Кин Лиганова успел три раза раскаяться, что согласился принять у себя Иррабана. Имперский посланник в твоем дворе – отличный повод для пересудов и сплетен. И никто, конечно, не поверит в хорошие новости, все соседи в один голос заявят: его приезд – преддверие ареста. И не отмоешься потом, каждый встречный будет смотреть с подозрением, большинство старых друзей отвернутся от тебя, а те, что побогаче, вообще откажут от дома.
Иррабан уехал с посланником, естествоиспытатель взялся их провожать до самого Солмаравана, а когда вернулся, обнаружил, что в доме все перевернуто. Полы вскрыты, мебель порублена в щепы, и даже резные декоративные панели, которые он привез из горских княжеств, варварски отодраны от стен – агенты Чжандоу искали бумаги географа.
Квашнин тоже проводил Иррабана до столицы, передал сведения чжаньцам, а для уверенности встретился еще и с Рибауном. Тайная Служба давно знала, что кожевенник работает и на Соцветие, в разговоре с ним Игорь как бы случайно упомянул беглого ученого. Рибаун вдруг куда-то заторопился, наскоро пересказал кое-какие новости, одна из которых повергла землянина в шок.
А через день, когда с императорского двора Иррабану доставили личное приглашение Гравандера II, чжаньцы дерзко переиграли солмаонскую разведку. Географа практически не охраняли – предложения императора были слишком щедрыми, чтобы опасаться побега. На всякий случай к нему приставили двух соглядатаев, обязав следить за всеми передвижениями ученого.
Утром их нашли на задворках постоялого двора с перерезанным горлом.
Кин Иррабан исчез.
Игорь вернулся с материка почерневший от усталости и сразу же вызвал к себе командиров групп. Коротко рассказал им о побеге Иррабана, о похищении, но агенты сразу же заметили, что командира гнетет совсем другое.
– …но когда наш благородный географ прибыл в столицу, и ему назначили аудиенцию у самого императора, его прямо из-под носа солмаонской разведки выкрали шпионы Чжандоу. Прямо с постоялого двора, где он остановился.
– Но это же хорошо! Ты же сам говорил: "Мы вбросим козырь в игру, когда придет время". Разве нет? – спросил Ли.
– Да, говорил. Но сейчас чаша весов чересчур качнулась в сторону Соцветия: они строят машину, а теперь и географ у них же… Они могут максимально форсировать исследования, опасаясь противодействия Солмаона. И двигатель, и путь на запад вполне могут быть подготовлены уже к концу зимы. Если, конечно, Гравандер II не сделает ответный ход.
Агенты ждали продолжения, но Квашнин замолчал. Он как будто давал понять, что разговор закончен – взял со стола трансивер, набрал код и сказал в микрофон:
– Свен, зайди ко мне. Срочно.
– Мы больше не нужны, командир?
– Ребята, не уходите. Сейчас Свен придет… – неожиданно попросил командир.
Дюваль и Ли переглянулись: Квашнин не часто говорил таким тоном.
Хеглунд появился через несколько минут, когда напряжение в кабинете достигло максимума.
– Всем привет! – задорно провозгласил он с порога. – Наклевывается новое дельце, командир? Хорошо! А то я уже соскучился.
По рекомендации аналитического отдела шведа решили временно попридержать в резерве. Подозрительный Крастал усердно копал вокруг Веселой улицы, пытаясь выйти на таинственного кина Саргамо. Ничего путного он пока не нашел, но рисковать все же не стоило.
– Свен… – неестественно спокойно сказал Квашнин. – Сядь, Свен.
Швед осторожно опустился на стул.
– Что случилось?
– Вчера вечером на Веселой улице гвардейский патруль обнаружил труп. Труп девушки… Ее опознали. Это был Илама, Свен.
– К-кто?! – заикаясь, спросил Хеглунд. От внезапно прилившей крови его лицо исказилось и превратилось в неподвижную маску.
