- Это большая семья. Я мало что о них знаю, только обрывки сплетен от жены. Она говорила что старше Гутенберг при смерти, если ты за этим пришел.
Я бросил на него озадаченный взгляд, хотя был менее озадачен, чем делал вид.
- Почему ты решил, что я пришел в Майнц к умирающему?
- Ну, я просто предположил, поскольку раз ты демон, а у старика Гутенберга та еще репутация… Не поручусь, что это правда, просто повторяю то, о чем твердит Марта, моя жена, а она говорит, что он…
- Погоди, - прервал его я. - Ты сказал "демон".
- Не думаю, что старик Гутенберг демон.
- Господь всемогущий! Нет. Я не утверждаю, что кто-либо из клана Гутенбергов - демон. Это я демон.
- Знаю.
- Вот и я к тому. Откуда ты знаешь?
- А, все из-за твоего хвоста.
Я обернулся за спину, чтобы посмотреть на то, что видел он. Пирожник был прав. Один из моих хвостов выбился из штанины.
Я приказал хвосту вернуться в укрытие, и он насмешливо удалился. Тем временем дурень пирожник искренне веселился над тем, какой у меня послушный хвост.
- Разве ты совсем не боишься того, что увидел?
- Нет, не боюсь. Марта, моя жена, говорила, что на прошлой неделе видела в городе много небесных и адовых существ.
- А с головой у нее все в порядке?
- Она вышла за меня замуж, так что сам посуди.
- Значит, не все, - решил я.
Пирожник выглядел озадаченным.
- Ты что, оскорбил меня? - спросил он.
- Цыц, я думаю! - шикнул я на него.
- Тогда можно мне идти?
- Нет, нельзя. Сначала отведешь меня к дому Гутенбергов.
- Но я весь в грязи и в крошках пирогов.
- Значит, будет что рассказать детям, - отрезал я. - Как ты вел через весь город самого ангела смерти - господина Джакабока Ботча, или мистера Б.
- Нет, нет, нет. Умоляю вас, мистер Б., мне недостанет сил. Меня это доконает. Мои дети осиротеют. Моя жена, моя бедная жена..
- Марта.
- Я знаю, как ее зовут!
- Она овдовеет.
- Понятно. Значит, у меня нет выбора.
- Ни малейшего.
Тогда он пожал плечами и повел меня по улицам Я шагал вслед за пирожником, положив руку ему на плечо, как слепой.
- Расскажи мне кое-что, - сказал пирожник как бы между прочим. - Настал тот самый конец света, о котором нам читает священник? Из Откровения?
- О демонация! Нет!
- Откуда тогда взялись существа небесные и адовы?
- Если подумать, это оттого, что сделано очень важное открытие. Оно изменит мир навсегда.
- Как?
- Я не знаю. Чем занимается этот Гутенберг?
- Он золотых дел мастер, мне кажется.
* * *
Хорошо, что он меня проводил, но лучше было бы обойтись без разговоров. Все улицы городка были похожи одна на другую - грязь, народ, черно-серые дома, подчас более убогие, чем развалины, в которых мы с Квитуном ночевали во время странствий.
Квитун! Квитун! Почему я все время помнил о нем и о том, что его нет рядом? Вместо того чтобы освободиться от этой одержимости, я превратил ее в игру, перечисляя пирожнику самые примечательные кушанья, какие мы с Квитуном попробовали в пути: акула, сом, рыба-пузырь, кроваво-картофельный суп, суп из святой воды с вафлями, крапивно-игольный суп, тюря из мертвеца, приправленная прахом сожженного епископа, и так далее. Память подбрасывала мне новые воспоминания, больше, чем я ожидал.
Я наслаждался воспоминаниями и с радостью поделился бы и другими незабываемыми сценами, если бы меня не прервал нарастающий страдальческий вой, донесшийся с улиц. Он сопровождался ни с чем не сравнимым запахом горящей человеческой плоти.
