Котел стоял на возвышении – черный, давящий и одновременно свой, известный до последней царапины. Косталан подошел к нему, положил ладони на шершавый бок. Пародел не отозвался на прикосновение, без воды, огня и пара он выглядел мертвым и неподвижным. Но мастер знал, как обманчиво такое впечатление. Уже совсем скоро языки пламени лизнут гладкие черные бока, а внутри забурлит, изойдет паром кипящая вода. Две извечно враждующие стихии соединятся, рождая новую, невиданную силу в помощь немощным человеческим рукам. Несмотря на все патриотические заверения Креганону, мастер продолжал считать, что создает пародел в первую очередь для блага людей, а не для их уничтожения.
Если, конечно, все рассчитано правильно.
Если нет ошибок в конструкции.
Если враги не проявят себя снова и не попытаются разрушить котел.
От нетерпения Косталан начал расхаживать по просторному двору мастерской, заново просчитывая в уме, все ли готово, и что еще из многократно проверенных частей стоит проверить еще раз.
Наконец проснулись литейщики, загомонили, в воротах легионеры уже обыскивали раннюю пташку – первого из мастеров, расчетчика Ринтагавора. Старый математик тоже вложил в пародел немало труда, волновался за него, проворочался всю ночь, но так и не смог заснуть. Седина в волосах, седьмой десяток пошел, а нетерпелив, как мальчишка. Вроде вон того молодого мастера-изобретателя, что яростно меряет шагами двор. Два сапога – пара. Сейчас еще и главный литейщик Енгарно заявится… А! Вот и он, легок на помине.
Скорее всего, Всевидящему Оку тоже не терпелось. Солнце поднялось совсем невысоко, может, на три ладони от горизонта, как в кузни пожаловал Зрачок Креганон. С ним приехал невысокий пожилой чиновник с золоченой серьгой в ухе и нарукавным знаком личного посланника императора. Ресницы кланялись ему чуть ли не до земли, литейщики приветствовали несколько более сдержанно, но тоже эмоционально: шутка ли – сам Беспристрастный Свидетель, глаза и уши императора, да продлится вечно его правление!
Не зря, значит, лютовали слуги Ока – дело-то и впрямь выходит не простое, государственной важности.
Зрачок подошел к Косталану:
– Доброго дня, Косталан-са!
– Доброго… – проворчал кузнец. Совсем промолчать он все-таки не смог – слишком важный день сегодня, зачем очернять его ненавистью?
А вот Свидетелю мастер поклонился. Тот кивнул в ответ, как и подобает в таких случаях: вижу, мол, приветствие и тебе, добрый мастер. Сам понимаешь, сейчас мне не положено проявлять эмоции, я должен оставаться беспристрастным, чтобы доброе расположение или неприязнь не смогли повлиять на мой рассказ императору.
– У вас все готово? – спросил Креганон. – Тогда начинайте. Всевидящее Око, советники и сам император, да продлится вечно его правление, ждут от нас вестей. Негоже заставлять их ждать слишком долго.
Косталан кивнул, махнул рукой:
– На-ачали!!!
Подмастерья скорой ногой натаскали в котел воду, другие сложили под ним целую гору поленьев маслистого дерева. Кузнец специально выбрал именно его – он жара выделяется горючая смола, вспыхивает сама, и в итоге дрова горят раза в полтора дольше обычных, ровно и надежно.
Еще вчера Косталан мечтал самостоятельно зажечь огонь на первых испытаниях. Но сейчас передумал. Вытащил из-за пазухи кресало, протянул расчетчику:
– Ринтагавор-са, вы самый почтенный человек среди нас. С вашими годами не сравнится никто. Вам и честь.
Краем глаза кузнец заметил, как удивленно приподнялась бровь у Креганона. Может, думал, что ему предложат зажечь огонь? Нет, вряд ли. Скорее всего, не понял, почему это изобретатель доверил другому то, что по праву принадлежит ему. Наверняка, и объяснение нашел, сообразно своей извращенной соглядатайской логике.
