Судя по зарумянившимся щечкам, он угадал. Селена Аркадьевна расцвела, быстро заварила душистый цветочный чай, церемонно подала на стол маленькие плюшки, явно собственного приготовления и бесчисленные вазочки с вареньем.
Пока она суетилась, Арсений огляделся. Кухонька идеально подходила для декорации к спектаклю об имперском диссидентстве. Эпицентр интеллигентских посиделок, где, рассказывая политические анекдоты, включали воду на полную мощность, наивно веря, что таким образом удастся заглушить подслушивающую аппаратуру всесильной Службы Контроля. Раковина прижата вплотную к кухонному шкафу, плита – к холодильнику, а тот – к миниатюрному столику. Над раковиной – сушилка, откуда Селена Аркадьевна доставала чашки, ложки, блюдечки и бесконечным конвейером метала все на стол.
Чай оказался очень даже ничего, Арсений попросил еще чашечку, нахваливая и варенье, и плюшки, чем окончательно покорил хозяйку.
Как он и ожидал, больше всего ей не хватало собеседника. Во время чаепития Селена Аркадьевна по очереди перемыла косточки всем родственникам, соседям и знакомым, и ему с трудом удалось повернуть разговор в сторону апрельского ДТП.
Арсений так и не решил до конца, зачем приехал и что хочет услышать. Конечно, старушки отличаются от всех остальных большей гражданской ответственностью. Но что могла добавить гостеприимная Селена Аркадьевна к уже сказанному и внесенному в протокол? Только собственные жуткие фантазии – плод многочисленных ТВ-передач о североморском и имперском криминале – которые она надумала сама, "вспоминая" на досуге все новые и новые подробности. Вон и Севастьян на нее жаловался: мол, достала звонками.
Он ошибался.
– Я вам расскажу, потому что вы – приличный молодой человек, интересуетесь, что произошло на самом деле. А тому следователю все равно было, он и не слушал половину. Зачем-то оставил визитку, но сколько я не звонила потом, никто не хотел со мной разговаривать. Вот я и сообщила только самое главное.
– Селена Аркадьевна, вы дали ложные показания?
– Ну что вы, Арсений. Разве я похожа на выжившую из ума дуру? Зачем мне врать? Я просто кое о чем умолчала. Попробуйте лучше еще вот это вареньице, клюквенное, а я вам расскажу. Эта женщина… как вы сказали?
– Алина Редеко.
– Алина. Она отнюдь не вышла из автобуса. Она всю дорогу ехала и оглядывалась, а потом выскочила, как ошпаренная, словно что-то в салоне ее испугало. И бросилась через улицу. Через секунду ее сбила машина, иностранная такая, темного цвета. Это я хорошо помню. Про номера – не спрашивайте, ничего сказать не могу.
– А вы не заметили, что могло ее испугать?
– Я потом много об этом думала. Нет, вы знаете, Арсений, ничего такого. Компания молодых ребят вела себя довольно мирно, пьяных в автобусе не было. Ничего. Потом, когда уже ее задавили, все выскочили наружу, кто-то вызвал полицию, "скорую", один мальчик, совсем молоденький, как-то странно посмотрел на нее. Высокий такой, в темном костюме. Он подбежал первым, проверил пульс и сказал: все, она мертва. А потом стоял неподвижно и смотрел, пока не приехали полицейские. Тут выяснилось, что кроме меня никто ничего не видел, даже водитель не смотрел в зеркальце – проверял, все ли вошли. Меня стали о чем-то спрашивать, и больше я того мальчика не видела.
Арсений вернулся в прокуратуру только к пяти. В кабинете уже сидел Глеб – довольный и цветущий. Не иначе встреча с Ингусей прошла в теплой и дружественной обстановке.
– Привез?
– А то! Снял копии со всех протоколов, актов экспертиз и опознания.
– Севастьян тебя не обижал?
– Наоборот, во всем помогал. И спрашивал постоянно, суровым ли начальником стал Арсений Юльевич? Говорит, в академии таким тихоней был, маленький, незаметный…
– Не болтай.
