* * *
Письмо коптского монаха Эрая Гюрзэна, отправленное из Эдфу (Верхний Египет) в Роттердам и адресованное графу де Сен-Жермену.
"Глубокому знатоку величайшего из искусств именем Господа и Святого причастия!
Ваше письмо наконец дошло до меня, но с немалой задержкой. Видимо, ваш посыльный поначалу отправился в Асуан, полагая найти наш монастырь там. На деле же наша обитель вот уже шестнадцать веков ютится возле древних храмов Рамзеса II. Ошибка гонца удлинила ему путь на лишние три недели.
Мы сделали все, о чем вы просили: возложили на могилу Никлоса Аулириоса камень и выбили на нем надпись на греческом языке. Этот камень вы обнаружите прямо у входа в монастырский сад, возле стены. Братия монастыря пусть с неохотой, но согласилась, что Aулириос того достоин, ибо жизнь свою прожил по-христиански и по-христиански же умер, хотя и не был крещен. Он бы остался жив, если бы не кинулся останавливать французских солдат, вознамерившихся уничтожить древние письмена. Большинство монахов одобряют поступок грека, несмотря на то, что древние тексты не несли в себе благости Святого писания. Мы возносим молитвы за упокой его чистой души.
Я получил разрешение совершить путешествие в Фивы. Как только прибуду на место, попытаюсь снестись с упомянутой вами Мадлен де Монталье, интересующейся прошлым Египта. Хотя опыт общения с европейскими женщинами у меня слишком мал, все же мне трудно поверить в наличие у нее такой тяги. Впрочем, до сих пор я не замечал, чтобы вы ошибались в своих суждениях. Если эта женщина одной с вами природы и соразмерна с вами талантами и умом, я не стану в ней сомневаться лишь потому, что она француженка и молода.
Надо сказать, в последнее время европейцы нас навещают все чаще. Их манят памятники египетской старины. Только прошлой зимой остров Филе посетили более тридцати путешественников. Все они восторгались увиденным, хотя вряд ли сумели в нем что-то понять. Поскольку помимо французского я говорю еще и на английском, одна из групп наняла меня в качестве гида. Деньги я отдал монастырю. Думаю, эти добрые люди так и не осознали, что я христианин. Они дружно ахали и щелкали языками, но на деле, помимо собственных немыслимых умозаключений, их ничто не интересовало - ни остров Филе, ни древние египтяне. Полагаю, таких гостей будет все больше и нам с тем придется смириться, но тешу себя надеждой, что ваша Мадлен де Монталье вовсе не такова. Обладая большими знаниями и кругозором, чем я, вы, конечно же, понимаете, что она может многое здесь почерпнуть, если способна отрешиться от обычаев своей страны и заглянуть в сердца чужеземцев. Я с удовольствием окажу ей содействие и тем самым хотя бы частично отблагодарю вас за те знания, которыми вы нашли возможность со мной поделиться. Бог благосклонен к тем, кто наставляет его слуг. Я буду отсылать вам отчеты о том, как продвигаются дела Мадлен де Монталье, и клятвенно обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы отвести от нее любую беду.
Именем Господа,
Эрай Гюрзэн, монах.
29 июня 1825 года по европейскому календарю.
Монастырь Святого Понтия Пилата, Эдфу".
ГЛАВА 2
Длинные острые тени неслись перед всадниками, которые в первых рассветных лучах скакали к Фивам.
- Остановимся! - закричал Клод Мишель, заметив впереди караван, и натянул поводья. Встречи с аборигенами всегда претили ему, а в такое приятное утро ловить на себе косые взгляды верблюжьих погонщиков и купцов не хотелось и вовсе.
Мадлен рассмеялась и перевела лошадь на легкую рысь, позволив Клоду Мишелю с ней поравняться.
- Я ведь предупреждала: возьмите другого скакуна. - Она похлопала свою гнедую по лоснящейся шее. - Хорошая девочка.
- Вы каждое утро совершаете такие прогулки? - спросил Клод Мишель, слегка задыхаясь от скачки. Он знал, что Мадлен ездит верхом, но приглашение на этот утренний моцион получил от нее лишь вчера.
Мадлен призадумалась.
