поняла, догадывается он о ее терзаниях или нет.
Когда фильм наконец подошел к беспорядочному, легко предсказуемому финалу, Джиллиан с превеликой радостью отшвырнула наушники и, прежде чем потянуться за книгой, быстро глянула на соседа.
- Если вам не хочется разговаривать, - произнес тот, продолжая делать в своей папке пометки, - пожалуйста, не смущайтесь. Ничего не будет плохого в том, что мы помолчим.
Джиллиан ощутила одновременно как благодарность, так и досаду. Реплика графа почему-то задела ее.
- Я просто устала. Думаю, чтение меня развлечет.
Сосед кивнул и больше ничего не сказал.
Беседа возобновилась лишь на подлете к аэропорту Кеннеди. Джиллиан битых двадцать минут перечитывала один и тот же абзац, не в силах постичь его смысл. Вздохнув, она закрыла книжонку и наклонилась, чтобы положить ее в сумку.
- Скоро Нью-Йорк, - сказал граф. Он успел убрать свою папку чуть раньше и сидел, глядя прямо перед собой.
- Да, - откликнулась Джиллиан, вдруг ощутив что не испытывает никакой радости от возвращения домой.
- Вы, полагаю, полетите дальше, в Де-Мойн?
- Завтра утром. - Джиллиан в первый раз за время полета призадумалась о том, что ее ожидает. Придется найти какую-нибудь гостиницу возле аэропорта, а погулять по Манхэттену не получится. Плата за номер съест почти весь скудный остаток ее средств.
- Но сейчас только…. - Сосед посмотрел на часы и сделал паузу, вычисляя местное время. - Только половина седьмого. Не думаю, что вы в восторге от перспективы проторчать весь вечер в маленькой комнатушке, уставившись в подслеповатый телеэкран.
Именно так Джиллиан и планировала скоротать часы ожидания, но в чужом изложении картина представилась куда более мрачной, чем она рисовала ее в собственных мыслях.
- Наверное.
- Вы не обидитесь, если я приглашу вас на ужин? Я в Нью-Йорке впервые, и мне будет менее одиноко, если вы согласитесь провести какое-то время со мной.
Если даже это и подступы к банальной развязке, то они обоснованны и не лишены шарма, подумала Джиллиан. Ведь что тут ни говори, а все же заманчиво и пройтись по Манхэттену, и посидеть в каком-нибудь дорогом ресторане. Такой воспитанный человек, возможно, и не будет настаивать на дальнейшем развитии сюжета, то есть на том, чтобы провести вместе и ночь. Хотя откуда ей, собственно, знать, что у него на уме.
- У меня нет намерений покушаться на вашу девственность, - усмехнулся сосед, в очередной раз поразив ее своей проницательностью.
- А я вовсе не девственница, - неожиданно для себя выпалила Джиллиан.
На табло одна за другой вспыхнули надписи "Пристегнуть ремни" и "Не курить", по громкой связи объявили, что самолет пошел на посадку. Граф опять улыбнулся, обдав собеседницу блеском своих магнетических глаз.
- Можно тогда заменить в моей фразе девственность на добродетель. Хотя не могу не признать, что вы весьма привлекательная молодая особа. Ну, каково же ваше решение?
- Но вы даже не знаете, как меня зовут, - сказала, колеблясь, она.
- Джиллиан Уокер, - ответил он быстро и добавил, увидев ее расширенные глаза: - Это имя было указано в вашем талоне.
Ужас в душе Джиллиан сменился сильным желанием расхохотаться. Все, оказывается, так просто, а она в один миг чего себе только не навертела под влиянием любимых фильмов и книг. Иностранец, граф, изгнанник, одетый во все черное, с аристократическими, почти царственными манерами, таинственный, не пьющий вина… Чтобы не рассмеяться, Джиллиан наморщила носик.
- Вы знаете мое имя, но я не знаю вашего.
- Вы можете называть меня Францем, если хотите. Франц Джозеф Рагоци, граф… среди всего прочего.
- Повторите еще раз, пожалуйста, вашу фамилию, - попросила Джиллиан. Что-то казалось ей странно знакомым, но что?
- Рагоци. Ра-го-ци, - повторил он. - Немецкая вариация венгерской фамилии. Очень древней, как я уже говорил.
