* * *
Офис Бога оказался вполне заурядным. Судя по обстановке, он вполне мог принадлежать дантисту откуда-нибудь из Северной Дакоты или мелкой сошке из среднего управленческого звена. Секретарь в приемной, невыразительного вида женщина лет сорока с чем-то, бесцветным голосом предложила ему сесть:
- Он пригласит вас через минуту.
И продолжала печатать - на пишущей машинке. Секретарша Бога пользовалась обыкновенной пишущей машинкой.
Хейден сел на зеленый стул и стал внимательно разглядывать комнату, чтобы ничего не пропустить и запомнить как можно больше. Офис Бога. Выше уже некуда. Он сидел в офисе Бога и ждал Самого, который лично пригласил его прийти.
Но зачем? Пока он ждал вызова, его посетила догадка не из приятных, - а что, если настал его личный Судный день? Никаких вспышек молний, никакого грома литавр и цимбал, а просто приходит старая школьная учительница и сообщает, что вас хочет видеть Бог. А что, если час спустя он, Саймон Хейден, будет стоять по пояс в кипящем дерьме, а легионы красных чертей будут тыкать его раскаленными вилами…
- Следующий.
В панике он бросил взгляд на дверь - нельзя ли сбежать. Попробовать можно, но только секретарша Бога смотрит сейчас прямо на него и наверняка сумеет его остановить, если он встанет и пойдет.
- Сумею. А теперь ведите себя как следует и ступайте внутрь. - Женщина произнесла это хрипловатым голосом, удивительно похожим на голос миссис Дагдейл.
Наступил день расплаты. Хейден все время чувствовал, что эта комбинация очаровательного чокнутого мира снов с путешествием по тропинкам памяти слишком легка для посмертной жизни, слишком хороша, чтобы быть правдой. И вот начинаются сера и пламень. И те самые раскаленные вилы и холодный пот, которые, как он всегда считал, должны ждать его после смерти. Ему захотелось плакать. Захотелось убежать, но было слишком поздно, да и куда бежать? Песенка спета. Его песенка спета.
Совершенно уничтоженный, терзаемый самыми худшими ожиданиями, Хейден встал и медленно пошел к двери. Видение той последней порции шоколадного пудинга вдруг предстало перед его внутренним взором, причиняя ему еще большие мучения. Недоеденная… Его мама готовила точно такой же, а он его взял и оттолкнул…
- Так нечестно! Могли бы меня хотя бы предупредить! - выразил он свое недовольство вслух.
На этот раз секретарша даже головы не подняла. Только повела пальцем в сторону двери и сказала:
- Шевелись.
Он подошел к двери и встал. Коснулся ручки, безвольно уронил руку, коснулся снова. Призвав на помощь всю свою невеликую храбрость, он повернул ручку, и дверь распахнулась.
Гигантский белый медведь восседал за гигантским черным столом в противоположном конце не такого уж большого кабинета. Совокупные размеры животного и стола зрительно еще уменьшали комнату. Медведь глядел на листок белой бумаги на столе. На нем были очки для чтения в прямоугольной черной оправе, которые он водрузил на самый кончик толстого черного носа.
Стол был пуст, не считая этого единственного листка и медного цвета таблички с именем на правом переднем углу. На табличке было написано "Боб".
Бог - это белый медведь по кличке Боб?
Впервые с того момента, как Саймон вошел в комнату, он осознал, что там не было стула. Был стол, за ним стул, на нем сидел медведь. Вот и все. Так что пришлось стоя ждать, что будет дальше.
Значит, Бог - это белый медведь?
Зверь за столом поднял голову, увидел его, и медвежьи черты тут же смягчились.
- Саймон! Ну, ну, ну. Давнееенько мы не видались, а?
- Сэр?
Боб снял очки и очень осторожно положил их на стол.
- Только не говори мне, что ты ничего не помнишь.
