Доктор уже достал из чемоданчика шприц-ампулу, приложил ее к шее девушки.
– Вот так. Буквально пару минут – и перестанет болеть. А мы пока доставим вам карету.
Он ушел за носилками. Ксения спросила:
– А… как вас… зовут?
– Арсений. И можно на "ты".
– Вы… ты… поедешь со мной? А то я… боюсь одна.
– Конечно, Ксения. Что за вопросы?!
– Ксюха.
– Что?
– Меня чаще всего… называют Ксюхой… или Ксюшей.
– Ладно, – улыбнулся он. – Буду звать тебя Ксюшей.
Вернулся доктор. Вместе с водителем скорой они аккуратно перенесли девушку на носилки.
– Помочь? – спросил Арсений.
– Да, если вам не сложно.
Ксению медленно и осторожно донесли до фургона, положили в машину. Врач хотел было закрыть заднюю дверь, но следователь остановил его.
– Доктор, я с вами.
– А вы, простите, кем ей приходитесь? Муж, брат, отец? Кто?
– Никто. Я следователь Центральной прокуратуры, – Арсений продемонстрировал свое удостоверение, которое уже начинал потихоньку ненавидеть. Почему люди подчиняются этой глупой корочке, а не простым, понятным словам?
– Ну и что?
– Эта девушка – свидетель преступления. Я обязан ее сопровождать.
– Какого преступления? Что вы мне голову морочите, молодой человек!
– Убийства. Доктор, давайте будем делать каждый свою работу: я – охранять свидетельницу, вы – лечить людей. Хорошо?
– Ладно, нет времени с вами спорить. Садитесь!
В больнице Ксюху сразу же забрали на рентген. Очкастый доктор сказал Арсению подождать снаружи:
– Здесь вам никакая книжечка не поможет. Ее повезли на обследование. Я опасаюсь, что после такого удара у девушки могут быть разрывы или повреждения внутренних органов, так что – ждите.
Видимо, доктор заметил, как переменился в лице Арсений и сказал:
– Да не волнуйтесь вы так! Я же сказал – "опасаюсь", а не "есть". На всякий случай надо проверить. Там и плечо выправят. Все будет в порядке.
Он улыбнулся, черты лица разгладились, сделав его похожим на доброго волшебника:
– А ведь вы не чужой этой девочке, верно, господин следователь "Никто"?
И ушел, смеясь.
Арсений немного успокоился, присел на краешек кушетки.
Прошел час, второй. Он бросался к любому появляющемуся из-за распашных дверей человеку в белом халате, но получал стандартный ответ:
– Идет обследование. Ждите.
Наконец двери хлопнули снова. Появилась пожилая медсестра, спросила:
– Это вы – следователь?
– Да, я.
– Просили передать, что все в порядке. Процедуры прошли нормально, она заснула. Идите домой, не ждите.
– Почему?
– Раньше завтрашнего утра она не проснется. Вот завтра и звоните. И не волнуйтесь так, на вас же лица нет!
22
Арсений стоял на ступенях реанимационного корпуса.
Все. Затянувшееся расследование пришло к логическому концу – последний Носитель найден, цепочка неотвратимых смертей, наконец, прервана. Может быть, на время, а может – навсегда. Во всяком случае, он очень на это надеялся.
Хотелось курить. А еще хотелось забыть обо всем, ничего не знать о Носителях Совести, никогда не читать дневник Круковского и не встречаться с Марком Сивуром.
И чтобы этим делом занимался кто-нибудь другой.
Ведь неизвестно, что теперь докладывать Каину. Дело фактически раскрыто, и, если, убийцы, например, Алины Редеко не найдены – машина скрылась с места происшествия, пока не обнаружена и, судя по расплывчатым свидетельским показаниям, не будет обнаружена никогда, то Лин Шаллек и Ника Жругарь погибли от несчастного случая. Теперь это ясно и желторотому практиканту. Круковский действительно погиб во время перестрелки. Конечно, никакой снайпер в него не стрелял, Богдан Владиленович случайно угодил под пулю. А стрелок, если он вообще был, скорее всего, получил задание спровоцировать перестрелку.
