- Испугался я потом, - признался Удалов. - А сначала меня взяло возмущение. Ездит тут на бульдозере, не пускает, людей пугает, и, что характерно, бульдозер также не нашей марки. Тогда пришелец этот оробел и говорит мне: "Извините, не будете ли так любезны проследовать за мной, поговорить с нашим руководством?"
Жена Каца высунулась из окошка по талию и чуть не свалилась вниз.
- И ты пошел?
- А чего же? Пошел. Подлез под бульдозер, завернул за поворот, а там за холмиком открылось мне удивительное зрелище. И тогда я внутренне все осознал. Метров за тридцать дорога там была полностью разрушена, будто по ней громадным молотком стукнули или лавину обрушили сверху. Но я-то сразу понял, в чем фокус, - пониже на склоне лежала, накренившись, их летающая тарелочка.
- А какие опознавательные знаки были? - спросил подозрительно Погосян.
- Без опознавательных знаков. Им это не нужно. Лежала эта тарелочка, вокруг нее масса пришельцев. Одни тарелочку чинят, другие на дороге возятся. Техника, приспособления, дорожные машины - удивительно даже, сколько добра в этой тарелочке поместилось.
Грубин вылез из окна - ноги сначала, сам потом - и подошел поближе.
- Я их спрашиваю: "Вынужденная посадка?" Из толпы ко мне один подходит, тоже на трех ногах, и отвечает: "Безобразная посадка. Хулиганская посадка. Я, скажу честно, сделал штурману строгое предупреждение". Я спрашиваю: "Зачем же так строго?" И тогда он отвечал…
В этот момент Удалов прервал свои речи, ибо почувствовал, как Шехерезада, что слушатели полностью захвачены повествованием.
Удалов повернулся к своему окну и строго спросил:
- Ксения, скоро ужинать?
Ксения ничего не ответила.
- Успеешь еще, поужинаешь, - остановил его Кац. - Ты сначала свою байку доскажи.
- Кому байка, а кому действительность, - сказал Удалов, и никто не засмеялся.
- Давай дальше, - поторопил Василь Васильич. - Прохладно становится.
- Я спрашиваю, значит, - продолжал Удалов, закуривши, - "Почему так строго?" А мне главный пришелец отвечает: "А что делать? Представьте, - говорит, - себя на нашем месте. Прилетаем мы на чужую планету. Имеем, - говорит, - строгий приказ в контакты не входить, а лишь проводить визуальные наблюдения. Туземные, - говорит, - цивилизации должны развиваться по своим законам".
- Это кто такие туземные цивилизации? - спросил Погосян.
- Мы, - ответил за Удалова Грубин.
- Мы не туземная, - сказал Погосян. - Это оскорбительное слово. Мы что, получается, голыми бегаем? Голые, да?
- Не оскорбляйся, - сказал Грубин.
А Удалов между тем продолжал:
- "Избираем, - говорит мне главный пришелец, - тихое место на окраине мелкого городка."
- Это кто такой мелкий городок? - опять перебил Погосян. - Великий Гусляр - мелкий городок, да?
- "Избираем мелкий, тихий городок, хотим сесть неподалеку, чтобы собрать образцы растительной флоры и сделать всякие снимки. И вот по вине этого головотяпа штурмана совершается катастрофа!"
- И правильно, - сказала старуха Ложкина. - Правильно, что строго предупредил штурмана. Если пустили в космос, так работай, а не ушами хлопай.
- Может, он увидел сверху, какая прекрасная наша Земля в окрестностях Великого Гусляра, - сказала жена Каца, - и рука у него дрогнула?
- А что, ихние предупреждения, они с изоляцией или как? - спросил Василь Васильич.
- Не знаю, не спрашивал, - ответил Удалов. - Если кому неинтересно, уходите. Не мешайте. Развели дискуссию.
Находясь в центре внимания, Удалов заметно обнаглел, и в тоне его появились металлические нотки. Слушатели замолкли.