Мастер Ринтагавор целое мгновение, показавшееся Косталану вечностью, смотрел прямо на него. В уголках глаз старика кузнец заметил блестящие слезинки. Потом расчетчик коротко поклонился, кряхтя, присел перед котлом и чиркнул кресалом. Искры брызнули на поленья, те сразу занялись и, спустя совсем немного времени, весело потрескивали. В чистое, по-утреннему прозрачное небо поднялся столб сизого дыма.
Сзади кто-то неистово молился Небесному Диску – его красный, всевидящий глаз как раз появился над горизонтом. Косталан и сам поймал себя на том, что губы шепчут слова покаяний и просьб.
Ринтагавор завороженно стоял и смотрел на пламя, сжимая в руке кресало. Мастера позвали, но он, казалось, ничего не слышал. Два подмастерья, испросив разрешение у Косталана, осторожно взяли старого расчетчика под руки, увели под сень навеса, принесли скамеечку. Он сел, все так же неотступно наблюдая за пляской огня и крепко зажав кресало в кулаке.
Внутри котла постепенно нарастал глухой шум, потом забурлила вода. Пародел закипел.
– Пора! Открываем желоб! – сказал литейщик Енгарно. Руки мастера жили своей беспокойной жизни – он то стискивал их, то теребил бляху с молоточками, знак своего цеха, то нервно почесывал подбородок.
– Рано, – ответил Косталан. – Чем больше воды обратится в пар, тем теснее ему будет внутри. А значит, тем больше окажется его сила.
Шум становился все сильнее, котел начал вздрагивать и покачиваться.
– Присоединяйте груз! – скомандовал Косталан.
Подмастерья в толстых кожаных рукавицах – чтобы не обжечься, заткнули выходной желоб толстой железной чушкой, привязали к ней груз и перекинули веревку через поперечную балку постамента.
Креганон обернулся к мастеру:
– Что это?
Жгучий огонек интереса в его голосе нельзя было не услышать.
– Эту часть мы называли толкателем. Пар внутри рвется наружу, но мы откроем ему лишь узкий желоб, отчего сила увеличится многократно. Пар устремится вперед, двигая толкатель перед собой. Тот, в свою очередь, потянет груз, привешенный на веревке, и мы сможем узнать, какова сила пародела.
– Сколько весит груз?
В первое мгновение Косталан даже не сообразил, кому принадлежит этот скрипучий, лишенный всяких интонаций голос. Потом сообразил.
– Сто алинов, Беспристрастный Свидетель. Немногим больше взрослого человека.
– Вы думаете, пар сможет поднять такой вес? – недоуменно спросил Зрачок Креганон. – Легкий, невесомый пар?
Несмотря на внутреннее напряжение, Косталан усмехнулся. "Да, есть в Поддисковом мире такое, над чем ты не властен. И что не поймешь никогда, как не напрягай свой палаческий умишко!"
– Сейчас увидите.
Котел дрожал, как крыша дома при небольшом землетрясении. Шум бурлящей воды усилился настолько, что мешал разговаривать.
Косталан шагнул вперед, развел руки в стороны – разойдись, мол – и взялся за веревку, открывающую заслонку выпускного желоба.
– Ну! – прохрипел Енгарно. Он стоял красный, как заходящий Небесный Диск. У мастера-литейщика всегда были нелады с кровью, лекари называли эту болезнь загустением. От долгой работы или, как сейчас, от сильного волнения, его кровь густела, начинала течь медленнее, отчего Енгарно становился похожим на перезрелый плод солнечного дерева.
– Х-ха! – выкрикнул Косталан, с силой потянул веревку. Она поддавалась с трудом, и ему пришлось повиснуть на ней всей тяжестью.
Заслонка со звоном выскочила из пазов, но этот звук услышал только сам мастер, потому что стоял рядом. Перегретый пар рванулся наружу с таким ревом и грохотом, что с окрестных деревьев снялись птицы, а люди, стоящие вокруг на какое-то время просто оглохли.
Толкатель полетел вперед, словно от хорошего пинка, потянул за собой стоалиновый груз. Тяжеленная чушка легко, как человеческий волос, взлетела на высоту балки, перемахнула через нее, замерла на мгновение в самой верхней точке траектории, а потом рухнула на землю, разметав аккуратную поленницу запасных дров.