Мгновение спустя источники шума и тошнотворного запаха появились перед нами: мужчина и женщина, над чьими пышными прическами пламя поднималось почти на метр, с энтузиазмом пожирая их волосы, спины, ягодицы и ноги. Я отступил, но пирожник стоял посреди дороги и пялился на них, пока я не потянул его за руку и не отодвинул в сторону.
Я посмотрел на него и понял, что он уставился на узкую полоску небес между карнизами крыш по обеим сторонам улицы. Я проследил за его взглядом и увидел, что там двигались какие-то фигуры, сияющие даже на фоне яркой голубизны летнего неба. Это были не облака, хотя по чистоте и непредсказуемости они не уступали облакам и стайкой бесформенных очертаний плыли в одном направлении с нами.
- Ангелы, - сказал пирожник.
Я был искренне изумлен тем, что он знает о таких вещах.
- Ты уверен?
- Конечно уверен, - ответил он, и в его голосе послышалось легкое раздражение. - Гляди. Сейчас они проделают то, что всегда делают.
Я поглядел. И увидел, к своему изумлению, что все бесформенные массы сошлись в одну точку, превратились в единую сияющую фигуру и стали вращаться против часовой стрелки по спирали. Центр фигуры разгорался все ярче, а потом взорвался, выплевывая пятна света, как лопнувший стручок. Горошины опустились, вращаясь, вниз на крыши домов и растаяли без следа, как снег ранней весной.
- Должно быть, происходит что-то очень важное, - сказал я себе. - Квитун был прав.
- Уже недалеко, - сообщил пирожник. - Можно, я отсюда покажу вам, куда идти?
- Нет. Доведи меня до самой двери.
Без лишних слов мы двинулись дальше. Вокруг было много народу, но я больше не добавлял к своему обычному облику гротескные штрихи, такие как вывалившийся язык и сопли, бегущие из ноздрей. Не было нужды. Передо мной шел измазанный навозом пирожник, и мы вместе представляли собой достаточно отвратительную пару, чтобы горожане держались от нас подальше и отводили взгляд, когда проходили мимо.
Люди чувствовали смутное беспокойство, и вовсе не из-за нашего вида. Даже те, кто еще не заметил нас, опускали глаза и смотрели себе под ноги. Казалось, все знали, что ангелы и демоны посетили здешние улицы, и спешили по делам, не желая замечать солдат этих двух армий.
Мы свернули за угол, потом еще раз, и после каждого поворота прохожих становилось все меньше. Наконец мы вышли на улицу, где было полно мелких лавок и мастерских: заведение сапожника, лавка мясника, торговля мануфактурой. Все было закрыто, кроме лавки мясника, что оказалось кстати, потому что мой желудок требовал съестного. Пирожник пошел со мной, но вряд ли его интересовал ассортимент лавки мясника. Он как будто боялся остаться в одиночестве на этой зловеще пустынной улице.
В лавке было не убрано, опилки на полу впитывали кровь, а в воздухе роились мухи.
И тут из-за прилавка послышался сдавленный от боли голос.
- Берите что угодно… - хрипло сказал этот голос - Мне все это… уже… не нужно.
Мы с пирожником заглянули за прилавок. Мясник лежал на опилках по другую сторону прилавка, все его тело было сплошь исколото и изрезано. Вокруг него разлилась широкая лужа крови. Смерть смотрела на нас из его маленьких голубых глазок.
- Кто это сделал? - спросил я.
- Один из ваших, - ответил пирожник. - Видишь, как его мучили.
- Не стоит судить скоропалительно, - парировал я. - У ангелов прескверный характер. Особенно в приступе праведности.
- Оба… ошибаетесь… - выговорил умирающий.
Пирожник обошел прилавок и подобрал два ножа, валявшиеся возле тела мясника.
- От них, нету толка, - сказал мясник. - Я думал, одного хорошего удара в сердце хватит. Но нет. Я истекал кровью, но не умирал, поэтому исколол себя всего. С женой, надо сказать, было проще. Пырнул хорошенько…
- Вы убили вашу жену? - спросил я.
- Она вон там - Пирожник кивнул на дверь, ведущую в глубь помещения. Он подошел туда и, застыв на пороге, присмотрелся. - Он вырезал ей сердце.