– Илама.
– Н-нет, я с-спросил, кто… ее убил?!
– Говорят, уличные грабители. Она возвращалась от подруги и…
– Я не успел, – тихо сказал швед.
– Что?
– Я хотел увезти ее и… не успел.
Он опустил голову, посмотрел на свои руки. Несколько раз разжал и сжал кулаки. Игорь поднялся из-за стола, хотел обнять Хеглунда за плечи. Тот резко отклонился в сторону, словно дав понять: не трогайте меня сейчас.
Дюваль и Ли с жалостью смотрели на него.
– Све-ен… – тихо позвал Жан-Поль.
– Ничего, – сказал Хеглунд. – Со мной все в порядке.
Он резко вскочил, обвел стены помутневшим взглядом и выбежал из кабинета.
– Я догоню, пока он что-нибудь над собой не учинил, – сказал Дюваль и бросился следом.
– Это правда? – спросил Ли.
– Что?
– Про грабителей.
Квашнин на мгновение замялся.
– Нет, Ли. Иламу убил Рибаун, кожевенник. Якобы за то, что слишком много знала. Свена долго не было, она заволновалась и помчалась в мастерскую к Рибауну, он ей по глупости однажды адрес оставил. Илама частенько видела их вместе, подумала, что кожевенник может что-то знать. А он решил, что его выслеживают, слишком уж приметно девушка крутилась около мастерской, могла всех выдать. У Рибауна с головой явно не все хорошо, паранойя цветет буйным цветом, вот и зарезал любопытную.
Китаец беспокойно оглянулся на дверь, как будто ожидал, что Свен все слышал и сейчас ворвется в кабинет, начнет крушить мебель.
– Врет?
– Может, и врет. Скажем, она ему просто не дала. Решила, что кроме нашего Свена никто ей больше не нужен – и не дала. А он оскорбился: как же так, портовая шлюха имеет наглость ему отказывать? И саданул ножом под ребро. Но… я в это не верю. С его осторожностью он на себя не стал бы труп вешать, если б не имел на то серьезных причин.
– А Свену ты почему не сказал?
– Господи, Ли! Подумай сам, что сделает Хеглунд, узнав правду? Наплюет на все инструкции, вооружится до зубов и отправится в Морскую столицу восстанавливать справедливость. Во-первых, наиболее близкой к провалу ситуации я себе и представить не могу, а во-вторых, Рибаун пока слишком ценен для нас.
Ли передернуло. Он поднял голову, с отвращением посмотрел командиру прямо в глаза:
– И ты ему заплатил? Зная обо всем, заплатил? Когда-то ты говорил, что Служба, мол, не продает своих! А это тогда как называется?!
Квашнин поднялся, положил руку китайцу на плечо. Тот хотел было ее сбросить, но Игорь цепко ухватил его за предплечье и встряхнул:
– Не сверкай на меня глазами, Ли! Да, я заплатил ему! И ни словом не обмолвился про гибель Иламы! И Хеглунду не сказал, кто на самом деле убил ее! Ты это хотел услышать? Или то, что мне было противно не меньше твоего?! Только ты услышал все с моих слов, а я сидел за одним столом с убийцей, пил с ним, разговаривал! И я не меньше твоего хотел разрядить ему в голову самострел… – Он сник, снова сел в кресло, сцепил руки за головой: – Но я не имел права, Ли. От нас и только от нас зависит, будут ли земляне жить на Надежде через сто лет. Мы не имеем право на ошибку, на жалость или – если уж на то пошло – на месть. И я тебе снова скажу то же самое, что уже говорил недавно: нам пора забыть про щепетильность и высокие идеалы. Забыть, как бы это не было тяжело.
Архивные справки.
Из обзорной лекции "Политика Земли и современное положение на Надежде".