– А что, – Глеб сделал невинные глаза, – разве не так все было?
Арсений взял документы, наскоро просмотрел протоколы осмотров, акт патологоанатомической экспертизы… протокол опознания…
Ничего.
Он снова позвонил Ривнюку:
– Спасибо, Сева, документы получил, сейчас смотрю.
– Ну и? Нашел что-нибудь?
– Да нет… Все как обычно.
Последним в папке лежал протокол опознания трупа. Не прекращая разговора, Арсений пробежал его глазами. Протокол подписал некий Марк Сивур, друг семьи погибшей.
– А кто этот Сивур? Который опознал Редеко? – спросил Арсений.
– Странный мужик. Ты не поверишь, он, оказывается, всей Ойкумене известен, немного обиделся даже, когда выяснилось, что я его не знаю.
– Было с чего обижаться?
– У-у, это просто песня. Он солдатиков коллекционирует. Но не промышленного производства, знаешь, которые для детей делают, а специально выполненные фигурки. Главный принцип – чтобы точно соответствовали историческим реалиям. Представляешь? Рассказывал, что его коллекцию даже по телевизору показывали.
– А почему на опознание пригласили именно его?
– Дочь не смогла. Она беременная была, на пятом месяце. Как услышала про смерть матери – с ней какие-то осложнения случились, положили на обследование. Врачи категорически запретили ехать на опознание, выкидыша боялись.
– Ясно.
– Э-э, не торопись. Ясно ему. А знаешь, какие проблемы были с этим Сивуром?
– Что с ним такого?
– Инвалид он, вторая группа. Даже по квартире ходит с трудом, а тут – через весь город ехать. Пришлось машину выбивать, короче, целое дело. Странно, кстати, но когда ему позвонили, сообщили о гибели Редеко, он даже не удивился. Спокойно воспринял, как будто именно такую новость и ожидал услышать. А потом – понятые рассказывали, – когда над трупом стоял, прошептал, мол, не уберегли мы тебя…
– Ты его допросил?
– А на каком основании? Ежу понятно, что он ни задавить сам, ни даже увидеть ничего не мог. Арсений, пойми: Сивур этот уже лет десять из своего дома никуда не выходит. Так, в частном порядке я поинтересовался: что, говорю, вы имели в виду?
– А он?
– Совершенно спокойно отвечает: Алина заботливая была, честная, ответственная, о себе совершенно не думала, только о других. В основном о детях из своей группы. Наверняка, она чего-нибудь вспомнила: ночную сиделку забыла предупредить или родителям, забиравшим свое чадо из садика, хотела что-то сказать, да не успела, вот и выскочила из автобуса. А в такие моменты для нее не было ничего второстепенного. Ну, и не заметила ту машину.
"Как странно, – подумал Арсений. – Вот и третий человек с теми же характеристиками: честный, ответственный, заботливый. И опять погиб вроде бы от несчастного случая. В академии нас учили не поддаваться соблазну случайных совпадений. Проверять, проверять и еще раз проверять. Далеко не все, что выглядит стройной системой, ей и является. Но что делать, если случайные совпадения повторяются раз за разом?"
– …дочь уехала рожать в Ойкумену. Да ты слушаешь вообще?
– Да-да. Спасибо, Сева. У меня к тебе последняя просьба – дай мне, пожалуйста, телефон Марка Сивура.
У Сивура долго никто не подходил, и только после шестого или седьмого гудка что-то щелкнуло, и механический голос произнес:
– Здравствуйте, вы позвонили по номеру 971-833-546, к сожалению, сейчас никто не может подойти к телефону, если у вас есть информации, оставьте ее после звукового сигнала.
Три коротких писка возвестили готовность автоответчика к записи.
– Добрый день. Меня зовут Арсений Догай, я следователь Центральной прокуратуры, отдел расследования убийств. Мне нужен Марк Сивур, я хотел бы…
В динамике зашуршало, и усталый мужской голос произнес:
– Слушаю вас. Это Марк Сивур.
