Солмаонская эскадра в залив входить не стала. Мастер Хинновари как-то рассказывал Косталану, что в бухте много рифов, а в самом безопасном месте лет десять назад от души навалили камней: три ночи возили. Да еще затопили сожженный во время последней войны канонир. Корабль сгорел до остова – о ремонте нечего было и думать, так что его просто нагрузили балластом по самые борта. Зато теперь с наскоку в бухту не ворвешься – Солмаон, оседлав быстроходные и маневренные гильдейские галеры, пробовал дважды. Обе попытки провалились, севшие на мель корабли методично, как на учениях, расстреляли из катапульт и бомбард. Тогда имперцы решили выведать тайну фарватера, наводнили город шпионами, но отыскать его так и не смогли. Оно и понятно – стоянка купеческих галер располагалась на внешнем рейде, а тайну секретного прохода в доки для военных кораблей в Соцветии хранили пуще глаза.
Еще бы! Здесь базировалась Эскадра Черноклювого Ястреба, оседлав самую узкую часть залива и преграждая доступ в устье полноводной Арчинзеи. Здесь – единственное удобное место для порта на всем Нарсетском побережье.
К сожалению, после подписания очередного мирного договора с Солмаоном, Черноклювые корабли ушли в Мецу, на зимнюю стоянку. Никто не ждал нападения, и порт остался практически беззащитным.
В третий раз солманонцы решили сработать по-другому – что-что, а учиться на своих ошибках они умели. Флот подошел к пляжам восточного мыса. Течение намыло здесь огромную песчаную косу, полого уходящую под воду. Идеальное место для высадки. Идеальное… если бы не предусмотрительно насыпанный по кромке обрыва земляной вал с бойницами и приветливо торчащие навстречу незваным гостям заостренные зубья частокола.
Сверху, с пожарной башенки, Косталану и Лебанури было хорошо видно, как спешно занимали оборону стрелки Соцветия. Как будто кто-то открыл затворки плавильной печи, и на чистый белый снег хлынул переливающийся поток расплавленного металла. Зимнее солнце, отражаясь от бронзовых пластин панцирей, блестело по-праздничному ярко, слепило глаза.
План высадки не стал сюрпризом для командующего гарнизоном. Людей бы ему побольше…
– Молодцы! – возбужденно шептал Веко, потирая руки. – Молодцы! Сейчас кому-то надерут его бледное северное седалище!
Косталан промолчал. В военном деле он разбирался не слишком хорошо, однако и не специалисту было ясно, что Солмаон обеспечил себе подавляющее превосходство в силах.
– Зачем они здесь?! Опять война? Но почему здесь, а не на границе? – спросил Лебанури. – Даже если им и удастся захватить порт, к вечеру, если не раньше, подойдут Черноклювы и запрут бледнозадых в порту!
Кузнец посмотрел на него в упор.
– Вы еще не поняли, дорогой Веко? Солмаон пришел за нашим пароделом. Им надоело вредить нам по мелочам, и они решили забрать все!
Лебанури-Скользкий от удивления открыл рот и несколько мгновений не мог вымолвить ни слова. Слова Косталана сразили его наповал.
– Но это же война! – сдавлено произнес он наконец. – В ответ на это нападение советники императора сложат у трона красные палочки! Все до одного!
– Вы так боитесь воевать?
Риторический вопрос. Боится ли воевать трактирный вор, подавшийся в палачи, чтобы избежать очистительного сожжения? Конечно, а как же еще! Он вообще не умеет драться – больше привык полагаться на ловкие пальцы и грозное имя Всевидящего Ока, от которого у рядовых подданных сразу же возникает дрожь в коленках.
– Нет, но…
"Тум-м-м! У-у-уххх!"