- Вокруг нас роботы суетятся, машины, космонавты, спешат, чтобы их позор не стал достоянием земной общественности. Начальник шлемом качает, вздыхает по-своему и говорит далее: "А каково нам будет, если Галактика узнает, что наш корабль разрушил дорогу на Земле, в окрестностях Великого Гусляра? А представляете себе, как будут хохотать над нами нахальные акарили с планеты Цук? Как будут мяукать в припадке издевательства низменные душой тумсы? Как будут качать всеми своими головами мудрые йыкики? Ведь нас же предупредят на всю Галактику…"
- Нет, не иначе как у них предупреждение со строгой изоляцией, - сказал Василь Васильич.
- И как это ты, Корнелий, запомнил все эти имена? - спросил Грубин.
- Они знали, с кем на Земле встречаться, - ответил с достоинством Корнелий. - "Представляете мое состояние", - говорит этот пришелец, и я, конечно, выражаю ему сочувствие. И тут подходит к нам еще один, в полосатом комбинезончике, черненький, с глазками врозь. И что-то по-своему лопочет. Я пока осматриваюсь, полагаю, что им с дорогой и ремонтом тарелочки придется до ночи провозиться. Даже с ихней хваленой техникой. "Не знаю, - переходит тем временем на русский язык главный пришелец. - Но надеюсь, что сама судьба послала нам разумного и доброго туземца".
- Так и сказал - туземец? - спросил Погосян.
- Так и сказал.
- Тут бы я ему ответил, - произнес Погосян. - Поставил бы его на место. Ведь ты же не голый был!
- Не голый, в пиджаке, - сказал Удалов. - Только я об этом не думал. Они со мной как с братом по разуму разговаривали. Зачем же междупланетные отношения обострять без надобности?
- Правильно, - сказал Василь Васильич, - а то они бы тебя предупредили, только мы тебя и видели.
- Ой! - сказала жена Каца. - Какая опасность.
- Ничего, - успокоил ее Удалов. - Я им сразу ответил: если есть просьба или поручение, люди Земли и Великого Гусляра в моем лице готовы прийти им на помощь.
- Молодец! - одобрил Василь Васильич. - По-нашему ответил.
- И тогда он мне говорит, что есть просьба. Дорогу они починят, следов не останется, тарелочку свою уберут на околоземную орбиту. Но вот белил у них нету.
- Чего?
- Белил. Масляных. Они по обочине дороги вывернули столбики, в труху превратили. А столбики должны быть окрашены в белый цвет во избежание аварии движущегося транспорта. Он меня и просит: принеси, дорогой брат по разуму, нам банку белил. Мы тебя по-царски отблагодарим. Я ему отвечаю: не надо мне наград, всегда готов. А он мне отвечает, что Галактика моей скромной услуги никогда не забудет. Ну и побежал я обратно в город…
Слушатели с минуту сидели в молчании, осознавали, то ли Удалов свой рассказ завершил, то ли будет продолжение. Солнце клонилось к реке, тени стали длиннее, прохладный ветерок потянул из-за леса. У Кацев пригорел ужин, но жена Валентина этого не замечала.
- И всё? - спросил наконец Грубин.
- Почти что, - ответил Удалов. Его праздник кончался. Кончался вместе с рассказом. - Я целый час эту банку искал. И кисть тоже. Хозяйственный закрыт, на складе сторож обедать ушел, и так далее. Потом прибежал все-таки к ним, нельзя же людей подводить. Прибежал, а знака дорожного нету. И ничего нету. Ни тарелочки, ни машин, ни роботов. Пустота.
- А дорога?
- Дорога полностью починена.
- И ты домой пришел?
- Нет, - сказал Удалов. - Сначала я свое обещание выполнил. Я столбики покрасил.
- А они некрашеные были?
- Некрашеные. Четыре столбика. Новенькие, но некрашеные. И около одного записка лежала. Показать?
- Конечно.
- Глядите.
Удалов достал из кармана сложенную вчетверо записку. Развернул, разгладил на столе. И прочел вслух. Остальные склонились к столу и читали, повторяли за ним слово в слово. Вот что написано было в записке. Печатными буквами, черными чернилами:
Заранее благодарны за помощь. Столбики к вашим услугам. Ваша помощь не будет забыта. Просьба о происшедшем не распространяться.
- И без подписи, - сказал Погосян.
