За несколько дней до этого Джон упомянул одну цитату, которую очень любил. Лени услышала ее впервые и тоже полюбила. "Раскрой объятия, если ты хочешь, чтобы тебя обняли".
Пусть сейчас у нее нет слов, зато есть руки. Ими она и ответила на его вопрос. И когда она вдруг поняла, что делать, ее лицо впервые за все время разговора приняло спокойное выражение. Подняв руки со стола, она начала медленно разводить их в стороны, словно хотела показать ему, какой величины рыбу поймала. Постепенно расстояние между ее ладонями стало больше, чем любая рыба, а ее руки продолжали раздвигаться в стороны, насколько могли. Она раскрывала объятия, потому что хотела, чтобы ее обняли.
Фланнери сразу понял смысл ее жеста и, улыбаясь, энергично затряс головой. Увидев это, увидев, что он проник в суть ее пантомимы, Лени не могла больше устоять перед этим человеком. Будь что будет. Если в конце концов он сделает ей больно, что ж, так тому и быть. Она, как и он, стремилась накопить яркие, восхитительные воспоминания. И единственное, чего она никогда не испытывала…
Странное выражение возникло вдруг на ее лице. Фланнери заметил это и уже хотел было спросить, в чем дело, но удержался. Он понял, что наступил критический момент.
Лени поднесла ладонь к лицу и прикрыла ею рот. Ее первой мыслью было: "Я никогда не испытывала большой любви". Но едва это предложение, это понимание мелькнуло у нее в мозгу, как два совершенно иных слова выскочили перед ним и заняли место других двух слов: "настоящее доверие" сменило "настоящую любовь". Содрогнувшись, она поняла, что никогда не испытывала настоящего доверия. Это открытие оказалось для нее поучительным и страшным. Лени Саломон вдруг открыла, что никогда в жизни не только никого не любила, но и никому не доверяла по-настоящему.
Если она и доверяла кому-то, то всегда с оговорками, не важно, были то ее родители, ее муж или даже лучшие подруги Флора и Изабелла.
Она доверяла своей работе, но только потому, что доверяла ее точности и своему умению. Но людям, хотя бы одному-единственному человеку? Испытывала ли она стопроцентное доверие хотя бы к одному-единственному человеку? Нет. Не отнимая ладони ото рта, она сидела, глядя на Фланнери, но не видя его. Ее глаза наполнились слезами, и она заплакала.
Странная была картина: красивая молодая женщина сидит, зажав ладонью рот, в глазах скорее испуг, чем печаль, а по щекам льются слезы. Мужчина средних лет, сидящий возле нее, это видит, но ничего не делает. Не протягивает руку, чтобы дотронуться до нее, не заговаривает, не пытается ее успокоить. Но и не встает, чтобы уйти, как если бы они ссорились. Огромный датский дог спит на полу у ног мужчины, безразличный к происходящему. Случись вам наблюдать за этой парой со стороны, вы бы наверняка спросили себя: что, черт возьми, там стряслось? Что между ними происходит?
Но картинка, которую они составляют, настолько загадочна, что вы продолжаете смотреть на них. Наконец взгляд мужчины скользит к вам. Вы смущенно отводите глаза, но недостаточно быстро: в какую-то долю секунды ваши взгляды пересекаются. То ли его глаза, то ли лицо или поведение, то ли еще что-то, не поддающееся словесному описанию, пугает вас до полусмерти. Ощущение страха настолько сильное, что вы неловко встаете, бросаете на столик деньги - слишком много за бокал вина - и, не оглядываясь, торопитесь прочь. А случись вам оглянуться, вы встревожились бы еще больше, потому что незнакомец по-прежнему не отрывает от вас глаз, теперь уже от вашей спины. Впечатление такое, будто он запоминает, как вы выглядите, записывает номер вашего автомобиля на будущее, когда ваши пути снова пересекутся, на этот раз уже не случайно.
* * *
Несколько недель спустя, после странного ланча с подругами, Лени остановилась посреди тротуара и, побегав пальцами по клавишам сотового, набрала номер Джона. Улыбаясь, она закрыла глаза и подумала о том, где он может сейчас быть. Представила его дома, в его квартирке из двух маленьких, но очаровательных комнат, в доме на солнечной стороне улицы, во Втором районе, возле парка Аугартен. Один друг, на год уехавший в США работать по контракту, пустил его туда пожить. У Фланнери оказалось очень много друзей. Он всегда отзывался о них с большой симпатией, и, судя по тому, что жил он в квартире бесплатно, это чувство было взаимным. Она представила, как он, стоя посреди залитой солнцем гостиной, опускает руку в карман за голубым телефоном, который она подарила ему то ли в шутку, то ли всерьез.
