Коалиция - вампирские кланы, принявшие за образец структуру итальянской мафии пятидесятых, - все больше берет под контроль преступный мир Нью-Йорка…
"Преступным" ночным охотникам противостоит взбешенное "новое поколение вампиров", предводитель которого, Терри Бёрд, исповедует ультралевый радикализм…
Войну уже не остановить - и еще неизвестно, чью сторону примет "третья сила" вампиров - таинственный Анклав, члены которого научились подавлять в себе жажду крови путем практики древней и опасной черной магии… Но какое отношение к грядущему противостоянию враждующих группировок "народа Крови" имеет частный детектив Джо Питт, специализирующийся на расследовании паранормальных преступлений?
Конечно, он тоже вампир, но не принадлежит ни к одной из группировок. А "народ Кланов" не любит чужаков…
Но когда Нью-Йорк настигает эпидемия странной и страшной болезни, превращающей обычных людей в зомби, Джо просят о помощи предводители всех вампирских группировок.
Небольшая трудность расследования заключается в том, что поиск "источника зомбизма" Джо предстоит сочетать с поисками бесследно исчезнувшей дочери известного вирусолога Хорда, тоже связанного с лидерами Коалиции…
Чарли Хьюстон
Мертвее не бывает
Кейси Аллену, Стивену Бонду, Стиву Гарднеру, Чип Хардер, Евгении Ромингер, Бобу Стеру и всем необычным и замечательным людям, встречаясь с которыми в темных подвалах и на званых обедах, я вместе мечтал о неведомых мирах.
Их чувствуешь издалека. Все эти лосьоны, духи, масла, которыми они, недалекие и самовлюбленные, щедро умащают себя круглый год напролет. Бедные и неряшливые отравляют окружающую среду своими естественными запахами или, попросту выражаясь, воняют. Те же, кого судьба не обделила ни умом, ни богатством, хотя бы догадываются принимать этот чертов душ, будь он проклят. Конечно же, душ - самый лучший способ избавиться от вездесущих телесных ароматов. Ну и что? Вода спасает, но ненадолго. Дело в том, что нет на земле такого средства, которому было бы под силу надолго запереть их зловонные ароматы. Это зловоние символизирует разложение их душ, гниение, упадок, смерть… Они скоро умрут и перестанут отравлять жизнь другим. К черту все это! Да они уже мертвы.
Значит, эти принадлежат к первой категории, тех, что недалекие и самовлюбленные. Что мы имеем? "Шанель № 5", "Олдспайс" и прочая ерунда. Марки сейчас не важны. Они что, на самом деле искренне считают, будто благоухают? Закрываю глаза и вдыхаю поглубже, на этот раз более сосредоточенно. Что-то знакомое… Может, это очередная группа туристов из Нью-Джерси или с Лонг-Айленда? Но нет, нет… Вдохнув еще разок, чувствую более тонкий, едва уловимый, сладковатый аромат. Эти еще не совсем мертвы - лишь только начали разлагаться. Свеженькие. Могу поклясться, их-то я и искал все последнее время. Да и действительно, почему бы им не быть теми? Не то чтобы я на все сто процентов уверен. Пока еще рано утверждать.
Я прохожу еще немного по авеню Эй и останавливаюсь у окна пиццерии "Нино", прямо напротив пешеходной дорожки, на углу Маркс-стрит.
Подойдя к окну, я стучу по прилавку кольцом, которое всегда ношу на среднем пальце, и наконец появляется один из этих неаполитанцев.
- Слушаю вас.
- Есть что свежее?
Он тупо смотрит на меня.
- Вы имеете ввиду пиццу только что из духовки? Она с помидорами и чесноком.
- Какой еще к черту чеснок! Никакого чеснока! Может, брокколи? Вроде она для меня безвредна.
Он заметно вздрагивает.
- Значит, неси мне с брокколи. И не слишком горячую. Не хочу опять обжечь себе нёбо.
Он отрезает от пиццы кусок и отправляет его в печь - слегка подогреть. На самом деле, я мог бы съесть все, что угодно, даже помидоры и чеснок, если бы сильно постарался. И ничего бы мне от чеснока не было, хотя принято считать наоборот. Просто терпеть я не могу этот хренов чеснок.