- Стараюсь, хотя не всегда удается. В жару лучше посиживать дома, а рассвет - лучшее время для верховой езды. - Ее кобыла с удовольствием перешла на шаг, потом забеспокоилась и шарахнулась в сторону от головного верблюда.
- Странно, - заметила Мадлен, пропуская мимо себя караван, - но Восток ставит на голову многие наши представления о приличиях. Во Франции мне бы и в голову не пришло называть вас по имени, а здесь обращение "профессор Ивер" звучало бы некорректно.
- Да, - кивнул Клод Мишель. - То, что уместно здесь, может показаться бестактным в Париже, но, думаю, именно этой свободы в общении мне теперь будет там не хватать. - Он наморщил нос. - Господи, как воняют эти верблюды.
- К тому же они плюются, - предупредила Мадлен. - Берегитесь.
- Стараюсь, - откликнулся Клод Мишель и, выждав, когда пройдет караван, спросил: - Вы сейчас к Бондиле или к себе на виллу? Мне кажется, вам бы стоило поучаствовать в сегодняшнем утреннем совещании, хотя я, конечно, могу и ошибаться. - Профессор пробыл в Египте четыре месяца, но не успел утратить ни хорошего расположения духа, ни изысканности в манерах, делавших его столь популярным у студентов Анжу.
- Раз уж я здесь, то можно послушать и Бондиле, хотя наперед все известно. Он, похоже, решительно настроен к концу недели целиком скопировать всю стену. - Мадлен скорчила гримаску. - Я тоже хочу получить копии текстов, но зачем устраивать гонку? Этим надписям тысячи лет. Они вполне подождали бы еще пару недель, уверяю. - Она обвела взглядом пески. - А вы сами туда или вас ждут другие дела?
- Пожалуй, я тоже послушаю Бондиле. - Клод Мишель улыбнулся самой очаровательной из своих улыбок. - Как вы думаете, он прав, полагая, что древние египтяне с помощью противовесов не только орошали поля, но и загружали торговые корабли и подавали воду в свои жилища?
- Почему бы и нет? - отозвалась Мадлен. - Местные жители ведь используют их. - Она поерзала в седле, сожалея, что прогулка заканчивается.
- Но весьма неуклюже. У древних, похоже, было гораздо больше сноровки, чем у теперешних нас, - заметил Клод Мишель. - Взгляните на пирамиды. - Подступала полуденная жара, и его свежее светлое лицо начинало понемногу краснеть. - Кто теперь скажет, как им удалось их построить?
Мадлен слегка улыбнулась.
- Они не были волшебниками, Клод Мишель, они были простыми людьми. Такими же, как мы с вами. Просто они умели с толком использовать то, что имели. И потом, все эти храмы и пирамиды были нужны им больше, чем нам… ну, не знаю… механические плуги или огромные корабли. Они жили и творили ради богов, а не ради чего-то другого. - Она говорила с такой убежденностью, что Клод Мишель обратился в слух. - Мы наделяем древних чудесными свойствами лишь потому, что в отличие от них выбрали другой предмет изучения. В их настенных изображениях нет ни паровых двигателей, ни железных дорог, хотя они бы наверняка сочли эти вещи полезными. Но все свои усилия эта цивилизация направляла на шлифовку умения передвигать непомерные тяжести - и вот результат: сейчас мы любуемся тем, что они сотворили. - Всадники приближались к домам достаточно современного вида, теснившимся вокруг более древних строений Фив. Мадлен с неохотой закрыла шейным платком нижнюю часть лица.
- Но, исходя из ваших суждений, уже без всякого благоговения или восторга, - заключил Клод Мишель с упреком.
- Напротив, - возразила Мадлен, чуть приглушая голос. - Я не перестаю восторгаться тем, что вижу вокруг, именно потому, что не нахожу здесь ничего сверхъестественного. Допустите, что все эти храмы воздвигнуты по мановению волшебной палочки, и спросите себя: чему же тогда удивляться? По большому счету это был бы обычный факирский трюк, достойный лишь вялых аплодисментов. Но сознание того, что простые обыкновенные люди дерзнули сотворить нечто соизмеримое лишь с горами и небесами, поражает по-настоящему, разве не так? - Она улыбнулась, хитро, лукаво, зная, что он не может этого видеть. - Это мое любимое рассуждение. Длинноватое, правда, прошу меня извинить..