- Я не хотел, - сказал мясник. - Я хотел, чтобы она умерла и ее охраняли ангелы. Но я не хотел рубить ее на куски, как свиную тушу.
- Почему же вы это сделали? - спросил его пирожник.
- Так захотел демон. У меня не было выбора.
- Здесь был демон? - сказал я. - Как его звали?
- Ее звали Мариаморта. Она приходила сюда, потому что настал конец света.
- Сегодня?
- Да. Сегодня.
- Ты не сказал об этом, - обратился ко мне пирожник. - Если бы я знал, я бы пошел к своей семье.
- Если самоубийца-мясник утверждает, что наступил конец света это не означает, что мы должны ему верить.
- Но мы верим, поскольку это правда, - произнес кто-то у двери.
Это был Квитун. Какой-то знатный человек лежал сейчас где-то мертвый и раздетый, потому что Квитун нарядился в богатый костюм алого, золотого и черного цвета, явно с чужого плеча. Его облик стал еще более впечатляющим оттого, что длинные черные волосы были уложены в тугие блестящие локоны, а усы и бородка подстрижены.
Его новый облик выбил меня из колеи. Он снился мне несколько ночей назад как раз таким, до последней черточки, до мельчайшего камушка на ножнах кинжала. Во сне у него была причина так разодеться, но сейчас мне отвратительно говорить об этом. Мне стыдно. Но почему бы нет? Мы зашли так далеко, вы и я, и я скажу правду. Он так разоделся в моем сне, потому что мы собирались пожениться. Какие лакомые сны создает наш разум! Это бессмысленный вздор, конечно. Но он волновал меня, даже когда я проснулся.
Теперь я обнаружил, что сон был вещим. Квитун из плоти и крови стоял в дверях, одетый точь-в-точь как тогда, перед заключением нашего союза. Было лишь одно отличие - он совершенно не интересовался женитьбой. У него были апокалипсические замыслы.
- Разве я не говорил тебе, мистер Б.? - злорадно спросил он. - Разве я не говорил тебе, что в Майнце происходят события, приближающие конец света?
- Видите? - простонал мясник у моих ног.
- Стихни, - приказал я ему.
Он поймал меня на слове и умер. Я был рад. Мне не нравилось, когда рядом со мной кто-то страдал от боли, а теперь все кончилось. Больше не нужно о нем думать.
- Кто твой новый друг? - лениво спросил Квитун.
- Он просто продавал пироги. Не надо его обижать.
- Нынче конец света, каким мы его знаем, мистер Б. Разве имеет значение, умрет пирожник или нет?
- Нет. Тем более если он останется жить.
Квитун улыбнулся своей свирепой сияющей улыбкой и пожал плечами.
- Ты прав. Не имеет значения.
Он отвел злобный взгляд от пирожника и обратил его на меня.
- Что заставило тебя пойти за мной? - поинтересовался он. - Я думал, мы расстались на дороге и все между нами кончено.
- И я так думал.
- Что же произошло?
- Я ошибся.
- Когда?
- Когда решил идти дальше без тебя. В этом… нет… никакого смысла.
- Я тронут.
- А по твоему тону не скажешь.
- Я разочаровал тебя. Бедный Джакабок. Ты уповал на великий миг воссоединения? Может, ты надеялся, что мы бросимся, рыдая, в объятия друг друга? И я скажу тебе все нежные слова, которые говорю тебе во сне?
- Что ты знаешь про мои сны?
- О, гораздо больше, чем ты предполагаешь.
"Он был в моих снах, - подумал я. - Он прочел книгу моих ночных дум".
Он даже вписывал туда себя, если это его забавляло. Может быть, это подстроил он сам - нашу странную свадьбу во сне. Может быть, это не мое противоестественное желание, а его.
В этой догадке заключалось странное успокоение. Если наша идиллическая свадьба придумана Квитуном, то я, возможно, надежнее защищен от его гнева, чем мне представлялось. Только влюбленный может вместить в себя ту радость, которая мне приснилась: деревья, окаймлявшие аллею к алтарю, пышно цвели, ветер колыхал благоухающие ветви, и в воздухе, подобно однокрылым бабочкам, кружился вихрь осыпающихся лепестков.