– Здравствуйте. Мне крайне важно с вами поговорить. Одно из дел, которое я сейчас расследую…
– Вы по поводу Богдана?
Арсений вздрогнул от удивления, хотел спросить: "Откуда вы знаете?", но громадным усилием воли сдержался и не выдал себя:
– Да, в том числе. А еще по делу Арины Редеко и… – он решил рискнуть, – Лина Шаллека.
– Хорошо, – спокойно сказал Сивур, и Арсений понял, что угадал: все три смерти как-то взаимосвязаны. И, похоже, необычный коллекционер знает как. – Давайте поговорим. Может быть, это что-то изменит. Только мне тяжело передвигаться, вряд ли я смогу прибыть к вам, даже если мне выпишут повестку. Может, вы сами приедете?
– Я все понимаю, Марк Вилисович. Именно это я и хотел предложить. Когда вам будет удобно, чтобы я подъехал?
– Завтра, после двенадцати. Сможете?
– Да, смогу. Адрес у меня есть. Спасибо за помощь, Марк Вилисович, и до завтра.
10
Может ли понедельник начинаться с хорошего настроения?
Как ни странно – да. Когда сдан последний экзамен, и можно совсем не думать об институтских делах. По крайней мере, до практики, которая начнется только в середине июля. А значит, впереди – целых две недели свободы! Без ночных посиделок над учебниками, без утреннего мандража, без вечной боязни что-нибудь забыть или не успеть.
"А еще, – думала Ксюха, – всего через три дня я с Мартином пойду на концерт. Настоящий бардовский концерт, в котором будет участвовать и сам Мартин.
Ну, а сегодня можно устроить выходной. Выходной в понедельник – это, по меньшей мере, оригинально. Жаль только, что Инка не смогла с первого раза сдать биоинформатику и попала на пересдачу. Придется гулять в одиночку".
Солнце старалось вовсю, словно поставило перед собой задачу прожарить город до самого основания. Дождя не было уже вторую неделю. Совсем не североморское лето, если подумать. А можно и не думать, – просто бродить по узким кривым улочкам центра, изредка останавливаясь перед витринами магазинчиков. Разглядывать через сверкающие стекла витрин бижутерию и эксклюзивные тряпки, через запыленные – потрепанные книги, бронзовые подзорные трубы, кортики со старыми имперскими орлами на ножнах, совсем уж непонятного назначения древний, но явно высоко ценимый хлам. Стоит только взглянуть на ценник рядом с какой-нибудь кованой загогулиной, сразу понимаешь – не хлам это вовсе, а раритет.
Да и кто станет покупать бесполезную дрянь за такие деньги? Всей Ксюхиной стипендии не хватило бы на эту покрытую бурыми пятнами древность. Хотя на ее взгляд этот гнутый гвоздь не стоил и пары кредитов. Но туристы из Ойкумены и падкие на моду имперские коммерсанты скупали древнее ржавье килограммами.
Нет, не место на улице эрла Георга бедной студентке. Но ведь можно и не покупать? Можно просто наслаждаться теплом и рассматривать таинственно сияющие нитки северного жемчуга, незатейливые белые туфельки стоимостью в десяток стипендий, совершенно непристойные обтягивающие шортики размером с носовой платок и… Ну, да! Иногда можно поглядывать на мускулистых парней в светлых рубашках и легких брюках – почему-то в такие теплые дни симпатичных ребят на улицах куда больше, чем обычно.
Но только незаметно, чтобы не слишком зазнавались. Еще вообразят невесть что.
Так что дочиста отмытые стекла витрин годились еще для одной цели. Они помогали намечать потенциальные жертвы будущего Ксюхиного обаяния. Нет, обаяние-то было как раз вполне нынешним, это жертвы были будущими. Бедняги, они еще ни о чем не подозревали.
Ксюха хихикнула, разглядывая одного такого несчастного в черных брюках и темно-серой рубашке. Правда, тот был скорее в Инкином вкусе: высокий, худощавый, да еще со светлыми волосами. Не слишком накачанный, но тоже ничего – жилистый, крепкий, коротко стриженый. "Красавчик! Жаль, Инки нету. Как он только не зажарился насмерть в темной одежде?"