Такого эффекта не ожидал даже сам изобретатель. Косталан посмотрел на здоровенную железную дуру, которая только что летала, словно птица, помотал головой и заорал во все горло.
Крик подхватили остальные, заглушив даже змеиное шипение выходящего пара. Подмастерья и литейщики помоложе обнимались, вопили, будто детишки на площадке для игр. Мастера Енгарно и Ринтагавор, не сговариваясь, подошли к изобретателю и одновременно поклонились. Не как равному, а как ученики своему учителю.
Косталан смутился, подскочил к ним, обнял, заставил выпрямиться и сам склонил голову, словно нерадивый сын.
– Я бы ничего без вас не смог, благородные умельцы. Спасибо, мастер Енгарно. Спасибо, мастер Ринтагавор.
"Благородные умельцы" – так на древнем наречии называли только настоящих искусников, способных, по преданию, подковать домашнего жука-усача или связать сотни железных нитей в неведомый узор при помощи одного только молота.
Мастер-литейщик что-то пробормотал в ответ, смахнув украдкой набежавшую слезу, а расчетчик заплакал почти в открытую, не стесняясь. Бесцветные старческие глаза лучились силой и молодостью, как в те давние времена, когда молодой Ринтагавор впервые пришел на двор императорских кузней.
Зрачок Креганон подошел, как всегда незаметно. Косталан даже вздрогнул, услышав голос слуги Ока. Но в его словах слышалось только неподдельное восхищение. От привычной жесткой иронии и издевки не осталось и следа.
– Поздравляю вас, Косталан-са! Поздравляю от всей души! – восторженно сказал он. – Не зря я в вас верил и защищал перед Всевидящим.
– Спасибо, Креганон, я…
– Не говорите, что тронуты моей похвалой, не поверю. Мне больше по душе честный мастер Косталан, который однажды чуть не убил меня, чем искусный льстец.
Кузнец хотел сказать, что Всевидящее Око мог потерять своего самого верного слугу как минимум дважды, но промолчал. Сейчас он как никогда раньше почувствовал, сколь ничтожна может быть ненависть к человеку, который изначально не достоин сильных эмоций. Ненавидеть можно настоящую личность, а кто такой Креганон? Заплечных дел подмастерье Всевидящего Ока, угрожавший Косталану, пока тот был подозреваемым в крамоле. Зрачок играл с ним, как хотел, пока мастер находился на положении арестанта, вынужденный строить свою мечту взаперти. Теперь, когда машина есть и действует, когда заинтересованный император присылает на первые испытания Беспристрастного Свидетеля, когда есть все шансы, что молодой изобретатель может подняться высоко, купаясь в лучах славы и благожелательного внимания, Креганон лебезит перед ним, выказывая одобрение.
Совсем как Веко Лебанури недавно. Может, у них так заведено?
Кузнец вздохнул. К сожалению, не только у них. "Нисходящего – толкни, восходящего – лизни", – сказал как-то мастер Саригано, вразумляя молодого ученика. Пошутил вроде. Но странное выражение его глаз Косталан запомнил навсегда. Они словно бы говорили: пойми, парень, истина – не всегда то, что высказывается вслух.
"Эх, Саригано-ансей, где ты сейчас? Хорошо, если на руднике. По обвинению в измене могли и к очистительному сожжению приговорить …"
– Скажите, Креганон, а где сейчас мастер Саригано?
Зрачок не изменился в лице, все так же продолжая улыбаться, разве что появилась дополнительная морщинка на лбу – показатель суровости, да улыбка стала немного безжизненной.
– Странно, что в такой момент вы интересуетесь судьбой преступника.
– Оставьте. Вы прекрасно знаете, почему я вас об этом спрашиваю. Саригано – мой учитель, мы вместе начинали делать машину. Именно он ее так назвал, я предпочитаю слово "пародел". В день, когда она заработала, я хотел бы стоять с ним рядом. Если он действительно преступник…
– Вы считаете, что мы можем осудить невинного?