Теперь все стало ясно - это ловушка. Свести его с медведем, чтобы потом, когда Хейден неправильно ответит на его вопрос, люк под его ногами открылся и он кувырком полетел прямо в ад. Неудивительно, что в комнате нет другого стула: надолго он здесь не задержится. Один вопрос, один неверный ответ, и здравствуй, ад.
Теперь он и вправду растерялся. Медведь явно ждал какого-то ответа, но что мог сказать Хейден, чтобы не сморозить последнюю глупость?
- Ээ…
- Господи, Саймон, ты мне сердце разрываешь. Неужели ты и вправду все забыл?
Он посмотрел на медведя, напрягся, посмотрел внимательнее. Ничего. Наконец, когда напряжение достигло той точки, на которой любой другой медведь заревел и сожрал бы его с потрохами, этот принялся насвистывать. "Дождь капает мне на голову". Свистел он что надо. На середине мелодии свист оборвался, и медведь снова посмотрел на человека.
Совсем сконфузившись, но где-то и приободрившись оттого, что его все еще не послали в ад, Саймон Хейден вглядывался в медведя, напрягая все свои серые клеточки, пытаясь вспомнить, где же…
- Господи-боже-мой, БОБ!
Тут медведь расплылся в улыбке и хлопнул себя по коленям.
- Наконец-то! А теперь иди и обними старого приятеля!
А мог бы и не говорить, потому что Хейден и так уже с распростертыми объятиями мчался через всю комнату к нему. Обеими руками обхватив огромного белого зверя, который встал и вышел из-за стола ему навстречу, Хейден изо всех сил прижал его к себе. Слезы стояли в его глазах. Медведь снова засвистел ту же песню, отчего Саймон стиснул его еще крепче.
Белый медведь Боб был первым и, возможно, лучшим подарком, который Саймон получил в жизни. Ему было три года, когда это произошло. Его родители были люди со странностями. Достаточно сказать, что, по их мнению, ребенок младше трех лет не мог оценить праздник Рождества. А следовательно, незачем было его и отмечать.
А поскольку родители Саймона были тупыми скупердяями, то на первое в жизни Рождество сына они купили:
1. Средних размеров ель, не украшенную ничем, кроме гирлянд из попкорна (самодельных), ведь в их представлении украшения были вещью бесполезной.
2. Большого мягкого медведя белого цвета, который по неизвестным причинам по дешевке продавался на бензозаправке.
Однажды декабрьским днем мистер Хейден пришел домой с лохматым белым медведем под мышкой. Вокруг шеи животного был закреплен картонный ошейник, а на нем большими черными буквами написано "Боб". Тощая миссис Хейден встала в дверях и до тех пор не давала мужу войти в дом, пока он не дал удовлетворительного объяснения, что такое он принес. Он сказал, что это мягкая игрушка, белый медведь, который, как ему показалось, будет идеальным рождественским подарком для крошки Саймона. Плюс ко всему и цена у него более чем удовлетворительная.
- Сколько? - спросила миссис Хейден, сжимая полотенце, которое держала в руках.
- Одиннадцать долларов на заправке "Шелл".
Она не знала, чему дивиться больше: цене или тому, что ее обычно такой ненаблюдательный муж отыскал подарок для сына на бензозаправке.
Это была любовь с первого взгляда. Рождественским утром маленький мальчик вошел в гостиную и сразу увидел елку, но она его не впечатлила. Подумаешь, стоит в доме дерево, увешанное попкорном: кому какое дело? Потом на стуле рядом с елкой он увидел белого медведя. Доковыляв до стула, он замер, очарованный белым видением, чудесным созданием, которое откуда ни возьмись появилось в их доме. Казалось, медведь сидел и ждал именно его.
- Здравствуй.
Медведь не ответил, но это было не важно. Саймон не знал, чего ждать от зверя, но пока тот сидел на своем месте и никуда не исчезал, мальчик был доволен и его молчанием.
- Я тебя лубу.