Самолет быстро снижался, послышался мерзкий звук выдвигающихся шасси. За стеклом иллюминатора стремительно разрастался аэропорт.
- Вы отужинаете со мной?
Это было сказано с такой мягкостью и теплотой, что все сомнения Джиллиан мгновенно развеялись. Если ее попутчик и потребует от нее чего-нибудь большего, она успеет решить, как в этом случае поступить. Шасси самолета коснулись посадочной полосы.
- Граф, я польщена, - сказала она церемонно, - и принимаю ваше любезное приглашение.
- Вы не разочаруетесь, - многозначительно произнес он, целуя ей руку, и повторил: - Вы не разочаруетесь. Я позабочусь о том.
* * *
Письмо Сен-Жермена к Джеймсу Эммерсону Три.
"Отехь "Мэнсон",
Санта-Фе, штат Нью-Мексико, США.
10 августа 1971 года
Нью-Таунсенд-роуд, 34,
Хобарт, Тасмания.
Дорогой Джеймс! Наконец-то ваше письмо дошло до меня. Прошу прощения за задержку с ответом, хотя, к сожалению, в нем вы не отыщете каких-либо откровений или слов, способных облегчить ваше горе. Ничего не поделаешь, жизнь существ нашей породы сопряжена с нескончаемыми утратами. Мне вспоминаются строки - возможно, не очень талантливые, но подлинные в своей глубинной основе:
Сколь часто смерть доказывает нам,
Что любим мы сильней, чем нам казалось.Вы сокрушаетесь, что ваших свиданий с Эйной недостало для ее трансформации, и я сочувствую вам. Но говорю при том: не терзайте себя, смиритесь. Наши возлюбленные, переродившись, во многих смыслах могут считаться для нас потерянными, и некоторые настолько, что словно бы и впрямь умирают. Вы знаете мои чувства к Мадлен, ибо сами любили ее. Для нас нет утешения. С Эйной случилось бы то же самое. Не поддавайтесь отчаянию, не исполняйтесь презрения к мимолетности жизни, Джеймс, это сделает ваше горе и вовсе невыносимым.
Какими бы жалкими ни показались вам мои соболезнования, все же примите их, ибо они выражаются искренне.
Сен-Жермен
(печать в виде солнечного затмения)".
* * *
Письмо Сен-Жермена к Эдварду Уиттенфильду.
"Курорт "Аост-Сэйнтс", а/я 101,
"Фокс-Холлоу", штат Колорадо, США.
29 октября 1978 года
Достопочтенному Эдварду Г. К. Л. Уиттенфильду,
одиннадцатому графу Копсхоу.
Бриаркопс, Ившем, Англия.
Мой дорогой Копсхоу! Сердечно благодарю вас за ваше письмо от 2 августа и сожалею, что оно слишком долго меня искало. Тем не менее я искренне рад, что вам пришло в голову ко мне обратиться.
Ваше решение распродать часть фамильного имущества понятно в свете современных экономических веяний, и все же оно в некотором роде прискорбно. Несомненно, Бриаркопс и йоркширское охотничье поместье явятся ценными вкладами в национальное достояние вашей страны, но ваша семья при том многое потеряет.
Как наследник своего деда, вы должны знать, в каких тесных приятельских отношениях он состоял с одним из моих родственников. Я тоже помню о том и с охотой готов рассмотреть все ваши предложения. Прежде всего меня интересует старинное зеркало, описанное в вашем письме. Думаю, о цене у нас спора не будет. Назовите сумму, которая вам или вашим представителям покажется разумной, и я через лондонский банк тут же переведу ее вам. Я был бы счастлив прибавить к своей коллекции и несколько картин из собрания вашего деда, но, мне кажется, в ваших интересах выставить их на торги. Однако, если кое-какие полотна будут придержаны для частной продажи, не откажите в любезности сообщить мне о том. Что до турецких ковров, то я их покупаю с условием переслать весь комплект во Францию, в имение Монталье.
Я знаю, вы сейчас переживаете трудные времена, но позвольте сказать, если вас это поддержит, что, с моей точки зрения, в существующих обстоятельствах вы действуете разумно и дальновидно.