Парень отлип от витрины на противоположной стороне улицы, лениво обернулся, покосился в сторону Ксюхи. Она случайно встретилась с ним глазами и чуть не умерла на месте.
Его взгляд был холоден как лед. Пристальный, оценивающий и… равнодушный, словно он держал ее в перекрестье прицела, раздумывая на досуге: нажать на курок прямо сейчас или подождать еще немного?
Мужчины никогда на нее так не смотрели. Ксюха едва удержалась от вскрика. Теплый летний день вдруг показался ей морозным, она испуганно отвернулась, сделала вид, что полностью увлечена витриной.
"Какие страшные глаза! Что он там делает?"
В прозрачном стекле отразилась темная фигура на противоположной стороне улицы. Она мазнула взглядом Ксюхину спину и, как ни в чем не бывало, принялась изучать выставленные на уличный прилавок уцененные товары. Сверху нависала размалеванная вывеска: "Распродажа – 30%".
Ксюху скидки совсем не привлекали. Внутри у нее все дрожало, по спине поползли мурашки, губы вдруг стали совсем сухими. Она наклонила голову к самому стеклу, почти вжалась в него, словно ее заинтересовал какой-то товар и она разглядывает ценники. День потускнел. Гулять по городу расхотелось совершенно. Казалось бы – с чего? Ну, взгляд и взгляд… Мало ли, какие у человека проблемы, вот и зыркает по сторонам как герой вчерашнего сериала, похоронивший ойкуменского дядюшку и обнаруживший, что стал наследником всего лишь кучи неоплаченных счетов.
Но нет… Не так все просто. Ксюха припомнила, что эту фигуру она уже видела раньше. Час назад, когда только сворачивала с проспекта Независимости к магазинчикам и узким улочкам центра города.
"Или то был не он? Перестань себя накручивать! А то в миг станешь параноиком!"
Нарочито медленной походкой Ксюха пошла вниз по улице. Пусть думает, что она ничего не заметила. Краешком глаза она увидела, как светловолосый красавец направился следом. Он шел медленно, чтобы не обогнать, лениво помахивая свернутым журналом.
На углу, где сходились улицы эрла Георга и Таллерская, он остановился, прикурил сигарету и прислонился к стене.
Ксюха быстро свернула в проулок, спряталась в узкую нишу между двумя домами и замерла. Никто не появлялся. И через две минуты, и через три, и даже через пять… Она вздохнула с облегчением. Нет, показалось. И вовсе не следит за ней тот парень в черном, просто гуляет себе, наслаждается, как и она, отличной погодой.
На радостях Ксюха купила себе мороженого и пошла по Таллерской, осторожно обкусывая эскимо. Свернула в переулок Реформаторов и принялась рассматривать дома. Давно она тут не была. Дома блестели яркой медью крыш, окна заменили на новые, даже кирпичную кладку подновили. Рыжий кирпич еще не потемнел от дождей, сразу заметно, например, что вон в том доме с кофейней переделали чуть ли не весь фасад.
Да, все же ремонт, не так давно затеянный мэрией, оказался не так плох. Надо будет сходить сюда с Инкой. Взять фотоаппарат и сделать десяток-другой снимков. Будет что послать родителям…
И с этими мыслями Ксюха свернула за угол и на полном ходу врезалась в какого-то парня!
Тот выругался.
– Какого ‹…›! Под ноги смотри! – рявкнул он.
Обернулся к ней, посмотрел внимательно и умолк.
– Я… – пробормотала Ксюха. Ей было неловко.
Парень разглядывал ее с каким-то нехорошим интересом. Она не осталась в долгу и тоже уставилась на него во все глаза.
Одет он был в черные брюки и болотного цвета плотную рубашку, которая совершенно не подходила к цвету его волос. Крепкий парень, чуть выше Ксюхи, плотный такой. Шатен.
А взгляд у него… Холодный. И с каждой секундой – все холоднее.
Нехороший такой взгляд.