Даже жестокосердая миссис Хейден растаяла, услышав обращенные к новой игрушке слова малолетнего сына. Стоя рядом с мужем, она сжала его ладонь в своих. Несколько минут спустя, пока Саймон продолжал знакомиться со зверем, мистер Хейден поставил пластинку. Комнату наполнил голос Б. Дж. Томаса, который пел любимую песню Хейденов - "Дождь капает мне на голову".
Следующие девять лет эта песня была темой Саймона и медведя Боба. Иногда, когда мальчику хотелось спать, или было страшно, или, наоборот, радостно, он обхватывал медведя обеими руками и напевал ее на ухо своему самому верному другу. Он поверял Бобу свои тайны, рассказывал о своих страхах, о том, что больше всего ненавидел, и вообще обо всем, что считал важным в маленьком мире Саймона Хейдена. В третьем классе он рассказывал мягкому зверю о друге Клиффорде Шнацке и о хорошенькой новенькой девочке, в пятом жаловался на то, как его снова и снова избивал одноклассник-хулиган. Даже когда он стал слишком взрослым для пушистых друзей, Боба не выбросил, а сослал в дальний угол комнаты, где тот жил в полном одиночестве, пока не расползся, в буквальном смысле, по всем своим дешевым швам. Все эти годы медведь служил ему другом, доверенным лицом, хранителем секретов, талисманом, воображаемым защитником и, наконец, подушкой. Он никогда не жаловался и всегда был рядом, готовый на что угодно, только бы Саймон Хейден верил - в мире есть по крайней мере одна душа, на которую можно положиться всегда и во всем.
Много позже, в ином мире, медведь Боб мягко высвободился из объятий Хейдена и отступил на шаг, чтобы получше разглядеть своего бывшего товарища по комнате.
Хейден не сопротивлялся. Вытирая глаза тыльной стороной ладони, он позволил медведю оглядеть себя с головы до ног. При этом его посетила одна мысль.
- Боб! Мне же сказали, что я должен встретиться с Богом. - Он торопливо огляделся, чтобы убедиться, что Бог не следит за ними откуда-нибудь из-за угла.
- Мм-хм, - сказал Боб, который еще не закончил осмотр. Надо ли говорить, что большого толка от этого ответа не было.
- Но что…
Медведь поднял лапу в знак того, что Хейдену лучше бы помолчать, пока его оценивают. Когда с этим было покончено, зверь кивнул сам себе, точно выяснил то, что ему необходимо было знать об этом человеке.
- Я и был твоим Богом, Саймон. Я был единственным Богом, в которого ты когда-либо верил, Саймон. Подумай: кого еще в своей жизни ты любил так же сильно, как меня? Кому еще доверял всем сердцем, поверял все свои секреты, кого просил о помощи в трудную минуту? Меня. Твои родители были странными людьми; женщины, которые у тебя были, радовали тебя иногда, но никогда не дарили успокоения твоему сердцу. А доверять свои секреты друзьям-мужчинам тебе и в голову бы не пришло. Подумай об этом, и все сойдется.
У медведя был в точности такой голос, какой Хейден себе и представлял, "разговаривая" с ним много лет назад. Низкий и ласковый, он словно клал тебе руку на плечи и прижимал к себе. "Расскажи мне все, - словно бы говорил он. - Мне ты можешь довериться". И маленький Саймон Хейден доверял своему мягкому другу во всем. Глядя на него теперь, несмотря на то что копия была куда больше оригинала, Хейден вспоминал забытые подробности своего детства. Он быстро понял, что медведь прав: в те времена тот действительно был для него Богом. Он обладал всеми восхитительными качествами, которые мы приписываем обычно благосклонному божеству, и даже сверх того. И самое главное, он всегда оставался рядом, на расстоянии вытянутой руки или взгляда, готовый предложить поддержку, помощь и утешение в любой ситуации: грохочет ли гром, ссорятся ли родители или чудовища прячутся под кроватью, грозя ему, Саймону. Что бы плохого ни случалось в маленьком мирке Саймона Хейдена, он всегда находил укрытие и спасение у Боба. Слава Богу, что Боб есть. Слава Богу, что Бог есть.