Или он может быть сейчас в парке, с Любой, сидит на зеленой деревянной скамейке где-нибудь в зоне для выгула собак и читает газету, а пес лежит у его ног, удовлетворенно наблюдая суету вокруг. Лени любила ходить с ними в парк и наблюдать, как встречные - и животные, и люди - реагируют на Джонова гиганта.
- Алло?
Простой звук его голоса мгновенно успокоил ее, закрыв все хлопающие от сквозняка двери ее сознания. Он был именно там, где она хотела чтобы он был.
- Джон, это я, Лени.
- Привет, Босс.
Каждый раз, когда они разговаривали, он находил для нее новое имя, новое прозвище: Босс, Конфетка, Приятель. Список все рос и рос. Никто и никогда не обращался к ней так, как он. И от этих прозвищ она всегда улыбалась, потому что они были в его манере.
- Где ты?
Он ответил без промедления:
- У тебя на языке. В твоей ладони.
Ответ был настолько неожиданным и личным, что она чуть в обморок не упала.
- Джон, мы можем сегодня увидеться?
Теперь его голос изменился. Когда она услышала его вновь, он стал озабоченным, а не дразнящим.
- Разумеется. Что стряслось? Что-нибудь не так, Лени?
- Нет, нет. Да. Я не знаю. Просто мне нужно тебя увидеть.
И она вдруг чуть не заплакала. Почему?
- Разумеется, мы встретимся. Где ты? Я в парке с Любой.
Лени по-прежнему чуть не плакала, но в то же время по ее лицу расплывалась широкая улыбка. Она была рада услышать, что он именно там, где она и предполагала. Ей нравилось, что она не ошиблась на его счет. У нее возникло ощущение, что они настроены на одну волну.
- А где Люба? Ты газету читаешь?
- Она у моих ног, смотрит, как коккер-спаниель писает на куст, и да, я читаю газету. Неужели я настолько предсказуем? Какая тоска. Что стряслось, подружка? Голосок у тебя невеселый.
- У меня только что был какой-то странный ланч, и я не знаю, но было бы действительно очень здорово увидеться сегодня, если ты, конечно, не против.
- Нет, конечно не против. Хочешь прийти ко мне сюда или куда-нибудь еще?
"Я просто хочу с тобой трахнуться", - вот что ей хотелось сказать ему на самом деле, но она не решалась. С Фланнери Лени и так говорила и делала то, на что раньше не считала себя способной. Но эту фразу она не в состоянии была выговорить.
- Может, встретимся у тебя? Я сейчас в Первом районе. Возьму такси и буду у тебя через десять минут.
- А может, через часок? Я заскочу в пару мест по дороге, а потом встретимся у меня. Годится?
- Да - через час.
Облегченно выдохнув, она представила себе ключи от его квартиры, которые лежали во внутреннем кармане ее сумочки - их специальном домике. Хозяин квартиры оставил Джону два комплекта, когда тот въезжал. В первый же визит Лени, после того как они впервые переспали друг с другом, Джон отдал ей один комплект. И сказал: "Ну вот, теперь, если я потеряю мои ключи, ты придешь и впустишь меня своими". Иногда, наедине с собой, когда ей бывало грустно, Лени доставала из сумочки эти ключи и просто держала их на ладони. Теперь все было хорошо. Она захлопнула свой телефон и взялась за трость, прислоненную к ноге. Она пройдется по Кертнерштрассе, подышит воздухом, а потом поймает такси и поедет к его дому. Теперь все хорошо.
* * *
В ста футах от нее, в тени дверного проема, стоял Фланнери и наблюдал, как Лени медленно ковыляет прочь. Нажав кнопку отключения на голубом телефоне, он опустил его в карман. Не успев коснуться дна, тот зазвонил снова. Сегодня он пользовался популярностью. Снова вынув телефон, он ответил:
- Алло?
- Ты где?
Он ухмыльнулся, услышав этот требовательный голос. Эта не привыкла задавать вопросы, нет, она привыкла раздавать приказы, даже если они заканчиваются знаком вопроса.
- У тебя на языке. В твоих ушах.
Цыкнув от нетерпения, она оборвала его:
- Не валяй дурака. Где ты?
- Купаю буйвола.
Причудливость этого ответа на миг остановила даже ее.
- Что ты делаешь?
- Я в Калькутте, купаю водяного буйвола. Я стал джайнистом. Это один из наших ритуалов.
- Кем ты стал? - И она нетерпеливо провела рукой по длинным рыжим волосам.
- Джайнистом. Это такая религия. Основана на учении Махавиры, шестой век до нашей эры.