С подножья сторожевой башни в лихорадочном темпе взмыленных подающих заухали катапульты. Ременную петлю срывало с упора, скрученные жилы стремительно распрямлялись, бросая рычаг вперед до столкновения с рамой. Глухой удар ("тум-м"), и лежащий в авоське булыжник в полсотни алинов летел вперед ("у-у-уххх") как из хорошей пращи. На воде то и дело вставали красивые водяные фонтаны. Удачно попавшим камнем расщепило борт одного из малых кораблей. Переполненный, он почти сразу же перевернулся, черные точки людских голов вперемешку с обломками замелькали в волнах. Две ближние галеры налегли на весла, утопающим бросали веревки, протягивали шесты и крючья. Новый заряд разметал всех в стороны, вода густо окрасилась красным.
Косталан вздрогнул, отнял от глаз зрительную трубку и вернул ее Лебанури. Тот жадно приник к окуляру.
Несмотря на бомбардировку, флот подошел ближе и встал в дюжине перестрелов от берега. Три больших корабля выдвинулись вперед. Косталан смотрел на них с недоумением: раньше ему никогда еще не доводилось видеть речных канониров. Плоская, почти круглая, палуба, невысокие борта, две высоченные мачты без единого паруса – да, это они, знаменитые артиллерийские корабли Солмаона: вон на палубе в строгом беспорядке громоздятся метательные машины самого угрожающего вида. Удивительно, как северяне рискнули провести по морю сугубо речные корабли. Дождались, наверное, тихой погоды, да воспользовались помощью гильдейских навигаторов – где-где, а в Трех Лианах отменно знают все течения и рифы у побережья.
И все равно операция чрезвычайно опасная, на грани разумного риска. Видать, очень уж хотелось солмаонским командирам создать превосходство в артиллерии, чтобы взять город в любом случае, несмотря ни на какие случайности.
Что ж, это им удалось.
Лебанури мрачно разглядывал вражеский флот, потом опустил свою оптику и растерянно протянул:
– Да, сила… На каждом канонире штук по двадцать тяжелых катапульт, пехотные баллисты еще. Десятка четыре я точно насчитал. Втрое больше, чем у нас. А там еще и легкие, этих вообще без счета. Где же они столько всего набрали?
В его голосе явственно слышались растерянность и страх.
И тут канониры нанесли свой первый удар. Чудовищной силы залп – все шестьдесят бортовых катапульт выбросили здоровенные каменные глыбы. Первые же попадания разом разнесли в пыль три чжаньских метателя. Некоторые снаряды разбились со звучным хлопком, и вокруг, шипя и вгрызаясь в почерневший снег, разлились небольшие озера огня.
– Тысяча проклятий! – закричал Лебанури. – Жижара!
Заживо сгорающие люди страшно кричали, заглушая рев пламени и несмолкающий "у-у-уххх" уцелевших катапульт. Огненные реки потекли вниз по склону, снег шипел и испарялся, клубы пара затянули подножье сторожевой башни.
Процент точных попаданий все же был невысок, иначе солмаонцы в десять залпов уничтожили бы всю артиллерию обороняющихся. Снег вокруг почернел, в девственных сугробах зияли провалы, вокруг догорающих лужиц жижары, исходили паром грязно-серые кипящие лужи воды. Подточенная огнем снежная шапка мыса не выдержала и с шумом обрушилась вниз, вызвав небольшую лавину.
Чжаньские артиллеристы не отступили, показав выучку. Огненную смесь, пожирающую все на своем пути, тушили, набрасывая сверху накидки, снег, заливали водой. Уцелевшие катапульты перетаскивали на новые позиции, и все начиналось сначала. Подносчики доставляли новые заряды – круглые железные шары размером с человеческую голову в плетеных авоськах. Между залпами образовалась пауза, артиллеристы мудрили что-то с новыми зарядами, из-за дыма и пара, затянувшего полплощадки, было плохо видно, что происходит внизу.
"Тум-м-м! У-у-уххх!"
Внизу под мерные команды "раз-два, взяли! ну еще, взяли!" подмастерья-литейщики тащили по оружейному двору все три недавно отлитые бомбарды. По пять-семь человек на тяжеленную бронзовую дуру. Им едва удавалось сдвинуть их на несколько шагов. Потом все начиналось сначала. Молодые крепкие парни выбивались из сил, но продолжали тянуть орудия вперед. Кому-то пришла в голову мысль подставить катки, но дерево не выдерживало веса бомбард, плющилось, крошилось в щепы.