Надо напомнить Квитуну об этом видении, когда мы останемся вдвоем. Как бы он ни сопротивлялся, я вытащу его из убежища, где он маскируется и прячется; из того места, где он старался обрести власть надо мною.
Но пока у меня имелось другое неотложное дело: отвлечь моего недавнего приятеля от намерения испепелить меня прямо здесь и сейчас. Я не мог забыть, как он глядел на меня, лежавшего в грязной канаве. На его губах не было и тени улыбки, только четыре холодных слова.
- Червь, - сказал он, - приготовься к сожжению.
Не об этом ли он сейчас думал? Не разгоралось ли в его внутренней топке убийственное пламя, готовое извергнуться, как только Квитун решит, что время пришло?
- Ты, кажется, нервничаешь, мистер Б.
- Не нервничаю, просто удивлен.
- Что тебя удивляет?
- Ты. Здесь. Я не ожидал увидеть тебя так скоро.
- Тогда я опять спрошу тебя, зачем ты пошел за мной?
- Я не шел.
- Ты лжец. Закоренелый лжец. Ужасный лжец - Квитун покачал головой. - Похоже, ты безнадежен. Ничему не научился за годы?' Если не можешь нормально соврать, говори правду. - Он кивнул на пирожника - Или ты пытаешься сохранить достоинство ради этого недоумка?
- Он не недоумок. Он печет пироги.
- Ах да - Квитун засмеялся, искренне развеселившись. - Если он печет пироги, тебе точно не стоит раскрывать ему свои секреты.
- У него вкусные пироги, - сказал я.
- Наверное, раз он все распродал. Пора напечь новых.
В этот момент пирожник заговорил и, на беду, привлек к себе взгляд Квитуна.
- Я испеку пирогов для вас, - сказал он. - Я могу напечь пирогов с мясом, но все любят мои сладкие пироги. Особенно тот, что с медом и абрикосами.
- Но как же ты их печешь? - спросил Квитун.
Я знал этот певучий насмешливо-восхищенный тон, он был дурным признаком.
- Оставь его в покое, - попросил я Квитуна.
- Нет, - возразил он, не отводя глаз от человека. - Вряд ли я оставлю его в покое. Даже точно не оставлю. Ты говорил, - обратился он к пирожнику, - про свои пироги.
- Про сладкие пироги, они мне больше удаются.
- А прямо здесь ты их испечь не можешь?
Пирожник растерялся - ответ на вопрос казался очевидным. Я молча желал, чтобы оторопь сковала ему язык и смертельная игра, затеянная Квитуном, закончилась бескровно.
Но нет. Квитун начал игру и не успокоится, пока сам не захочет ее прекратить.
- Я имею в виду, можно ли печь холодные пироги?
- Боже правый, нет! - засмеялся пирожник. - Мне понадобится печка.
Если бы он на этом остановился, худшего можно было бы избежать. Но он еще не закончил. Ему понадобится печка и…
- И жаркий огонь, - добавил он.
- Огонь, говоришь?
- Квитун, прошу тебя! - взмолился я. - Пусть живет.
- Но ты слышал, чего он хочет, - ответил Квитун. - Из его собственных уст.
Я оставил уговоры. Они были бесцельны, я знал. Странная волна, похожая на легкую дрожь, уже прошла по телу Квитуна.
- Он хотел огня, - сказал он мне. - Да будет огонь.
В тот момент, когда пламя вырвалось из его рта, я вдруг сделал нечто нелепое. Я бросился между пламенем и его жертвой.
Мне уже случалось гореть. Я знал, что даже в такой день, как сегодня, когда вокруг происходит много маленьких апокалипсисов, огонь не причинит мне особого вреда. Но пламя Квитуна обладало собственным разумом, и оно сразу устремилось туда, где могло причинить мне наибольший ущерб, - к тем участкам моего тела, которые не тронул первый костер. Я повернулся спиной, крикнул пирожнику, чтобы он бежал, бежал отсюда, и бросился за прилавок, где лужа крови вокруг мясника увеличилась в три раза Я кинулся в эту лужу, как в родник чистой воды, и стал в ней кататься. Вонь стояла ужасная, но мне было все равно. Я услышал удовлетворенное шипение собственной обгорелой плоти, затушенной даром доброго мясника, и через несколько секунд поднялся, дымящийся и окровавленный, из-за прилавка.