- И правильно, что без подписи, - сказал Василь Васильич. - Только ты, Удалов, доверия не оправдал, и будет тебе при первом же случае серьезное предупреждение с последствиями.
- Это почему же? - вскинулся Удалов.
- Просили не разглашать. А ты разгласил. Знаешь, что за это бывает?
- Ничего подобного! - сказал Удалов с обидой. - Они тоже хороши. Я бы молчал, а они улетели - и никаких следов. Может, мне хотелось им вопросы задать? Может, мне хотелось с ними о будущем посоветоваться? Может, они из благодарности могли не записочку оставить, а хоть какой бульдозер ихней марки для нашей конторы? Разве не правильно я говорю?
И все согласились, что правильно.
- Я даже адреса их не спросил, с какой планеты они прилетели, даже не узнал, что они будут делать, если агрессоры развяжут на Земле ядерную войну. Разве так себя ведут настоящие пришельцы?
И все согласились, что настоящие пришельцы себя так не ведут.
Потом опять все немного помолчали, переваривая серьезное событие. И Погосян спросил:
- А доказательства у тебя, Удалов, есть?
- Какие еще доказательства?
- А доказательства, что ты сегодня с пришельцами виделся?
- Ну, знаете! - возмутился Удалов. - Ну, знаете! А банка эта, которая на виду у вас посреди двора стоит? Из-под белил. Сегодня же брал на складе. За наличный расчет. Зачем мне белила? Зачем мне, спрашиваю, белила? Вы же в курсе, что состою на руководящей работе.
- Правильно говорит, - сказал Василь Васильич. - Зачем ему про белила было врать?
- И завтра же, в воскресенье, - сказал Удалов нервно, - пойдем все вместе на ту дорогу. И вы эти столбики увидите, свежепокрашенные. И такие эти столбики гладкие и ровные, что нашим плотникам никогда не сделать. Словно импортная мебель. И краска на четырех еще свежая.
- Кор-не-лий! - крикнула из окна Ксения Удалова, которая была не в курсе и потому к Удалову уважения не ощущала. - Мне что, третий раз суп греть?
- Иду, Ксюша, иду, - ответил Удалов. - До завтра, - сказал он друзьям и соседям.
- Чего уж там, - сказал ему вслед Василь Васильич, - почему не верить человеку? Конечно мы ему поверим.
И все поверили. И не поехали на следующий день на ту дорогу, хоть Удалов и уговаривал. Что толку на столбики смотреть?
С тех пор в Великом Гусляре ждали нового прилета братьев по разуму. Потому что уже какие-никакие связи налажены. Связи личного характера.
Поступили в продажу золотые рыбки
Зоомагазин в городе Великий Гусляр делит скромное помещение с магазином канцпринадлежностей. На двух прилавках под стеклом лежат шариковые авторучки, ученические тетради в клетку, альбом с белой чайкой на синей обложке, кисти щетинковые, охра темная в тюбиках, точилки для карандашей и контурные карты. Третий прилавок, слева от двери, деревянный. На нем пакеты с расфасованным по полкило кормом для канареек, клетка с колесом для белки и небольшие сооружения из камней и цемента с вкрапленными ракушками. Эти сооружения имеют отдаленное сходство с развалинами средневековых замков и ставятся в аквариум, чтобы рыбки чувствовали себя в своей стихии.
Магазин канцпринадлежностей всегда выполняет план. Особенно во время учебного года. Зоомагазину хуже. Зоомагазин живет надеждой на цыплят, инкубаторных цыплят, которых привозят раз в квартал, и тогда очередь за ними выстраивается до самого рынка. В остальные дни у прилавка пусто. И если приходят мальчишки поглазеть на гуппи и мечехвостов в освещенном лампочкой аквариуме в углу, то они этих мечехвостов здесь не покупают. Они покупают их у Кольки Длинного, который по субботам дежурит у входа и раскачивает на длинной веревке литровую банку с мальками. В другой руке у него кулек с мотылем.
- Опять он здесь, - говорит Зиночка Вере Яковлевне, продавщице в канцелярском магазине, и пишет требование в область, чтобы прислали мотыля и породистых голубей.