– Я ничего не считаю, Креганон. Бросьте эти ваши ловушки и неожиданные вопросы. Я просто спросил – где он?
– На рудниках. Не волнуйтесь – не в забое. Мы же не звери, понимаем, что не в его возрасте рубить камень киркой. Он руководит прокладкой новых штреков.
Косталан кивнул. По тону Креганона тяжело понять – врет он или нет. Похоже, говорит правду. Легкой тебе работы, Саригано-ансей…
– Спасибо.
– Не за что. Поймите, Косталан-са…
И тут снова подал голос Беспристрастный Свидетель.
– Сто алинов ваш пародел поднял без труда. Почему вы взяли именно столько для первого опыта?
– Я поначалу сомневался, какой груз вешать. Может, десять или двадцать алинов для начала? Но потом вспомнил случай, который и подсказал мне идею машины. Я тогда как зачарованный смотрел на крышку котелка с похлебкой, что прямо-таки плясала под действием пара. Его там было совсем ничего – и винную чашу целиком не наполнить, а крышка весила не меньше алина.
– Каков же предел по тяжести груза? Как вы думаете?
– Не знаю. Для этого, – Косталан указал на пыхтящий котел, из которого все поднимались наверх струйки пара, – примерно раза в три больше, двести пятьдесят, триста алинов. Для разового опыта, как сейчас. Если же сделать возвращаемую заслонку и выпускать пар постоянно, то чуть поменьше, алинов двести.
– А что будет, когда выкипит вся вода?
– Пародел придется остановить. Но это же только модель. В движителе, который мы разрабатываем с мастером Ринтагавором, отработанный пар будет охлаждаться, возвращаться по трубам обратно в котел и снова использоваться. Таким образом, машина проработает сколько угодно долго, пока не закончатся дрова.
Беспристрастный Свидетель кивнул, завернул обшлаг рукава и прикрыл свой значок. Что означало: я увидел все, пора ехать на доклад к императору.
– Заполняйте котел! – скомандовал Косталан подмастерьям. – Да смотрите, не обожгитесь паром!
Повернулся к Креганону и сказал:
– Не пора ли вам выполнить свое обещание?
Зрачок немного помялся, кивнул:
– Да-да, конечно. Только с вами поедет Веко Лебанури, мне нужно сопровождать Беспристрастного.
"Да мне все равно! – подумал кузнец. – Что портовый налетчик, что трактирный воришка!"
– Только вам придется завязать глаза. Вы не против?
– Это почему вдруг?! – взвился Косталан.
– Чтобы вам не пришла в голову крамольная мысль однажды прокрасться к своей подруге и вырвать ее из наших грязных лап, – ерничая, проговорил Зрачок. Потом резко посерьезнел и закончил фразу самым обыденным тоном: – Поймите, мастер, нет знания – нет соблазна. Вы не убежите искать Юнари, не зная, где она. Останетесь здесь. И – соответственно – останетесь живы и на свободе, ибо за стены кузней Солмаону хода нет. Я боюсь за вас, Косталан-са, у меня такая работа.
"Ты действительно боишься. Только совсем не того, о чем говоришь. Ты боишься, что я найду ее и убегу, не построив тебе смертоносный флот паровых кораблей!"
Повозка долго тряслась по ухабам, то и дело поворачивая, из чего Косталан заключил, что его возят по городу кругами, стараясь запутать. Наконец скрип колес сменился ровным стуком – повозка въехала во двор, выложенный каменными плитами.
– Приехали, мастер! – сказал Веко и снял повязку с глаз.
Двор ему рассмотреть не дали, два дюжих легионера (где только таких нашли?) потащили его вверх по ступеням дома. Единственное, что молодой изобретатель успел приметить – замшелый фонтан посредине и увитую вьюнком стену без единого окна.
Долгие, почти бесконечные коридоры – Косталан даже удивился, неужто его привезли в Мраморный город? Только там есть такие огромные дома.
Наконец Веко Лебанури остановился перед ничем не примечательной дверью и сказал:
– Стоп! Пришли!
Он вошел внутрь, но тотчас появился обратно:
– Тссс! Она спит. Идите, мастер. Только не испугайте ее.
