Она была ошарашена и не смогла этого скрыть. "Чтение в темноте" было основной метафорой, на которой держалась вся книга. Речь шла о том, как научиться соединять человеческий дух с пятью основными чувствами, тем самым многократно увеличивая их силу. Автор Чейф настойчиво подчеркивал, насколько это необходимо для духовного роста и движения к той цели, к которой дух устремляется, но так ее и не достигает.
- Не может быть! Правда? Вы правда этому научились?
Фланнери кивнул и медленно поднял правую руку ладонью вперед, как свидетель, дающий присягу в суде.
Он представился как Кайл Пегг. Имя показалось ей странным, но когда он сказал, что родом из Австралии, это как будто все объяснило. К тому же она была любопытна.
- Вы и правда умеете читать в темноте?
- Да, теперь умею. А знаете что? Этому не так уж сложно научиться.
Флора, как и другие легковерные люди, не знала, что Рик Чейф и большинство прочих гуру психологической самопомощи, которых так много развелось в последнее время, были творениями Хаоса, такими же, как и Джон Фланнери, он же Кайл Пегг. Это был сравнительно безобидный, но увлекательный и удивительно действенный способ дурить людям головы. Все, что для этого нужно, - заставить их осознать собственные недостатки, что в наш век вины и сомнения совсем не сложно. Следующий шаг - убедить их в том, что, несмотря на это, они уже близки к "Ответу", ключу к счастью, концу радуги, нирване, и так далее. Еще пара крошечных шажков, и вы на месте. Если, конечно, сделаете все, как я скажу.
Только вот никакого такого места не существует, потому что люди все время меняются, а вместе с ними меняются их потребности и желания. Они просто не могут остановиться на чем-то одном и сказать: "Вот оно, вечное счастье". А все потому, что у человечества внимания не больше, чем у домашней мухи. Много ли вы знаете мух, которые обрели свое счастье и вечерами сидели дома?
Разумеется, Кайл Пегг умел читать в темноте. Для него это был не больше чем карточный трюк, обыкновенная ловкость рук, доступная даже плохому фокуснику. Он мог обучить этому кого угодно за пятнадцать секунд.
* * *
Лекция Чейфа показалась Флоре неплохой, но в общем ничего особенного. Может быть, ей понравилось бы больше, не повстречай она Кайла Пегга и не заморочь он ей голову еще до начала.
Ответы на вопросы аудитории, которые последовали за лекцией, показались Флоре нестерпимо долгими. Она скрестила руки на груди и даже не замечала нервного подрагивания солнечных очков, которые держала в одной руке, пока Кайл Пегг, которого это отвлекало, не покосился на нее. Он взглянул сначала на очки, потом на нее и приподнял брови, как будто спрашивая, все ли с ней в порядке.
Сделав отчаянное лицо, она прошипела:
- Зачем задавать такие глупые вопросы? Прочитали бы лучше книгу, там все написано.
- Хотите выпить кофе?
Ее удивило то, что он готов был встать и выйти вот так, под влиянием импульса. Такая смелость и непосредственность ей импонировали. Но, хотя предложение было соблазнительным, она потрясла головой.
- Нельзя же уйти сейчас, при людях, - неудобно. Потом пойдем.
Он не возражал. Он знал, что она не согласится, но хотел, чтобы у нее сложилось впечатление, будто ради ее удовольствия он готов на все.
* * *
После лекции они сидели в кафе "Шварценберг" и ели шоколадный торт с марципанами, каждый кусок размером с небольшое пианино. Кайл съел два. Флоре нравились и его ненасытность, и то, как очевидно он был увлечен ею. Флора была королевой драмы. Свет рампы был ей необходим. Те, кого не отталкивали эти два качества, становились ее лучшими друзьями на всю жизнь, а другом Флора была надежным.
Муж и дети ее обожали, но, как и все ее окружение, плясали под ее дудку и отлично знали, что под горячую руку ей лучше не попадаться. Одного любовника ей обычно не хватало, и она держала сразу двух. Причем совершенно не похожих. Она сразу им говорила, что моногамия - не для нее и это распространяется на них тоже. Так что берите или уходите. И некоторые уходили. Какой-нибудь любовник бросал ее, друзьям надоедало слушать тщеславную чушь, и они переставали отвечать. Флора Воэн обижалась, но недолго. Она была итальянкой. Она была нетерпеливой. Жизнь - это опера. Какой интерес ограничивать себя кем-то или чем-то одним. Ведь вокруг столько других, которых можно любить и с которыми можно дружить, поэтому Флора Воэн редко считала большой потерей, когда кто-нибудь говорил ей "баста".