Да, конечно, надо его искать, да и в гибели Леверы, следователя межрайонной прокуратуры, что занимался делом Шаллека, есть некоторые неясности…
Но… разве это важно сейчас?
Главное, сейчас другое – та русоволосая девочка, что мирно спит в реанимационной палате после "процедур". Арсений чувствовал, что нужен ей, хотя бы на первое время – все рассказать, защитить, предостеречь. Потом, конечно, стоит попробовать выйти на заграничных корреспондентов Круковского, списаться с ними, объяснить ситуацию… Может быть, тогда Ксении уже не нужна будет помощь скромного следователя Догая.
Пока же нет ничего важнее ее безопасности. И для страны, и – Арсений признался сам себе: какой смысл темнить? – для него тоже.
Она попросила поехать с ней в больницу, чтобы было не так страшно. Она верит, что он сможет помочь.
Что ж, надо все делать до конца. Его вина – он не успел выйти на Ксюшу, до того как случилось несчастье. Слава богу, непоправимого не произошло.
"И теперь уже не произойдет, – подумал Арсений. – Я прослежу".
Арсений посмотрел на часы: ого, уже пять! Домой пора: выспаться, как следует, а то за последние дни так ни разу и не удалось. Завтра воскресенье, можно встать попозже.
"Да! Надо еще Инне Эйгорн позвонить, соврать что-нибудь, а то ведь волнуется. Жаль, трубку на остановке выкинул".
Он сбежал по ступенькам, вышел на край тротуара и поднял руку.
Улица так и называлась – Госпитальная, здесь когда-то построили родильный дом, несколько больниц, приют, который потом стал онкостационаром, и диспансер. При Империи она носила имя какого-то медицинского светила, но потом ее переименовали.
Движение здесь было не слишком сильное – две-три машины в минуту, поэтому перед Арсением долго никто не останавливался.
Метрах в двадцати, у дверей окрашенного в веселый розовый цвет роддома, тормознул зализанный "Юнкер-525". Двери открылись, из салона вылез ухоженный и явно небедный господин, помог выбраться привлекательной женщине лет тридцати с бледным лицом. Ее огромный живот заметил бы и слепой.
Господин аккуратно подхватил ее под локоть и осторожно повел вперед, что-то приговаривая и размахивая свободной рукой. Наверное, убеждал, что все будет хорошо. Судя по всему, она не слишком хорошо себя чувствовала, но пыталась крепиться и даже иногда улыбалась.
Пара скрылась за дверью, но пять минут спустя мужчина появился вновь. Он очень спешил, подбежал к машине, открыл заднюю дверь и некоторое время возился в салоне. В раздражении хлопнул дверью, обошел свой "юнкер" и открыл багажник. Вытащил объемистую сумку и быстро пошел обратно в роддом.
И только когда приехавший вошел внутрь, Арсений обратил внимания, что в замке багажника торчат ключи. Солидная такая связка с эксклюзивным брелоком в виде "юнкеровской" эмблемы.
У обочины остановилась старенькая "волна", опустилось боковое стекло, и разбитной водитель весело спросил:
– Эй, друг, тебе куда?
– Извини, – сказал Арсений, – пока никуда. Забыл одну вещь.
Шофер пожал плечами:
– Хозяин – барин.
"Волна" умчалась. Следователь сделал несколько шагов вперед, подошел к багажнику "юнкера". Ключи все также покачивались в замке и не собирались растворяться в воздухе.
– Что смотришь? – спросили за спиной. – Садись быстрее, поехали. Потом договоримся.
Арсений обернулся. Рядом стоял мрачный паренек лет восемнадцати и жадными глазами пожирал сверкающую иномарку.
– Ну! Давай, рвем когти. У меня ребятки есть знакомые, они за эту тачку тонн десять отвалят, не меньше!
Он протянул руку к ключам. Арсений резким движением ударил его по ладони.