Пока жду, облокачиваюсь на прилавок и вглядываюсь в фигуры людей, что сидят внутри. Пятница, вечер - как обычно полно народу: пара пьяных подростков, несколько подвыпивших жирных обывателей, уже надравшийся бомж, два пьяных клерка, ради разнообразия заглянувших в восточную часть города, рэперы-алкоголики и те, кого я так долго искал.
Вот они втроем стоят за столиком в дальнем углу пиццерии: девица-готка старой закалки и два худосочных отморозка с очень высокими скулами, вся их одежда сплошь усыпана нашивками с наипопулярнейшими сейчас брэндами шоу-бизнеса. Мне хорошо известен тип этих ребят: живут в нищете, а на местных вечеринках щеголяют с подцепленными где-то дурами и воображают себя чуть ли не звездами на красной ковровой дорожке. В общем, вот таких-то я и люблю.
- Ваша пицца.
Неаполитанец возвращается с моим заказом. Я даю ему три бакса. Готка и ее друганы наблюдают за двумя шатающимися подростками, только что вышедшими за дверь. Минутой позже они, напоследок поковырявшись в своих заказах, выходят за ними. Я щедро посыпаю свою пиццу красным перцем и откусываю внушительный кусок. Ну, так я и знал: этот придурок передержал заказ, и я опять обжегся. Тут как раз возвращается неаполитанец с моими пятьюдесятью центами. Я второпях проглатываю кусок теста и чувствую, как горло покрывается волдырями от расплавленного сыра.
- Я тебе что сказал? Не слишком горячую!
Он вздрагивает вновь. Все, что от него требуется в этом заведении, так это дни напролет совать куски пиццы в печь и вытаскивать их, как только они подогреются. Попросить такого лишь слегка подогреть твой заказ сродни приказать ему приготовить утку в вине. Я хватаю сдачу и, предварительно пихнув тарелку с надкусанной пиццей обратно за окно, поторапливаюсь за своими жертвами. Черт возьми, этот ублюдок, похоже, все-таки добавил чеснок в соус.
Двое подростков направились через дорогу к Томпкинс-сквер, чтобы срезать путь через нее, пока копы не перекрыли улицу на ночь. Моя троица плетется у двух подростков на хвосте ярдах в восьми позади и как раз сейчас проходит мимо фонтана, на камне перед которым высечено: "Вера, Надежда, Скромность, Милосердие". Подростки тем временем уже вышли из парка и направились на восток по девятой улице вглубь Алфабет-сити. Великолепно!
Девятая улица между авеню Би и Си практически заброшена и совершенно безлюдна, если не считать меня и трех моих жертв. Троица ускоряет шаг. Я все так же плетусь позади. Никуда они от меня не денутся. А то, что они задумали, возможно, касается лишь их и этих двоих подростков. Конечно, для меня будет лучше, если они решат притаиться там, где смогут почувствовать себя в безопасности, а тут как раз нагряну я.
Они почти уже догнали пьяную парочку. Вот они разделились: двое с одной стороны, один с другой, и как раз все вместе вошли в темный проулок: фонари, видать, здесь не в почете. Слышны звуки драки, шум, какие-то резкие движения, и… черт, я их не вижу!
Я ускоряю шаг и вхожу в неосвещенный проулок. Слева от меня заброшенное здание с игральной площадкой, в котором когда-то располагалось общество пуэрториканцев, а еще раньше - школа.
Продолжаю идти на запах. Он ведет меня по ступеням через небольшой дворик к разукрашенным граффити дверям. Вот уже несколько лет их сковывала внушительного вида цепь и такой же крупный замок, однако сегодня цепь свободно свисает с распиленного массивного замка производства "Мастер лок". Похоже, эти трое все заранее спланировали, и заброшенное здание должно послужить им прикрытием. Видать, не такие уж и недалекие они, я их недооценил.