Фланнери-Пегга больше всего заинтересовала таинственная способность Флоры выявлять в людях качества, которых они и сами в себе не подозревали. К примеру, в нем она с самого начала разглядела сексуальность и затаскивала его в постель при каждом удобном случае. Это толстяка-то Джона Фланнери. Его это ужасно забавляло, потому что полностью шло вразрез с тем планом завоевания ее сердца, который он заранее разработал. Но, надо отдать ей должное, она оказалась такой страстной и изобретательной любовницей, что жалеть о потерянном времени ему не приходилось. Плюс ко всему, она познакомила его с целым арсеналом сексуальных приемов, которые он тут же с успехом испытал на ее подруге Лени.
Когда Флора впервые увидела своего мужа, тот был блестящим предпринимателем, но при этом милым и скучным человеком, который находил удовольствие в том, чтобы собственноручно гладить свои трехсотдолларовые рубашки под звуки невразумительных симфоний Сибелиуса. Закатав рукава, она прорыла тоннель глубоко под отутюженную поверхность к неисследованным пластам его души. Там она обнаружила томившегося в заточении воскресного Рэмбо, который, при ее полной поддержке, занялся стрельбой из лука и даже дважды спрыгнул на тарзанке с восьмисотфутовой "Донаутурм". Флора представляла собой интересное противоречие. При всем своем эгоцентризме она почти всегда искренне сопереживала и понимала других. За это ее и любили преданные друзья.
Однако всему есть предел. Лени никогда не доверяла Флоре настолько, чтобы рассказать ей про Джона Фланнери. Изабелле она тоже ничего не сказала, хотя и собиралась. Проблема с Флорой была в том, что зачастую она устремлялась с новостями в самом неподходящем направлении. Передавала их кому не следовало или пробалтывалась где не надо о том, что должно было оставаться в секрете. А все потому, что она так переживала и радовалась за вас, только вот вам приходилось потом расхлебывать. Кроме того, она любила задавать нескромные вопросы, ответы на которые либо совершенно ее не касались, либо вы еще не были готовы их давать.
Вскоре после их встречи Кайл Пегг попросил Флору никому не рассказывать о нем и об их отношениях. Когда она негодующе поинтересовалась, почему нет, он нашел единственный возможный ответ, который заставил ее заткнуться раз и навсегда:
- Потому что меня ищет Интерпол. Если меня найдут, я спекся.
Вот и все. Его признание было так неожиданно и восхитительно, что она заперла его в глубинах своего сердца и не обмолвилась о нем ни единой живой душе. За все время, что они были вместе, он почти ничего больше об этом не говорил. Только раз он обмолвился, что его "проблема", как он ее назвал, имела отношение к фальшивым американским долларам в Сирии. Ей хотелось знать все, но она добилась лишь признания в том, что Кайл Пегг не настоящее его имя, что было в некотором роде правдой. Когда она спросила, как его зовут на самом деле, он задумался и посмотрел на нее оценивающе. Потом суровым голосом сказал:
- Может быть, я и отвечу, когда решу, что могу полностью доверять тебе.
Это возбуждало. С преступником она еще никогда не была. К тому же фальшивомонетчик - это вам не убийца какой-нибудь. Какой за это полагается срок - за преступление без жертв? У нее был роман с мужчиной, который скрывался от правосудия, читал Рика Чейфа и обращался с ней, как с королевой. Фланнери готовил для Флоры умопомрачительные блюда. Рассказывал ей истории из своей жизни и описывал свои подвиги в местах вроде Самарканда и Алеппо. Этот человек знал жизнь не понаслышке. Удивительные, потрясающие пустячки нескончаемым занимательным потоком текли из его уст.
- А ты знаешь, что дятел какает, прежде чем взлететь, так что есть его можно целиком, со всеми потрохами.
- Историки говорят, что первый хлеб изготовили, скорее всего, совершенно случайно примерно восемь тысяч лет назад.
Он приправлял свою речь пословицами на каждый случай, над которыми она хохотала во весь голос. Например: "Когда удача порхать устанет, то и на глупую корову присядет". А необычайная проницательность его суждений порой заставляла ее видеть жизнь в совершенно иной, поразительной перспективе.
Как-то утром, составляя список покупок, Флора замечталась о Кайле Пегге и непроизвольно написала на листке бумаги слово "камин". Потому что именно таким представлялся ей новый любовник - похожим на большой камин, рядом с которым можно сидеть часами, глядя в потрескивающее пламя. Он излучает тепло и уют, но внутри его огонь. Кайл был преступником, но это делало его только привлекательнее в ее глазах.
* * *
Теперь Флорин преступник остановился в задних рядах толпы, чтобы разглядеть лица и позы участников похорон, пришедших воздать последнюю дань уважения Лени Саломон. Среди них был и ее муж. Фланнери знал Михаэля Саломона, потому что некоторое время изучал его, надеясь использовать в своих целях. Это был красивый парень, но внешность была его единственным достоинством. В некотором отношении он напоминал Саймона Хейдена. Было понятно, почему Лени спала с ними обоими.