– Разберусь! – мотнул головой Косталан. – Сколько у меня времени?
Бывший вор-аристократ по кличке Скользкий улыбнулся:
– Вообще-то Зрачок Креганон обещал прибыть к заходу. Может, раньше.
– И он не сказал вам, когда нужно вернуть меня назад? – недоверчиво спросил кузнец.
– Нет, мастер. Он просто забыл. Сами понимаете, Беспристрастный Свидетель занял всего его помыслы.
– А вы?..
– Что – я? Я не могу брать на себя ответственность. Мне приказали доставить вас сюда, и я это сделал. Дальше все решает Зрачок Креганон.
Косталан благодарно кивнул. На миг ему даже сделалось стыдно за то, что он все время подначивал Лебанури. Вне бдительного ока начальства он, оказывается, не такой уж плохой человек.
Он вошел в дверь, откинул шитую занавесь.
Посреди широкой и просторной комнаты стояла разобранная постель невероятных размеров. На ней, свернувшись клубком и поджав ноги, спала Юнари. Покрывало валялось рядом – она как обычно ворочалась ночью и сбросила его на пол.
Мастер сел рядом, накрыл девушку покрывалом, подоткнул края. Больше всего на свете ему сейчас хотелось сжать ее в объятиях, но во сне Юнари выглядела такой беззащитной, что Косталан не осмелился ее тревожить.
Вдруг она пошевелилась, улыбнулась во сне и прошептала:
– Коста, милый…
Он ласково погладил Юнари по плечу, наклонился и поцеловал в щеку. И, видимо, уколол щетиной, к которой за последнее время уже успел привыкнуть. Она ойкнула, попыталась отмахнуться, скорее всего, посчитав мастера каким-нибудь кусачим насекомым.
Широко распахнула глаза и радостно закричала:
– Коста! Это и правда ты?
– Я, милая, – сказал он. – Я с тобой.
С восторженным визгом она бросилась ему на шею, обхватила руками и ногами, крепко прижала к себе, явно не собираясь больше никуда отпускать. Косталан хотел что-то сказать, но ему не дали: Юнари, плача и смеясь одновременно, целовала его без остановки, куда придется. Кузнецу пришлось говорить короткими фразами, как перебежками, в недолгие мгновения пауз, когда девушка останавливалась, чтобы передохнуть и вытереть слезы.
– По… подожди, я… небрит, да и… умыться не успел… примчался к тебе… сразу из мастерской.
– Мне все равно, выбрит ты или нет, Коста. Ты мне любым нужен. Я же люблю тебя.
У мастера закружилась голова. Опять, совершенно некстати, вспомнились красивые фразы из древних книг. "Им многое нужно было сказать друг другу!"
Но разве три простых слова, что чаще всего произносят в Поддисковом мире и сильнее всего жаждут услышать – это много? Всего лишь три слова, способные перевернуть мир и раскрасить жизнь самыми яркими цветами. Так значит, все-таки – много?
Если бы Косталан знал всю правду, то вероятнее всего никогда бы не стал благодарить Лебанури. Он бы просто задушил его.
Креганон не забыл отдать приказ. Отнюдь. Наоборот, он оставил очень четкие и подробные распоряжения и потребовал от Века беспрекословного исполнения. Зрачок Всевидящего Ока хотел, чтобы легионеры выждали за дверью немного времени, а потом – вломились в комнату Юнари и вытащили оттуда Косталана. В каком бы виде он не оказался; в этом месте Креганон глумливо усмехнулся. Грубо оторванный от своей подруги, кузнец сделает все, чтобы побыстрее вернуться к ней. Он станет покладист, послушен и больше никогда не посмеет перечить самому Зрачку!
Но в планы людей, хороших и плохих, как обычно вмешалась судьба. Неумолимая и беспристрастная, она расставила все по местам.
Косталан даже не успел привыкнуть к тому, что Юнари снова сидит у него на руках, не успел вспомнить, как она пахнет и какие красивые у нее волосы. Он целовал их и не мог поверить, что все происходит наяву, что они снова вместе.