– Стоп! Слушай и смотри очень внимательно, – он привычным уже за последнее время движением достал удостоверение, развернул его. – Центральная прокуратура, сечешь? Ты сейчас разворачиваешься на сто восемьдесят градусов и быстро идешь, куда шел, ясно? И никогда больше не вспоминаешь ни о каких "юнкерах" или ключах.
Парень матюгнулся, зло посмотрел на следователя.
– Иди-иди, пока мне не захотелось расспросить тебя поподробнее о таинственных "ребятках", которые очень любят скупать краденые тачки.
Тот отбежал на несколько шагов, выкрикнул бессвязное ругательство и демонстративно медленно пошел вниз по улице. На углу остановился и стал следить, что сделает следователь. Уходить он явно не собирался.
Арсений вздохнул, запер багажник "юнкера", вытащил ключи, нажав на кнопку брелка, поставил машину на сигнализацию и направился в роддом.
Владелец иномарки как раз стоял у регистратуры и ругался с седовласой нянечкой:
– А я все равно настаиваю. Моя жена должна иметь все самое лучшее. Я готов за это платить. Что здесь странного?
– Но у нас нет этого лекарства, доктор же сказал вам. Сейчас принесут рецепт, если вы сможете его купить сами – будет просто отлично.
– Извините, – Арсений коснулся рукава мужчины. – Вы забыли ключи.
Господин повернулся, в глазах его мелькнула озабоченное выражение:
– Какие ключи?
– От машины. Вот эти, – следователь протянул ему связку.
Мужчина переполошился, стал хлопать себя по карманам.
– Действительно… Как же это получилось?
– С кем не бывает.
– Да-да, конечно. Спасибо… э-э… как вас зовут?
– Арсений.
– Спасибо, Арсений, вы меня очень выручили. Я даже не знаю, как вас благодарить…
– Нет проблем. Просто не теряйте их больше, – он улыбнулся.
Из боковой двери выглянул усталый доктор, махнул забывчивому господину каким-то листком.
– Вот ваш рецепт, держите.
– А, да-да, сейчас. Подождите, Арсений, не уходите. Я видел – вы ловили машину, так что, если хотите, я вас подвезу. Совершенно бесплатно, должен я хоть что-то для вас сделать.
Когда они уже садились в "юнкер", водитель хлопнул себя по лбу:
– Да что сегодня со мной! Забыл представиться. Рудольф, для знакомых – Руди, – он протянул Арсению руку. – Будем знакомы. Вы меня простите, пожалуйста, просто жену сегодня взяли на сохранение и… – Он обезоруживающе улыбнулся: – …ну, в общем, у меня это в первый раз. Я очень волнуюсь.
– Я все понимаю, – сказал Арсений. – Бывает. Вы не переживайте – все будет хорошо.
– Да? – обрадовался Руди. – Я то же самое говорил Мике, а она не верит. Говорит, очень боится рожать. Ну, ладно, садитесь, поехали. Доставлю в любую точку мира!
– Так уж и мира? – рассмеялся следователь, сел на переднее сиденье и закрыл дверь.
Он не заметил, как к главным воротам реанимационной больницы подкатила темно-синяя "астра".
Утром Арсений проснулся поздно – около десяти. Выспался действительно по полной программе, как и собирался. Только голова была тяжелая, как чугунная чушка. Почему-то всегда так, если спишь больше нормы: и тело ломит, и котелок раскалывается.
"Мораль: соблюдайте режим дня, – подумал Арсений. – И тогда вам обязательно укажут другую причину, по которой дела идут из рук вон".
Он с наслаждением поплескался под душем, побрился и причесался, разглядывая себя в зеркале. Нет, не герой-любовник, конечно, но еще вполне…
– Что, влип? – спросил он у своего отражения, и сам же кивнул: – А то! И сильно этим фактом доволен. Прямо до щенячьего визга.
"Э-э, брат! Да ты влюбился на старости лет!" – "Это плохо?" – "Да тебе уже за тридцатник, о семье пора думать, о детях, а ты за молоденькой девчонкой решил приударить!"
"Так, стоп. Хорошо, конечно, поговорить с умным человеком, но беседы с собой обычно до добра не доводят".