…Военными Генштаба ООН, а также некоторыми высокопоставленными чиновниками национальных правительств (например, Евросоюза и САСШ) неоднократно высказывалась идея противоположного плана. Предлагалось не истребить, а наоборот – оставить в покое аборигенов Надежды, естественно, под негласным контролем землян, используя их в качестве пропаганды инопланетной угрозы. Своего рода пугала для простого обывателя, не слишком разбирающегося в межцивилизационных противоречиях. По утверждениям военных под давлением "чужой" угрозы прогресс – в первую очередь оружия – двинется семимильными шагами.
СМИ и политические противники ехидно намекали, что генералы заботятся не о прогрессе, а в первую очередь о себе. В "холодной войне" с аборигенами Надежды ордена и чины зарабатывать куда как проще, чем в наше спокойное время, а на гонке космических вооружений можно очень неплохо погреть руки.
Кроме того, опасения правозащитников, что все это на многие годы станет прекрасным поводом ввести жесткое правление с военным положением, милитаризацией общества и цензурой, сделали идею генштабистов абсолютно непопулярной.
Но, так или иначе, большинство национальных и международных политических партий выводит специальным пунктом в своей предвыборной программе или вечный мир на Надежде, или тотальную "зачистку" планеты (в зависимости от пристрастий большинства избирателей своей страны), и обещают добиваться нужного решения в ООН.
Дебаты не смолкают уже не седьмой год, появилось даже несколько новых религиозных сект, вроде "Очищения" и "Света Господнего душам заблудших", не говоря уже о "специализированных" террористических организациях.
Пока на Земле спорят, колонисты Надежды, вполне разумно опасаясь за свое будущее, вынуждены перейти от пассивного наблюдения к обороне. Шесть лет назад по предложению аналитического отдела колониального правительства силами Тайной Службы запущена программа "Стагнатор" (с молчаливого согласия Метрополии) – в противовес форсированию развития аборигенов, и как альтернатива полному уничтожению.
Не обладая значительными людскими и материальными ресурсами для военного противостояния и даже для специальных акций, Тайная Служба разрабатывает ряд мер, способствующих торможению прогресса в области механики, астрономии, судостроения на Восточном материке. Кроме того, действующим полевым агентам Тайной Службы приказано всеми силами препятствовать опасному сближению Восточных Империй. По всеобщему молчаливому согласию лучше всего будет снова столкнуть вечных противников в военном противостоянии, ибо тогда ресурсы пойдут не на исследования неведомых земель, а на вербовку солдат, осадные машины и снабжение армий…
ГОЛОВОРЕЗЫ
Узнав о взрыве и вызванных им разрушениях, в кузни после целого дня пути из столицы прибыл советник императора, тот самый отставной кавалерийский тысячник – Адитамаро. Он осмотрел место катастрофы, спросил о потерях. Поначалу отказывался верить, что все это натворил обычный водяной пар. А поверив – восхитился настолько, что не чинясь, звал молодого мастера "ансеем", сиречь "наставником":
– Вы гениальный мастер, Косталан-ансей! Вы еще сами не понимаете, что изобрели! Ваш пародел не только прообраз движителя для кораблей или повозок, он – основа нашей будущей мощи! Залог полного поражения бледнозадых варваров! Любой полководец может только мечтать о столь разрушительном оружии! Куда там нашим бомбардам и катапультам…
– Но, командир тысячи крыльев…
– Зови меня по имени, мой мальчик! Ты заслужил!
– Простите, Адитамаро-са, я хотел, чтобы мой пародел поднимал воду на верхние террасы поливных полей…
Советник, от восторга утративший свою обычную солдатскую прямоту и грубость, не стал в этот раз поминать собачий кал и вонючих крестьян. Идея чудо-оружия, которое сделает Соцветие непобедимым, так захватила его, что он был готов на любые уступки.
– Обязательно поднимет! Конечно! Всенепременно! Вот только утихомирим раз и навсегда северных ублюдков, чтобы не повадно было зариться на наши земли, да разведаем, что там – на западе, и, клянусь Небесным Диском, пародел станет водоносом!