Нельзя сказать, что у Зиночки совсем нет покупателей. Есть несколько человек. Провизор Савич держит канарейку и приходит раз в неделю в конце дня, по пути домой из аптеки. Покупает полкило корма. Забегает иногда Грубин, изобретатель и неудавшийся человек. Он интересуется всякой живностью и лелеет надежду, что рано или поздно в магазин поступит амазонский попугай ара, которого нетрудно научить человеческой речи.
Есть еще один человек, не покупатель, совсем особый случай. Бывший пожарник, инвалид Эрик. Он приходит тихо, встает в углу за аквариумом, пустой рукав заткнут за пояс, обожженная сторона лица отвернута к стенке. Эрика все в городе знают. В позапрошлом году одна бабушка утюг забыла выключить, спать легла. Эрик первым в дом успел, тащил бабушку на свежий воздух, но опоздал - балка сверху рухнула. Вот и стал инвалидом. В двадцать три года. Много было сочувствия со стороны граждан, пенсию Эрику дали по инвалидности, но старую работу пришлось бросить. Он, правда, остался в пожарной команде, сторожем при гараже. Учится левой рукой писать, но слабость у него большая и стеснительность. Даже на улицу выходить не любит.
Эрик приходит в магазин после работы, чаще если плохая погода, прихрамывает (нога у него тоже повреждена), забивается в уголок за аквариум и глядит на Зиночку, в которую он влюблен без взаимности. Да и какая может быть взаимность, если Зиночка хороша собой, пользуется вниманием многих ребят в речном техникуме и сама вздыхает по учителю биологии в первой средней школе. Но Зиночка никогда Эрику плохого слова не скажет.
Третий квартал кончался. Осень на дворе. Зиночка очень надеялась получить хороший товар, потому что в области тоже должны понимать - план сорвется, по головке не погладят.
Зина угадала. 26 сентября день выдался ровный, безветренный. От магазина виден спуск к реке, даже лес на том берегу. По реке, лазурной, в цвет неба, но гуще, тянутся баржи, плоты, катера. Облака медленно плывут по небу, чтобы каждым в отдельности можно было полюбоваться. Зиночка товар с ночи получила, самолетом прислали, "Ан-2", пришла на работу пораньше, полюбовалась облаками и вывесила объявление у двери:
ПОСТУПИЛИ В ПРОДАЖУ ЗОЛОТЫЕ РЫБКИ
Вернулась в магазин. Рыбки за ночь в большом аквариуме ожили, плавали важно, чуть шевелили хвостами. Было их много, десятка два, и они собой являли исключительное зрелище. Ростом невелики, сантиметров десять-пятнадцать, спинки ярко-золотые, а к брюшку розовеют, словно начищенные самоварчики. Глаза крупные, черного цвета, плавники ярко-красные.
И еще прислали из области бидон с мотылем. Зиночка выложила его в ванночку для фотопечати. Мотыль кишел темно-красной массой и все норовил выползти наверх по скользкой белой эмали.
- Ах, - сказала Вера Яковлевна, придя на работу и увидев рыбок. - Такое чудо, даже жалко продавать. Я бы оставила их как инвентарь.
- Все двадцать?
- Ну не все, а половину. Сегодня у тебя большой день намечается.
И тут хлопнула дверь и вошел старик Ложкин, любящий всех поучать. Он прошел прямо к прилавку, постоял, пошевелил губами, взял двумя пальцами щепоть мотыля и сказал:
- Мотыль столичный. Достойный мотыль.
- А как рыбки? - спросила Зиночка.
- Обыкновенный товар, - ответил Ложкин, сохраняя гордую позу. - Китайского происхождения. В Китае эти рыбки в любом бассейне содержатся из декоративных соображений. Миллионами.
- Ну уж не говорите, - обиделась Вера Яковлевна. - Миллионами!
- Литературу специальную надо читать, - сказал старик Ложкин. - Погляди в накладную. Там все сказано.
Зиночка достала накладную.
- Смотрите сами, - сказала она. - Я уж проверяла. Не сказано там ничего про китайское их происхождение. Наши рыбки. Два сорок штука.
- Дороговато, - определил Ложкин, надевая старинное пенсне. - Дай самому убедиться.
Вошел Грубин. Был он высок ростом, растрепан, стремителен и быстр в суждениях.