- Вам не за что извиняться, - ответил Клод Мишель, посылая вперед своего скакуна.
- Не торопитесь. Кажется, Бондиле живет на соседней улице, - прокричала ему вслед Мадлен, пришпоривая кобылу.
- Да. Но мы оставим лошадей во дворе, а ворота выходят в этот проулок. Там нас встретят слуги и дадут животным напиться. - После секундного колебания Клод Мишель произнес: - У него неплохой дом. Бог свидетель, он гораздо лучше, чем тот, в каком поселился я, но, конечно же, с вашей виллой ему не сравниться.
Мадлен рассмеялась.
- Что ж, мне повезло, да и цена была сходной. Впрочем, вряд ли мое жилище устроило бы Бондиле, ведь от него до Фив довольно далековато. Отсюда четыре мили… и три, если ехать из Эль-Карнака. - Заметив злобный взгляд уличного торговца, она понизила голос. - Хлопотно проделывать такой путь дважды в день тому, кто несет ответственность за успешный ход всех работ.
- Пожалуй, вы правы, - рассеянно кивнул Клод Мишель, останавливаясь подле высокого глиняного забора. Он протянул руку и качнул висевший у ворот колокольчик. Тот зазвенел - негромко и мелодично.
- К счастью, на мне такая ответственность не лежит, иначе и я подыскала бы себе обиталище где-нибудь ближе. Раскопки порой порождают проблемы, и надо быть рядом, чтобы успеть вовремя их разрешить. - Она намеренно умолчала о том, что приобретенная вилла привлекла ее прежде всего своей удаленностью от места раскопок.
- А что ваш немец-сосед, арендовавший соседнюю виллу? - спросил плохо слушавший ее Клод Мишель и раздраженно привстал в стременах. - Эй, кто-нибудь, открывайте. Это профессор Ивер и мадам Монталье.
- Его зовут Фальке, но мы с ним пока не знакомы. Мне говорили, он врач, - сказала Мадлен и умолкла, ибо ворота открылись и Хассан, старший слуга Бондиле, отошел в сторону, пропуская гостей во двор.
- Доброе утро, Хассан, - поздоровался Клод Мишель, спешиваясь. В ответ на поклон Хассана он еще раз кивнул. - Мы с мадам Монталье прибыли на утренний сбор. Профессор Бондиле готов нас принять?
- Он одевается, - ответил Хассан на французском, вполне сносном для тех нескольких фраз, какие он знал.
- Ну, если так, мы пройдем в гостиную и подождем его там. Больше никто не приехал? - Профессор бросил поводья слуге, а сам шагнул к Мадлен, чтобы помочь ей спешиться.
- Пока нет, - ответил Хассан, неодобрительно хмурясь, поскольку Мадлен позволила Клоду Мишелю поддержать себя за талию, когда спрыгивала с седла. Он неохотно принял вторые поводья.
- Приедут, - сказал Клод Мишель, не подозревая, как оскорблен Хассан. - Если найдется кофе…
- Кофе сейчас подадут, - ответил Хассан и совсем помрачнел, ибо чужеземка убрала с лица шарф.
- Отлично, - отозвался Клод Мишель, пропуская Мадлен в дом. Там их встретил второй слуга. Он был молчалив, ибо мог изъясняться лишь на родном языке. Профессор знаками показал, куда он и его спутница направляются. - Кофе, - произнес он в надежде, что малый его поймет. - Два. - Он поднял два пальца.
Слуга с поклоном удалился, но принесет он кофе или нет, осталось неясным. Войдя в гостиную, Клод Мишель бросил взгляд сквозь высокие окна в сад, где деловито журчал фонтан.
- Я слышал, такие устройства нагнетают прохладу и в помещения.
- Если дом спроектирован правильно, да, - отозвалась Мадлен, подходя к двум столам, заваленным картами, рисунками, переплетенными в кожу тетрадями и исчерканными листками. - Должно быть, вчера здесь работали допоздна.
- Как и всегда. Но я не засиживаюсь. В основном к вечеру тут решают, где будут копать. Я для этого им не нужен. - Профессор облюбовал один из трех длинных диванов и сел. - Должен признать, это очень удобно.