Легонько толкаю дверь и заглядываю внутрь. Просторный холл протяженностью где-то ярдов в двенадцать в конце сменяется развилкой направо и налево. Почти непроглядная темень. То, что нужно. Я ничего не имею против темноты. Темнота - это хорошо. Я осторожно проскальзываю в дверь и затворяю ее за собой. Глубоко вдыхаю. Они здесь. Все. Такая вонь, будто они тут уже несколько дней торчат. Слышится крик. Теперь я точно знаю, куда идти. Сначала к развилке, затем направо по коридору прямо к распахнутой двери одного из классов. Один из подростков прижат лицом вниз к полу девицей, упирающейся своими коленями прямо ему в спину. Она уже всадила нож в основание шеи и перерезала ему горло, а теперь пыталась пробить череп. Двое ее компаньонов стоят рядом, ожидая, что вот-вот череп расколется, и оттуда брызнет кровь.
Другой подросток в ужасе забился в угол, утопая в луже собственной мочи. Его глаза навыкате бешено снуют из стороны в сторону, и он издает такой противный, высокий писк, как бывает, когда люди до смерти испуганы и в самом деле могут от этого умереть. От одного страха. Ненавижу этот писк.
Внезапно раздался хруст. Девице все же удалось пробить ножом череп. Она собралась, поудобней ухватилась за рукоятку ножа и начала им проворно работать, раскрыв две половинки черепа подростка, словно разломив пополам начавший гнить плод какого-то огромного фрукта. Гигантского граната, например. Увидев, что девица зачерпнула рукой мозги, двое модников подходят ближе. Опускаются к бездыханному телу. Все трое начинают жадно есть. Жаль. Я опоздал. Мальчишку уже не спасти. Подросток в углу заливается еще более высоким воем. Пришло мое время.
В три бесшумных шага я достигаю одного из пожирателей мозгов. Правую руку закидываю ему на плечо и ладонью хватаю его лицо. Левая ладонь ложится ему на затылок. Резкий поворот по часовой стрелке - и слышен хруст позвоночника. Этот готов. Прежде чем он упадет на пол, я хватаю за волосы второго. Тут, вижу, поднимается девица, с нежеланием отрываясь от мозгов мертвого подростка, и, выставив нож, надвигается на меня. Я резко заезжаю кулаком в горло второго пожирателя, и тот, обмякнув, валится на пол. Девица замахивается своим орудием, и в ту же секунду я чувствую, как острие ножа рассекает мне лоб. Кровь начинает медленно стекать прямо на глаза. Похоже, до того, как ее заразили, она неплохо владела ножом, да и сейчас не растеряла мастерства. Девица отступает назад, выжидая, пока придет в чувство ее приятель, чтобы они вместе могли на меня напасть. Вглядываюсь и вижу невидящий взгляд ее глаз. Да, видать, от самой девицы в этом монстре мало что осталось. Однако же этого хватило, чтобы, не вызывая подозрений, заказать пиццу, выследить жертву, разрубить замок. И все же это было просто лицо с глазами, устремленными куда-то вдаль. Никакой эмоции, никакой угрозы. Я шагаю к ней, она замахивается, но мне удается схватить ладонью лезвие ее ножа. Девица тупо переводит взгляд с ножа на меня, с меня на нож. А кровь из моих пальцев обильно стекает на пол. На долю секунды глаза вспыхивают, словно кто-то отдал ей приказ: опасность, надо убираться. Я выбиваю нож, он взмывает в воздух, и мне удается поймать его за рукоятку. Девица бросается бежать, но я хватаю ее за полу кожаного плаща и вонзаю нож в основание черепа. Костный мозг рассечен надвое. Она валится на землю, а нож торчит из шеи. Тут, как по сценарию, поднимается ее приятель. Точным ударом ноги я отправляю его на место. Наступаю ботинком на горло и кручу им вправо-влево, пока не раздается убедительный хруст шейных позвонков…
Встав на колени, вытираю руки о его же рубашку. Мои ссадины на руках, как и рана на лбу, уже затянулись, кровь перестала течь. Я исследую тела убитых монстров. У одного парня не хватает пары зубов, а десны в нескольких местах словно выкорчеваны щипцами. Похоже, он буквально жевал чей-то череп. Скорее всего, это был череп одного придурка-клоуна, на которого я наткнулся несколько дней назад. У него на голове имелись характерные следы от зубов, это-то и натолкнуло меня на мысль о всей этой заварушке с пожирателями мозгов. Но, как бы там ни было, зубы этого парня уж точно не то, что меня здесь интересует.