- Доброе утро, Зиночка, - сказал он. - Доброе утро, Вера Яковлевна. У вас новости?
- Да, - сказала Зиночка.
- А как насчет попугая? Не выполнили моего заказа?
- Нет еще - ищут, наверное.
По правде говоря, Зиночка бразильского попугая ара и не заказывала. Подозревала, что засмеют ее в области с таким заказом.
- Любопытные рыбки, - сказал Грубин. - Характерный золотистый оттенок.
- Для чего характерный? - строго спросил старик Ложкин.
- Для этих, - ответил Грубин. - Ну, я пошел.
- Пустяковый человек, - сказал ему вслед Ложкин. - Нет в накладной их латинского названия.
В магазин заглянул Колька Длинный. Длинным его прозвали, наверное, в насмешку. Был он маленького роста, волосы на лице, несмотря на сорокалетний возраст, у него не росли, и был он похож на большого грудного младенца. В обычные дни Зиночка его в магазин не допускала, выгоняла криком и угрозами. Но сегодня, как увидала в дверях, восторжествовала и громко произнесла:
- Заходи, частный сектор.
Коля подходил к прилавку осторожно, чувствуя подвох. Пакет с мотылем он зажал под мышкой, а банку с мальками спрятал за спину.
- Я на золотых рыбок только посмотреть, - проговорил он тихо.
- Смотри, жалко, что ли?
Но Коля смотрел не на рыбок. Он смотрел на ванночку с мотылем. Ложкин этот взгляд заметил и сказал:
- Вчетверо меньше государственная цена, чем у кровососов. И мотыль качественнее.
- Ну, насчет качественнее - это мы посмотрим, - ответил Коля. И стал пятиться к двери, где налетел спиной на депутацию школьников, сбежавших с урока, лишь слух о золотых рыбках разнесся по городу.
Старик Ложкин покинул магазин через пять минут, сходил домой за банкой и тремя рублями, купил золотую рыбку, а на остальные деньги мотыля. К этому времени приковылял и Эрик. Принес букетик астр и подложил под аквариум - боялся, что Зиночка заметит дар и засмеет. Школьники глазели на рыбок, переговаривались и планировали купить одну рыбку на всех - для живого уголка. Зиночка закинула в аквариум сачок, и Ложкин, пригнувшись, прижав пенсне к стеклу, управлял ее действиями, выбирая лучшую из рыбок.
- Не ту, - говорил он. - Мне такой товар не подсовывайте. Я в рыбах крайне начитан. Левее заноси, левее. Дай-ка я сам.
- Нет уж, - сказала Зиночка. Сегодня она была полной хозяйкой положения. - Вы мне говорите, а я найду, выловлю.
- Нет уж, я сам, - отвечал на это старик Ложкин и тянул к себе сачок за проволочную ручку.
- Перестаньте, гражданин, - вмешался Эрик. - Для вас же стараются.
- Молчать! - обиделся Ложкин. - От больно умного слышу. Кому бы учить, да не тебе.
Старик был несправедлив и говорил обидно. Эрик хотел было возразить, но раздумал и отвернулся к стене.
- Такому человеку я бы вообще рыбок не давала, - возмутилась с другого конца помещения Вера Яковлевна.
Вера Яковлевна держала в руке рейсшину, занеся ее словно для удара наотмашь.
Старик сник, больше не спорил, подставил банку, рыбка осторожно соскользнула в нее с сачка и уткнулась золотым рылом в стекло.
Зиночка отвешивала Ложкину мотыля в молчании, в молчании же приняла деньги и выдала две копейки сдачи, которые старик попытался было оставить на прилавке, но был возвращен от двери громким голосом, подобрал сдачу и еще более сник.
Когда Ложкин вышел на улицу и солнечный луч попал в банку с рыбкой, из банки вылетел встречный луч, еще более яркий, заиграл зайчиками по стеклам домов, и окна стали открываться, и люди стали выглядывать наружу, спрашивая, что случилось. Рыбка плеснула хвостом, водяные брызги полетели на тротуар, и каждая капля тоже сверкала.
Резко затормозил рядом автобус, водитель высунулся наружу и крикнул:
- Что дают, дед?