- Что? - не поняла Мадлен и обернулась. - А, вы о мебели. Очень удобно, да. - Она вновь повернулась к бумагам. - Жан Марк, я смотрю, все чертит пилоны и обелиски. Они его просто пленили.
- Что ж, они ведь и впрямь хороши. - Клод Мишель вынул носовой платок, чтобы промокнуть лицо и шею. - Говорят, к середине лета жара усилится. Но уже сейчас тут жарче, чем на юге Испании. - Он сунул платок обратно в нагрудный карман. - Даже не знаю, смогу ли я это перенести.
- Перенесете, не прибедняйтесь, - сказала Мадлен, разглядывая чертеж, на котором несколько улиц стекались к площади с храмом. - Никак нельзя разобрать, что это за святилище. Надписи с посвящением мы пока не нашли. Не каждый же местный храм воздвигался в честь бога солнца - Амона, Атона, Ра, или как там они его еще называли.
- Разумеется, нет, - не задумываясь, кивнул Клод Мишель. Потом, уже с меньшей долей уверенности, продолжил: - Когда мы узнаем больше о языке египтян, то сумеем разобраться и в храмах. Шампольон - великий ученый, его открытие гениально, но все равно очень многое в жизни древней страны остается загадкой, какую не разрешишь в один день. Бондиле, мне кажется, злится, что я не могу, подойдя к какой-нибудь гигантской колонне, сходу расшифровать все ее иероглифы, прочесть как газетный текст. Впрочем, - приосанился он, - это сейчас никому не под силу, даже самому Шампольону.
- Возможно, даже те люди, что выбивали надписи на камнях, не многое в них понимали, - произнесла, копаясь в груде карт и тетрадей, Мадлен. - Ведь и парижским наборщикам не все понятно в газетах, идущих в тираж.
- И то верно, - с явным облегчением откликнулся Клод Мишель.
Мадлен улыбнулась, вытянув наверх карту Луксора. Она любила этот район Фив, считая его самым египетским, хотя ей было известно, что наиболее внушительные строения там воздвигались стараниями персов и римлян.
- Вот это святилище, - сказала она, ткнув пальцем в проекцию какого-то храма. - Вы можете представить, как оно выглядело, когда к нему стекались паломники? Что они видели здесь из того, чего мы не видим? - Мадлен посмотрела в сад.
Клод Мишель призадумался над вопросом.
- Например, в отличие от нас они видели новые надписи на камнях. И у них было еще одно преимущество: они знали назначение храма. - Он вскинул голову при звуке шагов. - А вот и наш кофе.
- Пока нет, - с этими словами в комнату вошел Бондиле, свежевыбритый и чисто, но просто одетый. - Доброе утро, Клод Мишель, - произнес он, протягивая руку, а затем, уже с меньшим энтузиазмом, обратился к Мадлен: - Доброе утро, мадам де Монталье.
- Доброе, дорогой Бондиле. - Мадлен не отошла от стола, хотя на нее грозно посверкивали глазами. - Я тут просматриваю новую карту Луксора. Вижу, на территории возле храма обнаружены фрагменты каких-то скульптур. Сфинксов, следует полагать… тут три крупа и лапы… а Луксор славен сфинксами… Да, это сфинксы.
- Или львы, - отрубил Бондиле. - Вовсе не обязательно делать вывод, что нечто есть сфинкс, лишь потому, что вокруг много таких изваяний. Иначе можно решить, что в Париже все статуи конные, ибо там таких большинство.
- Возможно, вы правы, - сказала Мадлен, решив не обращать внимания на резкость тона. Она отошла от стола и опустилась на низкий турецкий пуф. - Надеюсь, вы позволите мне к вам присоединиться, когда соберетесь в Луксор?
- Вы полноправный член группы, мадам, - с деланной улыбкой сказал Бондиле, - и вольны принимать участие во всех наших работах.
- Благодарю вас, - сказала Мадлен, отчетливо сознавая, что если кто-то из участников экспедиции и относится к ней дружелюбно, то это никак не Ален Бондиле.
Открылась парадная дверь, послышались громкие возгласы. Жан Марк Пэй, возвестив о своем прибытии, шагнул в помещение.
- Как нас мало! Я думал, что опоздал.