Доклад тысячника вкупе с недавним рассказом Беспристрастного Свидетеля явно произвел впечатление в столице. Через день после отбытия Адитамаро гонец на взмыленном скакуне привез "красный" приказ – знак личного одобрения императора. В нем надзиравшему за работами Зрачку Креганону предписывалось ускорить строительство нового котла. А следующим шагом должна стать отливка опытного варианта движителя.
Успех сулил Косталану повышение на два чина и пожизненную пенсию. О чем офицер Ока не преминул сообщить мастеру:
– Видите, Косталан-са, наш император, да продлится вечно его правление, всегда награждает своих подданных за верную службу. Дело за вами.
Ему очень хотелось обрадовать кузнеца, завоевать, наконец, если не его доверие, то хотя бы приязнь. Конечно, лучше было бы выпустить девчонку, но кто поручится, что мастер просто-напросто не сбежит с ней?
Косталан не принял предложенного тона.
– Странно, что вы так заботитесь обо мне, – мрачно сказал он. – Наверное, в случае успеха и вам немало достанется. Что же? Новый чин? Должность в Совете?
Улыбка на лице Зрачка застыла, превратившись в гримасу.
– Вас это не касается. Думайте о себе и…
– Знаю, знаю, – кузнец смерил его взглядом, – об одной особе, хорошо известной нам обоим. Знаете, Креганон, я и так думаю о ней каждый день. И горе вам…
Он осекся. Веко Лебанури, стоявший рядом, довольно ощутимо ткнул его в бок: молчи, мол.
Да уж, угрожать самому доверенному слуге Всевидящего Ока действительно глупо. Ребячество. И Юнари не спасешь, и сам себе обеспечишь очистительное сожжение.
Креганон несколько мгновений молчал, ждал продолжения. Даже вперед наклонился, чтобы не упустить ни слова.
"Эх, вмазать бы ему сейчас от души!" – подумал мастер.
– Не волнуйтесь так, Косталан-са. Она в хороших условиях, за ее безопасность отвечают мои лучшие люди. Девушка ни в чем не нуждается. Кроме вас, – Зрачок осклабился. – Каждый день спрашивает. Не разочаровывайте ее.
Кивнув на прощание, он направился к выходу. Кузнец смотрел, как он уходит, яростно сжав кулаки.
Ничего, все вокруг в один голос говорят, что он, Косталан, в фаворе у императора. Что по завершению пародела он поднимется очень высоко и теперь, после исчезновения мастера Хинновари и гибели расчетчика Ринтагавора, вполне может стать главным распорядителем государственных кузней. А то и младшим членом императорского совета. Вот тогда и посмотрим, кто будет смеяться последним, Зрачок Креганон! Долго ли вы усидите на своем месте, если в докладной записке новоиспеченный советник посетует на излишне активную деятельность солмаонских шпионов и саботажников? Да еще добавит, что некий высокопоставленный офицер Всевидящего Ока вместо того, чтобы бороться с ними, тратил время и силы на аресты ни в чем не повинных людей.
– Он говорит правду. С Юнари все в порядке, Косталан-са, – произнес Лебанури вполголоса, чтобы не услышал Креганон, который еще не успел отойти далеко.
– Где она? Ради Небесного Диска, скажите!
– Я не могу…
– Хотя бы намек! В Мраморном городе?
Веко едва заметно кивнул.
– В канцелярии Ока? Помогите же! Прошу вас!
Офицер молча покачал головой и только когда Зрачок скрылся за воротами, тихо добавил:
– Не имею права, Косталан-са. Могу сказать только одно – существует специальная тюрьма для личных узников Всевидящего Ока. Внешне она выглядит, как обычный особняк. Условия содержания разные, но, поверьте мне, ваша девушка действительно не чувствует себя пленницей. Впрочем, вы и сами все видели.