Прямо как у того блондина.
Ксюха машинально обернулась. В полусотне метров подпирал стену давешний красавчик. Он похлопывал свернутым журналом по ладони и брезгливо рассматривал ближнюю кафешку с вывеской: "Айриш хаус. Для истинных ценителей кофе". Видно, цены чем-то его не устраивали. То ли слишком большие, то ли слишком маленькие.
Все это она отметила мгновенно и тут же обернулась к шатену.
Тот бросил быстрый взгляд ей за спину и хмыкнул:
– Извини, подруга. Вырвалось. Давай зайдем в кофейню и по чашечке? За знакомство, так сказать.
Ксюха кивнула на вход в "Айриш хаус".
– Туда что ли?
– Ну да. Классная точка, там даже "черный" бальзам можно заказать. Кофе с меня! Да и бальзам тоже, – он засмеялся.
Но холодный взгляд никак не вязался с его словами. Он давил на Ксюху как тяжеленная ледяная глыба.
Она покачала головой.
– Извини, не хочу!
– Эй, не спеши… – темноволосый крепыш протянул к ней руку. – Не обижайся, случайно вырвалось.
– Некогда! – вывернулась девушка и побежала вниз по улице. – В другой раз!
– Ты куда?! Я же извинился!
Но Ксюха убежала уже довольно далеко. Минут через пять она остановилась – мало радости бегать по такой жаре. Огляделась и обнаружила, что забралась в самое сердце старого города, почти к самой крепостице, в которой когда-то обитали Лотцы – сиятельные графья Североморья.
Девушка качнула головой. Вот ведь! Кому расскажешь – засмеют. Бегает по городу неизвестно от кого. Причем, в центре, где криминал старается не светиться. Блюдет, по договоренности с полицией, городские интересы. Ну, а в ответ столичные дорожные копы не слишком шерстят подозрительные фуры. Ведь если туристы из Ойкумены, в последние годы хлынувшие потоком в Североморск, решат что в городе небезопасно – пересохнет золотой ручеек.
Не так велик этот ручеек по сравнению с девятым валом средств от транзита имперских грузов, однако слишком много денег не бывает. Вот и порешили: центр – для туристов. Чтоб никакой стрельбы, вроде той, в Балтийске, где погиб ни в чем не повинный Богдан Владиленович.
Старый центр считался самым безопасным местом в городе – куда там окраинным "кукурузным полям" пятиэтажек или маленьким приграничным городкам, откуда "скорая" каждый день вывозила трупы, а вездесущие телевизионщики – сюжеты для криминальной хроники.
Здесь, в Ольденбурге безопасно.
Так чего ж она, дуреха, испугалась?
А вот того!
Странные взгляды были, что у красавчика-блондина, что у крепыша. Очень странные. Причем – абсолютно одинаковые. Ледяные, равнодушные, но при этом еще и заинтересованные. Как такое может быть, Ксюха раньше даже представить себе не могла. Однако ж вот, довелось увидеть. Хорошо хоть, сбежала от этих сумасшедших недоумков! Наркоманы, небось, нанюхались какой-нибудь дряни, вот и потянуло на подвиги.
В том, что это были бандиты, Ксюха даже не сомневалась.
Она присела на скамейку, поправила босоножки. Эх, скоро совсем износятся, а лето еще только перевалило за середину. Опять экономить, опять на вынужденную диету садиться. А что? Придется, иначе на туфли не хватит.
Ну, не впервой. Жизнь вообще состоит из полос. То черная, то белая – как зебра. Сначала будет тяжело, зато потом – радость от обновки. И все хорошо.
Ведь все будет хорошо, правда?
Ксюха улыбнулась, огляделась по сторонам.
Вдали мелькнули темные пятна. Были ли это на самом деле странные преследователи или нет – Ксюха разглядеть не успела.
Все произошло как-то само собой. Она подскочила, как ужаленная, и нырнула в ближайший магазинчик. Сердце билось, ноги подрагивали. Голова кружилась от страха. Она чувствовала себя как… как простыня в стиральной машинке.