Арсений прошел на кухню, поставил чайник. Заглянул в холодильник и поморщился: не богат выбор. Либо лапша быстрого приготовления, либо пицца. Тоже быстрого приготовления. Лайт-версия – без мяса, колбасы, теста и сыра. Что туда намешано, даже производитель до конца не знает. Чтобы совесть не мучила.
Он вытащил упаковку с лапшой, надорвал вакуумную пленку. Залил сухие белые полоски с разноцветными комочками кипятком, сыпанул в чашку растворимого кофе.
Пусть пока настаивается.
Настенный "роллерс" – родительский подарок ко дню окончания академии – отмерил половину одиннадцатого. Арсений каждый раз с болью смотрел на эти часы: они уносили его в те времена, когда мама с папой были еще живы. Но снять все никак не решался. Ему это казалось кощунством.
"Ладно, хватить бередить раны, лучше в больницу позвонить".
Он набрал номер приемного покоя, нетерпеливо поглядывая на дымящийся завтрак, прослушал первые пять гудков. Наконец, деловитый женский голос сказал:
– Реанимацентр "Гиппократ", слушаю.
– Добрый день, скажите, пожалуйста, вчера вечером, около пяти часов к вам поступила Ксения Малик. Могу я узнать, как ее состояние?
– С чем поступила больная?
– Различные травмы после ДТП.
– Сейчас, минутку. Ждите.
В телефоне заиграла нудная мелодия: "ти-ти-ти-та-та-ти-ти…"
– Алло, вы слушаете?
– Да-да.
– А вы простите – кто?
"Опять двадцать пять! Сейчас начнут выяснять муж ли я, брат, сват".
– Девушка, я вчера ее привез. Следователь Центральной прокуратуры Догай, у вас должно быть записано.
– Арсений Юльевич Догай?
– Да.
Голос телефонной девушки странно изменился.
– Дело в том, что Ксения Малик сегодня ночью скончалась.
Он сначала не поверил.
– Скончалась? Девушка, проверьте, вы, наверное, что-то путаете. Ей вчера сделали все процедуры, она заснула и…
– К сожалению, ночью у нее началась непредвиденная реакция отторжения на введенные медицинские препараты. Такого никто не мог предвидеть. Она умерла за несколько минут, быстрее, чем кто-то что-либо смог предпринять. Простите, мне очень жаль, но…
Арсений машинально повесил трубку.
"Ксюши больше нет? Как такое могло случиться?! Что за ерунда! "Реакция отторжения"!"
Он замотал головой, пытаясь развеять кошмар. Нет-нет, это неправда, он, наверное, спит и видит плохой сон. Надо проснутся…
"Она умерла. Умерла. Умерла".
В отчаянии Арсений уткнулся лбом в стену и заскрипел зубами.
"Нельзя было ее оставлять одну! Что ты наделал!? Что?!! Ее больше нет, понятно?!! Умер последний Носитель Совести Североморья. Теперь всему конец.
Да к дьяволу всех Носителей!!! К дьяволу Североморье! Ксюша умерла, понимаешь, Ксюша!"
Он со всей силы саданул кулаком в стену. Телефон подпрыгнул от удара и тут же зазвонил. Следователь посмотрел на него, как на смертельного врага, но все-таки подошел.
"А вдруг это из больницы? Разобрались во всем, поняли, что ошиблись".
– Алло, – прохрипел он в микрофон и не узнал свой собственный голос.
– Арсений? – поинтересовался незнакомый мужчины.
– Да, я. Кто это?
– Сбор сегодня в тринадцать тридцать. Двадцать первый километр Приморского шоссе, дачный поселок "Антей". Дом номер семнадцать, двухэтажный, зеленого цвета с кирпичной пристройкой. Не опаздывай.
– Подождите, кто…
Гудки.
Он тупо смотрел в стену, машинально сжимая в руках трубку.
"Это чья-то дурная шутка? Розыгрыш?"
Арсений вернулся на кухню, на пороге что-то дернуло его за левую ладонь. Он недоуменно посмотрел на нее: а-а, телефон! Забыл повесить, а теперь провод натянулся и не пускает дальше.