- Не опоздали, - сказал Бондиле, знаком позволив слуге внести в комнату уставленный чашечками поднос. - Отлично. Мы выпьем кофе. Прошу вас, друзья. Садитесь, Жан Марк.
- Спасибо за приглашение, - тут же заговорила Мадлен, - но, к сожалению, этот напиток для меня слишком крепок. Если вы не против, профессор, я позавтракаю позднее, у себя. Да и потом, мне не хочется утруждать вашу прислугу.
- Речь идет всего лишь о чашечке кофе, - отозвался Бондиле. - Но вы, разумеется, и тут вольны поступать как угодно. Жан Марк, угощайтесь инжиром. Отличный инжир. И вы отведайте, Клод Мишель. - Он чуть наморщил нос. - Мадам?
- Нет, благодарю вас.
- Как пожелаете, - равнодушно сказал Бондиле и повернулся к подносу.
Через минуту воздух гостиной наполнился восхитительным ароматом. Кофе, густой и горячий, явно пришелся мужчинам по вкусу.
Сделав глоток, Бондиле обратился к Жану Марку:
- Я просмотрел ваши записи. Должен согласиться: в спорном квадрате и впрямь может находиться тайный подвал. Однако я сомневаюсь, что местные власти будут довольны, если мы вскроем пол без их разрешения. Теперь, когда европейцы валом валят в Египет, чиновники взяли все древности под жесткий контроль. - Он задумчиво повертел в руках сдобную булочку, потом быстро и с удовольствием впился в нее зубами.
- Но этот подвал может оказаться сокровищницей древнего храма, - заметил Жан Марк.
- В том-то и дело, - промычал Бондиле, прожевывая откушенный кусок сдобы. Проглотив его, он кашлянул и продолжил: - Если бы мы им это гарантировали, они не стали бы возражать даже против раскопок на главной улице Эль-Карнака. Но такой гарантии мы им, естественно, дать не можем. Возможно, там клад, а возможно - битые черепки. - Он сделал еще один глоток кофе и одобрительно чмокнул. - Однако, если вы считаете нужным, я переговорю с властями, не питая, впрочем, большой надежды на положительный результат.
Жан Марк сокрушенно покачал головой.
- Жаль упускать такой шанс. Ведь, может статься, у нас под ногами величайшая из находок с тех времен, как Египет распахнул свои двери для европейцев.
- Не распахивал он эти двери, - мягко, но с живостью возразила Мадлен. - Наполеон просто взломал их, к большому неудовольствию египтян. - Ответом был злобный взгляд Бондиле, что ничуть ее не смутило. - Не стоит о том забывать, ведь египтяне не забывают. - Она помолчала, не зная, стоит ли продолжать, потом все же сказала: - Один давний мой друг говорит, что Египет во все времена недолюбливал чужеземцев.
- Легко делать подобные заключения, посиживая в Париже или в Авиньоне, - презрительно фыркнул Бондиле.
Мадлен высокомерно вздернула подбородок.
- Он прожил здесь долго. Гораздо дольше, чем мы, вместе взятые, и знает страну хорошо.
Она подумала о длинном перечне наставлений, лежавшем в потайном ящичке ее секретера, и прикусила губу. Как ей заставить этих людей прислушиваться к себе, как объяснить им, что выводы ее друга подкреплены тысячелетием наблюдений за течением жизни в краю пирамид?
- Вас это тревожит? - спросил Клод Мишель, заметив в глазах ее странный блеск.
- Нет, не особенно, - сказала Мадлен, возвращаясь к реальности. - Просто мне хотелось призвать вас всех не задевать самолюбия местных жителей, ибо это чревато последствиями не менее угрожающими, чем укусы змей, скорпионов и солнечные ожоги, о каковых постоянно упоминается в наставлениях профессора Бондиле. - Она ослепительно улыбнулась. - За что большое ему спасибо. Лично я, например, очень чувствительна к солнцу.
- Вы об этом уже говорили, - пробурчал Бондиле, ковыряя инжир. - Что ж, отчасти я с вами согласен. Некоторые египтяне и впрямь косо поглядывают на европейцев. И, вступая с ними в контакт, следует, конечно же, соблюдать строжайшую церемонность. Я верно вас понял, мадам?
Мадлен сделала вид, что не уловила сарказма.