- Что ты, черт возьми, несешь?
Но теперь она хихикала, понимая, что он снова взял над ней верх. За это она его и любила. Она могла командовать кем угодно, но только не этим человеком. Она притворялась, будто злится на его выходки. На самом деле ей нравились его непредсказуемость и независимость от всех, в том числе и от нее.
- Ничего. Абсолютно ничего. Я на берегу Дуная, выгуливаю собаку. - Он говорил это, глядя, как пешеходы спешат по одной из оживленнейших улиц Вены. Дунай был в пяти милях.
- Давай сегодня встретимся. Умираю, до чего с тобой в постель хочется.
Он следил за хорошенькой женщиной, которая шла мимо, вертя безупречной попкой. Ее звали Урсула. На миг он задумался, стоит ли беспокоиться, чтобы войти в ее жизнь. Она любила небесно-голубой цвет и хорошо потрахаться в каком-нибудь необычном месте, например, на кухонном столе или на капоте автомобиля. Заглянуть в будущее Урсулы он не мог, зато знал все, что только можно было знать о ней сейчас.
- Эй, Ромео, ты меня слышишь? Хочешь со мной в постель или нет?
- Потише можно? Я тут как раз соображаю, получится ли сегодня встретиться, но я, похоже, не могу. У меня сегодня важная встреча в городе, которая может и затянуться. В противном случае я был бы счастлив хоть целый день снимать кожицу с виноградинок для вас, миссис Воэн. А как насчет завтра? Я принесу виагры, и у нас будет длиннннная вечеринка.
Он знал, что она согласится, но сначала минуту-другую попритворяется, будто думает. Потому что не хочет, чтобы он считал ее слишком доступной. Женщины такие предсказуемые.
- Может, пойдем в какой-нибудь отель? Обожаю встречаться с тобой в отелях. Так еще развратнее.
Он решил, что пора кончать разговор и идти искать Урсулу. И почему каждую вторую женщину в Австрии непременно зовут Урсулой? Кому вообще придет в голову назвать так свою дочь? До встречи с Лени оставалось еще около часа. Времени больше чем достаточно для того, чтобы забить стрелку с Уррррсулой. Уж слишком хороша задница, грех упускать. И, не задержавшись с ответом ни на мгновение, он произнес в телефон свою реплику голосом сексуальным, ликующим и добродушным одновременно:
- Флора Воэн, мы пойдем с тобой в любой отель, какой ты захочешь.
СКОРМИ МЕНЯ СВОЕЙ СЕСТРЕ
Ему не пришлось придумывать, что сказать, так как из-за угла маршевым шагом вышла миссис Дагдейл. На ней был еще один устрашающе пестрый, словно после взрыва на фабрике цветных мелков, дашики.
- А, Саймон, вот ты где!
Несмотря на возраст и тот факт, что он уже умер, Хейден рефлекторно выпрямился на стуле, увидев свою старую учительницу. А мухи, точно зная, кто она, сразу улетели.
- Здравствуйте, миссис Дагдейл.
Вместо ответа она посмотрела на недоеденную порцию шоколадного пудинга. Усаживаясь напротив, она поджала губы и одним пальцем отпихнула тарелку от себя до противоположного края стола.
- Так ты сладкоежка, да, Саймон? - Ее голос прозвучал сладковато-угрожающе.
Хейден сглотнул раз, потом другой.
- О прыщах здесь беспокоиться не приходится, миссис Дагдейл.
Она напустила на себя строгий вид.
- Не грубите мне, мистер. Я просто так отметила.
Хейден хотел схватиться за ширинку и предложить ей отметить еще и это. Но он не стал.
- Здравствуй, Броксимон.
- Здравствуйте, миссис Дагдейл.
- Какие у тебе сегодня веселенькие туфли.
Все трое посмотрели на кремовые с коричневым туфли Брокса.
- Ага, спасибо. Так что у вас стряслось, миссис Ди? А то мы тут вроде как заняты. У нас это, заседание.
Учительница до того не привыкла к такой откровенной наглости, что могла только смотреть на мелкого нахала, восседавшего на ручке кресла в своих сутенерских ботинках. Они оба были частью памяти Хейдена, но это еще не означало, что они должны были друг другу нравиться.
Она скрестила на груди руки и злобно посмотрела на обоих.
- Мне очень жаль прерывать ваше заседание, Броксимон. Но я пришла только потому, что меня послали сообщить кое-что Саймону.
Мужчины ждали. Миссис Дагдейл ела их глазами. Когда ей показалось, что они получили достаточно, она продолжила чуть менее оскорбленным тоном:
- Меня прислали сказать Саймону, что его хочет видеть Бог.