Есть больше не хотелось. Больше вообще ничего не хотелось. Он высыпал в мусорное ведро исходящую паром лапшу, не разбирая, вылил туда же кофе.
Как можно вообще есть, если Ксюхи больше нет. Она умерла, не успев передать свой дар, и теперь… Да разве так уж важно, что с ними со всеми будет теперь!
СТОП!!
"Она умерла, не успев передать свой дар, – повторил он про себя. – Ты уверен в этом?"
Вчера вечером она попросила Арсения поехать с ней.
Марк Сивур говорил, что Носители предчувствуют собственную смерть. Некоторые за час-два, другие – за сутки и больше.
Ксюша была… была… неопытна, с момента передачи дара Круковским прошло около двух недель.
Значит…
Когда "скорая" уже собиралась ее увозить, она сказала, что боится. Чего? Новых попыток ее убить?
Или она знала, что умрет. Не понимала почему, но – знала.
Кому она передала свой дар?
Доктору? Медсестрам в реанимации? Своей подруге?
"Не юли, – сказал он сам себе. – Ты же знаешь, кому".
Сколько времени?
Он вскочил и посмотрел на часы. Одиннадцать: осталось всего два с половиной часа. Просили не опаздывать.
Арсений влез в рабочие джинсы, застегнул рубашку. Подумал секунду, порылся в секретере, достал ключи и отпер оружейный сейф. Матово-черный "глоб" все так же лежал на железной полке, ожидая своего часа. Рядом примостилась обойма, поблескивая золотистыми бочонками патронов.
Следователь взял пистолет, взвесил в руке. Вставил обойму и сунул пистолет в карман куртки.
Пусть будет.
Разговорчивый дачник, мало того, что не взял слишком много денег – ему было по пути, – так еще, как оказалось, прекрасно знал дорогу до "Антея" и подвез Арсения к самому дому.
Он и вправду оказался таким, как его описывали: двухэтажный, зеленого цвета с кирпичной пристройкой. Участок огорожен забором из проволочной сетки, в торце – калитка, от которой тянется дорожка, выложенная бетонными плитками. На переднем плане, у фасада – несколько запущенный, но все еще очень красивый цветник, в глубине сада шелестят листьями пару яблонь-дичек да низенькие северные березы.
И никого.
Арсений толкнул калитку – она оказалась не заперта.
– Эй, хозяева!
Он повел плечом, ощущая под мышкой пистолет. Правильная вещь: придает уверенности в незнакомой ситуации.
Под ногами захрустела щебенка, отбитая временем и непогодой от плиток. В траве стрекотал кузнечик.
И все-таки признаки человеческого присутствия в доме были видны невооруженным глазом. В глубине кирпичной пристройки, оказавшейся гаражом, он приметил темно-синюю "астру". Редкая модель, такую не сразу купишь даже в Ойкумене.
Он обогнул дом, увидел крыльцо с небольшой лесенкой в три ступени и замер.
На веранде кто-то стоял. Такой знакомый и близкий.
– Арсений!!!
Ксюха, прихрамывая, сбежала вниз, и – совершенно неожиданно для них обоих – уткнулась ему в грудь. Всхлипнула.
– Прости, мы не успели тебя предупредить. В больнице тебе, наверное, сказали, что я умерла?
Осторожно, боясь спугнуть, он неловко обнял ее левой рукой, чтобы не задеть больное плечо, погладил по волосам.
– Да. И я подумал, что навсегда тебя потерял.
Ксюха посмотрела на него снизу вверх. Под глазами у нее чернели синяки, лицо побледнело, – и все равно она показалась Арсению самой красивой девушкой на свете. Улыбнулась:
– Не-е, от меня так просто не отделаешься!
– Как голова? – спросил он.
– Да нормально, – отмахнулась девушка. – Болит только. Всю ночь вчера болела и сегодня тоже. Говорят, пройдет. Ладно, чего мы тут стоим. Пойдем, я тебя со всеми нашими познакомлю.
– С кем?
– С нашими. С другими Носителями Совести.
И она, ухватив за ладонь, потащила его внутрь дома.