У обоих мужских особей этих монстров маленькие, еле заметные укусы сзади на шее. Форма укусов и размер клыков заставляют меня проверить зубы девицы. Так оно и есть. Совпадение почти полное. Значит, она укусила и заразила этих двоих. Да, так иногда случается. Как правило, сразу после укуса бактерии принимаются за мозг новой жертвы, буквально сжирают его, и в итоге существование человека, если его так можно назвать, управляется одним лишь простым импульсом - голодом. Однако бывает и так, что зараженные успевают заразить еще кого-то, прежде чем бактерии окончательно сожрут их мозг. Они лишь кусают очередную жертву, но не съедают ее. Надеюсь, я понятно изъясняюсь. Почему же так происходит, не знает никто. Какой-нибудь нытик может предположить, что им попросту одиноко. Однако все это чушь собачья. Всем руководят бактерии. Какое тут одиночество! Они постепенно распространяются по всему организму зараженного. Так что это чертов Дарвин причина всему!
Проверяю шею девицы. Да, она заразила остальных, но кто-то же заразил сначала ее. Следы укуса, конечно же, изрядно искажены: я ведь разнес ей костный мозг. Однако их все еще видно, и этот укус просто огромен. Несомненно, его нанес кто-то очень сильный, яростный, неистовый. По правде говоря, вся ее шея сплошь усеяна большими и маленькими укусами. Чертов носитель бактерии, похоже, все никак не мог решить, хотел ли он ее съесть или только заразить. Если честно, мне на его месте было бы все равно.
Но не стоит отвлекаться: с делом все еще не покончено. Носитель заразы все еще бродит где-то в округе, пожирая живых людей. Я поднимаюсь на ноги. Но что-то меня останавливает: запах, прицепившийся к девице. Я встаю на колени рядом с ней и глубоко вдыхаю. Одновременно чувствую, как что-то двигается позади меня.
Это второй подросток. Точно. Совсем забыл про него. Похоже, он намеревался улизнуть от меня, подкопав полуразрушенную стену. Я надвигаюсь на него. Ничего я ему не сделаю. Только ударю разок в челюсть и, когда он потеряет сознание, сделаю свое дело. Я его осмотрел: никаких укусов, все в порядке. Обычно я этого не делаю. Но я сам потерял много крови, а пиццу есть так и не приноровился. Так что я довольно голоден. Позаимствую лишь пинту. Может, две.
Утром меня разбудил телефонный звонок. Какого черта кто-то трезвонит мне по утрам? Пусть автоответчик сделает свое дело.
- Вы позвонили Джо Питту. Оставьте свое сообщение.
- Джо, это Филипп.
Я не снимаю трубку. Только не Филипп Сэкс. Его мне еще не хватало. Закрываю глаза и упорно пытаюсь провалиться обратно в сон.
- Джо, похоже, у меня есть кое-что для тебя. Сними трубку.
Поворачиваюсь на бок и повыше натягиваю одеяло. Я настойчиво стараюсь вспомнить, что же мне снилось, - необходимо скорее найти дорогу в сон.
- Не хочу надоедать тебе. Только мне кажется, ты должен об этом знать. Десять утра, где тебя носит?
Сон ускользает все дальше и дальше, и я снимаю эту чертову трубку.
- Что тебе нужно?
- Здорово, Джо. Трудная выдалась ночка?
- Я работал. Как обычно. Итак, я слушаю.
- Похоже, ты в новостях. Хотел лишь предупредить. Вот и все.
Дерьмо!
- В газетах?
- Первый канал.
Хренов Первый! Чертово телевидение! Ни шагу ступить в этом городе без того, чтобы какой-нибудь репортер не сунул нос в твои дела.