Я не успел вступиться за пирожника - Квитун настиг его в дверях. Пирожника охватило пламя, голова его запрокинулась назад, рот широко раскрылся, но голос был задушен на корню, потому что он вдохнул пламя. Квитун невозмутимо расхаживал вокруг горящего человека, выхватывая самые ярые языки пламени, позволял им поплясать на ладони, а потом тушил в кулаке. Пока он так развлекался, пирожник пылал, и Квитун задавал ему вопросы, суля в качестве награды за ответ (один кивок - да, два - нет) скорое окончание мучений. Сначала он захотел знать, подгорали ли когда-нибудь у пирожника пироги.
Один кивок.
- Дочерна сгорели?
Еще кивок.
- Но они не мучились. Уверен, именно на это ты надеялся, как добрый христианин.
Снова утвердительный кивок, хотя пламя быстро пожирало способность пирожника управлять собой.
- Но ты и ошибался, - продолжал Квитун. - Все на свете страдает. Все в мире. Так что будь счастлив на этом костре, пирожник, ибо…
Квитун умолк, на его лице отразилось недоумение. Он склонил голову, как будто прислушивался к чему-то сквозь треск огня. Но даже если он уловил не всю мысль, а только общий смысл, он был потрясен.
- Проклятье! - прорычал он, небрежно оттолкнул пылающего человека и пошел к двери.
Но когда он добрался до порога, дверь озарилась ослепительным светом, ярче солнца. Я видел, как Квитун отступил, а потом прикрыл голову руками, как будто защищался от града камней, и выбежал на улицу.
Я не мог пойти за ним. Было слишком поздно. Ангелы входили в эту убогую маленькую лавку, и все мысли о Квитуне вылетели у меня из головы. Небесные духи были со мной не телесно и говорили не такими словами, которые можно записать.
Они двигались, словно поле бессчетных цветов, где каждый цветок освещали огни тысячи свечей. Их голоса многократно отражались в воздухе, когда они призвали к себе душу пирожника. Я увидела, как тот поднялся, стряхнул черные останки своего тела - его душа хранила облик младенца, мальчика, юноши и мужчины, которыми он был, всех разом - и пошел к ним, светлым и любящим.
Стоит ли говорить, что я не мог пойти с ними? Я был экскрементом там, где вращались лучезарные, и среди них пирожник. Его сияющая душа сразу узнала тот танец смерти, в который он призван. Он был не единственным человеческим существом среди них. Те, кого жена пирожника Марта называла небесными существами, собрали и других, в том числе двух прежних жертв Квитуна, которых я видел в пламени на улице, и мясника с супругой. Они плясали повсюду вокруг меня, равнодушные к законам материального мира, поднимались ввысь сквозь потолок, устремлялись вниз, как ликующие птицы, грациозно проплывали внизу, где в грязи разлагались тела мертвецов.
Даже теперь, по прошествии столетий, я вспоминаю их блаженный свет, их танец, их песню без слов - этот свет, этот танец и эта песнь каким-то утонченным способом неразрывно связаны друг с другом, - и мой желудок корчится от боли, я едва сдерживаю позывы рвоты. В вибрирующем воздухе разливалось горькое красноречие, а в ангельском свете смешались нежность и ярость. Как хирурги с лучами вместо скальпелей, они прорезали дверку из плоти и костей в середине моей груди, чтобы духи проникли внутрь и изучили напластования грехов, накопившихся во мне. Я не был готов к этому тщательному изучению и к приговору по его результатам. Я хотел уйти оттуда - и отовсюду, где они могли бы найти меня. Возможно, я хотел умереть, потому что понял, узнав их голоса и свет, что в мире для меня больше нет безопасного места, только в объятиях забвения.