Михаэль был стоматологом и ортохирургом. Лени делала искусственные зубы. Они познакомились, когда он зашел в ее офис посмотреть, как идет работа над мостом для маленького ребенка, потерявшего почти все зубы в ужасной катастрофе. Лени сделала мост, и он был безупречен, более чем. Не вставая со своей рабочей скамьи, она на раскрытой ладони протянула мост симпатичному хирургу и сказала:
- Вот, пожалуйста, зубки для мышонка.
Они стали встречаться. Ему удалось убедить ее, что он интереснее, чем кажется. Несколько месяцев спустя, когда он предложил ей выйти за него замуж, она согласилась, потому что чувствовала себя с ним защищенной и уверенной. Втайне ему даже нравилось, что она, такая красивая, к тому же еще и хромая. В этом была какая-то пикантность, космическое равновесие своего рода. Он свободно говорил по-английски, что было хорошо, ведь она любила говорить на этом языке. Одно время у него был мотоцикл "лаверда", на котором он выглядел героем. Ей нравилось кататься, прижавшись щекой к его спине и обхватив руками за талию. Михаэль обращался с ней как с леди и своей ровней. Жили они хорошо. У нее были две лошади. Он много зарабатывал, несмотря на то что был заурядным специалистом. Но он стажировался в Америке, что придавало ему определенный престиж в глазах венцев. Оба любили лосося на гриле, музыку эмбиент и современную прозу. Он был занудой; она - иногда сварливой, иногда мятежной. Ладили они неплохо, особенно когда редко виделись.
Но Лени умерла, и это была утрата. Как это могло случиться? Дантисты строят планы. Они все тщательно планируют заранее. Вся их совместная жизнь, до самого конца, уже была разложена по полочкам в его голове. На следующий год он планировал убедить жену родить ребенка. Он хотел построить на озере дом и ездить туда с сыном на рыбалку.
Фланнери наблюдал, как хаос, растерянность и смятение сменяют друг друга во взгляде Михаэля Саломона со скоростью автомобиля, который занесло на "черном льду". Такое потрясающее название существует для тех коварных ледяных пятен, которые зимой застигают водителей врасплох, и в следующую секунду их машина летит кувырком, а то и слетает с дороги. Доктор Саломон несся по "черному льду" с того самого момента, как услышал, что его жена мертва. Ужас был не только в полной потере управления, но и в том, что он никак не мог с этого льда выбраться. Куда бы он ни повернул, всюду находил лишь еще больше смятения и потерь. Он искренне любил ее, это правда, но она всегда была лишь частью его успешной деловой жизни. И только когда ее не стало, он понял, какой вес и значение она имела.
Теперь Михаэль переводил взгляд с ее гроба на землю, ту сырую коричнево-черную почву, в которой сначала будет лежать хрупкое тело его жены, потом ее голые кости, потом то, что останется, - горстка зубов, сгнившая туфля, покоробившаяся, точно отсыревший картофельный чипс, да расползающиеся лоскуты ткани, пережившие многолетнее путешествие под землей.
В тот самый миг, неприличный для Михаэля Саломона миг между прозрением и катарсисом, призрак Лени явился ему и всем, кто пришел на похороны, включая Джона Фланнери.
Пришедших было сорок один человек. Одни знали покойную хорошо, другие почти совсем не знали. Одних на похороны пригласили; другие услышали от первых или прочитали в колонке объявлений в газетах. Пришли два бывших любовника. Один все еще немного ее любил. Явилась одногруппница, которая терпеть не могла Лени, а та ее. Теперь она пришла позлорадствовать. Были здесь и дети; мальчик пришел потому, что был племянником Лени, девочка потому, что родителям не с кем было ее оставить. Был семидесятидевятилетний пенсионер, который совсем не знал умершую; просто вышел на утреннюю прогулку и остановился у церкви, потому что любил свойственное похоронам чувство общности. Около половины пришедших позавтракали. Другие не успели, а третьи просто не могли, зная, что им предстоит присутствовать на похоронах.
Ровно в одиннадцать часов семнадцать минут один и тот же образ возник перед внутренним взором каждого присутствующего: Лени сидела за кухонным столом в своей квартире, лицом к ним, словно ведущая теленовостей перед камерой. На ней было черное платье, в котором ее хоронили. Выражение лица спокойное и целеустремленное - не более. Перед собой она держала белый лист бумаги. На нем от руки жирными черными буквами было написано: "Стеклянный суп".