- Как они меня окрестили?
- "Леденящее кровь убийство четверых".
- Ну их к черту!
- Вляпался ты, Джо.
- Да, похоже. Только у меня выбора не оставалось.
- Ага. Могу себе представить. С кем ты воевал на этот раз?
- Вчера имел дело с пожирателями мозгов.
- Зомби, что ли?
- Ну, эти проклятые мясники. Ненавижу зомби, черт их подери.
- Всех удалось взять?
- Где-то еще бродит носитель этой хреновой заразы.
- Носитель? Вот черт. Эти зомби нам спокойно пожить не дадут, верно, Джо?
- Не говори.
Я повесил трубку.
Я не совсем туп и догадывался, что оставленные мною в заброшенном здании тела могут обернуться и, видимо, уже обернулись для меня серьезными неприятностями. Просто я надеялся, что успею все убрать и замести следы этой ночью прежде, чем кто-либо их обнаружит. Теперь же жители этого района, да и нескольких других по соседству, везде будут таскать с собой копов. Однако сейчас это волнует меня меньше всего. Опять разрывается телефон. И, будь все они прокляты, я знаю, кто решил потревожить меня.
Они хотят, чтобы я прибыл в верхние районы города. Вот прямо сейчас. В разгаре дня. Под палящими солнечными лучами.
Нужно подготовиться.
Зимой с этим проблем не бывает. Обернись с головы до ног во что-нибудь теплое, нацепи солнцезащитные очки - и готово. Ничто тебе уже не страшно. Не скажу, что очень удобно, зато ничего лишнего придумывать не надо, да и подозрений никаких. Мне лишь бы добраться до метро. Но до него четыре с лишним квартала. А после метро еще несколько кварталов - и их отделение. Самое тяжелое - путь от метро. Это-то и беспокоит меня больше всего.
Знаю одного парня, так он маскируется под белого посыльного, надевает белые латексные перчатки, огромную, с широкими полями, ковбойскую шляпу и размазывает по лицу мазь из окиси цинка. Это довольно хорошо его спасает, однако даже здесь, в Манхэттене, на него косо поглядывают. Я же пользуюсь специальной защитной маской, она спасает меня от ультрафиолетовых лучей.
Я натягиваю ботинки, мешковатые брюки, рубашку и верхнюю куртку. Головной убор всегда доставляет мне массу неприятностей, так что каждый раз мне приходится учиться заново его напяливать.
Разобравшись с основной экипировкой, я натягиваю белые хлопковые перчатки, наношу защитный крем на лицо, затем надеваю тонкую маску и очки поверх нее и отправляюсь в путь. Конечно, такого субъекта, каким я являюсь сегодня, пропустить трудно: на меня непрестанно оглядываются. Но какого черта! Им же не видать моего лица. Так что это меня совсем не беспокоит. Что же меня на самом деле занимает, так это как можно скорее добраться до пересечения Первой и Четырнадцатой. Ведь даже с таким тщательно продуманным и, казалось бы, на сто процентов эффективным снаряжением - белый цвет прекрасно отражает солнечные лучи, да и идти тут сравнительно недолго, всего каких-то четыре квартала, - кожа на всем моем теле нестерпимо горит, словно меня заперли в сверхмощном солярии. Это выводит меня из себя еще больше, чем раны, полученные вчера ночью и уже успевшие затянуться. Вчера они немного саднили, приятного, конечно, было мало, но боль уже почти прошла.
А эти чертовы сегодняшние ожоги еще не затянутся дня три-четыре. А если очки слетят или каким-либо другим образом оголится участок моей кожи? Во что превратят ее прямые солнечные лучи? Нет, этого не должно произойти. Этого не произойдет, я буду предельно осторожен.
Я стремительно пробираюсь по раскаленной улице, лавируя между прохожими, и всеми силами стараюсь представить себе увлажняющий алоэ и ледяную ванну, в то время как кожа у меня покрывается все новыми и новыми волдырями, а глаза, скрытые солнечными очками, горят и слезятся. Наконец, добегаю до метро и с облегчением несусь вниз, в душную, но темную подземку.