Наконец людские упряжки выволокли пушки из ворот. Мастер Орнавами приказал помощникам установить их прямо на площади, согнанные легионерами жители окрестных домов спешно копали рядом с орудиями спасательные щели.
– Ну что они там возятся?! Перебьют же наших, пока они раскачиваются!
Косталан не стал отвечать. Разве объяснишь в двух словах, что установка осадной бомбарды на позицию – дело хлопотное и чрезвычайно сложное. Камора у нее сделана в виде приставного дна с углублением, которое заполняется липкой мякотью огненной смеси. В Солмаоне недавно научились ее высушивать и засыпать через воронку прямо в камору. Артиллеристам Чжандоу приходилось работать с тем, что есть.
Мастер Орнавами делал все как положено, то и дело поглядывая на море и подгоняя своих помощников недвусмысленными жестами. Легионеры не скупились на тычки.
Бомбарды могли стать большим подспорьем для защитников города – изготовленные совсем недавно и ни разу не использованные, они выдержат до ста выстрелов каждая (если не взорвутся сразу, конечно), а для скоротечной артиллерийской перестрелки это совсем немало. Тем более, что на борту канониров вообще нет тяжелых осадных орудий – палуба, сколько ее не укрепляй, просто не выдержит страшную отдачу при выстреле.
Веко тронул Косталана за плечо, указал вниз.
Упряжки взмыленных скакунов с бешеной скоростью неслись по главной улице Самшитового квартала. Первая уже влетела на площадь, лихо затормозила, едва не перевернувшись. Мастер Орнавами ткнул рукой в ближайшую бомбарду, что-то неслышно прокричал. Помощники выстроились цепью, один забрался в повозку и начал сноровисто выбрасывать наружу тяжеленные чугунные шары. Заряды поплыли по рукам. С оружейного двора привезли сохранившиеся с последней войны запасы.
С последней – или теперь уже надо говорить "с прошлой"?
Мастер-канонир свое дело, несомненно, знал назубок. Во все три ствола уже вкатили по тяжеленному ядру, укрепили камору и тщательно замазали щель глиной. Первую бомбарду уже подпирали снизу бревнами и камнями, чтобы приставную камору не сорвало при выстреле. Орудие наводилось на глаз, опытный Орнавами возился с прицелом, то вынимая, то подставляя клинья, пытаясь придать стволу необходимый угол возвышения. Наконец, канонир вставил в запальное отверстие длинный фитиль, поджег, заорал изо всех сил и замахал руками. Жители, подталкиваемые легионерами, попрятались кто куда – за стены домов, заборы, в дренажные канавы и протоки. Артиллеристы укрылись в щелях радом с орудиями.
– Куда это они? – удивился Лебанури.
– От выстрела бомбарду может разорвать. Мастер знает, что делает.
С нестерпимым грохотом орудие выбросило сноп пламени, чуть подпрыгнув на импровизированном лафете. Косталан мельком глянул, не разорвало ли его – нет, бомбарда стояла целой и невредимой, – и сразу же перевел взгляд на море, проверить результаты выстрела.
За кормой ближнего канонира поднялся водяной столб, набежавшей волной залило часть палубы. Немедленно зашевелились весла – корабль взял вправо, стараясь сбить Орнавами удачный прицел.
Артиллеристы зарядили разом все три бомбарды, мастер по очереди наводил их.
Солмаонские канониры воспользовались паузой и дали новый залп. К счастью, из-за вынужденного маневра первый корабль потерял точную наводку, и все его заряды ушли мимо. Но остальные два накрыли площадку с метательными машинами целой серией точных попаданий.