Глядя прямо перед собой, она подняла листок на уровень глаз, чтобы все могли разглядеть, что там написано. Мгновение спустя она опустила лист и проговорила те же два слова одними губами. СТЕКЛЯННЫЙ СУП. Потом покивала, словно подтверждая: да, да, вы все поняли правильно - СТЕКЛЯННЫЙ СУП.
Первыми на явление мертвой женщины отреагировали дети. Маленькая девочка, которая пришла на похороны потому, что ей не нашли бебиситтера, тут же закрыла глаза и загадала желание. Она как раз думала о феях и вполне резонно предположила, что видит именно фею в черном, которая пришла потому, что ее звали. Маленькая девочка загадала себе слона, но только маленького, синего, чтобы ложился с ней спать и составлял ей компанию ночью.
Маленький мальчик знал, что женщина, которую он видел, была его тетя Лени. Но он еще плохо представлял, что значит быть мертвым, и поэтому захихикал. Он как раз начал учиться читать, но только по-немецки. Он не знал, что означают английские слова "glass soup". Вот он и хихикал над ней и глупыми непонятными словами, которые она ему показывала. Он спросит у тети Лени, что они значат, когда увидит ее в следующий раз.
Взрослые реагировали на видение неодинаково. Их лица выражали удивление, испуг, некоторые были в ужасе, другие - в восхищении, ведь все они верили в разных богов и были уверены, что видение живой Лени на собственных похоронах - знак свыше. Но никто из них, ни один человек, даже Джон Фланнери, ни на миг не подумал, что виденное им видели и другие. Вот что удивительно.
Некоторые виновато озирались, как будто другие участники церемонии могли заглянуть в их головы и подсмотреть потустороннее видение, которое им только что было. Однако никто из присутствовавших на похоронах пока даже не подозревал и не мог представить, что другие видели то же, что и они. Люди смущенно отводили глаза, кто вниз, кто в сторону, а кто в небо, чтобы осушить слезы, или даже на гроб, чтобы убедиться, что он никуда не делся.
Но что же такое стеклянный суп?
МОЛИТВА О ДИНОЗАВРЕ
Джон Фланнери знал, что такое стеклянный суп. Едва увидев, как Лени подняла свою надпись, он повернулся кругом и заспешил прочь. Вид у него при этом был как у человека, которому срочно понадобилось в туалет. Глаза вытаращились; кулаки то сжимались, то разжимались. Добежав до машины, он долго мучился, пытаясь вставить ключ в замок, пока наконец не вспомнил, что машина открывается нажатием кнопки на ключе зажигания. Забравшись в машину и усевшись на сиденье, он первым делом пукнул. Раньше за Фланнери такое не водилось, но сейчас вышло смачно. Он так спешил по дороге с кладбища, что наглотался воздуха, и его встревоженное тело поспешило избавиться от него таким способом. Вздрогнув, он обернулся и посмотрел вниз, на свою задницу, как собака, которая только что пукнула; собаки, когда пукнут, часто делают вид, как будто то, что случилось, не имеет к ним ни малейшего отношения. И они удивлены этим шумом не меньше вашего.
Запахи газов, новой машины и дорогой кожи наполняли пространство вокруг него. Фланнери сидел, уставившись прямо перед собой, и знал, что надо двигаться, но не мог, так его поразило случившееся. Противник только что нарушил правила. Какая-то огромная новая динамика на подходе. Знай он, что все до единого на кладбище видели то же, что и он, испугался бы не на шутку.
В человеческом облике Джон Фланнери никогда не пукал и ничего не боялся. Да и чего ему бояться? Что может напугать такого, как он? Ему не нужно было есть, разве только для того, чтобы убедить других в том, что он тоже человек. Его сердце не билось, а если и билось, то исключительно с той же целью. Дышал он только потому, что, если бы кто-нибудь заметил, что он не дышит, могли возникнуть проблемы. Он здесь по делу, а тело - униформа, необходимая для его работы. И до сих пор он справлялся с ней отлично. Но за все случаи, когда ему приходилось воплощаться в человека, такого, как сегодня, он не помнил. Сегодняшнее событие его глубоко потрясло.
У живых был один мир, у покойников - другой. Граница между ними определена раз и навсегда, и никто ее никогда не нарушал. Когда-то этот закон был священен и нерушим для всех, кроме Хаоса. Он как не признавал никаких границ и запретов, так и не признает. Хаос творит, что захочет, потому-то Фланнери и порхал между жизнью и смертью с такой легкостью. А потом Изабелла Нойкор и Винсент Этрих тоже совершили переход. Но еще опаснее было то, что Лени Саломон, перейдя в другой мир, сумела послать четкое и ясное сообщение в этот. Для тех, кто его понял, в нем содержался ответ на главную загадку бытия, что не дает покоя человечеству с самого начала его существования.