- Должен тебе сказать, Саймон, ты не очень-то хорошо выглядишь.
- Ну, может, это оттого, что я умер, Боб.
- Нет, тут что-то другое. - Медведь медленно обошел человека кругом. - Ты устал, вот в чем дело. У тебя усталый вид. Отчего?
Хейден дернул плечом:
- Сплю я здесь плохо.
- В самом деле? Почему?
Хейден сунул руки в карманы и пожал плечами.
- Не знаю. Слушай, расскажи мне, пожалуйста, что я здесь делаю? Меня здесь все жутко напрягает, ну, то, что я ни черта про это не знаю. Думаю, я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы понимал, что это означает.
- Изабелла Нойкор.
Хейден навострил уши:
- Кто?
- Твоя Изабелла. Только не надо дурачком прикидываться.
- Изабелла. - Хейден произнес это имя так, словно оно было для него внове или словно просто сказать его вслух уже значило почувствовать себя лучше. - А что с ней?
- Она попала в беду, и ты должен ей помочь. Вот почему я здесь. И вот почему мы с тобой сейчас разговариваем.
С одной стороны, Хейдену стало легче, с другой - им овладело беспокойство. Он тут ни при чем. И он не виноват, как это было раньше, в жизни. Зато Изабелла при чем. Она в беде. Но он же покойник, что он может для нее сделать?
- Я же умер - чем я могу ей помочь?
- Она здесь, в твоем мире, Саймон. Тебе надо ее найти.
Сердце Саймона защемило.
- Она здесь? Она умерла? Изабелла умерла?
Боб мотнул своей большой белой головой.
- Нет, она еще жива. Но Хаос все время приносит ее сюда, а теперь он, похоже, нашел способ сделать так, чтобы она осталась здесь навсегда.
- Ничего не понимаю. Не представляю, о чем ты говоришь.
- Ладно. Присядь-ка, Саймон.
Хейден показал, что ему не на что сесть, потому что стула нет. Боб указал на свой, за письменным столом:
- Садись туда - на мой стул.
Хейден сел, и Боб заговорил.
- Меня послали сюда потому, что все это куда серьезнее, чем ты можешь представить. Поэтому было решено, что если кто-то, кого ты хорошо знаешь, объяснит тебе все…
- Боб, я и так уже совсем запутался. Давай, переходи к фактам.
- Ладно, ты прав. Ты знал, что Изабелла беременна?
Услышав это, Саймон как будто еще немного умер. Нет, он не знал, что Изабелла беременна. И это была не та новость, какую он желал бы услышать, живой или мертвый. Мало того что он потерял ее при жизни, так нет, еще покойником надо узнать, что другой завоевал ее целиком и полностью, легко и окончательно. До такой степени, что теперь она носит их ребенка. Хейдену было противно даже думать об этом. Почти так же, как и о том, что он мертв.
- Нет, я этого не знал. Кто отец - Винсент Этрих?
- Да, но это не самое главное.
Боб продолжал говорить, но Саймон его не слушал. Терзая себя, он представлял, как Этрих и Изабелла занимаются любовью всюду, где только можно: в постели, в автомобиле, на траве, стоя… Он рвал себе душу на части, воображая, как Этрих трахает Изабеллу, как она трахается с ним, и стонет, и двигается, и как ей это нравится, как она любит того, вокруг кого обвиваются ее прекрасные длинные ноги и к кому льнет ее сердце. Винсент Этрих, сукин сын.
Еще одна причина, почему эти видения сводили Хейдена с ума, была в том, что он знал: Этрих такой же бесстыжий бабник, как и он сам. Изабелла Нойкор отдала свое сердце не Галахаду какому-нибудь, который склонился перед ее алтарем и никогда в жизни не имел ни одной грязной мыслишки. О нет, она влюбилась в Винсента Этриха, который за свою жизнь голых задниц перевидал больше иного унитаза.
- Саймон, ты меня не слушаешь.