Впрочем, и северянам тоже досталось. Чжаньские катапульты в долгу не остались, несколько зажигательных снарядов разбились о палубу, разлив свое смертоносное содержимое и мгновенно подожгли несколько метателей. В едком дыму заметалась пожарная команда, суетливо зачерпывая кожаными ведрами забортную воду. Горящие люди катались рядом, пытаясь сбить с себя пламя, две охваченные огнем фигуры, шатаясь, добрались до борта и прыгнули в море.
– Вот так!!! – вне себя от радости выкрикнул Косталан. После недавнего взрыва в мастерской он ненавидел солмаонцев едва ли не сильнее чем Креганона.
– Что это за огненные снаряды? – спросил Веко Лебанури.
– Зажигалки. Там внутри специальная смесь, она горит очень жарко и растекается, как вода. Ни одну дырку не пропустит. Если удача нам улыбнется – подожжем канонир! Хотя бы один. Иначе не сладить…
Бомбарды рявкнули хором. Три огненные дуги прочертили небо и обрушились на корму ближайшего канонира. Планшир разлетелся в щепы, подломилась и рухнула задняя мачта. В запутавшихся снастях безвольно обвис сине-золотой штандарт.
Но корабли, не обращая внимания на пушечный огонь, упорно продолжали дуэль с катапультами на берегу. Сверху хорошо было видно, как разлетались в щепы клювастые метатели чжаньцев. Заслонщики Смерти – несколько невеселых парней в кожаных накидках до колен – то и дело оттаскивали с площадки раненых артиллеристов. На их место тут же становились новые, чтобы тоже через залп-другой со стоном баюкать размозженную ногу или, отлетев от удара на пару метров, хрипло хватать воздух пробитыми легкими.
Канониры Солмаона серьезно превосходили обороняющихся в артиллерии – невероятная плотность огня приносила свои плоды. Чему, к сожалению, не в малой степени способствовал командир гарнизона. Будь на его месте опытный боец – он бы сымпровизировал, приказав оттащить пару катапульт к началу тропы, ведущей к башне, и стрелять навесом. Место там неровное, с берега просматривается не так хорошо, как плоская, открытая всем ветрам и взорам, площадка у подножья.
Но малоопытный командир старался придерживаться канонов и упорно гнал людей к катапультам. Артиллеристов, а самое главное – метателей, становилось все меньше. Бомбарды с площади изредка плевались огнем и добились-таки небольшого успеха, разворотив в паре мест палубу одного из канониров. Но орудий было слишком мало, а скорость стрельбы – удручающе низкой, чтобы нанести нападающим серьезный урон.
Солмаонцы палили вразнобой, зато часто, благо целиться было несложно. Корабли искусно маневрировали веслами – как бы танцуя на волнах из стороны в сторону. Чжаньские снаряды все чаще бесполезно падали в море, поднимая лишь тучу брызг.
Лебанури ругался на чем стоит свет Поднебесного Диска:
– Раздери их седалище! Ты посмотри как они, поганцы, четко правят. Ювелиры, прямо. Проклятье! Еще два-три залпа, и бледнозадые всех наших перебьют! Откуда их принесло… умельцев таких. Как бы не личные камнеметчики императора, элита, Яростные Ветры.
Трех залпов не хватило, но на пятом – замолчала последняя чжаньская катапульта. "Кожистые" санитары оттаскивали с площадки, усеянной обугленными обломками, немногочисленных выживших. Почти все они были ранены или обожжены.
На кораблях быстро сообразили, что артиллерия обороняющихся больше не отвечает. С моря донесся пронзительный немузыкальный сигнал. Малые корабли окружили канониры, в одолженную у Лебанури смотровую трубу Косталан рассмотрел, как морская пехота спешно покидает широкие палубы канониров, пересаживаясь на галеры. Юркие кораблики отходили перегруженными, едва не черпая бортами воду. Впрочем, особая маневренность им теперь была не нужна – катапульты молчали, а редкие выстрелы бомбард не представляли опасности. Орудия не успевали взять на прицел быстродвижущиеся цели. Метров за пятьдесят от берега десантные корабли вывалили в ледяную воду десант – сотни четыре, не меньше. На освободившихся палубах спешно строились самострельщики.