Он замолчал. Косталан схватил его за руку, воскликнул:
– Где этот дом, Лебанури! Скажите!
– Все, больше я ничем помочь не могу. Я и так сказал слишком много.
Из налоговой канцелярии прислали нового расчетчика – плешивого мастера Игнаури. Нелюдимый и малоразговорчивый, он молчаливо щурился на чертежи, быстро щелкал костяшками на решательной доске и выдавал результат. Втроем, вместе с мастером Енгарно, они внесли небольшие изменения в проект: чуть изменили конструкцию заслонки, добавили целых два запорных механизма, чтобы впредь не допустить аварии, подобной той, самой первой. Вместо пускового желоба Косталан решил приделать рабочую камеру с двумя толкателями. Когда выпущенный на свободу пар сдвинет первый, второй встанет на освободившееся место. Следующая порция сдвинет и его, одновременно возвращая назад первый толкатель. И так – до тех пор, пока не погаснет огонь в топке или не закончится вода.
Чтобы ускорить работы, Косталану выделили еще людей. Теперь на строительстве пародела трудилась бульшая часть всех работников государственных кузней. Лишь один орудийный двор лениво ковырялся со старыми бомбардами, подготавливая поврежденные пушки к переплавке. Зато на главной площадке дым, что называется, стоял стеной, потные литейщики, голые по пояс, несмотря на осеннюю сырость, плавку за плавкой отливали части нового котла.
Зима наступила сразу, как будто решила показать всем, кто теперь в Соцветии полновластный хозяин. После почти целого оборота бесконечных осенних дождей выглянуло солнце, но не успело ни прогреть, ни хотя бы подсушить грязный чавкий кисель, в который превратилась земля – на следующий день ударили холода. Глина немощеных проулков, круто, как у хорошего гончара, замешанная сапогами, копытами и колесами повозок, разом затвердела, улицы исчезли, обернувшись нагромождением ухабов и колдобин. Шлифованные камни мостовых покрылись ледяной коркой – на радость детворе и на проклятия взрослым. Даже лужи промерзли до дна – явление для Соцветия и вовсе небывалое.
Жрецы предсказывали, что зима в этом году будет долгой и морозной – мол, из-за влияния Небесного Диска, мир отойдет на большее расстояние от Солнца, чем обычно. Но кто внял их увещеваниям? Кто утеплил дом, прикупил на торгу северные меха или озаботился заготовкой дров? Хватило бы на еду семье, а до холодов еще дожить надо!
Солнечные редко ошибаются, им верят, благодарят дорогими подношениями, но столь резкого наступления зимы никто в городе не ожидал.
Дрова на рынке подорожали почти втрое, став не по мошне Глиняному и Бамбуковому кварталам. Император, да продлится вечно его правление, приказал раздать две дюжины огромных подвод с хворостом. Этого бы все равно не хватило, но, по крайней мере, помогло бы людям пережить непривычный холод. Распорядитель государственных складов почему-то разгрузил хворост ночью, у Водовозной площади – работа закончилась только под утро. Бронзовое било созвало людей к огромной куче топлива: подходи, бери, кто сколько унесет! В это время мужчины уже ушли на службу, дома оставались только жены и дети, а много ли они смогли поднять? Но бобылям и того не досталось – куча иссякла подозрительно быстро, задолго до того, как они вернулись с работы. Знающие люди говорили: если все, что вывалили на площадь, снова сложить по подводам – и на полтора десятка-то не хватит, не говоря уж о двух дюжинах.
Хворост потом видели на рынке по новой, тройной, цене. Народ злословил, что складскому распорядителю хватит теперь на седьмую любовницу – чиновник слыл большим охотником до плотских забав. Наговаривали, конечно. Кто знает, может, люди сами надумали распродать дармовое добро, решив, что звонкая медь все же лучше, чем дерево, которое сегодня есть, а завтра – сгорит в очаге.