Тупо глядя на своего самого старого друга, Хейден на минуту забыл, где он. Когда ему удалось вспомнить, он почувствовал себя нерадивым учеником, которого учитель поймал дремлющим во время урока.
- Прости, прости меня, Боб. Извини, пожалуйста. Что ты говорил?
Медведь язвительно спросил:
- Хочешь, открою тебе тайну мироздания?
Хейден слышал вопрос, и он даже запечатлелся где-то в его сознании, только очень далеко, на самых задворках мозга.
- Что? Что ты сказал?
- Я спрашиваю, хочешь узнать тайну мироздания?
- Нет! - ответил Саймон Хейден немедленно.
Боб удивился.
- Это почему?
Хейден поднял руку на манер полицейского-регулировщика, точно желая остановить возможный поток дальнейших вопросов.
- А что я с ней буду делать? А? По интернету продавать? Слушай, Боб, я тут с простыми-то вещами разобраться не могу. Знаешь, что я имею в виду? Сложение и вычитание… Я не знаю, как сложить два и два. Не знаю, сколько это здесь будет. Броксимон и остальные все время мне что-нибудь показывают, и для них это проще пареной репы, но для меня не так. Нет, сэр, не так: я прихожу домой и, вперившись глазами в стену, пытаюсь соединить все вместе и получить одну большую картинку. И знаешь что? Единственный вывод, к которому я постоянно прихожу, это что я ничего не понимаю. То есть вообще ничего. А ты понимаешь, как это угнетает? Представляешь, каким тупым я себя чувствую? Так что спасибо, Боб, спасибо, нет. Тайну мироздания можешь оставить себе. Я и без нее достаточно запутался.
Хейден вытер губы ладонью, потом расстроенно провел ею по лицу и голове до самой макушки и крепко потер там, словно пытался погасить жгущее его пламя.
Медведь наблюдал за ним с холодным спокойствием. Когда Хейден закончил, он произнес:
- Очень плохо. Тебе придется узнать тайну, только так ты можешь спасти Изабеллу.
И, взмахнув лапой, медведь показал Хейдену тайну мироздания.
Это заняло времени не больше, чем нужно колибри, чтобы взмахнуть крылышками один раз. Тайна мироздания невелика, да и не очень-то сложна. В этом и есть проблема человека: он считает ее штукой сложной и потому все время не там ищет.
Хейден вынырнул из нового знания, как шахтер из клети, поднявшей его на поверхность: помаргивая от яркого солнечного света, со слегка кружащейся головой, с трудом сохраняя равновесие, и физическое, и умственное. А все потому, что место, где он был, совсем не похоже на то, где он есть сейчас. И это сбивает с толку и в то же время захватывает.
Но Хейден не знал одного - ради него Боб только что нарушил важнейшее правило Посмертия. Чего не делал раньше никто и никогда. Все, что происходит после смерти, каждый должен расследовать, расшифровывать, разгадывать, распутывать и распознавать сам, без посторонней помощи. Секреты посмертного бытия никогда не должны раскрываться посторонними. Правило номер один. И так было всегда…
До сих пор.
Наконец Хейден "увидел" Боба и не раздумывая произнес:
- Кария буриамп.
Боб кивнул и ответил:
- Скина халуп.
- Клапунда ла ме.
Белый медведь глубоко вздохнул и посочувствовал:
- Горпоп.
- Давай по-английски, Боб. Я еще не привык к новым словам.
- Как хочешь.
- Как мне это сделать? С чего я должен начать?
Впервые за время разговора медведь заколебался и отвел глаза. Хейден заметил, и это ему не понравилось. Посвящение в тайну мироздания несколько обострило его восприятие.
- Что такое?
Зверь упрямо не смотрел ему в глаза.
- Ничего.
- В чем дело, Боб? В глаза мне, пожалуйста, посмотри. Ты отвернулся. Да, я заметил.
- Хаос хочет удержать Изабеллу здесь. Вот почему он все время сюда ее приносит: хочет, чтобы она родила своего ребенка здесь. Если это случится, ни он, ни она никогда не смогут вернуться в свой мир.