Но первыми в бой вступили чжаньские стрелки, наконец дождавшиеся своего часа. Многие даже высунулись из-за наверший частокола, чтобы лучше целиться. Прибрежная полоса вскипела от сотен утяжеленных болтов. В передней цепи десанта воины валились в прибрежные волны десятками.
Солмаонские канониры подошли ближе и перенесли огонь на мыс. В доли секунды гребень вала встал на дыбы и рассыпался морозными комьями земли, когда на него обрушилось не меньше полусотни здоровенных булыжников.
Имперцы работали четко, следуя хрестоматийному плану десантной операции – подавить с моря береговую артиллерию, высадить десант и уже с ближних дистанций прикрывать его огнем. Не давая противнику стягивать резервы к месту прорыва и, вообще, всячески осложняя ему жизнь. Только так можно произвести удачную высадку, иначе противник раздавит десант, как надоедливого жука-усача, зажав у прибрежной полосы между водой и береговым укрепрайоном.
Яростные Ветры прекрасно знали свое дело – камни колотили по гребню вала с неутихающим азартом. Измочаленные колья разлетались во все стороны, в некоторых местах вал заметно осыпался. Уцелевшие под смертоносным градом чжаньские стрелки попрятались в укрытие, стали бить навесом, но самые отчаянные продолжали, высунувшись на секунду-другую из-за гребня, посылать болт за болтом в наступающих.
Но, несмотря на слабое сопротивление, десант продвигался вперед медленно. Мешал скользкий песок пляжа – прошлой ночью опять подморозило, и волны прибоя оставили после себя хрустящую ледяную корку. Десантники, те, что смогли пережить железный ливень и не остались в прибрежной волне, с трудом, то и дело оскальзываясь, некоторые даже на четвереньках, неудержимо лезли на берег. Откуда-то из-за вала сухо хлопнула многозарядная баллиста. Шестерых наступающих смело, словно волной, – сила удара отбросила их метра на полтора назад.
Ответный залп, свист – и в тылу у чжаньцев захлопали последние зажигательные снаряды с канониров. Огненные ручейки, сливаясь в один большой сокрушительный поток, потекли вниз, в траншею стрелков. Шипение тающего снега, треск и гудение пламени потонули в многоголосом человеческом вопле. Люди сгорали в считанные мгновения, не успевая даже подумать о спасении. Всего лишь около десятка стрелков немыслимым прыжком сумели взобраться на противоположный скат окопа.
А с берега уже накатывался слитный рев сотен глоток – имперский десант шел побеждать. Перепрыгивая через траншеи, смердящие паленым человеческим мясом, солмаонские пехотинцы рубили обороняющихся. Разрядив свои самострелы, те остались практически безоружными и тщетно пытались закрыться руками или даже сдаться в плен. Короткий взмах клинка, еще один и еще… и последний стрелок рухнул с разрубленной грудью, заливая кровью снег, грязно-серый от хлопьев гари и каменных обломков.
Морская пехота Солмаона не оставляет живых. Тому порукой их девиз: "Впереди огненная стена, позади – могильная тишина!"
– Все, – сказал Веко Лебанури. – Город они теперь возьмут. Теперь каждый сам за себя. Простите, Косталан-са…
Кузнец успел заметить, как рука Скользкого метнулась за пазуху, и выбросил навстречу кулак. Тонкий и узкий, как жало, клинок вместо сердца пробил мастеру плечо и застрял в нем. Боль парализовала руку, Лебанури воспользовался паузой и толчком в грудь отбросил от себя Косталана. Удар о перила пожарной башенки вызвал новый взрыв боли, в глазах потемнело, и кузнец медленно осел на пол. Веко нащупал на поясе ножны парадного кинжала, выдернул его и наклонился над мастером. Рот его кривился:
– Ничего личного, Косталан-са. Мне приказано убить вас, если возникнет угроза похищения. Думаю, сейчас та самая ситуация.